Уже пятый раз подходит к дверце холодильника. Подойдет, постоит – и назад в комнату. Полдня прошло в этих челночных рейсах. И забытый голос в голове, даже не голос, а рев – снова встала на дыбы и рычит голодная медведица.
В изнеможении присела на табурет и попыталась вспомнить голос Зигмунда Эрикссона.
Открыла холодильник и обвела взглядом полки. Торт. Бутербродные вафли, шоколадные вафли. Два пакета чипсов.
Вспомнила, как посыльный взял чаевые кончиками большого и указательного пальцев, словно боялся заразиться.
Покосилась на разделочный стол. Последнее песочное печенье с утра сунула в пакет, чтобы не мозолило глаза. В хлебнице коричные булочки – Биби притащила.
Стало хуже. Можно сколько угодно себя успокаивать, но факт остается фактом – стало хуже. Ночью встала и съела все, что попалось на глаза. Если посветить ультрафиолетом, из кухни к постели наверняка тянется фосфоресцирующий сахарный след.
И зачем она столько сидит у телевизора? Интервью с Грегором Сёсселем. Тема? Ну разумеется, “Глобальная пандемия ожирения”.
Глория возненавидела Грегора Сёсселя почти так же, как Ольгу Джеймс. Деревенский врач заделался телевизионным гуру, главным проповедником незамысловатой максимы:
И как ему удалось стать директором Института питания? Может, пожертвовал такие суммы на деятельность института, что тут же его и возглавил? Это было бы естественно, но вряд ли. Скорее всего, протеже Сверда. Телевидение Здоровья не только сменило название, оно изменило лицо. Обязательный тест на здоровье при получении гражданства. Лимит веса для внутренних авиарейсов. ЖМК выше сорока двух – иди пешком. Ничего удивительного, что партия первым делом упразднила должность омбудсмена, уполномоченного по борьбе с дискриминацией.
Она опустилась на стул, не в силах оторвать глаз от завязанного пакета. Сколько там булочек осталось? Три? Четыре? А если смазать маслом и разогреть в духовке?
Тряхнула головой, будто сбросила дурное видение, открыла блокнот. Ее спасение. Всегда было спасением, текст проясняет мысли. Но на этот раз уже неделю не может разродиться. Каждый день начинается с уговоров: возьми ручку, Глория, тебе сразу будет легче. Если знаешь и понимаешь врага, страх проходит. Понимание и страх исключают друг друга.
“
Но разве этого достаточно? Его идеология чересчур радикальна, чтобы заразить всю нацию. Никто не становится фанатиком только потому, что его огорчает разбазаривание денег налогоплательщиков.
Глория погрызла ручку. Ей представилась коричная булочка с маслом и сахаром.
Не хватает мотива. Рационального мотива. Почему полемика вокруг ожирения с самого начала приобрела характер истерики? Почему человек с лишним весом неприемлем в обществе? Когда Сверд впервые появился на телеэкране, народ словно бы издал вздох облегчения: наконец-то нашелся человек, высказался. А как же! Мы-то давно так думали. И сам он как реклама здорового образа жизни – красивый, энергичный, спортивный.
Перевернула страницу и начала писать. А может быть, проблема в народе? Сработала известная всему миру шведская умеренность? Надежность “вольво”, практичность “ИКЕА”? Кто еще, кроме шведов, стал бы хвалиться умением сдерживаться и не выпячивать свои достоинства?
А лишний вес и есть выпячивание. Достаточно взглянуть на эти пышные формы, и всякому ясно: их обладательницы делают все, чтобы привлечь к себе внимание. Статс-министр нашел золотой прииск. Стигматизация полноты того же рода, что и стигматизация гомосексуализма. “Они не хотят стать такими, как мы” – простое решение космически сложного вопроса. Толстая баба-обжора, в Средние века таких сжигали на кострах. Сейчас не сжигают, но здоровое общество говорит таким:
Она положила ручку на стол, расправила затекшие плечи. На этот раз не стала просвечивать рентгеном пакет с булочками у мойки, а посмотрела в окно – голубое, без единого облачка небо. Будто и не было утреннего дождя.
И стало намного спокойнее. Слова – не больше чем слова. Несколько букв в определенном порядке. Но откуда взялась их загадочная магия, в какой эволюции сформировалась? С каких небес свалились метафоры и неразгаданные чудеса синтаксиса?
Именно поэтому она начала писать так рано. Все, что можно описать, сделать текстом, – все это можно понять и почувствовать. А значит, пережить.
Решительно поднялась, достала из холодильника масленку и включила духовку.
