– Вы что, Андрей,– смеясь, сказала химичка. – Стивена Кинга на ночь начитались?
– А надо вам сказать, – отвлёкся от повествования Андрей, – что я действительно очень люблю Кинга, и тут внезапно вспомнил, что у него, на самом деле, есть рассказ о том, как дети превратились в чудовищ и убили учителей, а одна учительница поняла это и переубивала детей, но ей никто не поверил! И я подумал, что если мне тоже никто не поверит, то что же мне делать?!
– Пятый Г, – добавил обежешник.– Это и так настоящие монстры, им не в кого превращаться!
Все учителя одобрительно засмеялись и вернулись к своим делам.
– Послушайте! – истерически завопил я. – Это правда! Они хотели на меня напасть и тянулись ко мне своими лапами!
– Время пришло? – обратилась англичанка к обежешнику.
– Видимо, да,– пожал тот плечами.
– Андрей Петрович, – обернулась она ко мне. – Поверьте, ничего не было, вам всё померещилось!
Она мило улыбалась, а я вдруг осознал, что сидит-то она ко мне спиной, а смотрит мне в глаза!!
– Вы понимаете?! – вцепившись в край стола, закричал Андрей, так что полицейские, напряжённо его слушавшие, вздрогнули. – Её голова повернулась на сто восемьдесят градусов, и она не испытывала никакого неудобства! Она улыбалась и хлопала глазами, как сова! И глаза у неё были совиные – круглые, жёлтые, выпученные!
Серж опять налил в стакан воды с лекарством и протянул парню.
– Спасибо, – нервно поблагодарил он и, не отрываясь, осушил стакан. Вытер губы ладонью и осторожно поставил его на стол.
– А потом началось самое страшное: они все встали напротив меня полукругом, взялись за руки и, бормоча что-то, стали двигаться ко мне. Я даже запомнил, что они говорили, хотя это была совершеннейшая белиберда!
– И что же это было?
– Сейчас, дайте вспомнить! – Андрей наморщил лоб, потом поднял глаза к потолку и забормотал:
Семь в четвёртом, пять к шести,
у последнего спроси,
три – начало и конец,
а кто слушал – молодец!
– Как же вы это запомнили?! – удивился Серж.– Ведь это чепуха какая-то!
– Да погоди ты! – прикрикнул на него Некит.– Продолжайте дальше, гражданин!
– Дальше… дальше я увидел, как они начали меняться… Причём если дети менялись только когда я видел их периферийным зрением, то эти превращались в монстров прямо на моих глазах! Милейший Владимир Вадимович оброс грязно-серой клочковатой шерстью, шея его вытянулась, а вместо головы появилась собачья морда с оскаленными зубами и кровавым языком. Химичка опустилась на четвереньки, причём руки и ноги стали у неё одинаковой длины, нижняя губа волочилась по полу, а глаза заволокло красным дымом. Молоденькая Инна Николаевна шла на меня, элегантно цокая копытцами и беспрерывно вращая головой вокруг собственной оси, так что в учительской стоял омерзительный хруст, а Ольга Пушкина вообще трансформировалась в непонятную, расплывающуюся амёбу, но амёбу с ядовитыми щупальцами!
– Как вы всё это разглядели?! – поразился Серж.
– Не знаю, – беспомощно посмотрел на него историк.– Наверное, так же, как и стихи запомнил!
– Да-а, – протянул молодой полицейский, и в глазах его промелькнуло что-то слегка похожее на доверие.
– Они надвигались на меня, а я всё сильнее прижимался спиной к двери, пытаясь одновременно найти ручку и повернуть её. Наконец, мне это удалось, и я распахнул дверь в надежде удрать оттуда, но… там стоял директор, и я понял, что его не зря прозвали цербером!
– Почему?!
– Он был огромен, под потолок, у него было три одноглазых головы, меж мощных челюстей свисали длинные языки, с которых капала тягучая слюна. Одна капля попала мне на пиджак и прожгла его до тела, и это спасло меня: я закричал изо всех сил, повернулся к своим бывшим коллегам, растолкал их и выпрыгнул в окно, разбив его! – Андрей остановился, тяжело дыша.
– Но вы совершенно не пострадали? – подозрительно спросил Некит. – Почему?
– Учительская на втором этаже,– объяснил Андрей. – Внизу – незамёрзшая земля, покрытая снежной кашей, поэтому я отделался только ушибами. Но, дорогая моя полиция!– спохватился он. – Вы мне верите?! И если да, посоветуйте мне, что делать?! Я по-прежнему ничего не понимаю!
Страх, по-видимому, опять запустил острые коготки в его душу, и он уставился на полицейских, как на последний оплот разумной действительности.
– Не знаю, не знаю, что вам и сказать… – почесал нос старший. – Не очень-то всё это похоже на правду, гражданин!
– Но это правда! – закричал Андрей. – Или я просто схожу с ума… – он опустошённо повесил голову.
– Наверное, это наиболее вероятное объяснение,– начал медленно говорить Некит, как вдруг зазвонил телефон, и он снял трубку.
– Да, я. Да, слушаю… Что? Пять к шести? Да, понял.– Он повесил трубку и, взглянув на Сержа, сказал. – Время пришло.
Серж поднялся и, подойдя к Андрею, положил ему руку на плечо:
– Ничего не поделаешь, время пришло!
– О чём это вы? – вставая, со страхом взглянул на него учитель.
– Сам поймёшь! – ответил ему Серж, и Андрей почувствовал, как на его запястьях сухо защёлкнулись наручники.
– Да что здесь творится-то?! – в ужасе закричал он.
– Пришло твоё время!– глядя ему в лицо, спокойно сказал Серж, и Андрей увидел, как его глаза с отвратительным хлюпаньем выдираются из глазниц и, обрамлённые бахромой слизи, поднимаются вверх на тонких вибрирующих стебельках.
– Нет! – обессиленно прошептал он. – И вы тоже…
– Да! – пахнуло на него слева омерзительным дыханием, и, повернувшись, он увидел рядом со своим лицом то, что ранее было Некитом – огромное насекомое, напоминающее богомола, непрерывно жующее челюстями и клубами источающее гнилостный запах. Андрей глубоко вдохнул его и потерял сознание…
Очнулся он на полу в общей камере, с по-прежнему скованными руками. Открыв глаза, он увидел над собой грязный потолок, рядом – физиономию с подбитыми глазами, хозяин которой обшаривал его карманы в попытке найти что-либо ценное.
–Ты кто? – спросил Андрей. – Чего тебе надо?
Рот физиономии растянулся в противной и гадкой, но вполне человеческой ухмылке, растрескавшиеся губы разомкнулись, пропустив уже слышанные Андреем слова:
– Время пришло! Пять к шести! А кто слушал – молодец! Гы-гы-гы! – захохотала она, пуская слюни.
Андрей заскрёб ногами, отползая от физиономии, опёрся спиной о стену и, оглядываясь, встал. В камере он был не один, там сидели ещё несколько человек… но человек ли? Грязные, оборванные, заросшие щетиной, они так же мало напоминали разумных представителей человеческого общества, как те, которые засадили сюда Андрея… Впрочем, долго предаваться размышлениям ему не удалось: в двери повернулся ключ, и, скрипя заржавленными петлями, она открылась. В чёрном проёме стояли уже знакомые учителю полицейские.
– Пора! – сказал старший.
– Что пора?! – спиной вжался в стену историк, чувствуя, как его внутренности покрываются льдом.
– Время пришло! – подходя к нему, произнёс Серж.
Он схватил Андрея за предплечье и поволок к выходу.
– Куда вы меня тащите?! – истерически взвизгнул он, и тут же получил крепкую зуботычину, раскроившую ему губы. Андрей на мгновение затих, но потом с новой силой принялся брыкаться и кричать, пуская кровавые пузыри:
– Я никуда не пойду! Вы не смеете ничего со мной сделать! Отпустите! Я буду жаловаться!
Но молчаливые слуги закона настойчиво и неуклонно влекли его к месту, известному только им. Они протащили его по длинному коридору и с силой вытолкнули на улицу.
Андрей сделал несколько маленьких торопливых шагов и очутился на огромной серой площади, до отказа забитой народом. То есть нет, не народом! Его воспалённый взор мгновенно отметил, что ничем человеческим в этой толпе и не пахло:здесь были одни только монстры, причём на разных стадиях трансформации: в ком-то ещё угадывался человек, кто-то уже окончательно расстался с людским обликом.
«Нелюди!» – в ужасе подумал Андрей, оглядываясь по сторонам, в надежде найти хотя бы одно сочувствующее лицо, но вокруг были лишь чудовищные, сопящие и хрипящие, алчущие крови морды.
Толпа расступилась, и образовался проход, сквозь который его и потащили к выстроенному в центре площади деревянному помосту, на котором он рассмотрел высокий столб с цепью и плаху с топором.
– Что вы хотите со мной сделать?! – истошно заверещал Андрей. – По какому праву?! Кто вы такие?!
Ноги от страха отказывались ему служить, подворачивались, и его практически на руках заволокли на помост и бросили к ногам стоявшего там же палача в красном колпаке с прорезями для глаз. Андрей не успел встать, как палач с помощью своих подручных обхватил его талию цепью и заковал её. Всё это происходило при полном молчании и палача, и его помощников, и над площадью тоже висела гробовая тишина.
– Андрей Никонов! – вдруг раздался громовой голос, в котором лишь отдельные ноты напоминали, что когда-то он принадлежал человеку. – Вы приговариваетесь к жертвоприношению!
Андрей оглянулся и увидел того, кого ранее знал как своего директора.
– Но почему?! – закричал он, чувствуя, как на губах вскипает кровавая пена. – Кто вы такие, чёрт бы вас побрал?! Я ничего не сделал!
– В этом-то всё и дело! – ответил ему бывший директор.– Ты ничего не сделал в своей жизни, поэтому твоё время пришло!!!
– Время пришло!!! – огромным, слаженным хором воскликнула толпа, и Андрей ощутил, как над площадью повисло напряжённое ожидание.
– Чего вы хотите от меня?! – завопил он, поднимаясь, наконец, с колен в полный рост. – Чего?! Скажите!!
– Ты уже даёшь нам это! – громовым раскатом отозвалась площадь, и Андрей внезапно почувствовал, а потом и увидел, как его тело источает красно-чёрные флюиды. Они тонкими змеями расплывались по всей площади, а толпа впитывала их своими телами, хрюкая от наслаждения. Андрею стало ещё страшнее, и он увидел, как тонкие языки превратились в толстые и мощные потоки, как монстры протягивают руки по направлению к ним и с восторгом поглощают. Андрей начал рваться, пытаясь освободиться, он прикладывал огромные усилия, он сражался изо всех сил, но ему не удалось ни на йоту разогнуть хотя бы одно звено из крепко обхватившей его цепи. Тогда им овладело чувство безграничной ненависти, он стал метаться на цепи, как сторожевой пёс на привязи, брызгая кровавой слюной и изрыгая страшные проклятия. Флюиды приобрели тёмно-фиолетовый оттенок, и толпа хором застонала от удовольствия, которое он ей доставил. Андрей бесновался, то чертыхаясь, то пытаясь воззвать к их разуму или закону, и всполохи попеременно меняли цвет с чёрного до багрового и лилового, доставляя всё новые и новые радости сборищу уродов.
Наконец он устал и, тяжело дыша, уселся на помост, дотрагиваясь пальцами до назойливо саднивших, запёкшихся губ. Внезапно он ощутил, что весь, с головы до ног, покрыт липким потом, что пересохло горло и очень хочется пить, что в мозгу стучит одна-единственная мысль: «Это неправда! Это не может произойти со мной! Это просто дурной сон, вот сейчас я проснусь, и всё будет так, как обычно!» Учитель изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза: ничего не изменилось – всё то же равнодушное серое небо, те же деревянные плохо струганные доски, та же алчущая его смерти толпа. Внезапно его охватило такое острое, такое болезненное чувство жалости к себе, что Андрей не смог сдержать слёз, и они кривыми ручейками заструились по его грязному лицу:
– Отпустите меня, пожалуйста! Отпустите! Я очень хочу домой и…жить!
Плечи его задёргались, он встал на колени и с мольбой сложил руки, пытаясь смягчить своих палачей, но тщетно: они лишь весело захрюкали, увидев, как его эманации поменяли цвет на коричневый самых разных оттенков.
«Неужели это всё? – обречённо подумал историк и подивился внутреннему опустошению, наступившему после этой мысли. – Неужели это то, ради чего я жил всю свою жизнь – послужить пищей сборищу уродов?!» Он увидел, как коричневые языки превратились в тёмно-серые и как вся площадь содрогнулась, словно в одновременном групповом оргазме.
– Ты наш! – опять услышал он эти слова.
– Время пришло!– громко произнёс директор его школы.
Андрей безвольно опустил голову на руки и почувствовал, как его грубо подхватили подмышки и поволокли на плаху. Словно тряпичная кукла, он позволил палачу поставить себя на колени и положить голову на пропитанную кровью поверхность, прижавшись к ней щекой. Палач откинул с его шеи длинные волосы и занёс топор. Андрей покорно ждал своей участи, бессмысленно повторяя про себя: «Это неправда, этого не может быть! Только не со мной!»
Топор, резко просвистев в воздухе, со смачным хряпом опустился на его шею, и голова учителя, отделившись от тела, запрыгала по доскам. Палач поймал её за волосы и поднял вверх, показывая толпе, и в те недолгие мгновения, которые ещё отвела ему судьба до окончательной смерти, угасающим сознанием Андрей увидел, как ярко-красным фонтаном бьёт из его шейной артерии кровь и как толпа с визгом и хрюканьем ловит её, подставляя рты, ладони, лица, купаясь в ней, поглощая её. Всё погрузилось во мрак…
– А-а! – закричал Андрей и резко сел на кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. Он, покачиваясь, немного посидел, приходя в себя, потом пробормотал:
– Что же мне такое приснилось-то?!! – и опять упал на подушки. Будильник не звонил, но в окно с трудом пробивался рассвет, и Андрей со вздохом опять сел на постели: пора было начинать трудовой день. Он нехотя опустил ногу на пол, почувствовал под голой ступнёй что-то скользкое и посмотрел вниз: это был мосол, который ночью притащил сюда кот. Андрей лениво отпихнул его босыми пальцами, встал и пошёл умываться, но, не пройдя и двух шагов, опять наступил на кость, поскользнулся и упал, ударившись локтем об стул.
– Ах ты, паразит! – завопил он, потирая ушибленное место (удар пришёлся как раз на электрическую косточку и всю руку от локтя до пальцев словно огнём прожгло). – Сколько раз я тебе говорил, чтоб не смел таскать сюда кости!
Из скомканного одеяла поднял удивлённую морду кот, сощурив глаза, посмотрел на своего хозяина, оценил ситуацию, которая, по всей видимости, не сулила ничего съедобного, и, свернувшись поуютнее, продолжил спать.
– Дрыхнешь, сволочь! – обиженно пробормотал Андрей и направился в ванную. Забрызганное пастой зеркало отразило небритую, помятую физиономию. Учитель внимательно рассмотрел её и подивился, почему он так плохо выглядит: мешки под глазами, набрякшие веки…
– Да… возраст не тётка,– потирая подбородок, сказал он. – Тридцать три – это вам не двадцать три!
Выдавив на щётку горошину зубной пасты, он энергично почистил зубы, в который раз напомнив себе, что надо бы сходить к дантисту, умылся, побрился и почувствовал себя немного лучше. На холостяцкой, но вполне чистой кухне Андрей сварил кофе, сделал бутерброды и посмотрел на часы.
– Ёлы-палы! – удивленно проговорил он. – Как время-то летит!
И забегал по квартире, торопливо запихивая в сумку всё необходимое для проведения шести уроков истории: поурочные планы, тематическое планирование, карточки с вопросами, свой персональный журнал учёта – быстренько надел брюки, рубашку и куртку и шементом выскочил на лестничную площадку, захлопнув за собой дверь. Побежал вниз по лестнице – он не любил ездить в лифте – остановился, хлопнул себя по лбу и обернулся на запертую дверь:
– Ключи-то, чёрт бы их побрал!
Дёрнулся было обратно, потом махнул рукой и поскакал вниз, прыгая через две ступеньки. Придерживаясь правой рукой за перила, не заметил торчащий гвоздь и довольно чувствительно поцарапал палец.
– Что ты, всё не слава богу! – в сердцах рявкнул он, засовывая окровавленный палец в рот, и выбежал на улицу, где тут же влетел левой ногой в лужу, которая, как всегда, ждала его на этом самом месте.
– Нет, ну надо же! – злобно прошипел он, вытряхивая из ботинка снежную кашу. – Что ж за день-то сегодня такой!
Но размышлять о погоде было некогда, и он побежал на автобусную остановку, расположенную недалеко от дома. Не добежав до неё, он увидел такси и отчаянно замахал рукой, решив, что на сегодня с него неприятностей достаточно и можно до школы прокатиться с комфортом.
В такси было сухо и тепло, мурлыкала приятная музыка, но водитель был недоволен.
– Вы только посмотрите, что за погода! – обратился он к Андрею, указывая ему на лобовое стекло, по которому сползали струи воды вперемежку со снегом. – Господь, видать, с ума сошёл! Ведь январь на дворе, а погода как в марте!
– Действительно,– согласился Андрей и внимательно посмотрел на таксиста: у него возникло смутное, но стойкое ощущение, что это уже всё было – дежа вю, так сказать!
Шофёр включил дворники, но всё было бесполезно: как они ни старались, разогнать всю воду не могли, поэтому машина двигалась еле-еле. Но вот они прибавили ход, и зря: тут же налетели на лежачего полицейского, так что Андрей больно прикусил язык.
– Прибыли! – сердито буркнул водила, Андрей расплатился, вышел и… замер: ему показалось, что он сейчас промочит другую ногу. Он секунду постоял, осторожно перешагнул через лужу, улыбнулся и пошёл к школе, но тут же поскользнулся и, чтобы сохранить равновесие, был вынужден изрядно зачерпнуть правой ногой снежной ледяной каши. Чертыхаясь, он ворвался в школу, где за конторкой сидели две технички, и приготовленное приветствие замерло у него на устах: они что-то ели из глубокой миски, причём брали это что-то – кровянисто-серое – руками, запихивали в рты и смачно облизывали лица длинными тонкими языками. Желудок Андрея содрогнулся и изверг на пёстрый линолеум весь завтрак. Историк вытер губы ладонью и, не оглядываясь, побежал на второй этаж. И хорошо, что не оглянулся, иначе он бы увидел, как тётя Катя подошла к содержимому его желудка и, не наклоняясь, языком вылизала весь пол…
Дрожа от отвращения, Андрей открыл кабинет и начал торопливо писать на доске. Прозвенел звонок, и в класс шумной толпой ввалились дети. Учитель повернулся, чтобы поприветствовать их, успокоить и начать урок, но застыл с открытым ртом, чувствуя, как по всему телу дыбом встают волоски:
– Что… что это такое?! – прошептал он.– Что за чертовщина такая?!
В кабинете за партами сидели вовсе не дети, а то, что когда-то было детьми: большие и маленькие монстры, словно сошедшие с картины Босха, они непрерывно шевелились, чавкали омерзительными челюстями, разбрызгивая вонючую слюну, вращали глазами и медленно подползали к остолбеневшему учителю.
– Что за шутки?! – воскликнул он. – Прекратите это немедленно, я вам говорю!
Но чудища приближались, и расстояние между ними и Андреем неумолимо сокращалось. Он поднёс руки к горлу, чувствуя, как гулко стучит сердце, закричал и выбежал из кабинета; влетел в учительскую и привалился спиной к двери, тяжело дыша и ничего не видя вокруг. Когда он чуть-чуть пришёл в себя, то понял, что, избежав одного ужаса, прямиком попал в другой: сомкнувшись в кольцо, около него стояли взрослые монстры, намерения которых были такими же недвусмысленными: они алчно смотрели на него и медленно приближались.