Предназначение

– Для скорого выздоровления вам необходимо калорийное питание, а вы отдаёте свои калории семье. Это может быть расценено как умышленное уклонение от военной службы. Или вы собрались до войны оставаться тут на усиленном питании. С сегодняшнего дня я запрещаю всяческие визиты родственников к вам в госпиталь.

Прошло ещё 2 недели и от моей семьи не было никаких известий. Капитан-особист не забыл меня, и сразу после выписки я был зачислен в штат контрразведки. Но до того как приступить к новой работе мне дали недельный отпуск и я тут же помчался домой.

Блокадный Ленинград представлял зловещую картину. Холод и голод повсюду оставляли свои страшные следы. Не работал общественный транспорт, и я в жуткий мороз шёл пешком, и чем дольше я шагал тем сильнее сжималось моё сердце в дурном предчувствии.

Оно меня не обмануло. Уже во дворе нашего дома мне сообщили трагическую весть – умер от голода мой сынишка Гена, а жена Глафира лежала в холодной квартире при смерти. У нашего подъезда стояла медицинская «карета» и в неё загружали мертвецов. Я подошёл очень вовремя – в одном из умерших я узнал свою жену Глафиру. Я наклонился над ней и заплакал от отчаяния. Соседи подходили и соболезновали, хотя чувствовалось что от его избытка всеобщего горя души горожан успели достаточно зачерстветь.

Вдруг я почувствовал лёгкое дуновение из ноздрей Глафиры.

– Она дышит, она ещё жива!

Я кричал и было не ясно своим ором я хотел оживить жену или привлечь внимание медицинского персонала, который покачивая головой сочувственно подошёл ко мне.

– Считай что она уже мертва. Мы даже не успеем до морга довезти, как она перестанет дышать.

– И тем не менее я требую, чтобы вы занесли её обратно в квартиру.

– Да пойми ты чудак-человек. Ты ей ничем уже не поможешь. Поверь нам, через полчаса она перестанет дышать. Наша служба в этот район приедет не раньше чем через 2 недели и эти 2 недели тебе придётся провести рядом с окоченевшим трупом.

– Пустое. Не ваше дело. Верните тело обратно в дом.

– Ну как знаешь. Мы хотели сделать как лучше, но не наша вина, что ты такой упёртый.

Тело Глафиры понесли наверх и я побежал вслед за нею.

В квартире стоял жуткий холод. Было видно, что буржуйку не топили с тех пор, как умер Генка. Да и топить было некому и нечем. С наступлением холодов было сожжено всё, что могло гореть и приносить тепло. Вся деревянная мебель, книги и даже местами паркет всё пошло на растопку. Одна железная кровать одиноко стояла в углу да пару ветхих стульев рядышком.

Первое, что я сделал это начал выкорчёвывать паркет оттуда откуда не могла это сделать Глафира и вскоре буржуйка загудела, нехотя согревая ледяной воздух в квартире. В моём вещь мешке был солдатский паёк: сухари, 2 банки тушёнки, горсточка перловки, чай и пара кусков сахарина. Этот убогий список продуктов был целым богатством и даже спасением для жителя голодающего города.

Первое что я сделал это сварил из тушенки и перловки настоящий горячий супец, которым стал медленно кормить Глафиру. Она настолько обессилела от голода и холода, что едва открывала рот, с трудом глотая живительную пищу. По мере поглощения еды чувствовалось что силы постепенно возвращаются к ней. Она хотела что то высказать , но я приложил палец к губам и не дал выговорить.

– Ты ещё очень слаба, моя душа. Вот когда окрепнешь станем мы с тобой болтать с утра и до вечера. Но самое главное, обещай, что родишь мне ещё сыновей. Не сейчас конечно, а сразу после того как погоним фашистов из нашей страны поганой метлой.

С каждым днём жизнь возвращалась в молодое тело Глафиры. Она уже могла сама топить буржуйку и стряпать еду. Постепенно с её тела стали исчезать голодные отёки, и это был явный признак скорого выздоровления.

Отпуск мой кончился и я приступил к новой работе, на которой, к нашей радости давали приличный продуктовый паёк с помощью которого нам удалось пережить самую страшную зиму блокадного Ленинграда 41-42 годов….

– Вот, так вот Коля. Если бы я не настоял тогда то не было бы твоей бабушки не родился бы после войны твой отец, а затем и ты.

– А ещё мы все обязаны жизнью тому немецкому танкисту?

– Представь себе что да. Интересный был мужик. Он частенько приходит мне на ум.

Лето подходило к концу и скоро Колька с Мишкой должны переехать в Питер чтобы быть готовым к 1 сентябрю. Мы продолжали ютиться в старом отцовском доме в Мартышкино, но каждый день шли смотреть как строится наша новая дача.

Во дворе стройки рабочие соорудили навес со столом и скамейкой для обеденного перерыва, где я частенько любил отдыхать, но по мере приближения осени я чаще проводил в спальне отцовского дома.

Но в один из дней произошло настоящее чудо.

В комнату заходят Колька с Мишкой, а с ними очаровательная девушка-подросток, явно нездешняя.

– Кто это ребята?

– Дед1 Это Бриджита. Правда обворожительная.

– Она просто чудо! Откуда она?

– Из самой Германии! Бриджита – вот это и есть тот солдат который не посмел убить твоего деда, в далёком 41 году в результате чего родилась такая красавица как ты! Знакомься, это и есть мой дед Владимир.

Я стоял словно онемевший. В голове крутился только один вопрос, который я боялся задать. Но оказывается в этом не было никакой необходимости. Ребята ввели в комнату статного старика с огромными красными ручищами.

Это был танкист Вальтер Шмидт. Он конечно сильно постарел, ведь прошло так много времени, но главным его отличием был завязанный чёрной лентой левый глаз.

– Глаза я лишился сразу после нашей встречи. Осколок от снаряда настолько повредил левый глаз, что пришлось его удалять. Слава Богу, что отделался только этим и избежал повреждений мозга. С тех пор война для меня была окончена и я благополучно вернулся домой. В итоге, Вольдемар, я не убил ни одного твоего товарища и не причинил никакого вреда населению твоей страны и сейчас с чистой совестью могу гулять по России, которую мы тогда хотели завоевать. Ну а ты как служил, как воевал, рассказывай?

– Я был тяжело ранен, долго лечился в госпитале, ну а потом был зачислен в конрразведку и ловил агентов абвера, которые большей частью были предателями Родины.

– Стало быть ты сейчас агент КГБ?

В глазах немца был неподдельный страх.

– Успокойся. Вместо КГБ сейчас ФСБ, организация намного демократичней и не такая политизированная. Да к тому же я давно на заслуженном отдыхе.

Весь день мы гуляли вокруг котлована куда завяз в далёком 41 ом танк Вальтера и до мельчайших подробностей вспоминали этот знаковый день.

Был уже поздний вечер. Мы сидели вокруг деревенского самовара и каждый с восторгом рассказывал о своём. Вскоре молодёжь пересела на диван и включила телевизор, оставив нас с Вальтером в сторонке.

– Ну что Вольдемар. На твоего чудесного внука я уже насмотрелся. А где твой сын?

– О, мой сын как и твой известная личность.

– Дед смотри – по телику отца показывают.

Мы с Вальтером дружно обернулись к экрану.

Из Георгиевского зала Кремля стройной спортивной походкой выходил тот которого я видел всю жизнь во сне. Это был мой сын Володя, которого спасённая мною Глафира родила сразу после войны.

Вот это и было нашим с Глафирой главным предназначением жизни – выжить в эту страшную войну, избежать голодной смерти и родить Президента!

Голова моя закружилась от радости и гордости.

– Вальтер, это и есть мой сын, который родился после войны. В тот день мы не поддавшись охотничьему инстинкту не убили друг друга и на то была воля провидения.

– Теперь ты понял Вольдемар в чём было наше предназначение? – произнёс Вальтер.

Мы оба встали со стульев и сделали то о чём мечтали долгие годы – заключили друг друга в тесные объятия.

– Ты оказался прав Вольдемар. Дух Ленинграда никому не удастся сломить.

– Так же как не сломить тягу народов жить в мире и дружбе.