Ожившие воспоминания

Анна Рожкова

Ожившие воспоминания

Был понедельник, обычный понедельник, хмурый, слякотный и, как всегда, тяжелый. Народная мудрость не даст соврать. Конечно, он бы не отпечатался в памяти, как и сотни, тысячи других: одинаковых, ничем не примечательных, таких же хмурых, слякотных и тяжелых, если бы не ты.

   Я шла по улице, уверенно меся слякоть своим сорок первым, мечтая скорее попасть домой. Еще два перехода, пару толчков от неизвестных прохожих, и я на заветной остановке. А там рукой подать: три квартала на автобусе, потом еще квартал пешком, и я дома, можно будет стянуть тяжелые сапоги, сбросить с плеч пуховик, в котором я похожа на снеговика, черт дернул выбрать белый цвет, хотела выделиться, а получилось, что получилось. Поток моих сумбурных мыслей прервала ты, выскочив передо мной словно черт из табакерки. Я уж было хотела по привычке обогнуть тебя слева, но ты вдруг сказала:

– Мила, ты, что ли?

   Меня сто лет никто не называл Милой, разве что муж, но это не считается. На работе я Людмила Михайловна, для коллег просто Люда, дома: "Мам, естьчепожрать?". Я аж вздрогнула с непривычки. Черт из табакерки оказался вполне себе райской птичкой, такой же маленькой и яркой щебетуньей. Я сощурила близорукие глаза. Давно ведь Вадик говорил, что пора очки носить, а я все оттягиваю, снеговик в очках – это уже слишком. Далее я сдула с глаз вечно лезущую на глаза челку. Модное "пикси", чтоб его. Дамы поймут. "Пикси", конечно, стильно, модно, в парикмахерской, если там живешь. Мое "пикси" к концу дня превращается в сосульки. Хотя мне, как снеговику, подходит. Вписывается в колорит, так сказать.

– Вика, неужели? Сколько лет, сколько зим, – хотелось театрально всплеснуть руками, но коньяк в пакете, судя по звуку, был против. Красивый, заграничный, благодарность благодарных пациентов, он ласкал глаз и оттягивал руку. – Ни за что бы не узнала.

– Правда? – ты мелодично засмеялась, как там пишут в любовных романах: "словно зазвенели колокольчики". Жаль, не уточняют сколько. Например, если я смеюсь, то сразу возникает вопрос: "Где же взять столько колокольчиков?" Проще на один церковный заменить. – А ты без машины?

– Без, – так и подмывало добавить, что машина в ремонте или там "некстати колесо спустило". Так, кажется, в фильмах говорят? Сдержалась.

– Так пойдем, я тебя подвезу, заодно и поболтаем, – очень любезно предложила ты. – Я как раз здесь недалеко припарковалась.

– Как кстати, – буркнула я, топая следом. Твои маленькие ножки на высоченных каблуках деликатно обходили лужи. Я перла напролом, кляня на чем свет стоит тяжеленные пакеты. И дернуло меня зайти в "пятерочку". Нет бы возле дома купить, но там дороже. Сэкономила, блин. По спине предательски стекала струйка пота. Даже страшно было взглянуть в зеркало на свое "пикси". Мы миновали "хонду", прошли мимо "фольсвагена" и остановились возле здоровенного "крузака".

– Ну вот и пришли, – прощебетала ты, пикнув кнопочкой. Любезно приоткрытая дверь так и манила в кожаное, уютное нутро. Я полезла внутрь. – Мила, ну что ты с этими пакетами, сроднилась что ли? – ты засмеялась своей шутке. – Давай я в багажник поставлю. – Я представила, как ты потащишь пакеты в багажник.

– Да ты их поднять не сможешь, – засомневалась я. – Да и потом, там яйца.

– А, яйца? – ты снова засмеялась, демонстрируя работу стоматолога и ортодонта. Отличную работу, надо сказать. Телефончик надо попросить. "И когда ты, Милка, успела превратиться в желчную бабу?" – тут же одернула я себя.

   Ты впорхнула на водительское сидение, пристроила под спину подушечку, чтобы дотянуться до педалей. Я чувствовала, как горят с мороза щеки, а по спине текут ручьи. Все же лучше, чем тащиться на автобусе. Я рассматривала твой подправленный профиль, огненную копну волос, изящные, почти детские ручки с красным лаком. И где та нескладная, некрасивая девчонка с кривыми зубами и обкусанными до мяса ногтями? Захлестнули воспоминания: у твоего отца был голубой москвич. Он написал белой краской на асфальте номер, начертил две кривые полосы, "застолбил" место, короче.

– Голубой москвич бежит, качается. – Ты вздрогнула и чуть не врезалась в зад впередистоящей "волги".

– Куда ехать?

– Я вслух, извини, просто что-то вспомнилось, я правда, не хотела, царствие небесное, – искренне извинилась я.

– Забудь, – ты махнула рукой, – все нормально. В конце концов, водка его сгубила.

– Вика, а мама как?

– Одна живет, я к ней по выходным езжу. А твои?

