Помоги проекту - поделись книгой:
«Я родилась в Индии, в семье священной касты браминов (брахманов. —
Этот бред завороженно выслушивала парижская публика 1905 года.
«Мата Хари» и впрямь означает «глаз утренней зари». Чем, собственно, доля истины в ее замечательной биографии исчерпывалась. Но мода сезона требовала ориентальной экзотики. «Весь Париж» (полтора десятка снобов — персонажей колонки светской хроники) в буквальном смысле слова стонал от восторга.
Свое первое выступление в качестве «восточной танцовщицы» Маргарета совершила в парижском салоне мадам Киреевской. Именно там ее приметил месье Гиме, фабрикант и коллекционер, чьим именем сегодня назван крупнейший музей восточного искусства в Западной Европе.
Довольно быстро выяснилось, что прекрасная индианка готова лично продемонстрировать избранному кругу ценителей некоторые загадочные ритуалы. Проще говоря, пришелица изъявила готовность танцевать для не слишком широкого круга господ и дам при закрытых дверях. Если называть вещи своими именами — это был стриптиз, сдобренный восточными благовониями и пестрыми тканями, от которых танцовщица без особых церемоний освобождалась.
Публике, разумеется, было совершенно безразлично, под каким из благовидных предлогов рассматривать обнажаемые ягодицы. Поклонники Маты Хари — самые высокопоставленные армейские чины, министры и князья, которым проклятое происхождение (или положение) не позволяло отправиться в обычный городской притон. Даже в дорогой.
Большинство подозревало об изрядной доле вымысла в историях Маты Хари. Однако никому не приходило в голову, насколько эта доля велика.
Паспорт у загадочной незнакомки, разумеется, имелся. Любопытствующего, ненароком заглянувшего в сей документ, ожидали сюрпризы. Маргарета Целле — гражданка Голландии, супруга пожилого армейского офицера, мать пятилетней дочери. Из семьи некогда почтенного голландского шляпника.
От скуки в своей голландской провинции Маргарета Целле томилась уже с двенадцати лет. И с трудом дождавшись совершеннолетия, немедленно предприняла первое же, что ей взбрело в голову. А именно: она отыскала в разделе брачных объявлений самое привлекательное и за три дня женила на себе слегка утомленного армейского офицера, которого она довольно быстро превратила в желчного старика.
Видит Бог, ее любовный темперамент требовал несколько более пылкого партнера. К тому же размеры офицерского жалованья представлялись ей сугубым недоразумением. В придачу, она не усматривала решительно ничего дурного в том, чтобы время от времени (раза четыре в неделю) изменять супругу с его армейскими коллегами. Трогательная любовь к мундирам сочеталась у нее с не менее трогательной привязанностью к вознаграждениям за эту любовь.
Короче говоря, родив ребенка, доведя мужа до физического, финансового и нервного истощения и снова заскучав, Маргарета Целле пересекла несколько границ и оказалась в Париже. Без денег, без талантов и без знакомств. Тут-то ей и пришлось изобрести Мату Хари — священную танцовщицу храма. Ее выступления на протяжении нескольких сезонов оставались самым модным мероприятием парижской жизни. Она могла без стеснения требовать гонорары, в которых ей никогда не отказывали. Тысяча золотых франков за танец представлялась высшему свету ценой вполне умеренной. (Средний заработок во Франции составлял тогда пять франков в день.) Однажды вечером ей заплатили десять тысяч.
Все деньги немедленно перемещались в карманы парижских модисток, ювелиров и партнеров по картам. Она никогда не снисходила до того, чтобы бросить взгляд на свои счета в отелях и ресторанах. Кроме того, каждый танец приносил ей улов в виде двух-трех одурманенных великосветских поклонников.
К несчастью, Мата Хари обладала небезобидным свойством — верить в фантазии собственного изготовления. Она всерьез считала себя непревзойденной танцовщицей и однажды даже устроила сцену совершенно изумленному Сергею Дягилеву. Последний отчего-то не пожелал взять ее на роль примы-балерины.
Кроме того, в ее сознании зародилась настойчивая, если не сказать навязчивая, идея. Ей захотелось миллиона франков. Фантазия эта была до чрезвычайности опасной и в высшей степени несвоевременной. Мода имеет тенденцию постоянно меняться. А в 1906-м Мата Хари достигла знаменательного возрастного рубежа — тридцатилетия. И через пару лет уже не смогла бы беззаботно сбрасывать с себя одежды, пусть и в тумане индийских благовоний. Со временем ей пришлось прибегнуть к посредству телесно-розового трико. Сама она считала подобную уловку вполне невинной. Чего нельзя было сказать о вооруженной морскими биноклями почтенной публике.
ЖИЗНЕННАЯ МУДРОСТЬ, КОТОРУЮ МАТА ХАРИ УСВОИЛА ТВЕРДО, ГЛАСИЛА: ВСЕГДА СЛЕДУЕТ ПРЕДУСМОТРЕТЬ КОГО-ТО, КТО СТАНЕТ ОПЛАЧИВАТЬ ТВОИ СЧЕТА.
