Оригиналы (ЛП)

— Ох, окей. — Сейчас я поняла: я не больше чем свободный пропуск к торговым автоматам. Но, несмотря на это, хотя мы только что познакомились, я борюсь с желанием улыбаться в его присутствии.

Мы спускаемся в тишине после наполненного английской речью коридора. Мне отчаянно хочется спросить его имя, но я не могу быть уверенной, что Элла его не знает, так что держу язык за зубами. Хотя мы не говорим, я всё осознаю: подсказка в его важном, напыщенном шаге: на пути он искренне приветствует нескольких людей, которые проходят мимо, как будто он знает каждого в школе; на пути он смеётся, доставая свой Айфон и прокручивая его за секунду.

— В этом коридоре призрак, — говорит он, указывая на экран так, чтобы я могла увидеть приложение «Датчик привидений».

— Я надеюсь, ты не собираешься покупать это?

— Не, это бесплатно, но я платил и за похуже, — сказал он, прежде чем переместился, придерживая для меня дверь, ведущую к центру школы. Вудбери растягивается колесом, все его отделы ответвляются от общего центра — кафетерия.

— Спасибо.

Он кивает с полуулыбкой. Когда мы достигаем торговых автоматов, он кладет Айфон и вытаскивает несколько долларов из кармана.

— Чем хочешь потравиться? — спрашивает он, указывая на ряды конфет, чипсов, мюсли и напитков.

— Ты не обязан покупать мне еду.

Это заставляет его широко улыбнуться, что поражает меня. Будто я попала в тупик, вставляя нож для масла в розетку, но в хорошем смысле.

— Ты оставила свою сумку в классе.

Я смотрю вниз, как будто она могла свисать с моей шеи, если бы я взяла её с собой. Но он прав: у меня нет денег.

— Отлично, тогда я буду Твикс.

— Хороший выбор.

Он покупает два Твикса и две бутылки с водой и отдает мне мою половину.

— Спасибо.

— По крайней мере, это я могу сделать, — отвечает он.

— А? — Я разворачиваю свою шоколадку, когда он заговаривает. — Что ты имеешь в виду?

— Я опоздал, — отвечает он. Когда я вопросительно смотрю на него, он поясняет: — Я пытался поймать тебя, но опоздал. По крайней мере, я могу купить тебе шоколад.

— Как благородно. — Не могу удержаться от смеха.

— Могу я записать твои слова и дать прослушать их моей маме?

Мы пошли обратно к классу.

— Конечно, — говорю я, желая добавить что-нибудь остроумное, но в голову лезет один бред.

Мы снова идём в тишине по коридору к классу английского, но прямо перед дверью нашего класса он поворачивается ко мне лицом.

— Ты выглядишь сегодня иначе.

— Ох… — Я не уверена, что надо говорить. Я хватаюсь за бутылку воды, возможно, у меня шоколад в зубах.

— Не хуже, — говорит он. — Лучше.

— О.

Он останавливается на секунду, как будто бы хочет добавить что-то ещё, но просто кивает в сторону двери и входит в класс. Я следую сзади, пластиковая бутылка сжимается в моей стальной хватке. И снова я чувствую облегчение, что ожерелье не на мне: я уверена, что мой пульс находится где-то на уровне красной зоны. Как только я сажусь на единственное свободное место в классе — прямо за Парнем — я думаю о том, что только что произошло.

Может быть, впервые в моей жизни кто-то обратил внимание на меня.

Он обратил внимание на меня.

Глава 3

— Эй, ты знаешь, что за парень в творческой мастерской? — спрашиваю я у Эллы следующим утром за завтраком. — Тот, который со странной прической? Он сидит на нашем обычном месте. Кстати, спасибо, что предупредила меня об этом.

Она смотрит на меня, веселясь, возможно потому, что она не знает, или из-за того, что удивляется, почему я спрашиваю. Почувствовав, что мои щёки вот-вот вспыхнут, я начинаю намазывать масло на тост, лишь бы не смотреть на нее.

— Да? — спрашивает она. — Что с ним?

— Он поздоровался со мной, и я почувствовала себя идиоткой, потому что не знаю его имени.

Элла только пристально на меня глядит.

Я закатываю глаза.

— Элла! — кричу я. — Хватить вертеться вокруг да около. Как его зовут?

Она посмеивается, встает и кладет свою тарелку в раковину. Я уже думаю, что она собирается полностью меня проигнорировать, но на полпути к выходу она через плечо говорит его имя:

— Шон Келли.

Я потратила последние десять минут в танцевальном классе перед зеркалом, прихорашиваясь, вместо репетиции. После моего быстрого душа, я зачесываю волосы назад, собирая их во влажный хвост, и спешу к классу творческого мастерства, охваченная мыслью увидеть парня, которого я не знаю. Он никогда не приходит раньше, чем звенит звонок, но когда мистер Эймс поворачивается, чтобы написать сегодняшний список слов на доске, он оборачивается за своим столом.

Моим столом.

— Привет, Элизабет.

Бац!

— Привет, Шон, — говорю я в ответ, заталкивая бабочек подальше. Я хочу назвать его полным именем, но это будет как-то по-детски, поэтому я просто произношу его мысленно.

Привет, Шон Келли.

По дороге в школу я мысленно прокрутила пару вариантов начала разговора, но, к сожалению, начинается урок, поэтому мне не представляется шанс использовать их. Шону приходится развернуться, и мне остается смотреть на его широкую спину почти весь урок, прерываясь только для периодических взглядов на мистера Эймса, чтобы он не вызывал меня. Мне удается остаться незамеченной. Но во время звонка мистер Эймс все-таки зовет меня: просит ненадолго задержаться после урока. Разочарованная, я бросаю взгляд на Шона, выходящего из кабинета, затем иду вперед.

— Благодарю за то, что задержалась, — говорит мистер Эймс. — Не заставлю тебя опоздать на следующий урок — я просто хотел сказать, насколько потрясающей была твоя история про собаку.

— Правда? — спрашиваю я, не обращая внимания на частое использование им слова «потрясающий».

— Безусловно, — говорит он с теплой улыбкой, начиная поправлять бумаги на кафедре. — Намного лучше, чем твое изложение на прошлой неделе, и…

Что-то перевернулось в моем животе. В чем-то я лучше Эллы.

— … я просто хотел сказать, что жду от тебя больших подвигов в этом году.

— Вау, — немного смущенно говорю я. — Это и правда… спасибо, мистер Эймс!

Еще ни один учитель не подзывал меня, чтобы сказать, что я делаю что-то хорошо. Удивительно, из-за этого у меня появляется желание нестись домой и начинать делать вечернюю домашнюю работу прямо сейчас.

— Не за что, — отвечает мистер Эймс. — Увидимся завтра.

— Увидимся, — эхом повторяю я, разворачиваясь и выходя их кабинета. Я так погружена в свои счастливые мысли, что почти врезаюсь в кого-то, выходя в коридор. Проходит секунда, прежде чем я понимаю, что этим «кто-то» был Шон.

— У тебя проблемы?

«Ты ждал меня?» — мысленно удивляюсь я.

— Да нет, — говорю я. — Он просто сказал, что ему понравилась моя история про собаку.

— Он сказал, что она потрясающая? — спрашивает Шон, чем заставляет меня рассмеяться.

— Так и сказал!

— Это здорово, — говорит Шон, отходя от стены. Он запихивает свой Айфон в карман, вешает сумку на плечо и присоединяется ко мне, подтверждая, что он и правда ждал. — Теперь тебе куда?

— На чирлидинг. — Я стараюсь удержаться от недовольных ноток в голосе. Вообще, члены команды хорошие — даже милые. Капитан Грейсон Дженнингс строгая, но справедливая. Я просто не прониклась идеей быть подброшенной в воздух, учитывая, что ловит меня всего лишь пара худых девчонок.

Шон кивает так, что раздражает меня, как будто он думает, что я являюсь частью чирлидинга.

— А что делаешь ты после школы? — спрашиваю я немного резковато. Он смеётся.

— Да много чего, — отвечает Шон. — Тусуюсь с друзьями. Читаю. Играю в игры. Пишу. Иногда я фотографирую.

— Что? — спрашиваю я, грубый тон исчез.

— Ну, я делаю все фотографии для школьного Фейсбука, — отвечает он. — Но то, что мне действительно нравится, это фотографировать вещи вокруг города. Моя мама профессиональный фотограф для бизнеса, журналов и прочего, и время от времени она позволяет мне помочь ей.

— Звучит здорово, — говорю я, пытаясь выглядеть безразличной, когда мне действительно хочется запустить игру в режиме принимающей стороны и задать ему множество личных вопросов.

— Здесь я тебя оставлю, — сказал он, кивая на табличку с надписью «ДЕВУШКИ» на двери.

— Спасибо… эм… что проводил меня сюда, — говорю я, чувствуя стеснение от того, как я стою, от звука моего голоса. От всего.

— Конечно, — говорит он. — Увидимся позже.

И потом он поворачивается и уходит, не слишком быстро и не слишком медленно. Он просто идёт, ему комфортно, рюкзак за плечом как у нормального ребенка с нормальной жизнью.

Просто… нормально.

У Бетси серьёзные судороги сегодня, так что Элла и я тянем жребий на вечер. Сегодня среда, что означает начальные курсы английского в местном колледже, но каждая из нас готова пройти через это ради возможности увидеть звезды. Не то чтобы нам запрещалось выходить в ночное время суток или что-либо ещё, просто только одна из нас может быть снаружи за раз.

Конечно же, Элла побеждает. Ухмыльнувшись, она зачесывает волосы назад, потому что мои всё ещё запутаны после танцев, надевает медальон и прыгает за дверь, как тигр.

Я люблю её, но иногда она — сплошное мучение.

Единственный плюс в моём проигрыше — это возможность провести время наедине с Бетси. Мы проводили вместе время днём, но теперь мы видимся ночью. Вчера мы только увиделись во время нескольких утренних школьных занятий, прежде чем я ушла выполнять вторую часть. Когда я вернулась, она немедленно ушла исполнять вечернюю часть. В какой-то степени я рада, что сегодня она чувствует себя не очень хорошо.

— Итак, что происходит? — спрашиваю я её, присоединяясь к ней в комнате отдыха. Она щурясь смотрит в телевизор, потому что, даже несмотря на то, что спереди дом окутан соснами, сзади открывается вид на долину и заходящее солнце бросает настолько яркие блики на экран, что ты вряд ли сможешь там что-нибудь рассмотреть.

— Только страдания, — отвечает Бетси. У неё на талии грелка и миска с мороженым в руках. Мой цикл начался сегодня утром, так же как и у Элл, я уверена. Различие в том, что для нас это ничего не значит.

— Мне жаль, Бет, — сочувствую я. — Может быть, ты что-нибудь хочешь?

— Я хочу, чтобы это глупое солнце наконец-то село, — отвечает она. — Можешь это сделать?

Я встаю и закрываю тяжелыми шторами окружающий мир: вид, который ты можешь увидеть в гостиничном номере, который начинается в первоклассной комнате и заканчивается в мельчайшей капле света. Мы останавливались в двух отелях по дороге из Флориды в Калифорнию, и нам нравился гостиничный сервис и закрытый бассейн.

— Сделано, — говорю я, как только опускаюсь на диван напротив Бетси. — Что мы смотрим?

— Выбирай, — говорит она, кидая мне пульт. — У меня нет сил переключать каналы.

Я начинаю щелкать каналы, но, не найдя ничего подходящего, возвращаюсь к тому, с чего начали. Спустя полчаса начинается повторный показ «Друзей». Он смешной до такой степени, что мой бок начинает колоть от смеха. Во время первой рекламы я опять начинаю болтать.

— Ну, есть ли симпатичные парни в вечернем классе? — спрашиваю я. Бетси пожимает плечами c «койки».

— На самом деле нет, — говорит она. — Все они соревнующиеся ботаны.

— Как мы.

— Точно, — говорит Бетси. — Иногда я сомневаюсь, стоит ли… вечерами понедельника и среды мы могли бы заниматься вещами, которые гораздо интереснее.

— Например?

— Не знаю, — говорит она. — Прыжки с парашютом. Мини-гольф. Веселыми вещами.

— Ты хочешь спрыгнуть с парашютом сегодня вечером? — спрашиваю я, смеясь.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, — говорю я, кивая. — Интересно, что сказала бы мама, если бы мы попросили ее прыгнуть с парашюта.

Бетси смотрит на меня, и мы обе начинаем смеяться над нелепостью этой идеи. Когда мы успокаиваемся, она спокойно произносит:

— Я думаю, мама слишком остро реагирует на все эти экзамены. — Я перевожу взгляд на телевизор; реклама на беззвучном режиме. — Изменение нашего расписания и прочее.

— Я тоже так думаю, — говорю я, не имея ни малейшего желания говорить о маме. К счастью, начинается программа. Но мне тяжело на ней сосредоточиться. Меня мучают воспоминания.

— А что насчет второй половины дня? — Бет прерывает мои размышления. Я сосредотачиваюсь, и до меня доходит, что уже идет очередная реклама. Я смотрю на нее с недоумением.