Соблазнитель душ

— Так в чем дело? Почему все нельзя оставить как прежде?

— Фирма твоего отца быстро расширяется, и попечительский совет церковной общины полагает, что он должен им помочь.

— А если он не согласится?

— Не знаю, — в голосе зазвучала тревога. — Ты и сам можешь представить себе, к чему это приведет. Они могут отвернуться от нас. Как они поступили с этим евреем, Розенбаумом. После шести лет в этом городе ему пришлось свернуть свое дело и уехать.

Он покончил с завтраком и вскочил.

— Может, это и к лучшему.

— Может быть, — кивнула она. — Я хотела кое о чем с тобой поговорить.

— О чем? — сразу насторожился он.

Мать не смотрела на него, а в голосе ее появились нотки раздражения.

— Мэнди показала мне простыни, которые сняла с твоей кровати этим утром.

— И что? — в его голосе зазвучали воинственные нотки.

Мать по-прежнему не решалась встретиться с ним взглядом.

— Они все в пятнах. Мэнди говорит, что это тянется уже давно.

— Почему эта негритоска сует нос в чужие дела? Ее обязанность — стирать простыни, а не разглядывать их.

— Она считает, что мне следует знать об этом. Я ничего не сказала твоему отцу, ведь ты же знаешь, как он разозлится. Это надо как-то прекратить.

— Я ничего не могу поделать, мама. Я тут не при чем. Это происходит, когда я сплю.

Тут она посмотрела на сына.

— Все в твоих силах, Константин. Просто держи мысли чистыми. Мысли должны быть чистыми. Больше ничего от тебя не требуется.

Он не отвел глаз, думая о девчонках в школе, об их гибких, дразнящих телах.

— Это не так-то легко, мама.

— Ты справишься, Константин. Мысли должны быть чистыми.

ГЛАВА 2

Горячие солнечные лучи заливали Рыбацкую пристань, когда патрульная машина вкатилась под знак «Остановка запрещена» и замерла у тротуара. Время близилось к трем часам дня, и из многочисленных ресторанчиков вываливались толпы туристов в цветастых рубашках и в шляпах. Удовлетворенно ковыряя в зубах, они неспешно шагали по улицам, разглядывая витрины сувенирных лавочек, прицениваясь к товару лотошников.

— Куют монету, — удовлетворенно заметил сержант, обращаясь к сидящему за рулем патрульному. — Это хорошо.

— Да, — без энтузиазма отреагировал патрульный. Сержант приглядывал за этим районом много лет. Он же и стриг купоны.

— Шоу у Димаджо по-прежнему пользуется успехом. Многие хотят посмотреть на Джо Молотобойца.

— Да. — Тон патрульного не изменился. Ему хотелось покурить, но сержант этого не любил.

Они помолчали.

— А это что такое? — вскинулся сержант.

Патрульный огляделся, но ничего не заметил.

— Где?

— Вон там. В толпе на набережной.

— Я ничего не вижу.

— Эти девушки в длинных платьях. С жестянками в руках. Их шестеро, нет, семеро.

— А что в них особенного?

— Я их раньше не видел.

— Попрошаек всегда хватает.

— Тут дело другое. Они организованы. Похоже, действуют по плану. Видишь, как они рассекают толпу? Не подашь одной, так тут же перед тобой возникает другая.

Во взгляде патрульного появился интерес.

— Думаете, чистят карманы?

Сержант присмотрелся к девушкам.

— Не похоже. Они не сближаются друг с другом и держат жестянку перед собой обеими руками.

— Симпатичные девушки, — отметил патрульный. — Все такие чистенькие. Не то что эти хиппи и наркоманы.

— Да, — протянул сержант. — Интересно, что все это значит.

— Мы можем забрать парочку из них и выяснить.

— Нет, — покачал головой сержант. — Давай подождем и посмотрим, что они будут делать.

Патрульный не выдержал.

— Сержант, ничего, если я закурю?

Выражение лица сержанта говорило о том, что ему жаль человека, не способного противостоять вредной привычке.

— Кури. Только не выставляй сигарету напоказ. Я не хочу, чтобы тебя увидел лейтенант, случись ему проходить мимо.

— Спасибо, сержант. — В голосе патрульного слышалась искренняя признательность. Он наклонился к рулю, закурил, глубоко вдохнув дым. Еще раз затянулся и искоса глянул на сержанта. — Как там у них?

— Нормально. Монеты так и сыплются в жестянки.

Патрульный вновь затянулся, затушил сигарету и выпрямился.

— Спасибо, сержант, — повторил он. — Очень уж хотелось покурить.

Сержант повернулся к нему.

— Лучше бы ты жевал табак. За это дело никто тебя не прихватит.

Патрульный рассмеялся.

— Стоит попробовать.

Сержант продолжал наблюдать за девушками. Толпа уже поредела, и девушки собрались уходить.

— Поедем за ними, — распорядился сержант. — Следи за последней.

Патрульный завел двигатель.

— Когда трогаться, сержант?

— Сейчас. Они свернули на улочку у лотка Джулии.

Патрульная машина обогнула угол и резко затормозила.

— Черт, — выругался водитель. — Улица с односторонним движением.

— Поедем по параллельной. Улица длинная, мы перехватим их в конце квартала.

Когда машина въехала на улицу кварталом выше, девушек на тротуаре не было.

— Они смылись, сержант.

— Нет, — покачал головой тот. — В середине квартала есть переулок. Они свернули туда.

Патрульный остановил машину, заблокировав въезд в переулок. Сержант не ошибся. В переулке стоял выкрашенный в пурпур фургон. На его бортах белели одинаковые надписи: «ДОМ ГОСПОДНИЙ».

— Сообщи в участок, где мы находимся, — скомандовал сержант. — Вызови вторую машину, но скажи, что особых неприятностей мы не ожидаем. Хотим пообщаться с заезжей компанией.

Девушки толпились у сдвинутой боковой панели фургона и заметили полицейских лишь когда те подошли вплотную. Смех и щебетание разом смолкли, едва девушки повернулись к ним лицом.

Сержант коснулся фуражки.

— Добрый вечер, девушки. — На их лицах ясно читались страх и ожидание дурного. — Нет причин для беспокойства, — добавил он. — Обычная проверка. Могу я взглянуть на ваши документы? К примеру, на водительские удостоверения?

Одна из девушек, чуть постарше остальных, протолкалась вперед.

— Это еще зачем? — воинственно заявила она. — Мы ничего плохого не делали.

— Я и не говорю, что вы в чем-то провинились. Но вы здесь новенькие, а мы несем ответственность за то, что происходит в нашем округе.

— Мы знаем свои права, — упрямилась девушка. — Мы не должны вам ничего показывать, пока нас не обвинят в каком-либо правонарушении.

Сержант одарил девушку суровым взглядом. Нынче каждый мнит себя адвокатом.

— А как насчет того, чтобы начать с попрошайничества на улице без разрешения? Добавим к этому создание помех пешеходам, что может привести к несчастному случаю. Набережная — зона повышенной опасности, и кто-то мог свалиться в воду, обходя вас.

Девушка молча смотрела на него, потом оглядела остальных, повернулась к сдвинутой панели и позвала: «Пастырь!»

Из темноты фургона вынырнул мужчина и спрыгнул на землю. Потертые синие джинсы, заправленные в армейские ботинки, футболка цвета хаки под вылинявшим кителем. Рост средний, пять футов семь или восемь дюймов, длинные светло-каштановые волосы, падающие на плечи, стянуты повязкой. Бородка и усы а-ля Иисус. Поначалу сержанту показалось, что у мужчины ярко-синие глаза, но мгновение спустя они изменили цвет, стали серыми и невыразительными, словно на них накинули вуаль.

— Добро пожаловать в Дом Господний, сержант, — услышал он мелодичный, глубокий, приятный голос. — Чем мы можем вам помочь?

Сержант оглядел мужчину с головы до ног. Только нового Христа тут и не хватало. Они попадались сержанту штук по двадцать на день, все обкуренные до умопомрачения. Но он работал в полиции много лет, а потому голос его не выдал ни мысли, ни чувства.

— Я попросил дам показать мне документы, хотя бы водительские удостоверения, но они не проявили желания пойти мне навстречу.

Мужчина задумчиво покивал, затем повернулся к девушкам.

— Все нормально, дети мои. Сделайте то, о чем просит сержант.

Прибыла вторая патрульная машина, и еще двое полицейских появились в переулке, когда девушки начали доставать удостоверения личности.

— Том, — обратился сержант к своему водителю, — собери удостоверения, прогуляйся с ними к машине и прокрути их через компьютер в участке. — Затем он посмотрел на мужчину. Могу я взглянуть на ваше водительское удостоверение и регистрационный талон автомобиля?

— Разумеется, сержант. Они в машине. Я с удовольствием принесу их вам, — и мужчина повернулся к фургону.

— Одну минуту, — остановил его сержант. — Вы не будете возражать, если я зайду с вами?

— Разумеется, нет, сержант, — и мужчина легко запрыгнул в фургон.

Сержант последовал за ним. Правда, в фургон он залез с немалым трудом: возраст брал свое. Внутри его ждал сюрприз. Ни рваных матрацев, ни грязной одежды, ни запаха «травки», вина, давно немытых тел.

Чисто, просторно. Белые, свежевыкрашенные степы. Скорее кабинет на колесах, чем жилой фургон. У перегородки, отделяющей кабину водителя, стол и стул, закрепленные на полу. У стены напротив входа — металлические полки от пола до потолка с пачками бумаги. На другом столе, также прикрепленном к полу, пишущая машинка под чехлом и ксерокс. Два ряда сидений, по четыре в каждом, с ремнями безопасности.

— Всем нам впереди не усесться, — пояснил мужчина. — Мы ездим не только по асфальту. И я хочу довезти всех в целости и сохранности.

Сержант что-то буркнул, принюхался. Он всегда утверждал, что может унюхать «травку» лучше служебной собаки. Но здесь ему не за что было зацепиться. Этот Иисус обходился без марихуаны.

Мужчина сел за стол, выдвинул ящик. Достал регистрационный талон, водительское удостоверение, протянул их сержанту.

Тот первым делом взглянул на водительское удостоверение. Выдано два года назад, в 1967 году. Константину Эндрю Толботу. С фотографии на него смотрел тот же мужчина, сомнений в этом не было, но выглядел он несколько иначе — раньше он предпочитал короткую стрижку. Мужчина оказался старше, чем ожидал сержант. Он решил, что тому двадцать с небольшим, а из удостоверения следовало, что Толботу двадцать девять. Сходились и цвет волос, и цвет глаз.

— Тут сказано, что у вас шрам на левой руке. Где вы его получили?

— Пулевое ранение. Я был во Вьетнаме.