Так и не сообразив, что, собственно, стало с ее ослепительной танцевальной карьерой, Мата Хари не задержалась на этом неприятном размышлении. Жизненная мудрость, которую она усвоила твердо, гласила: всегда следует предусмотреть кого-то, кто станет оплачивать твои счета. К ее удовлетворению, словосочетание «таинственная Мата Хари» по-прежнему оказывало на противоположный пол совершенно наркотическое воздействие. Прислуга самых разнообразных отелей Парижа, Амстердама и Берлина вскорости отказалась от затеи — запомнить хотя бы одного из ее посетителей в лицо. Чересчур уж часто они менялись.
Правда, чем старше становилась Маргарета Целле, тем дешевле становились отели. Финал блистательной карьеры вырисовывался довольно-таки бледный.
Но тут весьма кстати пришлась Первая мировая война. Разумеется, Мата Хари ничего не смыслила в политике, стратегии, передвижении войск, снабжении и военной индустрии. Зато бегло говорила по-французски и по-немецки и испытывала простительную и совершенно непреодолимую слабость к офицерам. Говорят, что на контакты с разведками всех стран ее подтолкнула безумная страсть к русскому красавцу-офицеру.
К началу войны ей довелось оказаться в Берлине. Что, собственно, и определило дальнейшее развитие событий. Мата Хари обратилась в штаб немецкой разведки и предложила свои услуги в качестве шпионки. Ну в самом деле, не в санитарки же было наниматься…
Пленительно прикрывая глаза, она грудным, тревожащим душу контральто намекала германскому офицеру, что ее связи с высшими военными, политическими и дипломатическими кругами Франции позволяют ей извлечь любые бумаги из любого сейфа. В обмен на эти драгоценные возможности ей требовался все тот же злополучный миллион. Теперь уже марок.
Ей галантно предложили взамен двадцать тысяч на первое время, торжественно присвоили секретный номер H21 и отправили с миром во Францию. Задание у нее было не слишком, по ее понятиям, обременительное. Получить карты генерального наступления из сейфа отчего-то никто не пожелал. «Поезжайте, приглядитесь к настроениям, сообщите, что говорят в народе», — напутствовали ее вполне даже сердечно.
Однако миллиона марок все не присылали и не присылали. Г-жа Целле была вынуждена отправиться во французский разведштаб. Воодушевление французской разведки было еще скромнее. Здесь ей не выдали даже секретного номера, не говоря уже об авансе. И отправили отчего-то в Испанию.
Следует отметить, французы сразу заподозрили в Мате Хари двойного агента. И в Испанию ее выпихнули попросту во избежание недоразумений. В Мадриде милая дама, разумеется, окончательно запуталась: на кого она, собственно, работает. То есть кто, собственно, ей наконец заплатит? Она решала эту проблему частным образом — попеременно навещая дипломатов и офицеров.
Июль 1916 года. 12-го числа ее видели в обществе унтер-лейтенанта Алора.
С 15-го по 18-е — с бельгийским майором де Бофором.
30 июля — в объятиях офицера из Монте-Негро Йовилшевича.
Август. 3-е число, вторник. Она замечена сразу с двумя: русским офицером Масловым и английским унтер-лейтенантом Гэсфилдом.
На следующий день ее спутником становится итальянский унтер-офицер Мариани.
16 августа — офицер генерального штаба Жербо.
21 августа она замечена с неопознанным английским майором.
22-го ей удается увлечь ирландцев, сразу двоих: Джеймса Планкета и Эдвина О'Брайена.
24 августа, наконец, она оказывается в обществе французского генерала Баульсгартена.
А 31-го уединяется с британским военным чином Ферни Стюартом…
Разумеется, изощренный стратег мог бы усмотреть в этих перемещениях не менее изощренные наблюдения за рекогносцировкой войск противника. Разумнее все же предположить, что дама так решала проблему, кто же оплатит ее отель.
Кажется, фрау Целле так никогда и не поняла, почему ее вдруг подставили немцы. Берлин дал возможность Парижу перехватить три шифровки об агенте H21. Шифр при этом был примитивен ровно настолько, чтобы шифровальные службы французов прочитали его немедленно. Мату Хари вызвали в Париж, где по прошествии короткого времени арестовали.
Ее обвинили в создании агентурной сети во Франции, Голландии, Бельгии и Испании, некой тайной миссии в Египте, в краже чертежей последней модели британского танка, в разглашении планов бомбардировок союзников. То же самое записала на ее счета легенда.
Пожалуй, лишь агент Н21 и его враждующие работодатели знали, что практическая польза от его прогулок по Европе была более чем скромна. Но Германия получила возможность списать на Мату Хари все свои шпионские достижения и спасти более ценных агентов.
Франция же, на третьем году войны катастрофически теряющая боевой дух, нуждалась в ужасающих примерах вероломства. И она их получила. Основной уликой на суде стали список денежных переводов от немецкого атташе и «секретные» чернила, найденные при аресте, которые, как она утверждала, были каплями от головной боли. Мата Хари заявила, что деньги от военного атташе были подарком за ее любовь и если он требовал их возмещения, значит, он не является джентльменом, каковым она его считала. Она признала, что получила 20 тысяч франков в мае 1916 года от немецкого консула в Амстердаме. И с готовностью подтвердила, что консул сказал ей, будто это аванс за обеспечение немцев информацией о ее последующей поездке в Париж. Но она не собиралась давать ему никакой информации и считала эти деньги компенсацией за меха, отобранные у нее немцами в Берлине в 1914 году!
В придачу к эффектному расстрелу французское государство, создавшее легенду о супершпионке и приговорившее Мату Хари к смерти, получило от нее в наследство… стопку неоплаченных счетов…
Так что славу танцовщицы-содержанки сложно объяснить рационально. Ведь известных шпионок самого высокого уровня, добившихся реальных успехов на этом поприще, было достаточно и до нее, и после.
Даже не сильно напрягаясь, можно вспомнить, что филистимляне подготовили и обеспечили всем необходимым свою агентессу Далилу для того, чтобы она выведала тайну необычайной силы Самсона и обезвредила его (соблазнение и саботаж). Или то, что еврейская вдова Юдифь проникла в лагерь ассирийских войск и обезглавила командующего армией Олоферна (инфильтрация и ликвидация). Или то, что визит правительницы аравийского царства Саба, известной как Царица Савская, к Соломону на самом деле был разведывательной миссией, направленной к тому же на политическое разложение царства Соломона изнутри. Правда, ее миссия успехом не увенчалась, ибо Соломон провел упреждающую операцию — его шпионы похитили трон царицы и ее царские регалии, что, вкупе с мудростью самого Соломона, позволило ему успешно перевербовать царицу и присоединить Сабу к своему государству.
Если же вернуться в более близкое нам время, то можно припомнить хотя бы француженку Жозефину Бейкер. Негритянка родом из США, недоучившаяся в школе, стала танцовщицей и певицей (не правда ли, похоже?). В 1924 году она стала «черной звездой» Бродвея. В 1937 году получила французское гражданство и после начала Второй мировой войны сразу решила, что обязана защищать Францию. Ее зачислили в агентурную сеть. Жозефина обладала всеми необходимыми для агента качествами: красивая актриса, к которой тянулись даже убежденные нацисты, с глубоким интеллектом и великолепным чувством юмора, любящая подурачиться и — хорошо подготовленная для разведывательной работы. Сама пилотировала самолет и имела одно из первых «удостоверений пилота», выданных женщине во Франции. Гастролируя с концертами по Испании, Португалии, а также Марокко и прочим африканским странам, раскусила немало шпионов-гестаповцев и выполнила немало деликатных миссий. Например, обворожила Муллу Ларби Эль Алуи, хитрого визиря Марокко, настолько, что он стал снабжать ее ценной информацией.
СЛОВО «КОШКА» СТАЛО СИМВОЛОМ СОПРОТИВЛЕНИЯ. ПОЙМАТЬ «КОШКУ» ДЛЯ СОТРУДНИКОВ ГЕРМАНСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ СТАЛО ДЕЛОМ ЧЕСТИ.
Или история Матильды Каррэ, которую — вот ирония! — прозвали «Матой Хари Второй мировой». Ее приобщил к разведделу офицер разведки ВВС Польши капитан Роман Чернявски, создатель агентурной сети «Интераллье». Тот влюбился в Матильду и стал называть ее «моя кошечка». Так появилось «фирменное» начало передач: в Лондон пошли радиосообщения, начинающиеся словами: «Кошка сообщает…» Сеть «Интераллье» держала под наблюдением военно-морские сооружения немцев и контролировала передвижения флота. «Кошка» стала известна всей Франции — у французов имелись радиоприемники, и по ним можно было услышать слова «Кошка сообщает…». Слово «Кошка» стало символом Сопротивления. Поймать «Кошку» для сотрудников германской контрразведки стало делом чести. Но дальнейший роман Матильды с немецким разведчиком перемешал все карты: Матильда стала двойным агентом и выдала своих соратников из «Интераллье». Ее предательскую сущность французская разведка осознавала долго: в конце концов «Кошка» была приговорена к казни, но ей дали пожизненное заключение, через десять лет по амнистии Матильда была помилована.
А Доротея Ливен, супруга русского посла в Англии, графа Ливена? В первой половине XIX в. она и вовсе была фактическим резидентом русской разведки в Лондоне. Будучи родной сестрой шефа жандармерии Бенкендорфа, Ливен регулярно поставляла в Петербург сведения государственной важности. Как всякий разведчик, она должна была постоянно налаживать новые контакты, что и делала без оглядки на мораль и общественное мнение. В Лондоне в те времена ходила шутка: «В мире нет ничего такого, о чем нельзя было бы договориться, включая ночь с мадам Ливен».