– Папа умер два года как, а мама ничего, наверное, придется к себе скоро забирать, – я вздохнула, вспомнились ссоры с мужем по этому поводу.

– Мировой был мужик. Помнишь, как он нас по грибы водил?

– Ага, а потом божился, что больше "ни в жисть", – засмеялась я. – Ой, Вика, здесь направо, чуть не пропустили.

   Мы остановились у моей облезлой пятиэтажки в обрамлении голых деревьев, утопающих в грязи.

– Ты здесь живешь? Я же ничего не успела спросить, – расстроилась ты. – Ты как вообще? Замужем? Дети?

– Замужем, дети, – кивнула я. – Вернее, деть. Точнее, детина. А ты?

– Была, бывший муж – управляющий банком. В Лондоне. Сын с ним живет.

– Как так? – удивилась я. – Не скучаешь?

– Скучаю, конечно, но ему с отцом лучше. Там и условия, и образование, сама знаешь.

– Ну да, ну, да, – покивала я. – Ладно, мне пора. Спасибо, что подвезла. Извини, не приглашаю. В другой раз.

– Да что ты? – отмахнулась ты. – Мне самой ехать надо. По делам. Ты телефон оставь, на всякий случай. – Я продиктовала свой номер, ты позвонила. На том и распрощались. Я была уверена, что "всякий случай" не наступит никогда.

   Но, к моему удивлению, наступил, и довольно быстро. Я заполняла карту, задавая дежурные вопросы: "На что жалуетесь?" "Давно беспокоит?" "Когда почувствовали недомогание?" Было слышно, как волнуется очередь в коридоре: обычный рабочий день обычного врача в поликлинике. Вдруг зазвонил телефон. Кто говорит?

– Алло.

– Привет, это Вика, – "Черт, я ведь тогда так твой номер и не записала".

– Привет, рада слышать. – Раздевайтесь до пояса. – Это я не тебе. – Садитесь на кушетку. – Извини, у меня прием.

– Во сколько заканчиваешь?

– Через час.

– Я за тобой заеду? Встретимся, поболтаем, а то тогда все так быстро закончилось.

– Договорились, – я продиктовала адрес.

   В кафе была на удивление душевная атмосфера: не людно, фоновая музыка, мягкие диваны. Высокий бокал ласкал руку, содержимое согревало душу.

– Хорошо здесь, – крякнула я, отпив из бокала. Настроение поднималось прямо пропорционально выпитому.

– Я часто здесь бываю, – улыбнулась ты, закинув за спину копну. Волосы всегда были твоей гордостью, даже когда и гордиться больше было нечем. Мне было чем, кроме волос, обстригла, как только нашла грамотного парикмахера.

– По десерту? – предложила я.

– Да ты что? Я не для того сегодня с утра в зале впахивала, – воскликнула ты. – И тебе не советую. Оверсайз, конечно, в моде, но тебе решать, – ты критически осмотрела мою давно поплывшую фигуру, которая не собиралась возвращаться из дальнего плаванья. Вдруг на ум пришли "черные точки". Ты была на пару лет старше, мы смотрели у тебя в гостиной какой-то фильм, ярко светило солнце. Внезапно ты выдала: "У тебя на носу тоже черные точки"? Прозвучало как вопрос, риторический. Я пребывала в том нежном возрасте, когда "черные точки" еще не вторгаются в женскую психику. Ты практически лишила меня тогда девственности, теперь вот "оверсайз". Раньше бы сказали: "Ты корова!", нынче нашли эвфемизм – "оверсайз". Обиду я проглотила, но десерт заказывать не стала.

   Домой ехали молча. У самого подъезда ты схватила с заднего сидения пакет и вручила мне. На мой закономерный вопрос: "Что это?", снисходительно улыбнулась и сказала:

– Подарок, дома откроешь.

   Я открыла. Внутри покоилась сумочка: "Луи Витон". Я хоть и врач в поликлинике, но кое-что понимаю. Дыхание сперло, такая сумочка стоит как три мои зарплаты. Тут же набрала тебе.

– Извини, но я не могу принять такой подарок.

– Да брось ты, это прошлая коллекция, досталась почти даром, – вальяжно ответила ты, на фоне раздавался смех, звучала музыка, – Ладно, пока, до скорого.

– Спасибо.

– Мам, – раздалось из кухни, – есть че пожрать?

   Я посмотрела на сумочку и слезы сами покатались из глаз. Зашла в гостиную, упала на возмущенно скрипнувший диван и залилась слезами.

– Мила, ты чего? – ошарашенно спросил муж, оторвавшись от компьютера.

– Вот, – я показала злополучную сумочку.

– И что? – он выглядел растерянно. – Сумочку купила?

– Купила? Купила?! – задохнулась я. – Да нам двух наших зарплат на такую сумочку не хватит, – заорала я. – Вика подарила.

– Верни ей подарок, купим тебе такую же, – предложил муж.

– Такую же? – передразнила я. – На что мы купим? Я о ремонте уже пять лет мечтаю.

– Мам, – в проеме показалась патлатая голова, но, увидев мое опухшее лицо, благоразумно исчезла.

– Я тебя не понимаю, – помотал головой Вадик. – Хочешь сумочку, давай купим сумочку, хочешь ремонт, давай сделаем ремонт.

– На какие шиши? – вскинулась я. – Мы еле-еле концы с концами сводим, – рыданья душили.

– Кредит возьмем.

– Возьмем кредит на сумочку? Ты вообще в своем уме?

– А что ты предлагаешь? – растерянно спросил благоверный.

– Да ничего я не предлагаю, просто осточертело все. О С Т О Ч Е Р Т Е Л О – по буквам произнесла я. – Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Я жду конструктивных предложений, а не истерик.

– Истерик. Вот Вика…

– Понятно, – устало сказал Вадик, – как только в нашей жизни появилась Вика…

– При чем здесь Вика? – перебила я. – Просто она как лакмусовая бумажка, понимаешь, показала все наши проблемы в семье.

– До Вики у нас не было проблем, – возразил супруг.

– Были, проблемы были всегда, просто мы не обращали на них внимания, заметали их в дальний угол, понимаешь?

– Нет, не понимаю, – настаивал Вадим. – Живем как все, крыша над головой есть, еда в холодильнике есть, не голодаем, слава богу, не воруем.

– Вот именно, что как все, – выдавила я сквозь рыдания. – А я не хочу, как все.

– Слушай, до тридцати шести тебя все устраивало. У тебя что, кризис среднего возраста или эта Вика совсем тебе мозги засрала? Не в сумочках счастье, понимаешь?

– А в чем, скажи, в чем, по-твоему, счастье?

– В крепкой семье, любимой профессии, стабильности. Так наши родители жили, так и мы живем.

– Так будут жить наши дети, – съязвила я.

– Преемственность поколений, – кивнул Вадик.

– Болото, – возразила я. – Вот у Вики сын в Лондоне живет.

– Понятно, пойду, проветрюсь, – муж поднялся, сквозь слезы услышала, как хлопнула входная дверь.

   В этот раз мы были на выставке какого-то модного художника. Ты болтала со всеми подряд, раздавая поцелуйчики и улыбки и предоставив меня самой себе. Я переходила от картины к картине, искренне пытаясь понять замысел автора. Удавалось плохо, вернее, совсем не удавалось. Я сдалась, просто разглядывала холсты, как помидоры на рынке. Жаль было такого количества красок и холстов.

– Как вам? – рядом возник какой-то скользкий тип с серьгой в ухе и с претензией на гламурность.

– Да никак, – честно ответила я. – Кто только выставку ему устроил?

– Не скучаете? – раздался позади твой голос.

– Вот дама удивляется, кто мне выставку устроил, – плаксивым голосом произнес мой визави.

– Глеб, твои работы просто потрясающие, ты сам это знаешь, – успокоила Вика "талант". Я стояла вся красная и старалась не смотреть в сторону Глеба.

– Ясно кто, любовник его, говорят, он в правительстве не последнее место занимает, – прошептала мне ты, когда дарование удалилось на достаточное расстояние. – Пойдем отсюда, скучно до умопомрачения.

   После мы снова сидели в "нашем" кафе. Здесь было гораздо приятнее и душевнее.

– Эх, Мила, ничего ты не понимаешь в современном искусстве, – смеялась ты.

– А ты давно понимать стала? – обиженно спросила я.

– Слушай, а поехали ко мне, ты же еще у меня ни разу не была, я тебе фотографии покажу, – предложила ты.

– Поехали, – с готовностью ответила я.

   Ты, как я и ожидала, жила в шикарной квартире, как сейчас модно говорить: "с дизайнерским ремонтом". У входа нас, вернее, тебя, как полагается, поприветствовал консьерж: "Здравствуйте, Виктория Викторовна". В квартире было светло, просторно, минимум мебели, во всем ощущался вкус и деньги. Много денег. После моей хрущевки я словно оказалась в музее.

– Как у тебя красиво, – восхищенно воскликнула я. – Как ты только все это убираешь.

– А я не убираю, – засмеялась ты, – на это есть уборщица.

– И тут докладчик морщится, – вспомнила я строчки из детства. "Вот я дура, можно было сразу догадаться".

   Ты изящно разлила в маленькие фарфоровые чашечки чай. У меня дома для чая поллитровая кружка заготовлена, таких мне штук десять надо выпить. Мы рассматривали фотографии и неспешно тянули ароматный напиток. "Как в лучших английских домах". Ужасно не хватало какой-нибудь печенюшки или конфетки. А лучше всего и сразу. Что за чай без сладкого?

– Смотри, дядя Витя здесь совсем молодой, – показала я. – А это что, я? У меня нет такой фотографии.

– Мы же тогда на дачу к вам ездили, помнишь? Это был единственный раз, когда вы меня с собой взяли, – мне показалось, или в твоем голосе прозвучала обида? Это было сложно забыть. Уходя, ты произнесла: "Я что, домой с пустыми руками пойду?" и оборвала всю мамину грядку с щавелем. Больше на дачу мы тебя не брали.

– Помню, конечно, – ответила я.