Ржавое небо

Когда первый жандарм высунулся из-за мусорной кучи, я по нему промазала. Разрядник дёрнулся влево. Я поморщилась — приклад больно ударился в плечо. Больно, но терпимо. Если чуток передвинуться, то можно смягчить отдачу.

Вторым выстрелом я разворотила одному из чёрнодоспешников грудь. Кровь и осколки пластика полетели во все стороны. Вот интересно, на хрена они эту тяжеленную дурость на себе таскают, если она не защищает ни от чего? Или от чего-то защищает?

Третий раз снова промазала. Тяжеленные там доспехи или нет, но уворачивались жандармы — будь здоров.

— Вар, слева!

Угу. Какой-то умник залез на мусорную кучу. Выстрелила я, конечно, не в него — просто в ту сторону — но дыра в мусоре заставила кучу осыпаться, и жандарм покатился вниз. Он тоже успел пальнуть, но попал по колонне, вышибив оттуда бетонную крошку. А внизу его уже ждала Ленка с подобранной арматуриной. Несколько ударов по голове, неприятный хруст, булькающие звуки — и подруга дрожащим голосом доложила:

— Готов.

Я хотела было её похвалить, но тут по ближайшей колонне, удерживающей небо, побежали трещины, и послышался скрежет, словно закрывалась — или открывалась — давно не смазанная дверь. Точнее, сто несмазанных дверей, и каждая скрипела на свой лад.

— Вар, сверху! Вар!

Небо разрывалось, будто оно было листом бумаги, и кто-то сейчас рвал его на куски. Со стороны донеслись вопли — жандармы тоже заметили. Я вскочила на ноги:

— Уматываем отсюда!

Было уже не до жандармов, да и они, небось, тоже бросились врассыпную. У меня на глазах часть неба обвалилась на мусорную кучу и подмяла её. Слева упала ещё одна колонна — я рванула направо, таща за собой Ленку. Перескочила через чью-то руку, видневшуюся из-под горы мусора. Затем опять свернула направо — впереди небо тоже раздалось в разные стороны, острый обломок воткнулся в набросанные пластиковые бутылки. Небо скрежетало и разламывалось на части, вдали завывала какая-то тупая сирена, повсюду рассыпались мусорные гряды, уши закладывало от грохота. Сердце колотилось уже не в груди, а в горле, но я твёрдо знала: если остановимся — подохнем, как пить дать.

И мы бежали, выкладываясь из последних сил, а за нами рушилось небо.

— Быстрее же, да Мышь!

Я почувствовала толчок в спину — и в руке осталась лишь перчатка. Ленка осталась позади. Хотела обернуться, но в этот момент пыль полностью забила проклятые фильтры и мембрана вышла из строя. Я задохнулась, раскашлялась, из глаз брызнули слёзы. По инерции сделала вслепую ещё с десяток шагов, споткнулась обо что-то и покатилась по полу, по разбросанному повсюду мусору, срывая с лица мембрану — а толку теперь с неё? Так хоть проживу на пару вдохов подольше.

Глупая мысль, ну да какая есть.

Сзади что-то больно врезалось в позвоночник, мелкая крошка осыпалась за ворот куртки, а затем всё затихло. Тишина, нарушаемая лишь лёгким шуршанием осыпающегося песка, била по ушам не хуже жандармских сирен.

Я неуверенно чихнула. Нос забило, глаза слезились, но я, определённо, осталась в живых. И даже разрядник со мной — потрёпанный и заляпанный жидкой грязью, но рабочий. Вон, индикатор жёлтым светится.

А где Ленка?

Развернувшись, я попыталась было увидеть подругу, но случайно глянула вверх — и замерла.

Сверху, сквозь разрывы в небе, виднелось… нечто.

Оно было голубым — пронзительно-голубым, я никогда раньше не видала такой краски. И высоким, потрясающе высоким. Наверное, никакой лестницы не хватило бы, чтоб до него добраться.

Интересно, как его чинить, если там что-нибудь случится? Вот те белые штуки, которые по нему движутся — они нормальные или такая специальная ржавчина для голубого неба?

Такое высокое. Такое… непонятное. Завораживающее и почему-то кажущееся ужасно правильным. Ужасно настоящим.

Другое небо? То, про которое сумасшедший проповедник говорил, будто туда попадают умершие?

Не знаю, сколько я стояла, пялясь вверх. Но мысль об умерших живо вправила мне мозги: Ленку всё-таки нужно было найти. Коротко выругавшись, я полезла через кусок упавшего… нашего неба на ближайшую кучу, выглядевшую хоть как-то устойчиво. Сверху будет видней.

Да, сверху обзор был лучше. Ленка лежала лицом вверх, придавленная куском колонны. Одна из арматурин впилась ей в шею, а из-под бетона сочилась кровь, смешиваясь с мусором и каменной пылью.

Не помню, как я слетела вниз и подскочила к подруге. Заткнула себе рот костяшками пальцев, чтобы не завопить. В глазах защипало, пришлось проморгаться.

— Лен? Мышь?

Это неправильно нахрен! Неправильно, что когда мы уже отвязались от жандармов, когда почти спаслись… Но Ленка лежала тихо, не шевелясь, и любой нормальный человек сказал бы: она мертва.

Мертва.

Совсем.

— Мышь…

Я осторожно сняла с её лица мембрану и снова замерла: Ленка улыбалась. Безмятежно так, счастливо. Сначала я глядела на неё тупым взглядом, а потом до меня дошло. Небо упало, и больше ей нечего было бояться. Она умерла спокойной.

— Мышь, блин…

Я села на ту колонну, которая её придавила. Всё. Теперь я совсем одна. Ну, если не считать той голубой штуковины над головой.

Интересно, Ленка успела увидать её перед смертью? Она вообще красивая, Мыши бы точно понравилась.

Почему-то ужасно хотелось верить, что успела. И улыбнулась не только потому, что насовсем избавилась от страха.

И что мне теперь делать?

Где-то за спиной раздался шорох и приглушённые проклятья. О, а вот и ответ на последний вопрос нашёлся.

Я всё-таки не одна.

Ничего, сейчас поправим.

Я чувствовала, как нехорошая, совсем новая для меня усмешка располовинивает мне лицо. У меня больше ничего нет. Ничего и никого. И страха тоже нет. Совсем. А прикольное всё-таки чувство — когда не боишься.

Когда всю жизнь чего-то боялась, избавиться от этого жутко. И жутко приятно, оказывается.

Теперь я точно знаю, что случается, когда падает небо. Ничего особенного. Просто над ним есть другое небо — повыше и покруче. И если ты выжил после падения небес…

Значит, ещё можешь драться.

Я встала и проверила индикатор — как герои в фильмах. Очень хорошо, жёлтый. Десяток выстрелов у меня точно есть.

Прорвёмся, Мышь!

Прорвёмся.

И я шагнула вперёд.