У Дьявола, как и у нее, тоже изумленно расширились глаза, но он быстро пришел в себя.
– Он прав, Грейс. Мы заслужили право прикончить его.
Она помотала головой:
– Нет.
Мускул на щеке Дьявола дернулся, и ужасный шрам побелел.
– Значит, эти основания для тебя недостаточно серьезные.
Она крепко сжала губы. Мысли разбегались из-за досады, страха и злости – и тянувшегося два десятилетия отчаянного желания расплатиться по счетам. И тогда она произнесла:
– Потому что больше всего он отнял у меня.
Наступило напряженное молчание, но его коротким ругательством нарушил Уит. Далия повернулась к Дьяволу, высокому и жилистому, с этим его жутким шрамом, оставленным рукой Эвана.
– Не так давно мы вместе с тобой стояли в доках, и ты это сам сказал, братец. Он отнял у меня больше, чем у вас.
Дьявол долго молча смотрел на нее, постукивая тростью по сапогу.
– Ну и? За это ему достается твоя забота? Нежное внимание женщины, которую он любит?
– Да пошел ты, – бросила она. – Он меня не любит.
Две пары янтарных глаз уставились на нее.
Сердце ее заколотилось.
– Не любит.
Нет ответа.
– То, что он ко мне чувствует… никогда не было любовью.
И не имеет значения, как они это называли, когда детьми играли в мягкую, добросердечную версию чувств – юных, свежих и слишком сладких, чтобы быть настоящими. В то, чего им не было суждено достичь, став взрослыми.
Ей очень хотелось, чтобы братья оставили эту тему.
И каким-то чудом они это сделали.
– А дальше-то что? – спросил Уит. – Мы его отпустим, и он просто уйдет? Назад в Мейфэр? Только через мой труп, Грейс. Мне плевать, что он там у тебя отнял. Мы ждали этого дня много лет, и будь я проклят, если он вернется к той жизни, которую украл.
– Ты меня не так понял, – ответила она. Два десятка лет назад, когда Эван их предал, они поклялись поквитаться, если он когда-нибудь начнет на них охотиться. Она и сама это пообещала, когда старалась вылечить их. – Вы не единственные, кто пообещал отомстить. Я тоже была с вами.
Уит со сломанными ребрами, Девил с рассеченным лицом. Грейс с разбитым сердцем, и что еще хуже – с утраченной верой в людей.
– И ты думаешь, тебе хватит силы, чтобы выполнить свое обещание, Грейс? – низким, мрачным голосом спросил Уит.
Грейс опустила руку, запуталась пальцами в шарфе на талии.
– Я знаю, что хватит.
Послышался краткий стук в дверь, словно ставя точку в клятве.
– Мстить буду я. – Она посмотрела на Зверя. – За это я готова драться с вами обоими, и вам не понравится исход.
Снова молчание – двое самых опасных мужчин в городе обдумывали ее слова. Девон первым выразил согласие. Удар тростью. Короткий кивок.
Уит прорычал гортанно:
– Если ты не…
– Я сделаю это, – поклялась она.
В дверь снова постучали, уже громче.
– Войдите, – отозвалась Грейс, и на пороге появилась вторая ее помощница, Вероник.
Если в стенах номера 72 на Шелтон Далия занималась финансами и деловыми вопросами, а Зева – «внутренней кухней» и требованиями клиенток, то Вероник отвечала за безопасность всего предприятия. И вот сейчас эта чернокожая пантера стояла в дверном проеме, как часовой. Пальто на ней распахнулось, демонстрируя льняную рубашку, плотно облегающие бриджи и высокие, выше колен кожаные сапоги, похожие на те, что носила Грейс.
Экипировку Вероник дополнял пистолет, закрепленный на одном бедре на такой высоте, чтобы вытащить его без малейшей заминки.
Пока еще в кобуре.
Темные глаза отыскали Грейс, взгляд полон решимости.
– Далия.
Грейс не колебалась ни секунды.
– Где он?
Взгляд Вероник метнулся к Девону и Уиту, затем вернулся к ней.
«Что же она натворила?»
Зверь выругался, уже направляясь к двери. Дьявол стоял, как натянутая тетива в луке.
– Где? – спросила Грейс, бросившись вслед за братом.
Зверь взглянул на Вероник.
– Он сбежал?
На лице Вероник промелькнуло что-то, похожее на обиду.
– Нет. Мы его скрутили. – Она посмотрела прямо в глаза Грейс. – Он в сознании.
По ее лицу промелькнула еще какая-то эмоция, но Грейс не стала задумываться, какая именно.
– Бьюсь об заклад, ему это понравилось, – сказал Дьявол с откровенной усмешкой.
Вероник повернулась к Бесперчаточникам, на ее лице играла широкая улыбка, а в голосе слышался заметный карибский акцент.
– Он сопротивлялся, но мы с ним справились.
– Даже не сомневаюсь, – ответил Дьявол. Охранники номера 72 на Шелтон были лучшими бойцами в Гардене, и все это знали.
Однако радоваться было рано.
– Он звал Грейс. – Имя из уст Вероник прозвучало как чужое. В клубе его никогда не произносили.
Прошлое пришло, чтобы взять свое.
Зверь смерил ее взглядом.
– Он тебя видел.
Она заколебалась. В конце концов, в комнате было темно. И все же…
– Всего мгновение.
«Я к нему прикасалась».
«Не следовало, но я не смогла удержаться».
– Почему?
– Потому что ты сейчас дала ему то, за что стоит сражаться.
Грейс потребовала объяснений. Она сама все отчетливо понимала.
Вероник нарушила молчание:
– Что нам с ним делать, Далия?
Она не колебалась ни секунды:
– Если он достаточно поправился, чтобы вышибить дверь, значит, он достаточно здоров, чтобы драться.
– Более чем: устроил парням хорошую встряску.
Грейс кивнула.
– Ну, тогда и я готова к встряске. Все закончится сегодня. – Она прошла через кабинет в свои личные комнаты, уже развязывая шарф на талии.
Ее догнали слова Дьявола:
– Мне почти жалко этого ублюдка. Он даже и не поймет, какая сила его убьет.
Глава 5
Она жива.
Даже сейчас, стоя на коленях, с руками, связанными за спиной, с мешком на голове, с мышцами, все еще напряженными после схватки, он оставался поглощенным одной-единственной мыслью.
Она жива, и она от него сбежала.
Его не оглушили во время потасовки; его повалили на пол, потом связали, натянули на голову мешок и приволокли в помещение достаточно большое, чтобы звуки в нем отдавались эхом; где-то вдалеке слышался негромкий шум, неразборчивые звуки. Люди, которые притащили его туда, проверили крепость веревок и ушли. Он чуть не в кровь разодрал запястья, пытаясь разорвать путы, но они не поддавались. Он ждал, а секунды складывались в минуты, затем в четверть часа. В полчаса.
Считать время он научился еще мальчишкой, когда его запирали в темноте, а он ждал возвращения света. Ждал ее возвращения. Поэтому казалось совершенно естественным отсчитывать минуты сейчас, хотя он терзался мыслью, что сейчас, скорее всего, увидит вовсе не ее.
Возможно, он дает ей время сбежать.
И все же страх, что она уже могла сбежать, затмевался невероятным облегчением от мысли, что она жива. Сколько раз братья говорили ему, что она мертва? Сколько раз стоял он в темноте – в Ковент-Гардене, в Мейфэре, в доках – и выслушивал их вранье?
Его братья, сбежавшие из дома их детства, захватив с собой Грейс… Сколько же раз они ему лгали?
«Она уехала на север, – говорили ему они. – Поступила там в горничные. Мы потеряли с ней связь. А потом…»
Сколько раз он испытывал искушение поверить им? Сотни. Тысячи. Начиная с того, первого раза, Дьявол с каждым вдохом повторял ему эту ложь.
А затем, когда он все-таки поверил им, то буквально обезумел от горя. Хотел только одного – покарать их собственными руками, раздавить их своим могуществом. До того самого мига, как поджег лондонские доки, желая смотреть, как они горят, – и это стало наказанием для них за то, что они отняли у него.
Единственного человека, которого он когда-либо любил.
Но она не исчезла.
Жива.
Эта мысль – и покой, пришедший вместе с ней, – изменили самую его суть. Долгие годы он мучительно хотел отыскать ее. Узнать, что у нее все хорошо. Долгие годы он твердил себе, что если бы только увидел собственными глазами несомненные доказательства того, что она счастлива, этого ему хватило бы. А теперь он это знает. С ней все в порядке. Она жива.
Эта единственная, идеальная мысль полностью поглотила его, пока он ждал, не в силах перестать думать о темном силуэте ее фигуры на пороге комнаты, из которой он вырвался. Не в силах перестать изумляться тому, как сильно изменилась девочка, которую он когда-то любил. Тому, как она на него посмотрит сейчас. Снова.
Слева сзади отворилась дверь, и он повернулся в ту сторону. Видеть ему мешал грубый джутовый мешок, надетый на голову.
– Где она?
Нет ответа.
По мере того как незнакомец подходил к нему медленными и ровными шагами, его охватывали неуверенность и отчаяние. Сзади остались и другие. Двое, может быть, трое, но они не приближались. Охрана.
Сердце его лихорадочно заколотилось.