Ее «воспитанница» светская львица Джейн Дигби, которую считают прабабушкой то современного гламура, то феминизма, оставалась в этом «бизнесе» до старости. Уже в преклонном возрасте она занялась торговлей оружием, наладив через британского консула в Дамаске поставки мезрабам (бедуинскому племени, за шейха которого Меджуэля она вышла замуж) новейших английских ружей, что резко повысило их военную мощь в конфликтах с другими племенами. Взамен англичане получали политическое влияние, а также знакомились с восточной культурой. Кстати, есть версия, что именно благодаря Джейн Дигби эль-Мезраб европейцы получили «Камасутру», — она отправила попавшее к ней в руки пособие по интиму через британского консула.
До самой кончины вокруг Джейн по-прежнему группировались шпионы и плелись политические интриги, ведь она оставалась английской аристократкой, к тому же единственной на всем Ближнем Востоке. Джейн Дигби скончалась 11 августа 1881 года в Дамаске в возрасте 74 лет. Ее жизнь, наполненную авантюрами и скандалами, можно считать эталоном гламурной саги. С соответствующим финалом: когда она умерла, шейх Меджуэль едва не сошел с ума от горя.
Были женщины, которые сумели преуспеть на поприще политической разведки, совмещая эту деятельность с научной и общественной. Такой была, например, Гертруда Белл — английская писательница, географ, археолог и общественный деятель.
Правда, первая ее шпионско-дипломатическая миссия закончилась почти провалом. После своего доклада в Королевском Географическом обществе в 1913 году о путешествиях по Ближнему Востоку и Месопотамии она получила официальное поручение — подготовить для общества серию фотографий и карт. Ее целью был древний город Хаиль, примерно в тысяче километров от отправного пункта. Там находилась резиденция принца ибн-Рашида, правителя центральной части полуострова. А уже из Хаиля она собиралась отправится к ибн-Сауду, смертельному врагу ибн-Рашида, владетелю южных земель.
Турецкие власти, как всегда, подозревали, что эти карты отправятся прямиком в британское Министерство иностранных дел. И были очень близки к истине. Родная страна поставила перед Гертрудой важную задачу — содействовать сплочению разрозненных арабских племен под руководством Альбиона. Ходили слухи, что турки подкупили ибн-Рашида. Путешественница должна была это выяснить.
16 декабря 1913 года Белл снарядила свою партию, нагрузив 17 верблюдов и 8 мулов провизией на 4 месяца, походным снаряжением и подарками для вождей племен. Перед этим она встретилась с одним из агентов принца ибн-Рашида и передала ему 200 фунтов, которые вскоре должны были ждать ее в Хаиле, — следовало перестраховаться от грабежей.
По ночам она вела путевой дневник, предназначенный даже не для себя, а для майора Чарлза Дауи-Уайли — своей безнадежной любви. Он был женат на ее близкой подруге и не мог оставить жену. Гертруда и Чарльз обменивались страстными письмами, встречались тайком, и их роман с каждым днем становился все более мучительным. Так что миссия была для Гертруды чем-то вроде спасения: «Я уже погрузилась в пустыню, будто это мой родной дом. Тишина и одиночество опускаются на меня плотной вуалью. Я хотела бы, чтобы ты увидел пустыню и вдохнул воздух, который идет из самого источника жизни. Несмотря на пустоту и безмолвие, это прекрасно». Близ города Зиза свою госпожу нагнал слуга Фатух. Он привез ответные письма от Чарлза: «Ты сейчас в пустыне, а я в горах, в местах, где под облаками хочется сказать так много. Я люблю тебя. Становится ли тебе от этого легче там, где ты сейчас? Становится ли от моих слов пустыня менее огромной и бесприютной? Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе об этом в поцелуе».
24 февраля 1914 года караван достиг Хаиля. Разбив лагерь за его стенами, Белл послала Фатуха к правителю. Вернулся «оруженосец» в сопровождении троих верховых, вооруженных пиками: оказалось, что эмир ибн-Рашид в отъезде, но его дядя Ибрагим, который остался наместником, готов принять ее. Гертруде показалось, что Фатух незаметно делает ей какие-то знаки, но им не удалось перекинуться даже словом.
Ворота Хаиля захлопнулись за караваном. Гостья и хозяин обменялись приветствиями, и на этом… разговор завершился. Ибрагим только обронил, уходя, что, поскольку принц отсутствует, будет лучше, если госпожа подождет его здесь, в этих покоях. Сказано это было самым вежливым тоном, но Гертруда сразу поняла что к чему. Она под арестом.
Через пару недель она буквально ворвалась в эмирский сад. Меж фонтанов и деревьев гуляли эмирские же дети, наместник с придворными пил кофе в голубом павильоне. Британка завела разговор об отъезде, но все, как и ожидалось, только улыбались и подливали горячего напитка. Тогда в ярости — разыгранной ли, неподдельной ли — она вскочила с подушек, повернулась, ушла. И услышала за своей спиной молчание — лишь размеренно журчали фонтаны. Такой жест мог позволить себе только шейх, смельчак, привыкший повелевать.
Если бы в павильоне была дверь, Гертруда бы ею хлопнула. Она понимала, что нанесла наместнику обиду (как когда-то у бедуинов), которую тот не простит. Очутившись в своих покоях, Гертруда приготовила пистолет.
Но через некоторое время вошел главный евнух и объявил мисс Белл, что она свободна. Более того, протянул ей кошель с теми самыми двумя сотнями фунтов, которые она «перевела» сама себе в Хаиль. Гертруда едва успела. Армия ибн-Сауда была уже почти под стенами города. Ибн-Рашид готовился к активной обороне. Еще немного, и Белл очутилась бы под перекрестным огнем армий двух принцев. В этой зловещей предгрозовой атмосфере ей все же хватило времени на то, чтобы сделать альбом фотографий города, ради которого она пересекла пустыню.
Но в Англию она вернулась, не выполнив главного задания. Осенью 1914 года Ближний Восток уже представлял собой поле боя. Британия решительно вовлекла в войну арабов, пообещав им независимость в случае победы над османами.
В Лондоне произошла наконец тайная встреча Гертруды с тем, для кого она при свече, слушая, как хлопает на ветру ткань палатки, писала ночами свой дневник. Всего одна ночь вместе. Чарлз уже получил приказ отбыть в действующую армию для участия в десанте против султанских войск под Галлиполи. Там ему было суждено погибнуть.
А опыт, полученный Гертрудой в ее политической миссии в Хаиле, остался. В ноябре 1915 года ее вызвали в Египет, где она второй раз встретилась с неким Томасом Эдуардом Лоуренсом (первый раз — мимолетно, на раскопках Кархемиша в 1913 году, когда он, студент Оксфорда, еще, наверное, и не предполагал, что станет «тем самым» Лоуренсом Аравийским. Ключевые шаги на этом пути он сделал вместе с Гертрудой Белл).
Они упорно трудились в течение шести недель, разрабатывая план «восстания в пустыне», причем голубоглазого вояку бумажная работа тяготила, он все время мотался на передовую, а его напарница с видимой легкостью просиживала в офисе дни и ночи. Вскоре, после непродолжительной командировки в Индию, ее вместе с Лоуренсом и знаменитым разведчиком сэром Перси Коксом перевели в Басру. А в марте 1917 года последовал вызов в недавно захваченный Багдад. Мисс Белл консультировала там официальных представителей британского командования.
МНОГИЕ ШЕЙХИ НЕ ДОВЕРЯЛИ АНГЛИЧАНАМ. НО ОНИ ДОВЕРЯЛИ ЖЕНЩИНЕ, КОТОРУЮ ДАВНО ЗНАЛИ.
После ухода турок в городе царил полный разброд, требовалось срочно создать временное правительство, и здесь Гертруда была незаменима. Многие шейхи не доверяли англичанам. Но они доверяли женщине, которую давно знали. Англичане, в свою очередь, были уверены, что арабы сами не в состоянии управлять своими землями. Гертруда старалась убедить соотечественников в обратном… и стала «некоронованной королевой Ирака» — женщиной, которая фактически возвела на престол в этой стране первого официально коронованного короля Фейсала I из дома Хашимитов.
В 1919 году, уже после войны, она ездила на Парижскую мирную конференцию: «Меня уговаривали остаться на дипломатической работе в Европе, но я не могла себе представить, как можно в такой момент быть там. Я не могу думать ни о чем, кроме того, что будет с Ближним Востоком». Еще годом позже заслуженную путешественницу, бывшую шпионку, офицера в отставке, обладательницу ордена империи назначили Восточным секретарем Высшей Британской комиссии в Междуречье.
Справедливости ради стоит признать, что истории такого плана — все же исключение. Отношение к женщинам в разведке почти всегда было цинично-утилитарным. И настороженным, если не параноидальным.
В начале ХХ века, инструктируя отправлявшихся в Россию агентов, шеф британской разведки Мэнсфилд Камминг говорил: «Никогда не доверяйте женщинам, не дарите своих фотографий, особенно женщинам. Создавайте впечатление недалеких, безмозглых простачков и никогда не напивайтесь». При этом он знал, что главную информацию о работе большевистского правительства и его лидеров получал от женщин.
Одним из его агентов в России в первые годы советской власти был британский журналист Артур Рэнсом — будущий знаменитый детский писатель. Он был любовником секретарши Троцкого Евгении Шелепиной (впоследствии ставшей его женой, которой позволили уехать вместе с ним в Англию в 1920 году). Шелепина передавала своему любовнику ценнейшую информацию о планах и политике большевистского руководства.
Еще одной женщиной, работавшей на британскую разведку, была близкая приятельница Ленина и давний член партии Надежда Петровская. Она была любовницей Пола Дьюкса — знаменитого британского разведчика, успешно работавшего в Советской России. Дьюкс, учившийся в Петербурге, бегло говорил по-русски и после революции под другим именем смог стать членом партии и внедриться в Коминтерн. Одно время он даже работал в ЧК. Петровская, которая часто встречалась с Лениным и Крупской, передавала любовнику важнейшую секретную информацию. Когда Дьюкс вернулся в 1920 году в Британию, Камминг встретил его как героя. Король Георг V возвел разведчика, служившего в ЧК, в рыцарское достоинство. Дьюкс продолжал работать в разведке вплоть до Второй мировой войны.
