Тотем Человека

— Потолкуйте по-дружески, — сказал мент и заржал.

— Погодите, — сказала Дина. — Что происходит? Я вас не знаю.

Бритый нахмурился.

— Потом поговорим, — буркнул он. — Пошли.

Шрам у него на лице был толстым, нежно-розовым и походил на второй рот.

— Давайте-давайте, — поддержал мент. — А то помогу сейчас.

— Да я этого мудака впервые вижу! — заорал Черный. — Это похищение, вы что, не понимаете?

— Стыдно, — сказал бритый, благодушно улыбаясь обоими ртами. — Ай, как стыдно…

— Так, — сказал мент и отстегнул от пояса дубинку. — Семейные вопросы дома улаживать будете. На счет раз очистили помещение. Раз.

Черный повернулся к Дине, изо всех сил ей подмигнул и решительно шагнул к выходу. Дина совершенно не поняла, что означало это подмигивание, но решила, что Черный что-то придумал. Поэтому она пошла следом, стараясь держаться прямо и не глядеть на бритого. Когда она проходила мимо, то не удержалась и скосила глаза. Бритый ухмылялся.

— Спасибо вам, — обратился он к сержанту Копайгоре, когда все вышли в коридор. — Без вас еще долго бы искали.

— Борису Семенычу привет передавайте, — сказал милиционер бодро. Он запер дверь в камеру простым ключом, похожим на букву «Г». «Интересно, зачем он ее запирает? — отрешенно подумала Дина. — От кого? Господи, чушь какая в голову лезет. Так, собралась, собралась… Выйдем — через голову кувырнуться попробую, как тогда, в казино. И деру. Как бы Максу сигнал дать? А получится ли через голову? Дура, дура, и он тоже хорош. Надо было не ссориться в этом обезьяннике вонючем, а накачку дарить». Все это промелькнуло у нее в голове, пока бритый вел их к выходу. Больше она ничего не успела придумать, потому что за дверью обнаружился огромный джип, блестящий, словно мокрый бегемот. У дверей джипа стоял еще один бандит — теперь Дина была уверена, что это бандиты, кто же еще, такие страшные, этот худой, прыщавый, смотрит на нее, будто уже изнасиловал, нет, нет, не хочу, да что же это такое…

Тут бритый похлопал ее по плечу и сказал:

— Слушая Тотем, поступишь верно.

После чего подмигнул, будто старой знакомой. Дина настолько не ожидала услышать эти, заученные с детства, слова, что беспрекословно позволила себя усадить в джип. Бритый подождал, пока она устроится на заднем сиденье, и аккуратно закрыл за ней дверь. «Наши, — думала Дина растерянно и радостно. — Наши. Это же только хинко знают. Они — тоже хинко, выходит? Может, это спасение?» Худой сел на место водителя и без выражения посмотрел на Дину в зеркало заднего вида. Бледные щеки худого, покрытые прыщами, походили на лунную поверхность, изрытую кратерами.

Тут открылась дверь с другой стороны, и на Дину тяжело упал Черный. Глаза его были закрыты, обеими руками он держался за голову. Дина взвизгнула. Машина, ужасно дернувшись, взяла с места.

— Отпустите! — закричала Дина.

С переднего сиденья обернулся бритый.

— Тебе тоже, что ли, захотелось, сестренка? — удивленно спросил он. — Ну, получай.

Траурные пятна заплясали перед глазами Дины, что-то принялось распирать в груди, будто там раздувался шар с раскаленным газом. Боль разломила голову, точно в ней бились тысячи скорпионов, и каждый вонзал свое жало в одно и то же место — в макушку, в кость, в красные нежные оболочки… Дина захрипела, отталкиваясь ногами. Бритый смотрел на нее, улыбаясь своей двойной улыбкой. Боль стала нестерпимой. Машина вильнула.

— Хватит, — сказал худой бандит. — Увлекся.

Бритый моргнул. Боль тут же отпустила. Дина тихо заплакала от страха и вместе с тем от облегчения.

