Внепапочная беременность

Анна Рожкова

Внепапочная беременность

У Людки случилась беременность. Внепапочная. И это в шестнадцать.

– От кого ребенок? – орал отец.

– Людочка, как же так, как же так, как же так, – как заведенная повторяла мать.

Людка завывала, размазывая по лицу слезы вперемешку с соплями. Она бы и рада сказать, но сама не знала, кто… Витька… Пашка, может, Ахмед. Все были под подозрением.

– Я этого… этого…, – отец никак не мог подобрать нужное слово, – да я его голыми руками. Надо же, девчонку…

В комнате пахло валокардином, нафталином и отчаянием.

С самого утра мать потащила Людку в консультацию аж в районный центр. Сначала нужно было дойти до железнодорожной станции три километра через лес, а потом еще три часа пилить на электричке.

Вышли едва солнце затеплило горизонт.

Людка была бледная, шла медленно, едва переставляя ноги.

– Шевелись, – цедила мать, – на электричку опоздаем.

– Не могу, – ныла Людка.

– Ноги раздвигать могла, не может она, – зло бросила Татьяна Ильинична.

Солнце быстро поднялось, стало жарко. Людка замедлилась еще сильнее.

– Не могу, – тяжело дыша, она с размаху села под ближайшее дерево.

Мать молча протянула воды. Людка пила жадно, струйка текла по подбородку и длинной белой шее, на которой беззащитно билась жилка. Татьяна Ильинична сглотнула:

– Горе ты мое, – запричитала она, – что ж теперя-то.

Людка зло зыркнула исподлобья. С трудом поднялась:

– Не ной, пошли уже.

На электричку едва не опоздали, запрыгнули в последний вагон.

Мест не было, дачники ехали с огородов с огромными рюкзаками и с сумками, полными урожая.

Людка подошла вплотную к одному из сидевших мужчин:

– Уступите место, мне плохо.

– Еще чего, – хохотнул мужик, – постоишь, не развалисся.

– Я щас вырву, – Людка нависла над мужиком и держась одной рукой за поручень, закрыла ладонью рот.

Мужика как ветром сдуло, убежал куда-то в соседний вагон.

Людка с облегчением плюхнулась на освободившееся место.

– Садись, давай, – обратилась она к матери, подвигаясь.

Мужик был плотный, Людка легко помещалась с худенькой матерью.

– Осподи, стыд-то какой, – завела шарманку Татьяна Ильинична.

– Заткнись, или стоя поедешь, – отрезала Людка.

– Люди же смотрят, – шепнула мать.

– Кто смотрит? – Людка обвела глазами скамейку напротив, все отвели взгляд. – Ну, вот, никто, не смотрит, – удовлетворенно ответила она.

Ехали молча. Людка безучастно смотрела в окно, на мелькавшие леса, поля, жалкие домишки и мечтала о другой жизни. Вот если бы Петя, Стасик, да хотя бы Ахмед забрал ее с собой. Но все пользовались Людкиными услугами, а забирать никто не спешил.

Рядом с их деревушкой стояла часть. Вот Людка и повадилась с подружкой крутиться вокруг в поисках лучшей жизни. Истосковавшиеся по женской ласке солдатики угощали сигаретами, изредка выпивкой, обещали жениться, а потом срок службы заканчивался, Васи-Пети-Жени уезжали, а Людка оставалась.

За грустными мыслями доехали до конечной.

– Какой автобус до консультации идет, а, женщина? – приставала к прохожим мать. – Не знаете, да? Жаль. Мужчина, мужчина, какой автобус…

Людка стояла в стороне и делала вид, что она не с этой женщиной. Она стыдилась мать, ее поношенной одежды, потрепанной сумки, неизменного платочка на седых волосах. «А ведь она не старая, еще пятидесяти нет», – с удивлением подумала Людка, словно впервые увидев мать со стороны.

Наконец, Татьяна Ильинична узнала номер автобуса и заорала:

– Людка, иди сюда.

Людка поморщилась, нехотя поплелась.

В консультации была очередь, в основном беременные. Все места заняты, пришлось стоять. Людка оперлась о стену.

– Кто последний? – крикнула мать. – Мы за вами. Нехорошо, да? Потерпи, – обращаясь к Людке, – водички попьешь?

Людка кивнула.

Татьяна Ильинична любовалась дочерью. Высокая, стройная, как виноградная лоза, белокурая коса до пояса, огромные голубые глаза. Набежали предательские слезы.

– Че вылупилась? – зло бросила Танька.

– Наша очередь, – спохватилась Татьяна Ильинична. – Доченька, быстрее. – Здравствуйте, – подобострастно улыбнулась врачу, – мы к вам, можно?

– Проходите, – врач строго посмотрела поверх очков, – раздевайтесь за ширмой до пояса.

– Да это не я, – засуетилась Татьяна Ильинична, – вот, дочку привезла.

– Документы, – потребовала врач.

Татьяна Ильинична протянула свидетельство о рождении.

– Несовершеннолетняя? – уточнила врач.

– Шестнадцать, – пояснила мать.

– Что у нее, воспаление, где болит?

– Беременна она.

Врач бросила писать.

– Я обязана сообщить в органы. Изнасилование?

– Нет, – строго ответила Людка из-за ширмы.

– О, Господи, – Татьяна Ильинична прикрыла рукой рот.

– Вы можете остаться, так как девочка несовершеннолетняя.

Людка вышла из-за ширмы и устроилась в кресле.

– Как давно были месячные?

Людка так красноречиво глянула на мать, что та кабанчиком метнулась к выходу.

– Я за дверью подожду.

– Как знаете, – не стала удерживать ее врач.

Людка вышла спустя минут пятнадцать, показавшиеся Татьяне Ильиничне целой вечностью.

– Ну что, – она, как птичка вспорхнула с краешка стула.

– Поздно, – припечатала Людка.

– Как поздно? – Татьяна Ильинична хлопнулась на стул.

– А вот так. Пошли.

– Подожди, я с врачом поговорю, – она закопошилась в сумке, достала заскорузлыми руками две смятые сотки.

Людка брезгливо поморщилась.

Мать несмело постучала.

– Прием окончен, – послышалось из-за двери.

Татьяна Ильинична робко просунула голову.

– Пожалуйста, – промямлила она.

– Проходите, – смилостивилась врач.

– Понимаете, ей учиться еще. Как же она с ребенком-то. Она сама еще ребенок, – Татьяна Ильинична протянула деньги.

– Заберите деньги, поздно уже, никто на таком сроке не возьмется аборт делать.

– Ну, как же так, как же так, – запричитала Татьяна Ильинична. Вся ее жизнь рушилась на глазах. – Одна она у нас, поздняя, понимаете.

– Понимаю, но ничем помочь не могу. Раньше думать надо было, – отрезала врач.

Татьяна Ильинична вышла из кабинета постаревшей лет на десять.

До дома добирались в полном молчании. Пришли уже затемно. Отец курил на пороге.

– Ну что? Что врачи сказали? – подпрыгнул он, завидев жену с дочерью.

– Поздно, Сереженька, поздно, – Татьяну Ильиничну, не уронившую ни одной слезинки, словно прорвало. Она упала на руки мужа, горько рыдая. – Сереженьььккккаааа.

– Успокойся, мать, – Сергей Иванович усадил жену на порог, поднялся, вытаскивая из брюк ремень.

– Сереженька, ты что, нельзя, рожать ей скоро, – Татьяна Ильинична схватила мужа за руку.

– Тьфу ты, – зло плюнул Сергей Иваныч, – ну вас, баб, на хер. Сами разбирайтесь, – и ушел в ночь.

– Сереженька, ты куда?

– Пить пошел, куда еще, – зло обронила Людка. – Как будто ты не знаешь.

– Не смей так об отце, – заикаясь, произнесла Татьяна Ильинична.

Людка исчезла в доме и вышла на порог со стаканом воды:

– На, выпей, и успокойся. Значит, так, – начала она, пока Татьяна Ильинична пила. – Пока живот не видно, я буду ходить в школу. Это еще месяца два. С завтрашнего дня ты начнешь подкладывать под платье подушку. Ну, или что-то другое, придумаем по ходу.

– Я? – перебила Татьяна Ильинична, – поперхнувшись водой.

Людка хладнокровно постучала ее по спине и продолжила:

– Да, ты.

– Побойся бога, мне сорок семь.

– И не в таком возрасте рожают, – заверила Людка.

– Стыдно перед людьми, – привела последний аргумент Людка.

– А что дочь у тебя шалава, не стыдно?