А вот что говорил на расширенном заседании Военного Совета при Наркоме Обороны 2 июня 1937 года Иосиф Сталин: «Есть одна разведчица опытная в Германии, в Берлине. Вот когда вам, может быть, придется побывать в Берлине, Жозефина Гензи, может быть, кто-нибудь из вас знает. Она красивая женщина. Разведчица старая. Она завербовала Карахана. Завербовала на базе бабской части. Она завербовала Енукидзе. Она помогла завербовать Тухачевского. Она же держит в руках Рудзутака. Это очень опытная разведчица, Жозефина Гензи. Будто бы она сама датчанка на службе у немецкого рейхсвера. Красивая, очень охотно на всякие предложения мужчин идет, а потом гробит».
Еще конкретнее высказался один из «полевых» агентов разведки: «Жуткие бабы. В постели разматывали человека так, что любой следователь от зависти бы сдох. Все ведь знаешь, а все равно попадаешься!»
И попадались. Причем чаще, чем это можно было бы предположить. Пожалуй, дело в том, что приключения «шпионок с крепким телом» и их жертв вызывают самый живой интерес всех без исключения СМИ — от самых скандальных до самых респектабельных. Уж больно соблазнительна фактура, особенно когда жертвой становится кто-нибудь из сильных мира сего — то, что истории эти похожи одна на другую, как конвейерные елочные игрушки, никого особо не волнует. А сам факт передачи секретных сведений (если таковой и был) зачастую тонет под ворохом пикантной мишуры. Так, например, случилось в начале 60-х годов XX века в Англии.
21 мая 1963 года военный министр Великобритании Джон Профьюмо перед Палатой общин строго заявил, что в его отношениях с девушкой по имени Кристин Килер не было ничего предосудительного. Кристин была представлена ему Стивеном Уордом, фигурой в светских кругах в те времена не последней. Уорд был модным костоправом, к услугам которого прибегали Уинстон Черчилль, лорд Астор (в загородном доме рядом с поместьем которого и проходила та вечеринка) и даже принц Филипп. Уорд, помимо этого, еще был художником, рисовал членов королевской семьи.
Благодаря ему Кристин Килер познакомилась не только с Профьюмо, но также и с советским военным атташе Евгением Ивановым. Казалось бы заурядный адюльтер приобрел характер шпионского триллера. Капитан 1-го ранга Евгений Михайлович Иванов в свое время окончил Военно-дипломатическую академию. Работал помощником военно-морского атташе в Норвегии, потом в Британии. Эрудированный, элегантный, компанейский, он даже в чопорном Лондоне сумел найти общий язык с представителями бомонда. В Норвегии Иванову, по его собственным словам, удалось завербовать двух ценных агентов.
Знакомство с Кристин позволяло ему найти подходы к людям, находившимся на самой вершине британского истеблишмента. К Джону Профьюмо, например. Центр одобрил идею вербовки военного министра через Кристину. Говорят, что девушка передавала Евгению Иванову не только информацию от Профьюмо, но и соображения принца Филиппа о мнении королевы по внешнеполитическим вопросам. В таком изложении Кристин выглядит прямо-таки «многостаночницей» шпионажа.
Правда, финал ее карьеры вышел скомканным. По глупости Кристин Килер связалась с наркодельцом, за которым давно охотились полицейские. В дело ввязалась британская контрразведка. Во время допроса девица призналась, что спала не только с сыном королевы и министром обороны, но и с помощником советского военно-морского атташе. Скандал был грандиозный. Ее Величество была потрясена. Досталось, конечно, и принцу Филиппу. Профьюмо пришлось уйти в отставку. Не усидел в кресле и премьер-министр Британии Гарольд Макмиллан.
Как водится, все участники этой истории рассказывают детали по-своему. Кристин в своих интервью рядится в одежды Мата Хари («новой Мата Хари» газетчики назвали ее за полвека до того, как на страницы попало имя Анны Чапман). Причем, видимо, в этом она права — ценной информации с ее помощью добыть так и не удалось (по крайней мере, так утверждает британская МИ-5), зато она стала героиней шпионского фильма.
Евгений Иванов в связи с «делом Профьюмо» был спешно отозван из Лондона (как он сам утверждает, предупредил КГБ о надвигающемся скандале один из выдающихся советских разведчиков Ким Филби, и КГБ решил поделиться информацией с ГРУ). В начале ХХI века он подготовил к изданию книгу «Голый шпион», где красочно описал свою интригу с Килер. Причем описал в стиле, подходящем для романа не столько шпионского, сколько эротического: «Едва выпив по капле, мы начали настоящее сексуальное сражение. Хорошо, что мебель была прочная, иначе наши любовные утехи нанесли бы очень большой материальный ущерб. Мы вгрызлись друг в друга, как звери. В течение секунд Кристин осталась без одежды. Когда я бросил ее на постель, то восхитился белизной ее кожи, красотой ее груди и тонкой талией.
