В горах Тянь-Шаня

В этом райском для натуралиста уголке земли я брожу, присматриваюсь, фотографирую насекомых. Замечаю едва заметные среди травы камни. И хотя многие из них, как я догадываюсь, скрыты землей, они образуют правильный круг диаметром в шесть метров. И здесь следы древнего человека. Для чего был сооружен этот круг?

Отдохнув, продолжаем подъем. Кончился серпантин, а вместе с ним и крутой подъем. Перед нами неожиданно открывается еще более обширное плоскогорье, окруженное с севера и с юга горами. Позади — горы, покрытые лесами, впереди — высокогорные степные просторы. Как прохладен, чист и свеж воздух и как легко дышится. Термометр показывает 16 градусов. После низинной жары перемена очень ощутимая.

Еще дальше и выше вьется дорога. Совсем близко красные горы с остатками снега. И всюду на вершинах курганы, сложенные из камней и погруженные в землю.

Из-за хребта выползают темные облака. По степи, расцвеченной голубыми незабудками и желтыми лютиками, легли черные тени. Облака все больше и больше заслоняют синее небо. Доносятся раскаты грома. От туч протянулись полосы дождя.

Отсюда еще более открываются просторы, всхолмленные степи, горы с синими еловыми лесами, белые ленты ручьев в ущельях и далекие снежные вершины.

Солнце скрывается за тучами и сразу становится зябко. Налетает ветер, и все цветки прижимаются к земле. Упали крупные капли дождя, прямо над нами сверкнула молния, загремел гром и полил дождь. Налетает еще более сильный шквал ветра, качнул машину. Вместо дождя по земле поскакали белые градинки, голубая и желтая от цветов, земля стала пестрой. Мы забрались в машину: совсем озябли. Но град внезапно прекратился, разорвались облака, в синее окошечко глянуло солнце и полились его веселые и горячие лучи.

В давние времена путь из Илийской долины, а также из более дальних краев Центрального Казахстана в бассейне озера Иссык и далее в Восточный Туркестан шел по ущелью речки Тургень через урочище Ассы. По этому маршруту проезжал знаменитый русский путешественник П. П. Семенов-Тяньшанский в 1856–1857 годах, здесь же побывал и первый казахский ученый Ч. Валиханов во время экспедиции в Восточный Туркестан в 1856 году.

Я вспоминаю краткое прошлогоднее путешествие по Ассы. Тогда в урочище властвовала засуха. По желтой сухой земле бродили овцы, выщипывая жалкие остатки давно выгоревшей коротенькой травки, лишь кое-где в логах торчали куртинки неприступной высокой крапивы да колючего татарника.

Сейчас урочище неузнаваемо ярко-зеленое, покрытое ковром цветков. Всюду бродят по земле жуки-чернотелки. Их очень много: несколько на каждый квадратный метр. Обитающие в земле личинки этого жука — одни из главных рыхлителей почвы, постоянно уплотняемой домашними животными. Но где они были в прошлый год тяжелой засухи? Видимо, спали. Длительная эволюция вида снабдила их этой чудесной особенностью жизни. Еще в массе летают светленькие бабочки-пяденицы и крошечные серенькие бабочки-листовертки. Прежде их здесь вообще не было.

С удивлением я гляжу и на цепочки черных холмиков выброшенной наружу земли. Эта работа известнейшего и главного рыхлителя почвы — слепушонки. Черные холмики хорошо видны среди яркой и свежей растительности. Я хорошо помню, что в год засухи не было следов деятельности этого подземного жителя. Да и как ему было рыть свои бесконечные галереи в сухой и твердой, как камень, земле! Загадка слепушонки необыкновенна. Этот грызун, почти не выходящий на поверхность земли, перекочевывать на далекие расстояния не мог. Видимо, и он впадал в спячку. Зоологи этого не знают.

Но пора возвращаться на главную дорогу. Скоро вечер, пора подумать о биваке, и мы спускаемся вниз.

Недалеко от главной дороги — большое белое пятно, но это не снег. Он сохранился только на самых высоких горах узкими полосками с теневой стороны. Это роскошные заросли ромашки с вкраплением ярко-красных и голубых цветов. В тишине слышен легкий гул крыльев насекомых. К северу в бинокль я вижу странное нагромождение камней, похожее на курган. Доехать туда нетрудно: вокруг равнина. Здесь, оказывается, скопление древних курганов или, как говорят археологи, могильников: один большой курган, а вокруг него десяток помельче. Камни этих сооружений чистые и будто сложены недавно. В пустыне между ними быстро оседает пыль, здесь же пыльных бурь не бывает. Отсюда открываются величественные дали, видно все обширное плоскогорье: с юртами и отарами скотоводов, табунами лошадей и далекие горные хребты в снежных вершинах и ледниках. Здесь все на виду и легко можно пересчитать все юрты и отары овец. Может быть, поэтому издавна так почитаемо это обширное урочище скотоводами. Пока мои спутники ставят палатки, я осматриваю курганы и случайно замечаю в стороне длинный плоский камень. Подхожу к нему и вижу грубое изваяние женщины. Правая ее рука будто держит крохотное тельце ребенка, левая — опущена вниз. Находка очень интересна.

Обычно в каменных бабах, как их называют испокон веков на Руси, изваяны мужчины с кубками в одной руке и мечом в другой, изваяния женщины редки. В Казахстане больше, чем где-либо, каменных изваяний. Они неодинаковы по художественной выразительности. Делали их из удлиненных камней.

Изваяние относят к VI–XI вв. н. э. С распространением ислама, запрещавшего изображение человека и животных, каменные изваяния исчезают, хотя на территории Казахстана, куда ислам проник позднее, изготовление каменных статуй продолжалось еще долго. Мне кажется, что каменная баба — мадонна. Она — отражение христианской религии несторианов или манихеев — одной из ее многочисленных ветвей, в свое время широко распространенных среди народов Средней Азии. Есть ли изваяния, подобные этому, на территорий Великой степи? По-видимому, да. Н. К. Рерих (1974, стр. 64) пишет, что несториане оставили в Средней Азии облик матери с младенцем.

Ночь была беспокойной, из ущелья дул беспрерывный и сильный ветер, и наша палатка трепыхалась, едва удерживаемая на оттяжках. Он свистал в камнях курганов, вот почему они были такими чистыми.

Утром, просматривая в бинокль западную часть вершины горы, я вижу что-то похожее на большой курган, а на нем вроде какое-то изваяние, и отправляюсь в поход. Путь оказывается тяжелым. Приходится пересекать пологие, но глубокие ущелья. Досаждают какие-то особенно нахальные мухи. Из-под ног прыгают медлительные кобылки-конофимы, взлетают мелкие бабочки, иногда на пути компания мух-волюцелл реет беспрестанно в воздухе. Встречаются то отары овец, то у ручейков в ложбинах юрты.

На пути на склоне одного из хребетиков разместилась небольшая группа курганчиков, а рядом ориентирное сооружение, направленное на запад. Что оно означает? Не раздумывая особенно, наношу его на план, определяю направление предусмотрительно захваченной с собой буссолью. Что-то подобное я встречал и ранее, тоже спрятанное в ущелье. Добираюсь до цели путешествия, никакого кургана с изваянием нет, просто такая скала обманчивая. На загоревших на солнце скалах множество плохо сохранившихся, очень старых рисунков. Многим из них десятки тысяч лет и нанесены они рукою человека каменного века. Эти старые рисунки очень сильно забиты последующими. Особенно интересен один из них. Рядом с ним круг с девятью лучами. Возможно, это изображение солнца. В знаменитом ущелье Тамгалытас в горах пустыни Анрахай изображено солнце с двенадцатью лучами, то есть по числу месяцев в году. Здесь девять лучей — девять месяцев, может быть, не случайно? Девять месяцев — время, за которое вырастает в утробе матери будущий человек. Культ поклонения солнцу мог принять разностороннее значение.

Спустились с каменных курганов на главную дорогу в пойме реки Ассы. Здесь она круто сворачивает с юга и направляется на восток. Недалеко от дороги на буграх с северной стороны мы видим большие курганы, почему-то более зеленые, чем окружающая местность. Эта ярко-зеленая цепочка сооружений невольно обращает на себя внимание. В чем тут дело? Быть может, тело кургана, сложенное из щебня, камней и почвы, более рыхлое и поэтому, напитавшись весенней влагой, дольше ее сохраняет, способствуя росту растений. Может быть, этому еще способствовали норы сурков, или же курганы были насыпаны из поверхностных и более плодородных слоев почвы. Невольно вспоминается А. Фет:

Теплый ветер тихо веет, Жизнью свежей дышит степь, И курганов зеленеет Убегающая цепь.

Археологи не заметили этой особенности, или, если и заметили, то не придали ей значения. Зато зоркий глаз поэта запечатлел ее известным четверостишием. Через камни и рытвины заезжаю на машине на холм. Здесь большое скопление курганов. Они сложены исключительно из одной земли. Традиция погребения, возможно, принесена сюда, в царство камней, с низин. Один курган особенно крупный, около пятидесяти метров в диаметре и около пяти метров высотой. Возле него несколько курганов поменьше и много мелких.

Курганы из земли очень пришлись по нраву суркам. Еще бы! С него отлично видно во все стороны и врагу подобраться незамеченным нелегко. В течение тысячелетий сурки так изрешетили своими норами курганы, что многие из них потеряли правильное очертание, а все остальные в буграх и ямках. Представляю давние времена, когда с кургана на курган перекликались эти медлительные и симпатичные увальни, оглашая тишину горного плоскогорья своими резкими криками.

Сейчас на земляных курганах не осталось ни одного сурка. Теперь тишину этого места нарушают лишь звуки моторов машин, проходящих по проселочной дороге.

К могильнику земляных курганов на некотором от него расстоянии с востока прилегает несколько других, сложенных из камней. Эти захоронения принадлежат другому народу с иными традициями и верованиями.

Продолжая путь по долине реки Ассы, на одном из хребетиков, спускающемся к пойме реки против впадения в нее с юга речки Карарга, я вижу группу совершенно оригинальных курганов. Они отражают особенный ритуал захоронения, присущий какой-то народности. Курганы совершенно плоские, на них выложены круги из камня в несколько рядов. Собственно, кругами их назвать нельзя. У некоторых из них сохранились небольшие возвышения из камней, которые сильно занесены землей.

В речке мало воды. Но вот в нее вливается полноводный приток, бегущий с лесистого склона гор. Немного далее виднеется, еще цепь курганов — почти настоящий некрополь. Интересно бы их обследовать. Сначала осматриваем три ближайших кургана. Они очень своеобразны. Два больших окружены каждый двойной линией камней, а за ними идет тоже ровно по кругу кольцо из камней, сложенных группами. Каждая группа состоит из восьми камней, устроенных правильным кругом. И наконец, у первого кургана к западу находятся два кольца, каждое из семи крупных камней. За ними, западнее, тоже два кольца из восьми камней, аналогичные тем, которые образуют круг. Еще дальше, к западу, выложена прямоугольная каменная площадка.

Второй курган старее первого. Окружающие его камни едва заметны, а половина из них полностью погребена землей. К западу два больших круга из семи камней, но маленьких кругов, прямоугольной площадки уже нет.

Оба больших кургана совершенно одинаковы по размерам, третий — маленький. К западу от него расположен большой круг из восьми камней. Еще выше к горам разбросаны хаотично и едва заметны маленькие холмики погребений.

Немного далее от загадочных курганов по хребетику тянущегося с гор холма расположено еще восемь больших курганов. Каждый из них тоже обнесен двойной линией камней, но от них остались едва различимые следы. Легко догадаться, что чем выше расположен к горам курган, тем он старее.

Вероятно, здесь следы какой-то многовековой династии, хоронившей своих предков по строго соблюдаемой веками традиции.

С помощью моих спутников я наношу на план все древние сооружения.

Что же означает столь сложно составленная архитектура курганов: сплошные двойные линии камней, каменные круги, прямоугольная площадка? Уж не приносилась ли на ней жертва? Кто она была, домашнее животное или человек? Может быть, курганы еще и своеобразные календари или астрономические приборы для определения движения небесных тел? Будет ли раскрыта тайна древних обитателей этих земель?

Я вспоминаю знаменитые «царские» курганы, расположенные от Ассы по прямой линии, примерно, в сотне километров в подгорной равнине Чулакских гор в безжизненной каменистой пустыне. Те величественные курганы были сложены из черных камней, имели высоту около двадцати метров. Они также находились в кольце из тяжелых (в несколько тонн) вертикально поставленных каменных плит, второе кольцо было тоже из круговых камней, сложенных из массивных плит. Я жалею, что тогда не зарисовал подробное их расположение. Эти курганы у меня остались только на фотографии. Их раскопали при помощи бульдозеров археологи и на месте этого величественного пантеона ничего не осталось. «Царские» курганы, как называло их местное население, были сооружены за несколько столетий до нашей эры и принадлежали древним народностям — усуням и сакам. Курганы Ассы тоже относятся к этому же времени и принадлежат тем же народностям.

Типчаковая степь золотится под косыми лучами склонившегося к горизонту солнца. На ее желтеющем фоне курганы выделяются четкими зелеными пятнами. Почему же так? На курганах растет все тот же типчак, только он чуть короче, зеленее да ярче. Неужели из-за того, что захоронения сложены из почвы, привезенной с другого места. Вокруг них нет никаких следов выемки грунта для сооружения насыпи. Наши предки, строители этих памятников, землю и камни для возведения погребальных сооружений привозили издалека. Они ценили девственную красоту природы и старались ее не нарушать. Интересно было бы сделать анализ почвы. Что скажут ученые?

К несчастью, большинство курганов Ассы разграблены еще в очень давние времена, и следы грабительских раскопок видны отчетливо. Сейчас курганы ждут археологов. Пока же их раскопки ведут сурки. Эти милые животные для своих обширных нор выбирают место там, откуда хорошо просматривается окружающая местность, чтобы своевременно заметить врага: лисицу, волка, а теперь еще и человека. Поэтому древние курганы — идеальное место для сурков.

Я внимательно рассматриваю бутанчики сурчиных нор. В одном из них вижу выброшенный на поверхность осколок глиняного сосуда, в другом — косточку, в которой опознаю обломок ключицы человека. Сурчиные норы проникли до самого захоронения. Неплохо бы покопаться в этих больших холмах земли.

Курганы расположены на южном склоне хребта, ограничивающего плоскогорье с севера. Здесь самое сухое место, неважные выпаса. Зато тишина и покой.

Дорога, идущая по урочищу Ассы, то отходит от ручья, взбираясь на холмы, то вновь спускается. И всюду я вижу множество курганов, принадлежавших разным временам и народам. Это высокогорье — настоящий некрополь древних племен. Нигде мне не приходилось видеть такого обилия захоронений. Иногда я вижу следы жилищ, вычурную кладку камней, очевидно, ограждавшую друг от друга постройки, или оплывшие валы больших четырехугольников. В истоке одного из притоков реки Ассы видны явные остатки большого коллективного жилища, очень-очень старого. Когда-нибудь по найденным предметам обихода и украшений точно установят, какой народности оно принадлежало. Пока же археологи не подозревают, какое обширное поле деятельности для них представляет суровое высокогорье. И сколько интересного скрыто в его земле.

Вдали виден небольшой поселок из нескольких домиков. Здесь магазин метеорологической станции, а в стороне несколько особенно больших курганов. Со времени поездки на перевал Каракастек я постоянно думаю о высокогорных захоронениях и следах обитания там человека.

Да, здесь очень суров климат. Вот какие данные сообщили метеорологи. С сентября и почти до конца мая урочище Ассы становится, совершенно безлюдным, здесь царствуют холода, сильные ветры, глубокие снега, наметаемые в ложбины. На все это время жители поселка запасаются продовольствием, топливом и кормом для домашней скотины. Единственная связь с внешним миром — радиостанция. В случае, когда необходима медицинская помощь, прилетает вертолет. Ни одна машина, ни верховой зимой сюда проехать не могут. Безморозный период короток — в среднем составляет 55 дней. Зимняя температура воздуха самой холодной пятидневки составляет 31 градус. Абсолютный минимум температуры уже в сентябре — 11, октябре — 28, ноябре — 33, декабре — 28, январе — 44, феврале — 44, марте — 36, апреле — 22, в мае — 20 и т. п. Средняя температура отопительного периода — 4,1 градуса, его продолжительность 268 дней. Только три месяца в году жилище человека может обходиться без отопления.

Жизнь в горах зимой таит в себе еще одну опасность. Мощный снеговой покров неоднократно обрушивается со склонов гор разрушительными лавинами. Они сходят в том случае, когда снег лежит на наклонной поверхности более 15 градусов, толщиной более полуметра. В горах Тянь-Шаня склоны с большой крутизной и толщиной снежного покрова сплошь и рядом. Лавины сходили часто, совершенно неожиданно, сокрушая все на своем пути. Н. Данилова и А. Кеммерих в книге «Времена года» (М., 1964, с. 28) пишут, что «Иногда бывает достаточно выстрелить из ружья или просто крикнуть, наконец, топнуть ногой, чтобы вызвать стремительное скатывание снежной лавины».

Как и почему в таком суровом климате мог жить южанин, изнеженный мягкими зимами и прожаренный летним зноем пустынь? Что его заставляло тут селиться? Человек был всегда одинаков по своим физическим возможностям. На жаркое лето он кочевал в высокогорье, главным образом, ради сочных и обильных кормов для домашних животных, и гонимый непогодой: ветрами, дождями, снегами и морозами — спускался на зиму в низины.

Перенаселение? Вряд ли. В давние времена численность населения была по сравнению с нынешней ничтожной. Высокая детская смертность, частые эпидемии, войны, периодические голодовки ограничивали рост населения. Может быть, человек был вынужден уходить в горы из-за опустошительных и длительных засух, от которых иногда страдали низины. Но если даже резкие колебания климата и изнуряли, то все равно оставались зеленые предгорья, горные ущелья, полупустыни, где зимой климат был не суров.

Нет, ответ надо искать в другом.

Возможно, изобилие захоронений, отчасти, объясняется стремлением поместить ушедшего в загробный мир, в существование которого так верил человек, как можно выше, ближе к небу, к богам, к обиталищу душ, покинувших тело. Но высокогорье было доступно лишь несколько месяцев в году. Хоронить же тело умершего, чтобы потом, с наступлением благоприятных дней, перевезти в горы, было хлопотно.

Человека всегда преследовало земное зло: голод, болезни, войны. Среди болезней были чума, туберкулез, малярия, кое-где другие географически ограниченные заболевания, вроде сонной болезни и т. п.

Чума — заболевание, возникающее, главным образом, среди грызунов, но периодически переходило и на человека. В средние века от легочной формы чумы в Европе погибли миллионы людей. Туберкулез в общем поражал население, живущее скученно, плохо питающееся, и в давние времена со слабой концентрацией поселков не был столь част. Зато постоянным врагом человека была малярия. Ежегодно она уносила по несколько миллионов человек. Она вызывалась несколькими видами крошечных организмов, обитающих в красных кровяных тельцах человека. Болеющий малярией человек заражал комаров, принадлежащих к роду анофелес, которые переносили ее на здоровых людей. Тайна происхождения заболевания была человеку не известна. Ее интуитивно связывали с низкими заболоченными местами, испарениями болот и т. п.

Средств лечения от малярии человек не знал. Болезнь сильно истощала организм, особенно детей, многих сводила прежде времени в могилу. Уничтожить малярию человек не мог. Для этого надо было или вылечить всех больных, уничтожив источник существования возбудителя, или истребить всех комаров-анофелесов — переносчиков заболевания. Ни то, ни другое не было посильно человеку. Но уйти из местности, где свирепствовал этот недуг, человек мог. В горах не было комаров-анофелесов, климат там для их развития был неподходящий. В горах и спасался тот, кто боялся болезни и мог себе позволить искать от нее убежище.

В течении малярии есть одна интересная особенность. Больной, особенно хронический, переезжая в другую местность, — сухую, возвышенную, с другим климатом, где нет этой болезни (и не было комаров анофелес), избавлялся от нее. Возбудители переставали размножаться в крови, где не было возможности переселяться от одного человека к другому. Такой местностью было высокогорье. Сюда стекались страдающие болезнью, перенося недуг сурового горного климата в надежде выздороветь, здесь строили зимние жилища, благо, топлива было много, здесь же и умирали те, кому не помогла эта спасительная мера.

В долинах рек Или, Чу, Каратала, Сырдарьи и Амударьи, в которых изобиловали комары анофелес, население издавна страдало от малярии. Сейчас этой болезни нет. Но прежде, сколько жизней уносила она ежегодно!

Оставляла ли какие-либо следы эта опустошительная болезнь на костях человека — единственное, что от него оставалось и сохранилось до нашего времени — мы не знаем. Когда-нибудь вездесущая и беспредельная в своем прогрессе наука скажет свое веское слово по этому поводу.

Подтверждение этим строкам я попытался найти в литературе. Мои сравнительно небольшие поиски дали интересные находки. От малярии издавна сильно страдали различные народы.

В Венеции, например, самый устрашающий демон — Ламашту, посылавший на человека лихорадку и другие болезни. Он изображался с головой льва, зубами собаки, лапами пантеры, ревел, как леопард, держал в лапах змею, а свинья и собака терзали ему грудь.

Но самые интересные сведения находятся у Рамузио (1559 год). Он пишет, что «люди в городах, в долинах и на равнинах, как почувствуют лихорадку или какую другую болезнь, тотчас же уходят в горы, побудут там два-три дня и выздоравливают от хорошего воздуха. Марко Поло утверждает, что и испытал на себе этот способ: болел в этих странах с год, а как сходил по совету в горы, так выздоровел».

О том, как много было комаров в Илийской долине, сообщал Ч. Валиханов. В «Материалах исследования Кульджинского края» он пишет: «Переходя реку Хорюс, мы терпели нападение от бесчисленных полчищ комаров, которые своей многочисленностью образовали над нами густую сеть. От усиливающейся жары другая тень была бы очень кстати, только не та, которую образовали комары. Нисколько не преувеличивая, смело можем сказать, что при Хорюсе мы чуть не сделались жертвой кровожадности этих насекомых. Густые камыши и береговая растительность, увлажненная водой, скрывала и рождала этих „нарочито гнусных тварей“». Так что в переносчиках малярии не было недостатка. Польский политический ссыльный А. Я. Янушкевич, сосланный царским правительством в степи Казахстана после подавления Польского восстания и путешествовавший по ним в начале XIX столетия писал, что почти во всех черных юртах (в белых жили богачи) царствовала лихорадка.

…Из-за поворота дороги на гребне холма показались два кургана. Я затормозил машину, вгляделся, свернул к ним с дороги и не пожалел. Они оказались необычными. Я начал осмотр с верхнего. Впрочем, выше его находился еще один небольшой и ничем не примечательный курганчик. А первый большой живо напомнил мне величественные курганы пустыни, которые располагались в глухой каменистой пустыне у гор Чулак. Здесь же они были целыми, только маленькими, настоящими миниатюрными копиями тех больших.

Мелькнула мысль. Быть может, высоко в горах в недоступных местах умышленно и была создана копия того, что считалось высшим достижением культуры и, возможно, науки того времени.

Курган, сложенный из камней, окружал двойной ряд плоских камней, уложенных на ребро. Кое-где среди обычных камней виднелись большие, очевидно, не случайно сюда помещенные. Снаружи двойного ряда вокруг кургана располагался ряд из камней, сложенных кружочками по восемь штук в каждом. В «царских» курганах каждый камень весил по несколько тонн, здесь же — не более десяти килограммов. Копия уступала оригиналу в весовом отношении, по меньшей мере, в несколько сотен раз.

С западной стороны двойное кольцо камней было разорвано, как бы образуя ворота или вход в некрополь. Посредине этого промежутка находился большой камень. Напротив же его, чуть отступя от кольца восьмикаменных кружочков, располагалось два больших восьмикаменных круга, сзади к ним примыкало два маленьких восьмикаменных.

Я попытался посчитать число маленьких восьмикаменных кружков. Во многих местах они вошли в землю, но легко прощупывались острием железного колышка. Там же, где весь кружок ушел под землю, обнаружить его было трудно. В общем получилось около 24 кружочков — в два раза больше числа месяцев в году. И, наконец, к северо-востоку от кургана виднелись еще два восьмикаменных кургана.

Второй курган, расположенный ниже первого, казался новее и слагавшие его камни не так сильно были занесены землей. Быть может, между обоими сооружениями прошло несколько сотен лет. Он такой же: с двойными линиями плоско поставленных камней, с такими же воротами с западной стороны. Только у этих ворот вместо большого камня виднелся аккуратный невысокий холмик. Кроме того, два больших круга располагались не позади круга из маленьких кружочков, а прерывали его; сзади к ним примыкали два маленьких восьмикаменных круга. Кольцо состояло из 24 маленьких восьмикаменных кружочков. С запада от сооружения виднелась странная параллелепипедная площадка также из 24 камней.

С восточной и северной стороны кургана располагались еще группы отдельных маленьких и больших восьмикаменных кругов. Кроме того, два курганчика находились между кругами. Они были сложены из маленьких кружочков.

Странные кольца вокруг курганов из сдвоенного ряда поставленных на ребро камней, кольца из больших и маленьких восьмикаменных кружочков, параллелепипедная площадка, воронка, большие смотровые камни — все это наводило на мысль о том, что не сочеталось ли это захоронение с замыслом древней астрономической обсерватории обитателей этой земли.

Напротив гребня с курганами, на котором мы находились, виднелась другая гряда из десяти курганов. Я поспешил к ним.

Самый верхний курган оказался самым маленьким и очень старым. Только с одной его стороны из земли проглядывала слегка прямая линия камней. Прощупываю землю железным колышком от палатки. Как будто, курган был окружен, находился в центре квадрата из камней.

Курган девятый, расположенный ниже десятого, обнесен только одним кольцом из камней, сильно скрытых землей. Восьмой курган походил на ранее нами осмотренные. Тут виднелись полускрытые землей двойные кольца из камней и кольца из маленьких восьмикаменных кружочков. Только все это было очень старо, едва заметно.

Седьмой курган чем-то «обидели». Кроме одного ряда камней, вокруг него ничего не было. Зато шестой отличался от всех других. Здесь вместо двойного кольца камней хорошо заметен ров, с запада прерванный и как бы образующий ворота. Едва видно и кольцо из маленьких восьмикаменных кружочков. Пятый, самый маленький курганчик, ничем не орнаментирован.

Четвертый и третий такие же, как и шестой, но значительно моложе, камни виднее, кольца и кружочки хорошо различимы. Второй курган без рва, но зато с кольцами из двойного ряда камней.

Самый нижний курган отличается от всех других. Он окружен квадратной оградкой из камней.

Просматривая захоронения сверху вниз, отчетливо убеждаешься в их возрасте. Старейшие курганы из этого ряда располагаются выше, молодые — ниже. Разница в возрасте курганов, видимо, очень велика, возможно, измеряется тысячью годами. Все это говорит об устойчивости, преемственности культуры, обрядов и традиций. Но ничто не вечно. Пришло время, и все погибло, исчезло, изменилось. И остались только эти немые курганы — свидетельство далекого прошлого человека.

Маленькие жители плоскогорья Ассы

На вершинах гор выпал снег и белая их шапка стала больше, приблизилась к синей полоске еловых лесов. Небо хмурится, похолодало. Затуманились горы. Там сейчас снежная метель. С летних пастбищ на зимние гонят отары овец. С холма, на котором наш бивак, хорошо видно, как они одна за другой тянутся серой колыхающей массой по дороге мимо нас, поднимая облачка пыли. Покрикивают на овец пастухи, некоторые из них позвякивают связкой пустых консервных банок на конце длинного шеста. С отарами бредут собаки.

Одна за другой идут отары, одна за другой подбегают к нам собаки.

— Почему, — спрашиваю я своих спутников, — все собаки подбегают к нашему биваку только с восточной стороны, хотя им по пути и ближе с западной?

Отгадки самые разные и — ни одной верной.

Зато теперь, после обеда, все замечают, что наши посетители стали подбегать к биваку уже с противоположной стороны.

— В чем дело, отчего, — допытываются у меня. — Объясните!

Отгадка совсем простая. Ведь собакам надо не столько на нас поглазеть, сколько понюхать, чем от нас пахнет, какими запахами богат наш бивак. Обоняние у собак во много раз богаче, чем у человека. По запахам они о многом догадываются, узнают. До обеда ветер дул с востока. Вот они и останавливались с подветренной стороны бивака, а после обеда — переменился в обратную сторону.

— Как все просто! — удивляются мои спутники. — И почему мы не догадались сразу!

За нами издалека следят сурки и, громко посвистывая, предупреждают друг друга. Покой сурков нарушен, пришло время перегона скота на летние пастбища. По плоскогорью одна за другой идут машины, везут юрты скотоводов, всюду всадники, отары овец. Да и охотники нагрянули. Достается этим жителям гор, сильно поредело их племя. Но у самой дороги сурки сохранились. Здесь, на виду у чабанов, браконьерам неудобно за ними охотиться.

Сурки очень осторожны. Далеко от норы не отходят, завидев человека, тотчас же несутся к своему жилищу и скрываются в нем. Возле бивака бедные животные отсиживаются в норе, опасаясь показаться на поверхности.

Охотники легко узнают, выходил ли зверек в течение прошедших суток из норы. Способ простой. Обычно свежий помет сурка лежит у входа не более дня, так как его вскоре же разыскивают и растаскивают маленькие жучки.

Поставит охотник на сурка капкан во входе в нору и на следующий день смотрит на его уборную. Если помет свежий и не заселен жучками, значит капкан плохо насторожен, сурок, выползая из норы, миновал его, надо заново его переставлять. Если же помет старый и кишит жучками, то сурок отсиживается, не решается выйти. Но все равно рано или поздно он проголодается и выберется наружу. Так жучки помогают охотникам. По следу же не узнаешь, почва каменистая.

В норах сурков селится жительница жарких низин каменка-плясунья. Так что квартирами эта птичка обеспечена теперь с избытком. Собака, увидев колонию нор сурков, принимается ее обследовать. Но хозяев нет, они истреблены человеком. И только одна каменка поднимает тревожные крики, опасаясь за свое потомство.

Удивительная птица. Она многочисленна в пустыне, где так мало других птиц. Живет в горах и холодных пустынях.

На желтом фоне подгорной равнины пестрит маленькими ярко-зелеными пятнами типчак. Я долго не могу понять их происхождение. Потом догадываюсь: они в том месте, где земля была удобрена навозом коров и лошадей.

От главной дороги идут ответвления в горы. Сворачиваем. Местами подъемы очень крутые и машина их берет с трудом. Дорога вьется по ущелью, неожиданно переходит в другое и заканчивается у стоянки скота. Возвращаемся. На пути вновь ответвление. Едем по нему все выше и выше. Здесь почти не тронута природа — слишком высоко и холодно, в ложбинках еще лежат пятна снега. Вся равнина Ассы внизу, как на ладони. Редкие, в логах, еловые лески остались тоже ниже нас. Мы высоко: прибор показывает три с лишним тысячи метров над уровнем моря. Рельеф сглаженный, округлые холмы, лога, кое-где торчат одинокие скалы и… царство цветов. Поражает их необыкновенно яркая окраска. Солнечными лучиками светятся лютики. От белых цветов местами земля будто припорошена снегом.

Зеленый хребет, ограничивающий с юга равнины Ассы, продольно прочеркивается темной полоской еловых лесов. Воздух прохладен, но солнце греет щедро. Набежала тучка и сразу стало холодно. Попрятались насекомые. Ничего не видно интересного. Разве вот только на нагретых солнцем камнях расселись целыми стайками мухи. Вот так они и греются, пережидают, когда пройдет тучка и снова засияет солнце.

У самой границы жизни на скалах сидит группа воронов и перекликается. Зачем они сюда залетели, какую здесь нашли поживу?

Летает черная хищная муха-ктырь. У нее удачная охота: схватила и убила маленькую бабочку-голубянку. Ей бы посидеть спокойно на одном месте с добычей, утолить голод. Но она перелетает с ней с растения на растение. Потом опять закрутилась с каким-то другим трофеем своей охоты. Поймав ее сачком, я разглядел, что в своих цепких ногах она держала убитого самца своего вида.

Маленький цветок синюхи крошечные жучки избрали местом свидания. Им, таким лилипутам, трудно встретиться в большом мире громадных гор, и они дорожат своим сборищем, не спешат расставаться. Впрочем, некоторые шустро улетают. Это самочки. У них масса дел: надо класть яички, пристраивать потомство. Тут же на цветке они подкрепляются тканью голубых венчиков. Жучки же необычайно оживлены, перебегают с места на место, встречаются, знакомятся, разбегаются. Сколько энергии и неугомонной деятельности проявляют они ради продолжения жизни своего рода!

И всюду тихие звуки. Тонко и звонко жужжат мухи-сирфиды, перелетая с цветка на цветок, басовито гудят шмели; едва слышно звенят крыльями мухи-бомбиллиды, стрекочат кобылки. К симфонии шестиногой братии присоединяются крики и песни птиц. В ущелье без умолку пересвистываются чечевицы, далеко над ручьем раздался флейтовый голос синей птицы, запел черный дрозд, тревожно застрекотали сороки, громко, пронзительно и тревожно захрюкал сурок.

В траве беззвучно летают длинноногие, неловкие караморы. По камням бегают пауки-ликозы с белыми коконами. Им сейчас необходимо солнце. В белых коконах яички: для того, чтобы из них развелись паучки, нужно как можно больше тепла. Вот когда они выберутся из кокона и усядутся на свою мать, тогда ее не узнать: она станет большой, несуразной и мохнатой от многочисленного потомства.

Самка недолго будет странствовать с паучками, найдет подходящее место и посбрасывает с себя всех до единого, и они сами о себе будут заботиться.

И всюду, куда не глянешь, раздолье самых различных по окраске цветов. Здесь, в высокогорье кристально чистый воздух и голубое небо как-то особенно передают чистоту тона.

Громадная каменистая осыпь из большущих гранитных валунов. Когда-то очень давно здесь было землетрясение, и гора раскололась на осколки. Каким оно было грандиозным! Я брожу по камням, перебираюсь с одного на другой. Местами под нагромождением камней глубокие ниши, длинные подземные переходы, величественные арки.