Помоги проекту - поделись книгой:
А может аромат местных трав так действует на водителей – дурманит головы, отвлекает внимание? Куда полинезийцы без травы? Без травы они ездить опасаются, рулят нестабильно, свернут в кусты, да и останутся там недвижимостью, пока добрый сосед не подвезет плотный косяк. А то встанут посреди дороги, и ждут перемен.
Ждут.
И ждут.
И ждут…
А как подвезут косяк, оживает картинка: рассасывается пробка, расходятся тучи в небе и настроение, и едут все по делам своим: чем больше пикап, тем правильней едет. Пусть и по встречке.
От выдоха местных обитателей можно прилично заторчать, как от хорошей конопли. И небо синеет, и цветы распускаются как в Аватаре.
Жизнь без косяка неправильна, как потухшие угли – что не делай, так и останется серой: и тебя не греет и других не радует.
В общем, если и был где-то остров невезения, то явно не здесь. И не зря главный называется Оаху, и живут на нем оахуяне и оахуянки.
Так случилось, что славяне прижились здесь и чувствуют себя здесь абсолютно оаху…
Мда, так и чувствуют. И жизнь прекрасна и виды потрясающие.
Пока мы пишем вам длинное предисловие, парочка представителей славного народа, решила сменить Оаху-ные пейзажи на пейзажи не менее ох-ные. Как тут обойтись без слов матерных, если названия географические им полностью соответствуют?
Не знаю, но постараюсь.
Известные ценители жизни, философских разговоров и эксперты пляжных красот Санек и БабУшка, неслись по узкой дороге вдоль океана на острове Пиратов Карибского моря и Парка Юрского периода. Точнее, острове Голливудских блокбастеров – Кавайи, сумевшем сохранить свою первозданную красоту, шаманов и неприступность, местами.
Впереди показался длинный забор, отделяющий чье-то благополучие от обыденности и суеты.
Возле него, повернувшись спиной к проносящимся автомобилям задумчиво стояла нескладная фигурка.
– Мы-то – жизни радуемся, а малышня, вон, с утра уже пашет! – БабУшка докурил и бросил сигарету в окно.
Бычок летел наслаждаясь свободой полета, закономерно нежданно закончил свою пламенную жизнь еще в воздухе, и мертвым пеплом упал к ногам щуплого маляра.
– Жил, согревал, доставлял удовольствие и горел пламенем, а теперь, пшик, и один пепел, – не по годам мудро заключил красильщик. Он посмотрел вслед удаляющегося авто и прокричал вслед:
– Эй, джентльмены! Вы видели такого маляра, который никогда в руках не держал кисть? Нет? Ну, так посмотрите. Посмотрели? А теперь валите нахер, пожалуйста. Понаехало тут, туристос, и засоряет экологию. А я жги на них нервы, – презрительно сплюнул он.
Штаны не по росту висели на нем как на пугале. Поношенная рубашка болталась, скрывая худые, недоразвитые плечи. Упрямый выцветший чуб вылезал из под широких полей шляпы защищающей от безжалостного Солнца.
Он растоптал поверженный бычок, и взглянул на бесконечную стену. Перед ним от угла и до самого не могу тянулся облезлый забор.
– И денег хочется и на рыбалку смотаться. Там сейчас самый клев. Может и солидная рыба попасться.
Не знаю чего хочу больше: сто шестьдесят баков за день работы – фантастические деньги. Почти как строителю, который знает что делает, а не мелкой недоросли, которая ни в жизнь, ни разу, – тяжело вздохнул Сэм. – Собирался по-взрослому заработать, и предложение поступило соответствующее, от таких, сам понимаешь, не отказываются. Но одно дело собираться, а другое херачить как Папа Карло.
Самому.
Руками.
Отсюда и до горизонта.
– Может лучше я бы в классе посидел, пойнты наработал, тесты скоро. Скорей бы уже учебу закончить, сколько можно париться? Четыре года скоро будет. Так вся жизнь пролетит, а я кроме парты ничего не вижу. А на бережок хочется. Зачем мне их изгородь? – он сосредоточенно глянул на грустные с утра ноги и битые жизнью сланцы.
Сланцы, хоть и опасались неприветливых морских камней, но против прогулки не возражали.
И убеждали бесспорно, что события, таки, необходимо изменить. Прямо сейчас.
И работа не волк, и кони, дохнут.
Почувствовав вибрации сомнения, они предательски повернулись и понесли владельца в сторону океана.
Сами.
Не спросясь.
– Я папрашу, чтоб вы таки сдохли, вы куда направились? – возмутился школяр. – И тут измена, тьфу на вас! Стоять, я сказал! Ходят они тут кругами против стрелки, понимаешь. Я не спорю, на улице такая прелесть, сегодня Алоха-фрайдэй и душа томится в предвкушении вечера и даже обеда, но нельзя же так – наплевать на работу, – взгрустнулось ему, и нестерпимо захотелось поближе к освежающему бризу, горячему барбекью и ласковой воде.
Чем больше он думал, тем длиннее становился забор, и нестерпимей жарило Солнце.
Сэму стало не по себе.
Красить он не умел, как, в общем, не умел ничего в своей, еще не состоявшейся жизни. Перспективы впереди были неясны, обязанности тягостны, а случайные радости – непростительно редки.
Время тянулось, Светило поднималось все выше, намекая на скорое пекло.
По календарю – самый неблагоприятный для работы день – Пятница, а деньги нужны! – студент обреченно вздохнул и полез за кистью.
Сунул голову в шкаф, где хранилось все и даже больше. Наступил на коварно спрятавшиеся в тень грабли, что-то острое влетело ему прямо в лоб, он отшатнулся, ударился несуразной головой об угол, ошалел от боли и высунул ее слегка поумневшей.
В мозгу заискрило. Просветленный разум посетила великая мысль – биться лбом задешево с утра – примета нездоровая, а идея для трудового подвига в пятницу, когда такой клев – пошлое преступление против человечества, изрядная еботень и большое свинство.
Небесный Ангел, видимо глядя на его страдания сверху, ниспослал ему нежданную подмогу.
– Сэм, ты почему не в школе? – соседский мальчишка протянуд ему запотевший стакан с холодным апельсиновым соком.
– Какая школа? Мне тут больше сотни предложили… А-а… Я… – осекся маляр и вовремя ухватил эфирный сигнал: – Ты только посмотри что мне досталось, почти даром!
– Что? – открыл рот пацаненок.
– Поле персональных фантазий, – он ткнул пальцем в забор. – Такие картины можно рисовать! Создать личную галерею на Кавайях! Как тебе идея макро-квадрата Малевича? А!? – и видя недоуменные глаза приятеля, объяснил, – художник такой. Но, таки вы будете сейчас удивляться, столь важную пиар-кампанию никак нельзя доверить человеку непроверенному, ненадежному! Только отвернешься, а они уже испортили галерею, перспективы и парадный вид недвижимости. Я, вне всяких скользких сомнений, постараюсь тебе помочь. Ты парень что надо: умный, продвинутый, но, сам понимаешь, ты никак не можешь меня подвести в этом эпохальном деле. Не делай умный вид – он тебе не идет, ты становишься похож на Клинтон, и твоим скользким лицом можно распугивать бездомных псов на наших закоулках.
Ты же хочешь оставить след в истории? Во Времени? Чтобы спустя сто лет говорили: жил-был Либервуд великий! В эпоху Либервуда,… Хочешь, тогда слухай сюда, и молчи тихо: тут нужен порыв сердца, вдохновение, горящие глаза и полет кисти! Ты, конечно, можешь говорить мне за всякие муе-мое, но если до тебя не доходит, одень себе на голову каструлю и играй в рыцари – пусть по ней соседские пацаны стучат палками, пока не выбьют дурь. Шё ты вылупился на меня, как на Лару Крофт без лифчика, я тебе предлагаю беспроигрышное дело с отличными видами на будущее – отсюда, и до угла!
– Да, я не…
– Я мог бы, наверное, дать тебе попробовать. Самую чуточку. – перебил его маляр, и с видимой неохотой сунул кисть мальчугану в руку. – Не волнуйся так, всем когда-то приходилось начинать, я тебя поправлю, ты еще лучше намалюешь, – и, заметив смятение на лице школьника убедительно добавил: – Специально для тебя берег. Никому, только тебе. Ну же! Рисовать любишь? – продолжал настаивать маляр.
– Ну.
– Рисуй квадрат отсюда и до горизонта. Прямоугольник Либервуда, класс, а!? Ты Либервуд, ведь? Посмотри на эту красу и неограниченный простор для творчества! Это будет самый лучший забор на свете! Его будут посещать вместо картинной галереи Куша на Мауи. Картинная галерея? Ну уж нет! Здесь построят музей твоего имени, а забор обнесут желтой лентой как главный экспонат. Это-ж не забор, а доисторический артефакт! Он перестоит здесь всех и даже дольше. Здесь все состарится, сгниет, рухнет и потонет. Пройдут дожди и смоют останки этого острова, а он так и останется стоять. Пиплы будут проезжать мимо и удивляться: Кто же сотворил девятое чудо света? Кто, этот скромный автор гениального творения!? Можно нам на него посмотреть? На автора. Хотя бы со стороны!
Местный Цицерон махал руками на запад и на восток, охватывал небо и обращался к Солнцу, когда где-то возле его потрепанного временем и нуждой ремня раздался нежный детский голосок:
– Ой, факи-фуяки, страшно-то как!
– Чего страшно? – оторопел говорун.
– Разруха настанет, остров смоет и все сгниет. А как люди приезжать сюда будут?
– Придумают что-нибудь. Мосты разводные, эстакады. Это ерунда все. Главное, у тебя есть шанс попасть в историю! В твою дверь стучится фортуна, открывай, и хватай ее за… кисть пока не сбежала. Шё ты на меня пялишься как на соседку, когда она из ванной выбежала без полотенца? Отвори свои зенки ширее и глянь сюда на свежую голову!!!
– Чего отворить?
– Гляделки. Возьми в руки пальцЫ, цепляйся ими за ресницы и тяни со всех сил вверх и вниз до тех пор, пока перед тобой не явится чудо.
– Что мне на него смотреть? Что я заборов не видел?
Клиент почти дошел и Сэма охватило вдохновение.
– За что ты так выражаешься? Как только язык поворачивается такие гадости извергать из рота? Не хочешь прямоугольника, попробуй инфинити!
– ?
– Ведешь кисть от меня и до пока сможешь. Попрошу заметить, какой простор для физподготовки и кисти настоящего таланта! Шварценеггер так начинал свое утро, и потом стал Мистером Вселенная, и даже, говорят, заделался на время губернатором какой-то Калифорнии. И у тебя получится! Ты же не хочешь сдохнуть несостоявшимся гением?
– Не хочу, – согласно замотал головой третьеклашка.
– Забор! Где ты видел такие заборы? За ни за что оскорбить шедевр архитектуры и исчезающий вид! Никакой совести и сплошная бескультурность. Вот это, – мотиватор в религиозном упоении развел руками, – надо охранять копами с пулеметами, чтобы к нему ближе трех метров приблизиться не могли. Не дай Б, залапают всю эстетику. Настоящее, абсолютно green и organic, на все 100%, без всякого ГМО, гормонов роста, artificial, химии и прочего амна. Поспорим на коробку конфет, что ты не сможешь покрасить отсюда и до столба?
– Легко, – самоуверенно заявил сосед. Сто баксов, и дело сделано.