Кристин была то мягкая и нежная, то свирепая и жестокая. Что-то животное было в ее руках, которыми она хватала каждую часть моего тела. Она так двигалась в жарком ритме нашей страсти, что мне казалось, вокруг нет ничего, кроме этой сексуальной бестии…» Сама Кристин, правда, как-то обронила, что «в постели ничего впечатляющего не происходило», а секс обычно не занимал и пяти минут.
Солгавший в парламенте «ради семьи» Джон Профьюмо семью сохранил. И не только. Спустя несколько дней после отставки он появился в центре для беженцев Тойнби Холл на востоке Лондона и предложил свою помощь в качестве посудомойки. И оставался там на протяжении 40 лет. Он расширил сферу деятельности этой благотворительной организации, включив социальные программы и программы обучения для молодежи. За свою самоотверженность на ниве благотворительности в 1975 году он стал Командором ордена Британской империи (CBE), а 20 лет спустя Маргарет Тэтчер назвала его «одним из национальных героев» и, пригласив на свое 70-летие, усадила рядом с королевой…
МОЛОДАЯ ПРАКТИКАНТКА БЕЛОГО ДОМА МОНИКА ЛЕВИНСКИ НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА СПЕЦАГЕНТОМ «МОССАДА».
Если верить некоторым экспертам, практически та же самая история произошла в США в 1998 году. Так же, как и в Англии, достоянием гласности стала интрижка высокопоставленного чиновника с молодой и привлекательной женщиной. Чиновник прилюдно солгал. Газеты раздули скандал. Разница была в одной детали. Не в том, что этим чиновником оказался президент США Билл Клинтон — в конце концов на его месте мог быть, допустим, председатель объединенного комитета начальников штабов, — а в том, что интимничавшая с ним в Овальном зале молодая практикантка Белого дома Моника Левински на самом деле была спецагентом «Моссада» типа «ласточка».
В недрах израильской политической разведки, как утверждают эксперты, действует особая служба, специализирующаяся на соблазнениях политических деятелей с целью последующего шантажа. Женщины-агенты — «ласточки», мужчины — «вороны». Конкретным же предметом того шантажа называли другого агента «Моссада». Израильтяне якобы угрожали Клинтону разоблачением его интрижки с Моникой, требуя освободить Джонатана Полларда, сотрудника военно-морской разведки США, осужденного за шпионаж в пользу Израиля.
Считается, что Поллард передал израильтянам копии около 1800 секретных документов. При этом всего он украл свыше 1 000 000 (миллиона!!!) секретных документов, в числе которых были: специальный технический отчет о советской ракетной системе «Стрела-10» (SA-13); анализ тенденций развития зенитно-ракетных систем военно-морских сил СССР; сведения об уровне шумов, издаваемых кораблями и подводными лодками; исследование работы разведки военно-морских сил Израиля; исследование портовых сооружений в Тобруке, Ливия; сведения о возможности электронной войны между Ираном и Ираком; документы о военном значении расширения технической инфраструктуры в Южном Йемене; данные о нетрадиционных методах ведения войны ВМФ Ливии; информация о постройке в Сирии завода по производству нервно-паралитического газа; данные о комплексе зданий ООП в Тунисе.
Ради такого шпиона никакой секс-бомбы не жаль!
Все-таки получается, что в разведке (как и во многих других профессиях) женщинам, как правило, приходится рассчитывать прежде всего на свои внешние данные. Хотя известно, что задания, требующие тщательности, внимательности и полного сосредоточения, женщины выполняют как минимум не хуже мужчин. Но в большинстве разведок мира — и не без причины — господствуют представления вполне в духе И.А. Серова, руководителя советской разведки в 1950 — 1960-х годах, категорически возражавшего не только против использования женщин в качестве оперативных работников, но и против привлечения их к кабинетной работе. Он считал, что женщин стоит использовать лишь как приманку или — изредка — для вербовки других женщин.
Так что истории героинь агентурной работы наподобие Анны Морозовой, чье имя известно благодаря фильму «Вызываем огонь на себя», где ее роль блестяще исполнила Людмила Касаткина, — редкое исключение. Фильм, кстати, охватывает только треть ее боевой биографии, связанную с сещинским подпольем. В районе станции Сеща, в тылу врага, располагалась крупнейшая авиабаза дальней бомбардировочной авиации Гитлера, откуда совершались налеты на Москву, Горький, Ярославль, Саратов. Анна организовала подрывную разведорганизацию — «Сещинское подполье», состоящую в основном из девушек. Они не только добывали разведданные, но и занимались саботажем (подсыпали сахар в бензин, песок в пулеметы, похищали парашюты и оружие) и диверсиями (к бомбам и бомболюкам самолетов прикрепляли мины замедленного действия, которые взрывались в воздухе, и самолеты гибли «по неустановленным причинам» через час после вылета). Только в дни Курской битвы подпольщики из группы Морозовой взорвали шестнадцать самолетов!
