Вэй-У-вэй

– Ага. Ваши коллеги думают, что вы меня клеите…

– Я? Вас? Вы так думаете?

– Да нет, – она засмеялась, – не я так думаю. Это ваши коллеги так считают. Вы что, не слышите, какие они шуточки отпускают?

– Они мне завидуют, – он сказал это шепотом, чуть наклонившись к ее уху.

– Хм… – она неопределенно хмыкнула. Видимо, смутилась. – Я пойду. До свидания.

– До свидания. И позвоните, – он выкрикнул это «позвоните», потом тихо добавил: – Когда вспомните имя артистки…

– Ладно, – она ответила, уже уходя.

Рыжий влез на переднее сиденье.

– А она ничего, а? Ты телефон ее взял?

– Она, между прочим, видела нашу барышню.

– Ага… Ты только поэтому так долго с ней беседовал? – съязвил Маленький.

– Дурак.

– Угу… – дополнил Офисный. – Стэнли так долго расспрашивал девушку, потому что она ценный свидетель, – причмокнул он и обратился к Маленькому: – Вот ты, Гарри, ты на нее не обратил внимания, а Стен – он умный коп, он сразу понял, кто перед ним…

– А ты – дурак в квадрате… – это относилось к Офисному.

Они снова захохотали. У них была дружная и опытная команда, которой поручали сложные дела. Их детективную бригаду так и называли «Тройка Б»: Браун, Бэлл, Батлер.

Стэнли Браун, Гарри Бэлл, Бенджамин Батлер или, проще, – Стен, Гарри и Бенджи – подъехали к зданию департамента полиции в Нижнем Манхэттене с намерением тщательно изучить видеоматериалы, сравнить два ограбления и найти важные детали, за которые можно зацепиться. То, что оба ограбления связаны между собой и тщательно организованы, они не сомневались.

– И как ты думаешь, будут еще подобные аферы? – весело спросил Гарри у Стэнли.

– Это зависит от того, сколько девушек в команде, – засмеялся тот.

– А я так думаю, что это не конец, – заметил Бенджи.

– Лучше б ты так не думал.

– Ну, и кто, по-твоему, следующая? Уже были француженка и русская… Дальше кто?

– Ставим ставки? – Гарри потер руки от возбуждения.

– Давай. Я считаю, что следующая – м-м-м… латиноамериканка, – Бенджи достал пятидесятидолларовую купюру, – ставлю пятьдесят долларов!

– У меня наличных сегодня нет. Но я поддерживаю. Э…

Он не успел сказать, кем, по его мнению, будет следующая мошенница. В кабинет вошла Магги.

– Вы чем занимаетесь?

– Магги, а вот ты – коренная американка? – вопросом на вопрос ответил Гарри.

– Да… А в чем дело?

– А родители твои?

– Папа – ирландец, мама – американка в нескольких поколениях.

– Ну… Назови мне какую-нибудь этническую группу.

– Да в чем дело?

– Назови… Я потом объясню.

– Русские.

Мужчины заржали.

– Вы чего?

– Русские – не годятся. Еще.

– Ну, тогда индейцы из племени мумба-юмба. Годится?

– Окей. Ставлю на то, что девушка будет чернокожая, – сказал Гарри, – из племени или нет, не знаю. Но чернокожая.

– Ах, у вас снова ставки?! – Магги покачала головой.

– Иес, Магги!

– Стен, твоя очередь! – настаивал Бенджи.

– Окей. – Стэнли на секунду задумался. – Моя девушка будет… китаянка. Довольны?

И они ударили по рукам.

На следующий день, в квартире на Вашингтон-Хайтс, в Верхнем Манхэттене…

…Софи (Соней звал ее папа – русский папа, мама – француженка – назвала дочь Софи) сидела на кровати, гладила кошку и раскладывала «пасьянс» из каких-то кружочков, квадратов и других геометрических фигур, вырезанных из бумаги. Тасовала их по разным сторонам и колодам. Эти фигурки помогали ей размышлять.

Память вернула ее в детство: старый двор в китайской провинции Хэйлунцзян. Школа в Харбине. Летние каникулы у бабушки Клавдии в одном из округов провинции – в Ичуне – краю кедров.

История семьи ее отца – отдельная книга. Соня впитывала рассказы бабушки о Маньчжурии, о том, как ее русские прабабушка и прадедушка остались после революции в Харбине, да, собственно, их семья жила там с конца девятнадцатого века, с того момента, как начали строить Маньчжурскую железную дорогу (после большевистской революции дорогу назвали Китайско-Восточной железной дорогой).

Город был основан русскими, в числе его основателей был и дед Клавдии Петр Алексеевич Толмяков, который работал помощником Николая Сергеевича Свиягина – руководителя строительства дороги. К февралю восемнадцатого года русских в Харбине было около сорока тысяч, а после революции, когда многие дворяне и белогвардейцы бежали из советской России, Харбин превратился в город со стотысячной русской диаспорой, в котором были русские православные храмы, школы, училища и даже институты. Таким он оставался еще долго, до Второй мировой войны. Тяжелый период пришлось прожить городу и его жителям в тридцатые годы, во время оккупации Японской императорской армией. После того как Советский Союз продал Японии долю собственности КВЖД, жизнь в Харбине стала особенно трудной и многие русские уехали из города и из провинции. Семья Клавдии осталась.

Отец Клавдии (прадед Сони) погиб во время короткой советско-японской войны. Он помогал советским воздушным десантным войскам занять город. Храбро сражаясь вместе с солдатами Пятнадцатой армии Второго Дальневосточного фронта, он был смертельно ранен в августе сорок пятого года. Бабушка хранила медаль, которой деда посмертно наградила советская военная администрация.

Бабушка, какой ее помнит Соня, была старенькая, все ждала, когда же сын, наконец, подарит ей внуков. Сонин отец родился, когда той было за тридцать, да и Пат, то есть Панкрат – такое у него было русское имя, которое мама Сони – француженка, – так и не научившись выговаривать, сократила до короткого Пата, стал отцом в сорок четыре года.

Клавдия собирала лекарственные растения, которыми так богат Ичунь, сушила на зиму, варила из них всякие снадобья и учила маленькую Сонечку распознавать травку на вкус, цвет и запах. Кедровые орешки, грибы, травы, фрукты из леса добавлялись во все блюда, из них настаивались чаи и напитки. В кедровом лесу можно найти лекарство от всех болезней. Что-то позабылось из бабушкиных учений и советов, но кое-что Соня запомнила и до сих пор использует при заварке чая, напитков или каких кулинарных блюд.

Сонечку Клавдия любила до беспамятства, старалась научить ее всем народным премудростям, понимая, что времени у нее совсем немного. Бабушка ушла через полгода после мамы – тихо, во сне. Мама же умерла совсем молодой – в тридцать пять. Раковую опухоль обнаружили слишком поздно, и все произошло очень быстро… В десять лет Соня осталась без любимых женщин. И только отец с тех пор заботился о ней и старался любить ее за троих.

Но любовь к дочери не мешала ему заниматься рисковым ремеслом и привлекать к нему свою дочь.

Отец Сони был вор. Но как-то это слово к нему не приклеивалось! В своем деле Пат был артист. Он не был ни домушником, ни карманником, ни налетчиком. Его ремесло не относилось ни к одной из многочисленных воровских специализаций. Отца можно было бы назвать жуликом, мастером, мошенником, авантюристом… Но и это далеко не точные слова. Он занимался организацией краж, которые всегда театрально обставлял и мистифицировал. Он делал это с таким артистизмом, что полиция никогда не могла выйти на его след. При этом Пат-Панкрат был балагур и весельчак, добродушный человек, который мог, увидев плачущую старушку, потерявшую кошелек, отдать ей только что награбленное, мог оставить в церкви половину «заработанного» за месяц. Он мог бы стать гениальным артистом. Игра была сущностью его натуры.

Отец познакомился с мамой в Бейцзине – столице Китая51

Луиз приехала из Лиона на стажировку по китайскому языку и устроилась работать во французское посольство (временно, на место секретарши, которая ушла в декретный отпуск). Молодую симпатичную девушку, трудолюбивую, с легким нравом посольские работники оценили и оставили в штате после окончания ее институтской практики. Как бы сложилась судьба Сониных родителей, если бы в день, когда отец с компанией случайно не прошел мимо посольства, а хорошенькая француженка, воспользовавшись десятиминутным перерывом, не выбежала на почту позвонить в Лион своему жениху? (В посольстве не очень одобряли личные звонки по служебным телефонам, разрешали только очень важные). Не известно.

Открыв металлическую калитку, Луиз споткнулась и просто упала в руки большущему светловолосому мужчине, который успел подхватить ее. С ним были еще два китайца и один то ли испанец, то ли мексиканец (это был Лео!). Но именно этот подхватил ее. Взглянув с благодарностью в эти зеленые смеющиеся глаза, Луиз потеряла голову. А сорокатрехлетний Пан-к-рат (боже, какое сложное русское имя!) сказал своим друзьям по-китайски (она-то прекрасно понимала пекинский диалект), что эту мадемуазель, свалившуюся ему в руки, он больше от себя не отпустит. Через три дня они поженились. Она вышла замуж за русского китайца! Старше ее на двадцать лет! Французский жених был забыт сразу и бесповоротно.

Какое-то время они жили на два города: она – в Бейцзине, он – в Харбине. Через девять месяцев родилась Софи. Луиз оформила французское гражданство для своей дочери Софи-Анн-Марии Плантье (правда, Пат настоял на крещении дочери по православному обычаю в харбинской церкви), затем своему обожаемому мужу, заставив его приписать к своей русской фамилии через черточку это французское Плантье (она как будто чувствовала, что не сможет долго наслаждаться семейным счастьем, и убедила консула в необходимости сделать паспорта дочери и мужу для свободного въезда в Европу и путешествий по остальным странам).

Луиз знала (он сказал ей на второй день знакомства!), чем промышляет ее ненаглядный супруг, но не смогла отказаться от любви к нему, несмотря на то, что считала преступным его ремесло (а как иначе!) и волновалась каждый раз, когда он собирался в «походы» по дорогим бутикам, когда организовывал «бизнес-поездки» в Японию, а также «экскурсии» по многочисленным туристическим и коммерческим кораблям, которые круглый год останавливались в незамерзающем Люйшуне61 и Владивостоке.

Когда Соне исполнилось два года, Луиз ушла из посольства и поселилась с мужем в Харбине. Она обожала не только мужа и дочь, но и свекровь и старалась как можно чаще приезжать к Клавдии в деревню, оставляя без сожаления миллионный город.

Соня знала об этом по рассказам бабушки и мамы. И по собственным воспоминаниям.

…Старый двор на севере Харбина. Ей шесть лет. Она еще не ходит в школу, хотя уже умеет считать, писать и читать, причем по-русски вполне бегло, а по-китайски «по слогам». С мамой практикует французский. Мама еще жива. Приходит отец. Отец подбрасывает ее под потолок, зацеловывает, играет в парашютистов (подбрасывает, отпускает, потом ловит). Мама волнуется, бранится. А он обнимает маму, и у той не получается злиться на него по-настоящему… Он такой красивый, папа. И такой веселый. Мама – маленькая шатенка с темно-зелеными (или светло-карими? Соня не может вспомнить!) глазами тоже смеется, ласково стучит крошечными кулачками в грудь Пата… Они были счастливы!

Вот она с отцом, Лео, китайцем Сию и еще несколькими мужчинами возвращается с «дела». Все довольны. И отец говорит ей, что они заработали много денег. Маленькая Соня отвлекала внимание. А чуть позже отец научил ее открывать замки, снимать часы, доставать кошельки… Чаще они работали по богатым магазинам. И никто не мог представить, что дорогие украшения исчезали с витрин шикарных бутиков при участии этой маленькой, беленькой, такой симпатичной девочки с ясными зелеными глазами.

А еще у папиной банды был свой кодекс. Например, не красть у больных, инвалидов и стариков.

Соне очень нравилась такая жизнь. Ей нравился процесс, когда она могла утащить какую-нибудь вещь. Что делать потом с этой вещью, она не знала. Мама только очень сердилась. Даже однажды поколотила отца. А он все смеялся. Он очень любил маму и ее – Соню. А потом маму настигла страшная болезнь, от которой нет спасения.

После смерти мамы и бабушки они уехали из Китая, жили в разных странах. В Испании, во Франции, даже в Бразилии. Соня не раз пользовалась своим талантом.

В Париже, например, у нее были свои любимые бутики, которые Софи Плантье с удовольствием и какой-то детской радостью обворовывала.

Но однажды она задумалась, можно ли жить без рискованных авантюр. И решила больше не воровать. Однако характер у нее был отцовский, игры ей не хватало. Европейский Париж казался ей скучным. Она решила начать новую жизнь в Нью-Йорке. Это город, в котором есть масса возможностей для приложения своих талантов. Диплом дизайнера, полученный в Сорбонне, помог сразу же найти работу. На работе было тоскливо, и она занялась муай тай. Стала выходить на ринг. У нее получилось! Все, за что она бралась, у нее получалось. Тайский бокс спасал от унылой работы – делал жизнь более разнообразной.

Отец недолго жил во Франции, уехал сначала в Бразилию, потом на Кубу. Десять лет прожил на Кубе, но в последний год перебрался в Мексику. Денег он накопил, ни в чем не нуждался. И вот!

Откуда взялись эти гангстеры?!

Оставить отца в беде Соня не могла. Папа – это папа. И все. Точка. Значит, она вновь воспользуется своим талантом и раздобудет полмиллиона. Она поможет отцу и Лео собрать недостающую сумму. В конце концов, это даже заманчиво. Она придумала такой спектакль из нескольких актов! Полицейские никогда не догадаются! Если… Если она сама не захочет, чтобы они догадались.

Этот рыжий Стэнли ей понравился. Да, понравился…

Соня поцеловала кошку, потянулась за мобильным телефоном. Набрала номер. Трубку сняли сразу же после первого звонка.

– Привет, Лео. Как вы там?

– Нормально, детка. Спасибо тебе…

– Я звоню не за тем, чтобы выслушивать благодарности. Скажи мне, сколько вы можете выручить за браслет и серьги?

– Сто пятьдесят тысяч. Не больше. Если бы у нас было время, мы бы поторговались. Можно продать дороже тысяч на пятнадцать…

– Я поняла. Значит, надо еще триста пятьдесят тысяч.

– Да, детка. Чем тебе помочь?

– А чем ты мне поможешь? Разве что… – она задумалась.

Лео молчал.

– Лео, у тебя есть какой-нибудь пожилой дядечка, который мог бы меня сопровождать? Знакомый с профессией, естественно.

– Американца нет. Но я могу прислать тебе нашего дядюшку Сержио… Уж кто-кто, а он с профессией очень знаком. К тому же у него есть американская виза…

– Нет, Сержио слишком колоритный. Сразу запомнится…

– Я буду думать, детка.

Они помолчали. Лео затянулся сигарой. Соня прервала молчание.

– Ладно, не нужно. Я кое-что другое надумала. Вот сейчас прямо и придумала.

– Я ж говорил, что ты – талант, девочка. И как это у тебя получается?..

– Ты считаешь, мне нравится этим заниматься, старый черт?

– Ну, не такой уж я и старый… – он засмеялся.

– Тогда – просто черт! Черт! – она тоже засмеялась.

– Ты веселишься… Это хорошо. Спасибо, Соня.

– Как отец?

– Нормально. Я ходил вчера в тюрьму. Не беспокойся… Мы все сделаем… С твоей помощью, детка.

– Лео, я боюсь, что мне придется уехать из Америки…

– Ты думаешь, тебя могут вычислить? Девочка, это невозможно…

Соня перебила его:

– Мне понадобится билет с открытой датой до Мехико. Авиакомпания мексиканская. И, желательно, из Ла Гуардия. Это маленький аэропорт и мне до него ближе всего.