— Пить хотите? — бесстрастно спросил водитель. Дина не знала, что ответить, но, когда ей протянули початую бутылку, схватила ее обеими руками и, едва не поперхнувшись, стала глотать выдохшийся, теплый лимонад.

— Будешь тихонько сидеть — не трону больше, — пообещал бритый. Только теперь Дина заметила, что у него острые черты лица и маленькие руки с короткими пальцами. Крыса. Как же сразу-то не поняла…

— Куда вы нас везете? — спросила она. Водитель опять глянул на нее в зеркало заднего вида — как выстрелил рикошетом — и ответил:

— К своим.

Глава 3

Listed and wanted

После этого мне стало совсем хреново. Выходит, она для него была чем-то вроде безотказного амулета. Мало кто знал, что Дина могла накачивать партнера с исключительной силой. Мало кто знал, что Дину из-за этого вербовали в органы, и что она отказалась. Ночи после этого не спала, ждала: давить начнут, заставят. Но решения своего не поменяла. Мало кто знал…

Было еще одно обстоятельство.

Те, кто держал дома кошку, знают, какое это независимое и гордое существо. Ни одна кошка не унизится до того, чтобы подойти к человеку, а тем более, потереться о ноги или вспрыгнуть на колени, если у кошки не будет на то желания. Проси — не проси, дрессируй — не дрессируй. Если вы кошке неприятны, то кошка это скрывать не станет.

Но как все меняется, если кошка проголодалась или замерзла! Вам громко мурлычут, вам наступают на ноги, вас метят усами и обмахивают хвостом. Многие считают это проявлением двуличной кошачьей натуры: любовь снаружи, расчетливое пренебрежение внутри. Они ошибаются. Кошки по-настоящему испытывают нежность по отношению к тому, кто им сейчас нужен. Есть такая пословица: «Одна и та же рука способна держать меч и ласкать ребенка». Эту пословицу сложили кошки. Вернее, те, кто были кошками в прошлой жизни и сохранили об этом память. Эмоциональная гибкость, ребята. Мы так жили.

Мы и теперь так живем.

Для того чтобы накачивать (мне больше нравится, как говорили в старину: «дарить»), так вот, для того чтобы дарить, нам надо, пусть на малое время, ощутить к партнеру горячую любовь и обожание. Это легко, особенно если учесть, что кошки обычно дарят тем, кто им близок — родителям, детям, супругам. Впрочем, способности у всех хинко разные. Считанные кошки могут повысить удачу партнера надежно, быстро и надолго. Например, такими способностями обладает Дина. Я или, скажем, Черный по сравнению с ней — как карманные фонарики рядом с маяком. И все же, в каждом из нас горит священный дар кошачьего Тотема. Нам никто не завидует, потому что мы можем только накачивать других людей, а сами себя — нет. Я слышал, что это связано с законом сохранения энергии. Возможно.

Как это происходит?

Секс — самый простой способ сделать накачку в несколько раз эффективнее. Просто прижаться к человеку — тоже неплохой вариант. Некоторые кошки читают про себя что-то вроде молитвы, некоторые занимаются аутотренингом, но все без исключения знают: главное — чтобы соприкасались тела. Значит, сейчас моя жена обнимала Черного и думала о нем, как о земном божестве. А может, он ее трахал, а она думала о нем, как о земном божестве. Или они просто держались за руки, а она…

— Прекрати, — сказал Боб. — У тебя все на лице написано.

Я сделал вид, что улыбаюсь.

— Ну-ну, — сказал Боб.

Я решил заслониться от него кружкой. Заодно отхлебнул. Пиво было холодное, но невкусное. Черный никогда не разбирался в пиве, для него разливное пльзенское из чешского бара ничем не отличалось от отечественного солодового напитка в пластиковой баклаге. Собственно, как раз такую баклагу я и нашел у него в холодильнике. Ну… в два раза лучше, чем ничего. Я сделал еще глоток и непринужденно спросил:

— Боб, а у тебя на работе что-нибудь интересное было в последнее время?

Боб подумал.

— Да нет, — сказал он. — Что у меня может быть интересного… Вызывают, приезжаем — там опять какой-нибудь придурок «спидов» перебрал и буянит. Ну, ему дубинкой по шарам и в машину. Романтика.

— А расследования?

Боб махнул ручищей.

— Ты телевизор-то поменьше смотри. Не видели? Не замечали? Не встречали? Ах, встречали? А где? Не помните? Жаль. Ну, спасибо за обалденную помощь в раскрытии преступления. Родина вас не забудет. Все.

…просто держались за руки, а она, закрыв глаза, думала о нем, как о земном божестве. Накачка — это меньше, чем любовь, но гораздо больше, чем дружба. После накачки все меняется…

— Вот у Сашки — у нее да, интересная работа, — продолжал Боб, глядя на меня с недоверием. — Такая, тля, интересная, что когда-нибудь вдовцом останусь.

— Постучи по дереву, — сказал я.

Боб усмехнулся.

— Стучи, не стучи, все одно. Пули, знаешь, стука не боятся. Пули вообще ничего не боятся, они — дуры…

Мы посмеялись, хотя смеяться не хотелось ни мне, ни ему. Жену Боба звали Александрой. Она часто говорила, что ее родители хотели мальчика, потому и назвали дочь таким именем. Как бы то ни было, Саша выросла девушкой боевой, самостоятельной и выбрала мужскую профессию. Сейчас она носила лейтенантские погоны, а служила в организации, которую называла просто «Отдел» (с большой буквы, ребята). Чем она там занималась, я точно не знал. Ни Боб, ни Саша об этом не распространялись, а спросить было неловко — хотя, вроде бы, в Академии Саша училась на психолога. В прошлой жизни она была кошкой, как я и Дина. Хинко-псы прекрасно уживаются с кошками-хинко, это всем известно. А вот кошки с кошками…

— Слушай, а как это они все тебе подчинились? — спросил я. — Неужели ты такая важная птица, что, стоит позвонить, все сразу перед тобой расстилаются?

Боб почесал в затылке.

— Никакая не птица, — сказал он. — Друзей умею заводить, вот и все.

Я хмыкнул.

— Тайный дар собачьего Тотема?

— Волчьего Тотема, — серьезно поправил Боб. — И Тотем тут ни при чем. Просто у меня всегда было много друзей.

— И все — менты, — в тон ему откликнулся я.

— Не только, — сказал он печально. — Еще вот кошаки всякие глупые, бесполезные. Вечно пьяные.

Он приставил ладони к голове на манер кошачьих ушей. Потом рассмеялся и, протянув через весь стол руку, хлопнул меня по плечу.

— Найдем, — сказал он. Я кивнул.

Мы по-прежнему сидели на кухне у Черного. Петю-«адидаса» увезли неразговорчивые сотрудники Боба, причем Петя слезно просил его не забирать, обещая всем нам фишки и девочек. После этого прошел, наверное, час или около того. Пиво заканчивалось. Я все ждал, когда же, в конце концов, алкоголь сделает меня мягким и лояльным к судьбе. Честно говоря, я устал. Подлец, которого я считал другом, украл мою жену; я все утро бегал по лестницам; мне наносили удары под дых и подсовывали дерьмовое пиво из холодильника. По-моему, я заслужил если не забытье, то хотя бы легкое опьянение. А оно не приходило. Даже наоборот, с каждым глотком я становился все трезвее и злей. Черный. Сука. Ничего, весь город теперь ищет тебя. Как тебе — против целого города? «Десяток ментов — это не весь город, — укоризненно сказал голос в голове. — Все-таки ты пьян. И потом, почему ты думаешь, что он еще в Питере?» Я вздрогнул.

— Боб, а вдруг он… они уехали сразу из города? — спросил я.

Боб задумался.

— Может, и так, — сказал он. — Но тогда мы вообще ничего не можем сделать. Только в розыск дать.

— Давай дадим, — сказал я безнадежно. Боб поднялся из-за стола:

— Поехали к тебе. Фотографии найдем. Надо же портреты будет напечатать.

— Listed and wanted, — пробормотал я. — Бред какой-то.

— Пошли-пошли, — сказал Боб. — Хватит бухать.

Я не спешил. Мне никуда не хотелось ехать, а бухать как раз хотелось, и очень сильно. Но надо было оставаться в хорошей форме, потому что вдруг Черного с Диной найдут уже сегодня. Тогда надо будет… вот что надо? «Морду набить, — услужливо шепнул голос. — Искалечить. Вор». У меня заболел ушибленный поддых. Я не хотел никого бить, я только мечтал, чтобы все это поскорее закончилось, и Дина бы ко мне вернулась. Тут мысли заканчивались, и начинались мгновенные страшные видения, в которых Дина обнимала Черного, вставала перед ним в мои любимые позы, стонала, мурлыкала — невозможно представить… но это же была Дина, девочка моя единственная, чистая, любимая, которая ни разу за все шесть лет не давала не повода для ревности ни взглядом, ни жестом… Я нацелился отхлебнуть из кружки. Кружка была пуста.

— У меня нет его фотографий, — сказал я. — Нету в моем доме фотографий этого… — комната дернулась перед глазами, и пиво тут было не при чем. Еще никогда не случалось мне кого-либо так ненавидеть. Дерьмо, дерьма кусок, подонок, тварь. Убью. Так бы поступил мой Тотем, так поступлю и я.

— Тогда здесь поищем, — предложил Боб. Я встал. Ого. Нет, определенно, в эти баклаги что-то подмешивают. Ведь трезвый сидел только что.

В комнате я первым делом подошел к шкафу и сладострастно, широким движением вывалил на пол книги. Ни за чем, просто так. Несколько пинков по книгам. А вдруг там и впрямь фотографии найдутся. Книги, будто квадратные птицы, взмахивали переплетами, но улететь не могли. Чем бы еще поживиться? Мебели в комнате было всего ничего: тот самый шкаф, который я только что победил, заваленный хламом письменный стол, офисное кресло на толстых паучьих ногах да тумба с телевизором в углу. Тяжелым шагом я подступил к столу и, словно ножи из тела жертвы, выдернул все три ящика. Ящики стонали, из них сыпалась разнородная мелочь: презервативы, зажигалки, сломанный плеер с обвислыми кишками наушников, исписанные ручки, окурки, пузырьки от каких-то лекарств. Ни одной фотографии. Боб стоял в дверях, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Когда он складывал руки на груди, то становился похож на голливудского полицейского. Боб молчал, и молчание это, вкупе со сложенными руками, говорило, что на нашей стороне закон, детка. Ладненько, ищем дальше. На столе — диски, грязные тарелки, компьютерные потроха. Роскошный ноутбук, открытый, являющий свету заляпанные экран и клавиатуру.

— Включи-ка, — посоветовал Боб. — Там, скорее всего, фотки есть какие-никакие.

Я последовал его совету и, пока оживал ноутбук, сбросил хлам с кресла. С дорогого кожаного кресла, такому место в директорском кабинете. Подтянув кресло поближе — оно, как танк, с тяжелым лязгом проехалось по полу — я попытался устроиться за столом. Ничего, удобно. Ногам что-то мешает. Что-то бесформенное, шуршащее. Сумка какая-то. Я двинул ногой, но сумка не пожелала сдаваться, ей было уютно в ее логове под столешницей, и она не хотела делить належанное местечко с моими ногами. Выругавшись, я нагнулся, ухватил сумку за первую попавшуюся лямку и выволок ее из-под стола. Пусть ее посреди комнаты валяется, все одно свинарник вокруг. Вернемся к ноутбуку. Так. Диск только один. На рабочем столе — ярлык «Мои документы». Готов поспорить, там действительно его документы.

— Тим, — позвал Боб, — глянь-ка.

Сумка стояла на полу, приоткрыв зев. Это была здоровенная дорожная сумка с жесткими бортами, удобным широким ремнем и кучей симпатичных боковых карманов. Снизу элегантно топорщились колесики. Сначала я ничего не понял, но затем, когда Боб полностью расстегнул молнию, я увидел, что сумку наполняли пачки купюр. Доверху.

Вот здесь я должен сделать признание. Мне тут же страшно захотелось взять несколько пачек. Если бы не Боб, я бы, наверное, так и поступил. Но Боб, хладнокровно запустив в сумку лапы, стал выгребать из нее деньги и аккуратно складывать рядом на грязном полу. Он делал это как-то обыденно, буднично, словно разбирал покупки, вернувшись из магазина. Наваждение рассеялось, я опустился на колени и принялся помогать Бобу. Очень скоро выяснилось, что денег было не так много, как показалось вначале. Пачки занимали примерно четверть от всего объема сумки, а под ними лежала аккуратно сложенная одежда: пара джинсов, свитер, белье. В боковом кармане, похожем на велосипедную сумочку, мы нашли электробритву. В другом кармане — швейцарский нож.

— Ясно, — сказал Боб. Он уселся в директорское кресло, глядя на выпотрошенную сумку. Закинув ногу на ногу, Боб нашарил в кармане форменной рубашки пачку сигарет и закурил. Курил он редко и по очень серьезным поводам, поэтому немудрено, что я забеспокоился.

— Что — ясно? — спросил я.

Боб задумчиво пыхнул дымом в мою сторону, поспешно извинился и стал размахивать руками, отгоняя дым, как муху. Этим он добился только того, что дым разошелся по всей комнате, отчего стало положительно невозможно дышать. Боб сказал:

— Ясно, во-первых, что он действительно собрался добывать деньги игрой. Причем, уже начал, и у него неплохо получалось. Не врал, значит, Петя этот…

— А одежда? Он уезжать собрался? Зачем?

Тут же всплыло воспоминание: мы с Черным, еще до ссоры, смотрим под пиво и рыбку «Святых из трущоб». «Мы с тобой, Тимоха, ирландцы по духу», — сказал тогда Черный непонятно и задумчиво (он был уже здорово пьян). Он всегда боготворил Ирландию, не знаю почему. А я ему возразил: «Все ирландцы — ирландцы, но некоторые ирландцы ирландей других…» Я тоже был здорово пьян, и эта фраза показалось нам обоим жутко смешной. Вот оно как, Черный. Значит, ты решил стать ирландей всех…

Боб поискал, куда бы сбросить пепел и, не найдя, стряхнул его прямо на пол. Полу от этого хуже не стало.

— Я так полагаю, — с расстановкой проговорил Боб, — я так полагаю, что Черный не дурак. Он понимал, что рано или поздно его вычислят и попросят вернуть денежки. Вот и приготовился к отъезду. Правда, со временем не рассчитал. Кстати! — он вдруг просиял и погрозил мне сигаретой. — Кстати, здесь одежда только для него. Это, скорее всего, значит, что Дину он собой брать не планировал. То есть, она, должно быть, с ним заранее не договаривалась…

Я застыл.

— Черт. Извини, — спохватившись, сказал Боб.

— Проехали, — сказал я.

Боб принялся старательно давить сигарету о подошву ботинка.

— Вообще, я слышал, прикрывать собираются всю эту лавочку, — сообщил он. — Вроде, закон готовят, чтобы все казино из города убрать. Тоже повод торопиться.

Я безучастно кивнул. Закон так закон. Дура лекс, сед лекс.

— Непонятно только, каким образом Черный успел столько наиграть, — продолжал Боб. — Вроде, они… в общем, если он только сегодня утром с Диной… Э-э…

— Я понял, — сказал я быстро. — А может, они здесь уже были? Черный сыграл, пришел сюда… с Диной… деньги оставил, потом опять ушел. Ушли, то есть, они. С Диной.

Боб покачал головой.

— Со временем напряженно. Но, скорее всего, что так и было. Либо его еще кто-то подкачивал до Дины. О!

— Чего?

— Что, если он сам себя научился. А? — Боб щелкнул пальцами.

— Что, сам себе удачу повышать? Это исключено.