А уж известия вроде того, что ветеран разведслужб с более чем 20-летним стажем Летиция Лонг возглавила Национальное агентство геопространственной разведки (NGA) в 2010 году, наверное, всегда будут сенсационными. А вот истории, подобные происшествию с израильтянкой Анат Кам, скорее всего, будут повторяться снова и снова.
У 19-летней Анат Кам с Матой Хари не было ничего общего. Кроме юного возраста и бесславного конца шпионской карьеры. Анат проходила срочную службу в канцелярии командующего израильским Центральным военным округом генерала Яира Наве. Очень маленькая, но начальница. Доступ к секретным документам ей полагался по должности. Впоследствии — собственно, в ходе следствия — она объясняла кражу этих документов и предание их гласности идеологическими мотивами.
Анат (что вполне ожидаемо для девушки из интеллигентной благополучной семьи) придерживается, как сама утверждает, левых политических взглядов. Левизна в Израиле не всегда означает приверженность принципам социального равенства. Скорее наоборот: левый истеблишмент составляют крупные капиталисты, топ-менеджеры, именитые адвокаты, врачи, профессура, ну и, конечно, люди искусства, журналисты — в общем, зажиточные слои, которые не спешат делиться нажитым и теплыми местами. Только территориями и только с арабами. Образ жизни израильского левого истеблишмента давно уже как в западном мире, мешает только одно: жить-то приходится в ненормальной стране, которая вечно на войне и вечно вызывает недовольство либералов со всего мира. Простая формула последовательно левого Израиля выражена в названии одного леворадикального движения: «Мир — сейчас!».
А «сейчас» как раз война. И на войне случается всякое.
Непосредственным толчком к совершению Анат Кам неординарного гражданского поступка, как объясняет она сама (а также ее защита и многочисленные сторонники), стало следующее: юная правозащитница обнаружила, что армейское командование, проводя точечные ликвидации террористов, нарушает закон. Собственно, не закон даже, а постановление Высшего суда справедливости (сокращенно — БАГАЦ). Эта типично израильская институция Верховного суда рассматривает иски граждан в отношении действия властей. Как и сам Верховный суд, БАГАЦ в Израиле считают приверженным левым взглядам, но решения его выполняются неукоснительно и обсуждению не подлежат.
Точечные ликвидации — сомнительная с юридической точки зрения мера, которую критики Израиля интерпретируют как расправу без суда, и, если подходить к этому формально, небезосновательно. Однако именно точечные ликвидации, выбранные в качестве стратегии борьбы с террором самоубийц, помогли погасить волну взрывов в израильских городах во время интифады, развязанной Арафатом в 2000 году. Тогда ни дня не проходило без взрыва живой бомбы. И, по мнению специалистов, только последовательные уничтожения «тикающих бомб» (террористов, направляющихся для совершения теракта) и организаторов терактов переломили ситуацию. Теперь эта стратегия применяется во всем мире, в частности американцами в Ираке и Афганистане. Да судя по всему, и в России.
Несмотря на это, поток жалоб на неправомерность точечных ликвидаций, в том числе в БАГАЦ, не прекращается. В свое время БАГАЦ ужесточил процедуру принятия решения о ликвидации террористов — силам безопасности и армии предписано идти на эту крайнюю меру только в случае, если представляющего смертельную опасность террориста нет никакой возможности просто арестовать.
И вот 19-летняя сержант-делопроизводитель на основании имеющихся в ее распоряжении документов пришла к выводу, что главнокомандующий ЦАХАЛом, начальник Генштаба генерал-лейтенант Габи Ашкенази вопреки однозначному решению БАГАЦа санкционировал ликвидацию отдельных террористов даже тогда, когда имелась возможность ареста. В частности, так был уничтожен весной 2007 года лидер «Исламского джихада» на Западном берегу реки Иордан — Махмуд Малайша. Причем на совещании, где решался этот вопрос, Ашкенази сказал, что дает добро на ликвидацию, если тот будет в машине один, но нижестоящие начальники не соблюли это условие. Вместе с приговоренным был убит еще один высокопоставленный лидер «Исламского джихада». В качестве оправдания отмечалось, что те первыми открыли стрельбу.
А ведь этих конченых бандитов можно было все-таки арестовать, а не убивать — видимо, юной сержантке от канцелярии были известны в пользу этого какие-то аргументы, которых начальник Генштаба и все ниже его стоящие командиры не знали или которыми вероломно пренебрегли. И оставить это безнаказанным она не могла.
Впрочем, и ей было известно не все. Например, то, что каждая точечная ликвидация санкционируется на самом верху, причем не только армейской, но и юридической служебной лестницы. Эти документы к ней просто не попадали — она ведь в армейском штабе отиралась, а не в правовом. И не знала, что решение о ликвидации этого самого Махмуда Малайши одобрено юридическим советником правительства (в Израиле это высшая прокурорская инстанция). Так что все было законно.
Поделиться книгой: