Помоги проекту - поделись книгой:
Шаго, став главой региона (не единоличным правителем, а одним из, вдаваться в подробности местного управления нет сейчас никакого смысла), летал в вертихвостках на север. Над Запретной Дорогой. В какой-то момент дорога оканчивалась, но не тупиком, как в ту ночь, а растворяясь на каменистой поверхности – там, где леса уже не было, а тупы росли изолированно и были мелкие, едва выше человеческого роста.
В самый первый раз они долетели до плато с тупами-карликами. Вылезли на поверхность в скафандрах и с дыхательными помощниками. Шаго попробовал вдохнуть сам, без аппарата, – получилось. Однако воздух был какой-то…
– Хлипкий воздух, – охарактеризовал его Шаго. – И холодно до жути.
– Такой воздух физики называют разреженным, – пояснил Арцин. – Дальше к северу еще хуже. Дальше на вертихвостках опасно летать.
– Из-за холода и радиации?
– Не. Они машинам нипочем. Но вращающимся лопастям надо опираться на воздух, за счет плотности воздуха они и взлетают. Образуется подъемная сила и…
Шаго в целом понял. Понял главное: до края севера, до самого-самого севера на вертихвостках ему не добраться.
В другой раз они свернули к востоку от Запретной Дороги, добрались до Серых Скал.
– Вот это место мы называем Дверь Древних – Арцин погладил ладонью плоскую наклонную поверхность. – За ней пустота. Мы пытались взорвать ее – после очередной неудачной попытки моя морда и приобрела прекрасный цвет.
В третий раз слетали на запад, к двум идеально-овальным озерам.
– Вот еще одна загадка, – рассказал кенерал. – Вода в них одинаковая, мы проверяли. Но вот это озеро в морозы замерзает, а вон то – нет.
– И форма настораживает, – согласился Шаго.
Потом они еще пару раз летали к озерам и разок к скалам, когда ученые обнаружили непонятный наскальный знак. Шаго, как увидел знак, побледнел: половина его была нарисована на карточке, которую он носил на шее под маминым портретом.
Дочка уже научилась уверенно читать и уверенно-коряво писать, когда Шаго начал впадать в грусть, злость, меланхолию, агрессию и депрессию – во все по очереди. Конечно, жизнь его здорово изменилась после того злополучного локального землетрясения. И Шаго был благодарен судьбе или богам за эти изменения. Но, по сути, даже открывшиеся перед ним блистательные возможности мало приблизили его к разгадке той тайны, которая манила его всю жизнь.
Чаша или куб?
Куб или чаша?
Если чаша – что у нее со стороны дна? Если куб – что на других гранях? Ответов на эти вопросы не было.
Экспедиции зольдад на север продолжались. В прошлом году удалось достроить промежуточную базу в том месте, до которого кое-как могли долететь вертихвостки. От нее можно было отправлять далее на север машины-североходы. Но ничего принципиально-нового разведать не удалось. Да, там все холоднее и холоднее. Да, на такой-то широте воздуха уже нет на столько-то, а радиация такая-то. Да. И… и, собственно, все.
Шаго как-то выдвинул на обсуждение идею попробовать пересечь край чаши (или ребро куба) не с севера, а с востока или запада. Но это предложение Совет помощников отмел сразу по нескольким пунктам. И первым пунктом были соседние государства, расположенные на берегах Великого Океана. Что с запада, что с востока – страны агрессивные, не лезут с войной последние сто лет – уже благо. Лучше не соваться. А обходных дорог нет.
Реформу образования пробить удалось, хотя только отчасти. Шаго пытался уйти в это дело с головой, но постоянно с досадой возвращался к мыслям о невозможности разузнать правду.
***
– Пора! – решила Тара, когда Лилена, дочка Шаго и Марци, выиграла олимпиаду среди старшеклассников Гагена, написав поэму о павших жертвой стихий жителях Дворшиков (одну главу она посвятила своей бабушке – эти строки невозможно было читать без слез).
***
Шаго было уже более тридцати, и он готовился стать Первым Главой государства (нынешний Первый находился при смерти). Реформа образования состоялась, недоброжелатели давно заткнулись, а новый Универзидед принял первых студентов – очень перспективных молодых людей, в числе которых были и оба сына Шаго.
В тот день будущий Первый сидел в своем кабинете над проектом корпуса-гостиницы для студентов, у которых нет возможности оплачивать жилье. Два архитектора всеми силами пытались пропихнуть всяческую роскошь: бани на каждом этаже, залы для бесед и отдыха и даже… сад на крыше. Такое в Гагене еще никому не приходило в голову: устроить сад на крыше! Многим – лишь бы вообще была крыша над головой! Шаго раздумывал. С одной стороны, надо сделать бюджетненько. С другой – а пусть на века останется о нем память как о великом строителе и просветителе!