По лбу наставника пробежали легкие тени, без двух минут миллионер пришел в возбуждение, и красноречию его не было предела:
– Сто долларов? Шё ты так разоряешься без цента денег? К чему ты ведешь все эти пошлости? Это же верх беспардонного цинизма и даже выше! Ты сколько лет отмучился в школе?
– Я? Целых три.
– Ха! А я уже четыре в своей альма, мать-ё-матер, отмотал.
– Да знаю – ты молоток! Ты – злой, мудрый и старый.
– Слушай сюда, сейчас мудрый тебе все объяснит и по полочкам разложит.
Волны шелестели у берега, и опытный и умудренный слышал их глухое приглашение на рыбалку, а время уходило и Солнце поднималось все выше.
Тело умоляло об освежающей прохладе океана, но пальцы, ощущая трагичную пустоту карманов, вцепились в забор хваткой бультерьера, и разгибаться не желали.
– Тебе мама рассказывала за совесть? Это такая штука внутри, как Чужой, которая временами просыпается и не позволяет тебе продать доктору свое здоровье взад, как ДО визита, только дороже. Какие сто баксов? Покрась десять шагов. Если я за каждые десять шагов буду платить по 100 долларов, мне надо на минуточку забежать в банк, помахать у девочек перед напудренными носиками пистолетом, и потом вернуться бохатым, чтобы таки докрасить это безобразие. А вас тут будет уже толпа, шум, гвалт и драки с бездомными за место в очереди. Наводи потом порядки.
– Убедительно заливаешь! Но кое-какие поводы для сомнений появляются. Тебе бы в МЛМ или в проповедники податься, там бы тебе поверили. В церковь надо. У нас соседи – проповедники, дом за пятьдесят штук в месяц снимают, вот это бизнес! Короче, это к оленям. Я час буду красить. А я меньше ста долларов в час не беру. Как папа. Хочешь – плати, не хочешь – отвали.
– А у тебя папа, проститутом или пастором подрабатывает? Сто долларов в час…
– Не-а. Сантехником. Вызов сто шестьдесят баков стоит, папе сотка, боссу шестьдесят остается. А проституты – они такие, по двести лупят. И никаких налогов. Но с тебя не получится – тебе еще расти и расти. Так ты что не в школе?
– Устал. Учишься, учишься, книжки мурыжишь в то время как нормальные люди деньги зарабатывают. Сидишь, а толку?
– Закончишь, диплом получишь, сможешь этот забор за сто баков в час красить.
– Знаешь, что я тебе скажу, малявка? Ты в третьем классе, а я четыре года отпахал в трех альма-матерьих с переездами, по сравнению с которыми лесной пожар Калифорнии – дым сигарет с ментолом. И таких кренделей видал, тебе, в твоем Кавайи, ни дай боже ночью приснятся, есть шанс огорчить маму утром не проснувшись. Слушай сюда. Мне этот забор как безногому костыли. Я хочу морским биологом стать. С дельфинами плавать. Ты куда шел? В школу? Вот туда и ходи бегом.
– Ты чего нервничаешь? Правда задела? Меня мама сок апельсиновый попросила передать, а днем будет жарко.
Воодушевление скисло как простокваша в полуденное пекло. Телевизор и американское образование таки испортили подрастающее поколение.
Сэм осмотрел рабочие площади и тяжело вздохнул:
– Фсе. Ты меня расстроил и испортил чудесный день. Я как раз для этого и учился. Специальные классы брал, не как все. Надеялся, когда-нибудь пожить. Вот так, штаны протираешь, бегут года, а потом все это может оказаться ни к чему. Однако, сто долларов в час… Кто мне платить столько будет? Что ты мне выедаешь мозг? Иди, к соседке Дженнифер через дорогу, ей и морочь голову. Она после твоих эротических карт третий день имеет озабоченный вид: ходит возбужденная, с круглыми телячьими глазами, и улыбается каждому прохожему. Сто долларов в час, сто долларов… Вероятно, биологам столько не платят, – мысль о ста долларах в час не давала покоя.
– И я о том же. В дантисты иди. Или на пластик-хирурга. Там чек еще больше. И титьки четвертого размера каждый день. Бесплатно! В стриптиз бар не надо ходить. Они к тебе сами топают, еще по шесть штук выкладывают. Двести тысяч в год всегда будешь иметь. И это только начало, – деловито заключил третьеклассник.
– Четвертый размер – аргумент весомый. И двести – цифра хорошая. Какого я тогда на биолога хотел? Там и в конце столько не выйдет.
– Ну! Дошло? Меня бы спросил, я тебе бы все за минуту разжевал. Мы же в Америке, стране цифр, перед тем как какой шаг делать, ты все просчитать должен: расходы, время потраченное, доходы, налоги, перспективы, и после, прикинуть по результатам, стоит дальше идти или что поэффективнее поискать. У тебя вчера день варения был, справлял?
– По скромному.
– Что подарили?
– Мелочь всякую: книжку “Как стать миллионером”, флэшку и маечку. Нет, что-нибудь солидное – чек на штуку баксов, Хbox, мопед или IPad, хоть бы. Надо было тебя с мамкой пригласить, глядишь, что-нибудь стоящее принесли.
– Радуйся тому, что имеешь. Ты чего такой недовольный? Улыбнись – смотри какой день чудесный! Правду говорят, что русские все такие?
– Недовольный? Да я – сама искренность и правда на почти стройных ногах, и зазря никому улыбаться не стану. Он мне что – друг, брат или невеста чтоб я ему даром лыбился? Кто самый надежный из твоих френдов? Ну? Как стена? Кто на тебя наезжал за то, что Дженни карты эротические подарил? Я? Нет! Я тебя вложил предкам? Опять нет. Кому ты можешь все свои секреты рассказать, и знаешь – все, могила? Только Сэму. За кого ты можешь спрятаться от старшаков, и кто им в ответку пендаля может прописать в любой день недели? Опять я. Кем ты можешь в любой ситуации прикрыться, и с кем вместо школы серферить сбежать или в стрелялки плэить, а потом записки учителям писать – дескать, болел, и все такое? А? А ты говоришь – русские.
– Ты – классный друг. Настоящий. Реально. А мама сказала, что вы из Раши сбежали.
– Ты отсталый, как тираннозавр которых за скалой снимали. Кто сейчас из Раши сбегает? Ты знаешь, как там сейчас люди живут? Какие перспективы? Там сейчас президент – мужик! Страну с колен поднял, а весь мир поставил. На дорогах машины – сплошные Мерсы, Биммеры, и Ройсы, не то что здесь. И не в кредит, а свои. Там даже поп
– А чего тогда ты здесь, если там так хорошо? Нас, на колени никто не ставил, или, может, я не заметил? И Роллс-Ройс нам не нужен, но если бы и захотели – купить не смогли бы. Банку надо моргидж выплачивать, мне на калледж копить, парентам на пенсию откладывать, – упрямо докапывался школьник.
– Чего? Учусь я здесь. Как ты. Закончу, назад вернусь.
– Ага. Все вы так обещаете, а потом любым образом цепляетесь. А если уезжаете, потом возвращаетесь и плюетесь. Знаем, проходили. Но мы рады, что ты здесь останешься. Хорошие люди и специалисты всегда в уважении и спросом пользуются. Ладно, давай, до завтра. Заходи, мама тебя рада будет видеть, говорит: “Сэм – прилежный ученик, и такой сладкий! Бери с него пример – ни наркоты, ни алкоголя. Не то, что другие! Скоро морским биологом станет. Жаль только что такой щупленький, и ни подруг, ни друзей, у него кроме тебя нет”.
– И вы мне будьте живы и здоровы. Завтра день придет когда, свидимся мы снова.
Поделиться книгой: