Убить перевертыша

Рыбин Владимир

Убить перевертыша

Владимир Рыбин

Убить перевертыша

1

Семен увидел этот сверток сразу, как вошел в купе, и уже не мог оторвать от него глаз. Точнее сказать, он вовсе не смотрел на него, но, и не смотря, видел бледно-розовую широкую полоску бумаги, которой была оклеена пачка, так похожая на те, банковские, при виде которых с ним всегда что-то такое делалось, и он забывал обо всем. Пока эта пачка не перекочевывала в его карман.

А сейчас она оттопыривала полу серого пиджака долговязого носатого немца с острым кадыком, который, казалось, вот-вот прорвет сухую кожу на горле. Собеседник этого немца, полненький господинчик тоже пенсионного возраста, широко развалившийся у окна по другую сторону небольшого столика, недовольно посмотрел на Семена, усевшегося в свободное кресло у стеклянной двери купе, но ничего не сказал, и Семен, ожидавший, что его попрут отсюда, уселся поудобнее, вынул из кейса яркий журнал "Der Spiegel" и сделал вид, что занят чтением. Но не до чтения ему сейчас было: все внимание занимала пачка в кармане с такими многообещающими полосками. Неужто баксы?.. А если и другое рыжевье, все равно какими же возами надо ворочать, чтобы так вот запросто таскать фики в карманах? Значит, богатый сундук, значит, когда хватится, не поднимет шухер, подумает, что потерял.

Только вот вопрос: как взять эту пачку? Немец сидит у окна, Семен - у двери, между ними - пустое кресло, руку не протянешь. Значит, надо ждать.

Чего чего, а ждать он умел. Среди московских мышей, то есть карманников, слыл не придурком. Бывало, часами ходил за приглянувшимся лопатником в чужом кармане, ловил момент. И не мылил, то есть не попадался. Правда, давно не тычил, не работал по карманам, занятый куда более доходными делами. Но навык, надеялся, не забыл. А главное - жгло нетерпение при виде таких вот лохов. И тут уж Семен ничего поделать с собой не мог.

Поезд не стучал колесами, будто не по рельсам ехал, а скользил по чистой тарелочке, и тихий разговор немцев ничто не заглушало. Время от времени они поглядывали на Семена - не слышит ли, а потом перешли на английский и заговорили погромче, уверенные, что сосед не поймет. А он рубил и по-английски. Натаскался в языке, когда гонял фарцовку возле "Метрополя" и прочих московских ночлежек для иностранцев. К своему удивлению, обнаружил тогда Семка в самом себе немалые способности к языку. Да еще подельник подначил - Левчиком звали: займись, говорит, языками по-серьезному, скоро, говорит, каждое чужое слово живыми баксами обернется. То ли такой умный был этот Левчик, то ли заранее что-то знал, только попал в точку. Настали времена, когда любой чурка, ботающий по-иностранному, в два счета становился фраером.

У Семена тогда хватило ума послушаться: записался на курсы английского языка. И вот что было удивительно: зубрил английский, а будто заодно и немецкий, который проходил в школе. Один язык помогал лучше понимать и другой. И когда настало предсказанное Левчиком время, Семен сам не заметил, как из чурки превратился в ловкого дельца. Иногда, конечно, баловался и карманами: куда денешься от старой страстишки? Только скоро убедился, что хватать охапками выгоднее, нежели промышлять карманной мелочевкой. Даже по заграницам начал челночить, искать то, что подешевле тут и подороже там, в России.

Сейчас он ехал за мясом. Немец по имени Отто Бауэр, что приезжал в Москву, чуть не задарма предложил. Непонятно почему. То ли эти чокнутые немцы все разом заделались вегетарианцами, то ли мяса у них - завались, и они не знают, куда его девать. Но это их, немецкое дело. А он, Семен, всегда считал смертным грехом не взять то, что плохо лежит.

Сквозь тонкий прищур он все поглядывал на оттопыренную полу серого пиджака. Немец нервничал, елозил на месте, и банковская полоска то и дело высовывалась из кармана. Семен было забеспокоился: не из-за него ли нервничает? Но, прислушавшись к мудреному разговору, понял,что дело не в нем. Немцы вроде бы все время поддакивали друг другу по-немецки: "Ja!, Ja!, Naturlich!", - а горячились сверх меры.

Разговор шел о политике. Ну, конечно, о чем еще говорить дорогой? Слышались знакомые имена - Сталина, Гитлера, Гесса и незнакомые - Ратцеля, Хаусхофера. И выходило из разговора, что ближайшее окружение Гитлера видело в России не врага, а союзника в борьбе с английскими имперскими устремлениями. Выходило, что Гитлер не боялся Англии, а боялся России, и войной хотел всего лишь принудить ее стать другом-союзником. Странно, конечно, получалось - друг с колуном навстречу, но именно такой вывод напрашивался из разговора.

Невеликим знатоком английского был Семен, чтобы врубиться в заумную дискуссию, но все же понял мудреные рассуждения: если Гитлер хотел разгромить Россию, чтобы сделать ее другом, то англичане после войны принялись в отношении России за то же самое, только без дружеских намерений. А после смерти Сталина они и вовсе охамели, разработали план под названием "Операция "Лиотэ" и принялись без войны разваливать СССР.

Черт бы побрал этих загранцев-засранцев. Все-то у них не по-человечески. В московской малине, когда права качают, и то проще и понятнее...

Впрочем, самому Семену на эту "Операцию "Лиотэ" грех было жаловаться. Он-то своего не упустил, дорвался до больших денег, когда началась толкотня у этой, вдруг оказавшейся бесхозной, копилки под названием СССР.

Задумавшись, Семен едва не упустил момент, когда соседи начали собираться. Поезд бесшумно подкатил к какой-то станции, название которой он не разобрал, и немцы дружно, как солдатики, подскочили. Он встал, пропуская их к двери, качнулся, потер ногу, будто отсидел ее, и аккуратно извлек из кармана желанную пачку. Сразу понял, что это не деньги, но не засовывать же пачку обратно...

В окно он видел, как его соседи прошествовали по перрону, не переставая спорить, размахивать руками. Поезд вскоре и тронулся, порадовав Семена педантичностью немецких железнодорожных расписаний: минута стоянки и - дальше.

На всякий случай он засунул пачку под сиденье: если хватятся, будут спрашивать, то знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Сел к окну, стал смотреть на поля и перелески, на чистые германские дороги и аккуратные краснокирпичные домики. Поезд бежал через равнинную Нижнюю Саксонию коровий рай, где была самая дешевая телятина. Здесь, с малом городке с лягушечьим названием Квакенбрюк, ждал Семена знакомый перекупщик Отто Бауэр, худющий, как дистрофик, но шустрый малый.

Все дело предполагалось провернуть по-немецки педантично - за один день. Затем Семен вызовет рефрижераторы. Еще через пару дней они будут в "лягушечьем городке", а затем поползут обратно, увозя в Россию целое замороженное стадо. Все Бауэр расписал по минутам, против чего Семен не возражал, поскольку усек: время - это деньги. И немалые.

Пришли контролеры, здоровенные мужики, все в черном, как эсэсовцы, с широкими красными ремнями наискось груди, ни слова не говоря, прощелкнули билет и ушли, загремели дверью соседнего купе. Семен подождал немного и достал с пола пачку, разорвал. Банковская полоска оказалась туфтой: в пачке были не деньги, а плотно уложенные бумажки - расписки, квитанции. Словно какой-то пенсионер собирал их для собеса. Семен засунул бумаги обратно в конверт и собрался выкинуть в окно. Но тут напала на него жалость к лоху-немцу - может, и впрямь собирал для своего немецкого собеса, - и он бросил конверт под кресло.

Бросил и почему-то вдруг забеспокоился. Интуиция редко подводила Семена, и он еще в бытность свою "solo dip", как говорят англичане, то есть индивидуальным специалистом по чужим карманам, привык верить предчувствиям. И потому встал и перешел в другой вагон, где пустых купе тоже хватало.

Но и тут не успокоился, сидел как на иголках, прислушивался к шагам в коридоре. И очень обрадовался, когда контролер крикнул ему через стеклянную дверь, что Квакенбрюк сейчас будет и если ему сходить, то надо собираться, чтобы успеть выскочить из вагона, ибо стоянка - полминуты.

Бауэра он увидел еще из окна вагона: встречал, как договорились. Молча, пожали друг другу руки и пошли к "Фольксвагену" неопределенного желто-коричневого цвета, стоявшему на маленькой площадке перед миниатюрным зданием вокзальчика.

- Как доехал? - запоздало спросил Отто, когда уже садились в машину.

- О,кей!

Семен хотел еще сказать что-нибудь по-английски, чтобы дать понять, что он не кто-нибудь, а птица высокого полета, но вдруг осекся: из узких дверей вокзальчика торопливо вышел полицейский, зашарил глазами по площади, по припаркованным автомобилям. У Семена не было сомнений насчет того, кого он ищет, и потому резко нагнулся, крикнул, забыв про свой английский:

- Ехай, что ли!..

Успокоился, лишь когда притормозили на тихой улочке, вдоль которой разноцветным бордюром поблескивал у тротуара сплошной ряд машин. И обругал себя за пустой психоз: ничего ведь не липло к нему. Вывод был только один: отвык от рисковых дел, забурел на непыльной должности.

- Планы такие... - начал Отто. И спохватился: - Или сначала обед?

- Сначала дело, - важно ответил Семен.

- Тогда сразу на ферму. Это недалеко. - И он вдавил газ так, что "Фольксваген" подпрыгнул, как перекормленный бычок.

Маленький городок уже через несколько минут оказался позади. Узкая, но вполне обихоженная дорога с частыми указателями на обочине, с белыми линиями на асфальте вела через кочковатые луга, там и тут пересеченные проволочными изгородями, за которыми важно расхаживали здоровенные коровы.

- Зачем на ферму-то? - спросил Семен.

- Смотреть телят. Как это у вас говорится: товар лицом.

Семен хохотнул.

- Качество телятины я определяю, когда она называется шницелем.

- Будет и шницель. Там, на ферме. Мы за стол, а телят - на бойню. Как придут рефрижераторы, сразу можно будет грузить и ехать. Или ты хочешь погулять тут?

- Дома нагуляюсь.

- Тогда - вперед!

Не прошло и двадцати минут, как машина, свернув с дороги, подъехала к большому краснокирпичному дому, по российским крестьянским представлениям очень даже безбедному. Над высоким крыльцом крупно выделялась резная надпись - "Sieh regen bringt Segen".

Выйдя из машины, Семен уставился на эту надпись, пытаясь перевести. Буквально получалась несуразица: "Смотри движение приносит благодать". Но, поразмыслив, обрадовался: это же, как будто, специально о них предпринимателях-челноках. И звучит вполне по-современному: "Разъезжай и разбогатеешь".

Скрипнула половинка высокой двери, и на крыльцо вышел мужик в сапогах, грубой куртке и узкополой шляпе - как есть крестьянин, только немецкий. И молодая бабенка выглянула, по - возрасту - хозяйская дочка, оглядела Семена оценивающе, как нового бычка.

- Русский бизнесмен, - представил его Отто.

Поздоровались за руку.

- Фриц.

- Марта.

Ну, конечно, если немцы, то обязательно эти имена. Как у русских Иван да Марья. Семену показалось, что молодуха глянула на него обещающе, даже на миг задержала свою руку в его руке, и он пожалел о своем отказе подзадержаться тут да погулять.

- Привез? - спросил хозяин.

Отто развел руками.

- Как договорились. В точности для откорма очередной партии.

Они пошли к машине, открыли багажник, начали выгружать какие-то коробки. А Марта потянула Семена за рукав.

- Пойдемте, я вам дом покажу.

Отвергать такое приглашение он не мог, да и не хотел. Протискиваясь в открытую половинку двери, Семен ощутил боком подвижное бедро Марты и сказал себе, что будет дураком, если не задержится тут.

Дом был, по представлениям Семена, совсем не крестьянских размеров: коридор, гостиная с мягким диваном и сервантом, две спальни, комнаты для детей, большая умывальная комната со стиральной машиной и всем таким прочим. Наверх вела лестница, и там были еще две комнаты и хозяйственные помещения с широкими полками, уставленными разными банками. И еще была лестница - на чердак, огромный, с белыми дощатыми полами, подбитый под крышей толстым пенопластом.

Чтобы угодить Марте, Семен осматривал дом с таким вниманием, будто собирался свататься к молодой хозяйке. Подумал, не уговорить ли ее прямо тут, наверху, пока там, внизу, решаются хозяйственные дела. Но не успел: позвали.

- Посмотри телят, пока их не увезли на бойню, - сказал Отто.

Захотелось отмахнуться: "Зачем мне телята, когда тут такая телка?" Но пришлось согласиться, важно кивнуть, чтобы не потерять марку делового человека.

Дверь в конце коридора вывела их в хозяйственную пристройку, расположенную под той же крышей. В оборудованных поилками стойлах взбрыкивали и взмыкивали десятки телят, крупных, гладких, упитанных.

- Вот они - твои ненаглядные. Как?

- Да по мне хоть... - Семен спохватился, что такое ново-русское наплевательство подмочит его имидж, и с важным видом задал деловой вопрос: - А чего у них уши рваные?

- В ушах были жетоны. Для учета. Перед бойней их сняли...

Отто вдруг поднял голову и насторожился: из-за стен телятника послышались чьи-то голоса, громкие, требовательные. Почти сразу же чмокнула открываемая дверь, и в проеме показалось белое от испуга лицо хозяина.

- Полиция!

Отто кинулся к двери, но навстречу ему, оттеснив в глубь телятника, решительно шагнули двое здоровенных парней. Были они отнюдь не полицейского вида - в джинсах и легких рубашонках с короткими рукавами. И оба они почему-то сразу заинтересовались Семеном.

- Документы, пожалуйста, - вежливо, почти ласково спросил тот, что был в синей безрукавке, протягивая длинную волосатую руку.

- А вы кто? - поинтересовался Семен.

- Эксперт. Экология.

Семен по привычке заартачился:

- А что такое?.. - И осекся, увидев в дверях подлинного полицейского, в форме. Сразу сменил тон, сообразив, что залупаться - себе дороже.

- Я здесь проездом. По делам бизнеса, - сказал он, доставая паспорт и заодно все прочие бумаги, какие у него имелись.

- Приехали покупать мясо?

- Да, а что?

- А то, что этим мясом торговать нельзя.

- Почему?

- Потому что это, - он повел волосатой рукой, охватывая весь телятник, - подлежит уничтожению.

Семен умел соображать быстро и точно. Он поглядел на телят, бодрых и на вид вполне здоровых, повернулся к Отто Бауэру, разжигая себя злобой: "Ну, сука, дефектных хотел сбагрить!" Отто ковырял носком ботинка бетон пола и ни на кого не глядел.

- У телят рваные уши. Знаете почему?

- Знаю. Жетоны были. Учет. Перед отправкой телят на бойню жетоны сняли. А что?

- Учет - это точно. Учет телят, которых нельзя отправлять на бойню.

- Почему нельзя?

- Незнание этого вас отчасти оправдывает. Но усугубляет вину тех, кто собирался продать вам телят.

- Объясните, пожалуйста, - деловито спросил Семен.

- Объясняться будем в полицейском участке.

Беспокойства у Семена не было. Он даже радовался: за товар еще не расплатился, деньги остались при нем. А мясо возьмет у другого перекупщика. Поедет в Хамм, на самую крупную в этих местах бойню, и сторгуется.Такого тут не бывает, чтобы при живом покупателе не нашлось продавца.

Во дворе стоял полицейский "Мерседес" с открытым багажником, и Фриц укладывал в него коробки, те самые, что привез Отто.

- Что в этих коробках? - спросил синерубашечник.

- Не знаю. Может, конфеты? - усмехнулся Семен.

- Да, конфеты. Для телят. "Экспектомикс кленбутероль". Знакомое название?

- Первый раз слышу. - Семен лыбился в открытую. Ясно было, зачем спрашивает: хочет подловить.

- Хорошо, если так. От этих конфет телята прибавляют в весе по полтора килограмма в сутки.

- Прекрасно.

- Прекрасно?! - Синерубашечник удивленно посмотрел на Семена и открыл дверцу: - Садитесь в машину.

Никакой вины за собой Семен не чувствовал и потому не отказывал себе в удовольствии любоваться пейзажами. Правда пейзажи эти он видел не далее как час назад, но смотреть на них все равно нравилось. От аккуратности домиков, разлинеенности дорог и полей, стабильности, разлитой, казалось, в самом воздухе, приходила уверенность, что и у него в конце концов все образуется.

- Что хоть с телятами-то? - спросил он, не отрываясь от созерцания окрестностей. - Объяснили бы.

- Объясню. - Сидевший рядом с ним в "Мерседесе" синерубашечник постучал пальцами по спинке переднего сидения. - Им для быстрого роста вспрыскивали гормональные препараты.

Что-то слышал Семен об этом, да, как обычно, пропустил мимо ушей. Спросил, пожав плечами:

- Ну и что?

- Препараты содержат канцерогенные вещества.

- Только-то? Да эти канцерогенные вещества - вдоль всех дорог. У нас возле дорог коров выгуливают, сено косят.