Хелена несколько раз собиралась ему позвонить. Неделю назад открыла “Эниро”, нашла телефон Ландона Томсона-Егера, хотела набрать, но не решилась. Не лучше ли дождаться, пока он позвонит сам? Даже если не позвонит, наверняка скоро вернется.
Но нет. Шла неделя за неделей. Через месяц она поняла: его временная, случайная, вызванная какими-то неизвестными ей обстоятельствами поездка в Упсалу оказалась такой же временной, как принимаемые статс-министром Свердом “временные меры”. Сосед с двойной фамилией оказался самым обычным дачником: приехал на пару недель, подышал деревенским воздухом – и только его и видели. Мать всегда говорила: поди пойми, что у них на уме, у городских. Держи на всякий случай ушки на макушке.
Молли, слава богу, не очень переживала из-за его отсутствия. Уже через неделю после отъезда Ландона в доме появился приблудный котенок и вытеснил из ее головенки образ
– Что скажешь, Мастер-кнастер? – Хелена погладила маленький малярный верстачок. Кот, пришедший проконтролировать, что делает в подвале одна из его сожительниц, пошевелил ушами и посмотрел на нее равнодушно и загадочно. – Сойдет?
Положила наждачную шкурку и оценила работу. Сначала она решила, что на верстаке неплохо будет смотреться горшок с цветами, но сколько ни шкурила, старые доски выглядели именно как старые доски – серые, шершавые и унылые. Может, покрасить? А почему бы и нет? Покрасить и отнести в комнату Молли. А еще лучше, пусть сама покрасит. Ей тоже нужно чем-то заполнять скучные зимние дни.
Зима выдалась долгой. В деревне ни одной живой души, кроме Мастера, если не считать двух кассирш в мини-супермаркете в Эрегрунде и соседа в Йиму. Обязательный визит в поликлинику… она постаралась про него забыть. Не верить же успокаивающим уговорам – ну что вы, ничего страшного, рутинное взвешивание для общенациональной базы данных. А самое скверное за весь день – забирать почту. Хелена открывала почтовый ящик и зажмуривалась, собиралась с силами. Сердце на секунду проваливалось в пятки. Что там они еще придумали? Официальное предупреждение? Выговор? Вызов на принудительную операцию? Но пока ничего подобного. Даже не увеличилось количество предложений липосакции.
Иногда возникало ощущение – они в тюрьме. Каждый раз, уходя из дома, Хелена невольно оглядывалась. Пока школа не напоминала о себе, вроде бы примирились с отсутствием Молли. Но так же не может продолжаться вечно! Постоянный сосущий холод под ложечкой… Хорошо, хоть Молли ничего не замечает.
Отцу в доме престарелых стало хуже, но она не решалась его навестить. Что, если они увидят Молли и донесут властям?
Хелена опять взялась шкурить верстак, теперь ножки. Оправдается как-нибудь. Теперь она стала почти таким же виртуозом по части самооправданий, как ее сбежавший сосед. Что он там наплел? Нужен своей бывшей подружке?
Нельзя сказать, чтобы Молли окончательно забыла своего приятеля. Каждый день бегает к его дому, проверяет почту и притаскивает кучу рекламных листовок, которые тут же отправляются в контейнер для бумажного мусора. Изредка попадается почта, ее они складывают в коробку из-под детских башмачков. “Изредка” – не преувеличение, за все эти месяцы пришло четыре письма. Хелена почти не сомневалась, что это тоже реклама, только так называемая адресная. Но на всякий случай оставила. Один-единственный раз ей удалось ознакомиться с содержанием, поскольку это было не письмо, а открытка. Хелена положила ее на самый верх. Все же какой-то признак жизни.
Хелена невольно засмеялась. Оказывается, у отца Ландона, помимо сбежавшей жены, есть еще и поклонница! Да еще и с поэтическими пристрастиями. Жену-то, приемную мать Ландона, зовут Амбер! Ей захотелось увидеть мину соседа при этом известии.
Наверное, глупо поддерживать в Молли надежду – а надежда у нее есть. Иначе зачем бы она каждый день бегала за его почтой. Пусть бегает, какое-никакое занятие. Играть с котом и читать детские журнальчики все же маловато для оставшейся в одиночестве восьмилетней девчушки.
Дочка и в самом деле одинока. Даже мысль вызывает чувство дискомфорта: одинокая восьмилетняя девочка. Может, настоять, чтобы читала школьные учебники? Решала задачи? Само собой, Хелена занималась с Молли, чтобы та не оказалась в отстающих, но уверенности, что этого достаточно, не было никакой. Пожалуй, даже наоборот. Хорошо… а какой выбор? Если бы продолжала ходить в школу в Йиму… детская травля еще страшнее. И успокаивающая мысль: достаточно. Больше чем достаточно. Когда вся эта история закончится, Молли будет знать не меньше, а скорее даже больше, чем ее одноклассники.
Мастер потянулся, спустился по лестнице, хотел было, как полагается, потереться о ногу, но, заметив древесную пыль, плюнул на правила хорошего тона и начал кататься в опилках. Она топнула ногой, кот подпрыгнул от неожиданности и осуждающе уставился на нее.
– Молли! – засмеялась Хелена. – Иди сюда, пора стирать твоего любимца.
– Что ты наделала? – Молли, прыгая через ступеньку, спустилась в подвал.
– Я? Посмотри на нас. Кто выглядит виноватым?
– Бедный Мастер! – Молли попыталась стряхнуть опилки, но кот увернулся, в два прыжка преодолел подвальную лестницу и исчез.
– Он на правильном пути. Иди открой ему дверь.
– А почему ты его не пропылесосила?
– Я? Думай, что говоришь. А то и тебя вываляю в опилках!
Дочь раздраженно хмыкнула и исчезла так же быстро, как и появилась.
Что пошло не так? Она же хотела пошутить, развеселить, подбодрить девочку, а получилось наоборот. В Молли вселился дух противоречия. Скорее всего, ей и в самом деле скучно. Целую зиму никого не видит, кроме матери. Можно понять. И через неделю с ума сойдешь, а тут месяцы.
Хелена сменила истертую наждачную шкурку. Может быть, нарушить заданный порядок? Свозить Молли в Эрегрунд, оттуда на пароме добраться до Грэсё? Поесть на природе, послушать птиц. Страшно… а почему страшно? Ни у кого не вызовет подозрений. Подумаешь, большое дело – мама с дочкой на экскурсии. Никто и не заметит.
Начинается паранойя, решила Хелена. Конечно, никто на них и не посмотрит.
Сняла фартук, стряхнула, как могла, опилки и поднялась в дом. От такого предложения у дочки сразу поднимется настроение.
– Молли? Ты где?
Никто не ответил.
ВСТРЕЧАЙТЕ ДЕТЕЙ, КОТОРЫМ НЕ ГРОЗИТ ОЖИРЕНИЕ
Глория глазам своим не верила. На вкладке снимок крошечной девочки на горчично-желтом больничном одеяле. Большие, совершенно круглые глаза, розовые ручонки сжаты в кулачки. Живот над подгузниками стянут белой повязкой. И ниже подпись: “Операция проведена в Каролинском госпитале в Стокгольме”. Сотни будущих родителей давно высказывали интерес к проекту, и сегодня наконец выполнено первое вмешательство.
Сжав зубы и задыхаясь от ярости, Глория подошла к окну. Черный после дождя асфальт, кое-где белые зернистые островки выпавшего града. Небо с каждой минутой темнеет, наливается сизо-розовым адским светом – готовится к новой грозе.
Вернулась к столу и заставила себя дочитать статью.
У толстых родителей гораздо чаще рождаются дети с избыточным весом. Нельзя забывать о генетической предрасположенности. Попытки ознакомить родителей с необходимой информацией, а также эксперименты с голоданием во время беременности удовлетворительных результатов не принесли. Поэтому принято решение о превентивном лечении детей с риском ожирения.
Пилотные исследования проведены учеными в Институте питания.
Рядом с кроваткой стоял человек в белом халате и победно усмехался. Глорию так и передернуло от этой улыбки. Стефан Морд, гласила подпись, детский хирург.
При сегодняшнем уровне науки мы можем точно предсказать, кому из детей грозит ожирение, а кому нет. И это не догадки, а статистически достоверные цифры. Дети ожиревших матерей быстро набирают избыточный вес. Девять из десяти. Вопрос только в том, насколько рано проявится эта тенденция. Поэтому мы должны разорвать этот порочный круг. Наследственность – главное и тайное оружие эпидемии ожирения. Она продолжается, заражая поколение за поколением.
Вмешательство совсем несложное – вариант бандажирования желудка. В возрасте от двенадцати до четырнадцати месяцев желудок перетягивают силиконовой лентой, разделяя на два отдела – верхний, небольшой, и нижний. Двенадцатиперстную кишку подшиваем к верхней части. Таким образом, желудок сам блокирует избыточную нагрузку, он не в состоянии принять пищи больше, чем необходимо для поддержания жизнедеятельности. Через год операцию повторяют, препятствуя заложенной в мышечной структуре тенденции к растяжению.
Проект уникален – во всем мире нет ничего подобного. Мало того что он уникален – это огромный шаг в оздоровлении нации. Следующее поколение шведов будет не только здоровее своих родителей – оно будет избавлено от связанных с ожирением психических травм. Мы спасаем целое поколение от угрозы переедания. Наши дети просто-напросто не смогут переедать!
“Риски, связанные с операцией, минимальны, – поясняет доктор Морд. – Само вмешательство длится не более получаса. Я прекрасно осознаю, что для многих эксперимент покажется, мягко говоря, противоречивым. Но как врач могу заверить: все не так страшно. Конечно, люди настороженно относятся к детской хирургии. Они уверены, что тело новорожденного прекрасно устроено и не требует никакой коррекции. Но здесь-то и кроется ловушка. Эти дети осуждены на ожирение
Как только закончим пилотную стадию, показания будут расширены. Всех молодых родителей обяжут регулярно проходить тест на избыточный вес, и даже больше – на предрасположенность к избыточному весу. И всем находящимся в зоне риска детям будет предложена эта простая, но эффективная операция. Родители с нормальным весом также получат возможность предотвратить опасность ожирения у своих детей.
Разумеется, на такой ранней стадии трудно делать окончательные выводы, но позвольте сказать вот что: у каждого есть право обеспечить детям полноценную жизнь. И если родители с нормальным весом захотят гарантированно обезопасить будущее своих детей, мы рассмотрим такую возможность. Всем будет предоставлен шанс постройнеть и избавиться от проклятия лишнего веса.
Юхан Сверд дал нашему замыслу самую положительную оценку. Мало того: правительство спонсировало проект дополнительными ассигнованиями Институту питания. Провожая наших детей в мир, мы ни о чем так не мечтаем, как дать им все предпосылки для счастливой жизни. Наш метод можно назвать хирургической вакциной против ожирения, и он позволит избавить от проклятия целое поколение. Мы придаем ценность человеческой жизни. Даже не придаем, а возвращаем то, что предусмотрено природой. Можно ли вообразить лучший дар ребенку?”
Глория скомкала газетный лист и простонала от жалости и отвращения. Круглые розовые щечки, трогательный лепет маленького ротика, еще не способного произносить слова…
В прошлом году они начали оперировать подростков. Этой зимой она слышала, что ученикам начальных классов производят липосакцию по направлению школы. Но грудные дети? Операция ушивания желудка у новорожденных? От Юхана Сверда можно ждать что угодно, но это переходит все границы.
Небо совсем потемнело и вдруг раскололось долгим рокочущим громом, завершившимся оглушительным взрывом. Молнию она не заметила.
– О Боже, Боже… – взмолилась Глория, еще не сформулировав молитву.
Не-по-сти-жи-мо… Охваченные паникой родители тащат детей в операционную, дабы “обеспечить детям полноценную жизнь”, – это более или менее понятно. Годы агрессивной пропаганды сделали свое дело. Массовый психоз. Но врачи? Неужели врачи готовы пойти на такое? Люди, давшие клятву Гиппократа? Неужели забыли главную заповедь:
Подошла к окну, посмотрела на беспорядочно колышущиеся мокрые зонты. После посещения поликлиники она ни разу не выходила из дома.
Даже вспоминать не хочется. Медсестра с наигранной симпатией и наигранным пониманием.
Другая медсестра, отвечающая, очевидно, за самую важную процедуру – процедуру взвешивания, уставилась на дисплей компьютера и подняла глаза.
– Глория Эстер? Писательница Глория Эстер?
Глории захотелось провалиться под землю. Уже сама вынужденная процедура контроля и взвешивания была достаточно унизительной, но при этом еще и быть узнанной – в сто раз хуже.
Глория отложила газету. Зачем она это читает? Она же дала себе слово не прикасаться к прессе, пока Юхан Сверд не купит билет в Нью-Йорк и не поклянется никогда больше не возвращаться.
Наклонная плоскость за пару-тройку лет превратилась в обрыв. Заслуга Партии Здоровья. Единственный выход – притворяться, что ее не существует.
Иногда заходит Биби, это самые лучшие дни. Они играют в покер или слушают старые записи
Иногда Глория с ней соглашалась. И правда, что за разница? Иллюзию разрушали хлопнувшаяся на пол утренняя газета или встретившийся на лестнице злобный сосед. Игнорировать действительность не получится, как ни старайся.