– Кстати, садом хотела бы заниматься ваша супруга, госпожа Марци… – вкрадчиво заметил один из архитекторов.
Марци уже проявила себя с этой стороны, разбив прекрасный парк вдоль новой набережной, кстати, неплохо защищающей город от волн-последышей.
– Все-таки сад на крыше – это чересчур… – вздохнул Шаго. – Давайте ограничимся скромным сквером. И бани уберите. Нечего. Пусть в городскую ходят!
– Давайте хоть на первом этаже оставим! – возопили архитекторы.
– Давайте лучше эту площадь используем под…
Шаго так и не закончил фразу: в кабинет ворвался красный, как краб, кенерал Арцин Бадо. Впрочем, он всегда был красный.
«Срочное! – подумал Шаго. – Неужели война? Только этого не хватало…»
– Срочное! – объявил Арцин. – Господа архитекторы, вы свободны.
«Точно, война…» – понял Шаго.
Но это была не война.
Спустя час Шаго летел к Двери в Скале, которую так и не удалось ни вскрыть, ни взорвать. Однако зольдадам удалось прорубить боковой тоннель и пробиться в многочисленные внутренние помещения. И обнаружить там некие механизмы Древних, способные летать, не опираясь на воздух.
***
– Ну что, делаем ставки? – предложил Зев. – Сколько им времени понадобится на то, чтобы разобраться в ракетах? Десять лет?
– Года три.
– Нисколько, мальчики! Все в полной боевой готовности, подробные инструкции и РЭУ лежат аккуратно на полочках, горючее в канистрах… Сел и лети.
***
Спустя пять с половиной лет зержанд Сандо, пилот вертихвосток и старший сын Шаго, совершил первый пробный полет на космическом аппарате Древних. В самом аппарате ученые смогли разобраться достаточно быстро. Но вот наладить связь, подготовить площадку для посадки, сообразить, как управлять Скалой, чтобы она раскрывалась и выпускала ракету, – все это оказалось не так-то просто.
– Она все-таки кубик! – радостно сообщил Сандо с орбиты. – Кубик, а не чаша! Так что я срочно перехожу на ручное управление, чтобы приземлиться на нашей поверхности и не улететь за ребро!
Сандо оказался молодцом. Посадить аппарат он не смог, рухнул в океан, но выбрался и даже спасся, хотя и добавил родителям седых волос (парня искали почти неделю).
Шаго в космос так и не полетел – у него уже начало барахлить сердце, да и многочисленные вылазки на север давали о себе знать, подорвали здоровье. Но часть правды ему теперь была известна: куб.
– Не кубик, а таки чаша, только не с круглыми краями, а с прямыми, квадратная чаша! – возражали ортодоксы.
– Не кубик и не чаша, – спорили солипсисты. – А исключительно наше представление о… А на самом деле вообще ничего и никого нет. И спорить мы с вами далее не будем: и вас нет, и нас нет.
– Ну и не будем спорить, ну и пошли вы все в клоаку! – кипятились самые продвинутые кубисты.
***
Вот как тут спать? Мысль о том, что может быть что-то проще кубика, не давала Мне отрубиться.
– Шар! – подсказывал Буд. – Ранее все небесные плотные тела, особенно планеты, Ты делал шарообразными. А с этим кубиком мы еле справились, чесслово! Спроси у Зева и Тарочки, если не веришь. Все мозги свои божественные сломали, пока стабилизировали.
Я мысленно взвыл. Мозги они сломали! Тоже Мне, задачка – кубик стабилизировать.
Просыпаться все-таки не хотелось. Я бросил ментальный взгляд на планету – обозрел, так сказать. Ага. Пока она была кубиком, тут сменилось две цивилизации, теперь третья. Причем – вот убожество! – сейчас только на одной грани. А остальные три, пригодные для жизни, – примитив и полнейшая неразвитость.
– Ладно, ваша взяла! – пробормотал Я. – Сделаю чего-нибудь проще кубика… Сами напросились.
– Мы не напра…
– Да будет… квадратик! – сказал Я.
И стал квадратик.
Вот теперь можно было спокойно отправиться на боковую. Что Я немедленно и сделал.
***
– Слушай, Зев, ты как хочешь, но Он – идиот! Что нам теперь с этим делать?!
– Э-э-э-ымм… Может… ничего?
– Ничего не делать?! У нас трехмерная цивилизация – на плоском, двумерном квадрате!!! Квадрате, Зев!!! Да будет тебе известно, дорогуша, что математически-плоские фигуры не могут обладать массой, а следовательно, каюк гравитации и…
– Ой, Тара, давай плосканем всех – и ладушки.
– ?!
– Плосканем или одвухмерим… Превратим его любимую игрушку в аналог компьютерной двумерной. Тайловой, например.
– Тайловой?! Плоско-пиксельной?! Его любимую игрушку?! Да Он нас всех за такие штуки на пикселы разложит, когда проснется.
– Да ну, я тебя умоляю!!! Он еще пару миллионов лет теперь дрыхнуть будет.
– Ага! Ты и в прошлый раз так говорил – всего миллион лет назад. А Он взял и проснулся.
– Лучше бы не просыпался! – мрачно выдохнул Зев. – Кстати, а почему они все еще живы и даже ничего не почувствовали?
– Потому что я оперативно подсуетился и консервирую тут все в стабильном состоянии. Но я долго не продержусь, учтите! Тысячу лет – максимум. Кстати, видели бы вы, что за хрень Он накалякал с той стороны…
***
Да. Это была гигантская она. С той стороны мира-квадрата была «карточка», висящая на шее Шаго, – одна из тридцати шести карт колоды «Мебиклейн». Ты можешь быть обладателем только одной такой карты. У тебя четыре половинки четырех рисунков. Твоя задача, задача всей жизни, – найти обладателя другой карты, на которой есть вторая половинка картинки. Вы совмещаете половинки карт и становитесь одним существом – Мебби Клейном. Существом высшего порядка. При этом ты остаешься самим собой – такая вот магия.
А если уж тебе удастся совместить все четыре картинки… О! Четыре Мебби Клейна – и ты Бог.
***
Шаго рано состарился – виной тому был уход Марци. Поздняя беременность близнецами укатала ее. Близнецы родились прежде срока и прожили: первый – день, второй – неделю. После тяжелых родов Марци так и не оправилась. Иссохла за год. Успела подержать на руках внука и… Тихо, ночью.
Весь Гаген вышел провожать ее в небо. Шаго было не узнать. Казалось – его больше ничего не интересует и никогда уже не заинтересует.
Но первое, что его заинтересовало: кто теперь будет следить за садом на крыше студенческого общежития? Сад был прекрасен, его можно было бы включать в семь чудес света, если бы на Ёорсе был список чудес.
Траур по первой леди государства подходил к концу, когда группа ученых добилась срочной встречи с Первым.
– Это наши новейшие исследования! – сказали ученые. – Наш мир проще кубика. Он… плоский.
И они развернули перед Шаго схемы и формулы.
– Вы можете ошибаться в расчетах, – устало сказал Шаго, едва взглянув на схемы. – Единственный способ узнать правду – полететь за грань.
Ученые переглянулись. Им было отлично известно, что после целого ряда неудачных попыток перелететь грань, после того, как четыре из пяти оставшихся от Древних космических аппарата были разбиты, решение заморозить загранную программу подписали девяносто два эксперта из ста трех. А повторить-скопировать последний аппарат никак не удавалось.
– Видите ли… – осторожно заметил один из ученых, – если мир – квадрат, мы не сможем пе-ре-ле-теть на ту сторону.
– Но мы можем попробовать прокопать ход на ту сторону, – бодро предложил его коллега.
Шаго погрузился в раздумья. Из окна его кабинета не было видно моря, но была видна башня с гологолами. Шаго вспомнил, как он впервые поднимался на нее. Они с Марци были подростками и еще даже не любовниками, просто девочкой и мальчиком. Хода простым горожанам на башню не было, но у Марци оказалось знакомство. Они поднимались все выше и выше, и у Шаго дух захватывало от мысли: вот сейчас он узнает сокровенное… Наверху было интересно. Но не сокровенно. Потом они спустились вниз, и он, разочарованный, впервые ее поцеловал. Поцеловал, и показалось: ничего, жить можно и так, без сокровенного.
А жить, оказывается, все-таки нельзя.
– Нет смысла копать, – сказал Шаго, не отходя от окна и не поворачиваясь. – Мир не может быть плоский. Мы же часто копаем, делая фундаменты под дома. И шахты у нас есть. Там земля, грунт, скалы…
– Это наносное! – хором возразили ученые, среди которых был и младший сын Шаго, Гион.
Волосы Гиона, сиреневые, спиральками-серпантинками, точь-в-точь как у Марцишки в юности, переливались в лучах солнца и загораживали вид на башню с гологолами. Это была новая мода у парней: носить длинные волосы и ничем их не прихватывать. Гиону такая прическа очень шла, хотя он уже давно не парень, взрослый муж.
Шаго вернулся к столу.
– Давайте копать, – сказал он. – Сколько вам нужно денег и сколько месяцев на это уйдет?
– Простите, – сказали ученые. – Не месяцев, а лет…
Поделиться книгой: