Сила воли

– Пойду на улицу, отвлекусь от голода. Может, дойду до рынка. Вдруг что-нибудь куплю?

Серафима Ивановна поправила ей тёплый платок на голове, съехавший на глаза и добродушно сказала:

– Иди, прогуляйся, только будь осторожней. Если объявят воздушную тревогу, то беги, куда и все, прячься в ближайшем подвале.

Снег выпал рано. На, побелевших от снега, улицах Ленинграда, бродили голодные горожане. Многие прохожие выглядели очень бледными и худыми. Трамваи уже не ходили, и ноги девочки сами пошли на рынок, который находился на Кузнечной площади. Рынок стихийный, но милиция никого не прогоняла. Часто на улицах встречались военные патрули и дежурные милиционеры. На Кузнечной площади, прямо на земле, стояли пианино, старинные сервизы, лежала разная одежда. Всё это можно купить за кусок хлеба, но хлеба ни у кого не было. Торговцы с измученным видом сидели, кто на ящиках, а кто на земле. Один старичок, продававший полированный стол, умер на глазах у Люды. Под жутким впечатлением она пошла домой.

На обратном пути она видела, как впереди неё шёл мужчина в зимнем пальто, нетвёрдой походкой, словно пьяный, а навстречу ему шёл мальчик, лет десяти. Они столкнулись, и мужчина замертво упал на мальчика. Они были так истощены, что не хватило сил обойти друг друга. Прохожие помогли мальчику выбраться из-под мёртвого человека, однако мальчик не мог идти дальше и продолжал лежать на тротуаре.

Глава 5

С 20 ноября пайки вновь уменьшили: рабочим выдавали по 250 граммов хлеба, а иждивенцам, по 125 граммов хлеба в день, на человека. В этот хлеб ещё добавляли всякие добавки, и он был, как деревянный. Вечером, придя домой с дежурства, Шура сказала:

– От такого мизерного пайка ты, Люда, не выживешь. У тебя дистрофия, остались уже одни кости. Предлагаю идти тебе в детский дом, я постараюсь тебя туда устроить. Ты согласна?

– А там сколько дают хлеба? – поинтересовалась сестрёнка.

– Не густо, но по 200 граммов дают. А сейчас я дам тебе моего хлеба.

Она достала из сумки краюху хлеба, примерно двести граммов. Люда отломила половину и вернула сестре.

– Я не могу одна есть. Ты ведь тоже голодная.

Шура была уставшая и похудевшая. Но её лицо, стало ещё краше, от тяжёлых испытаний, и она заметно повзрослела. Целыми днями она дежурила на крышах домов вместе с другими взрослыми и не очень молодыми женщинами. Они тушили на крышах зажигательные бомбы, которые сбрасывали немцы с самолётов. Девушкам выдавали пайки по 300 граммов хлеба в день. Но Шура часто приносила кусок своего хлеба сестричке.

– Почему ты со мной делишься? – спрашивала Люда, – ты ведь сама голодная. – Мы с подругами ловим на крышах птиц, и варим из них суп, – успокоила она сестру. – У нас есть специальные клетки-ловушки. Но птиц становится мало. Из-за частых бомбёжек, они улетают подальше от взрывов.

В этот период многие Ленинградцы мастерили клетки-ловушки для птиц и крыс. Собак и кошек съели ещё в первые месяцы войны и блокады.

Кроме хлеба, Шура принесла с собой кипячёную воду в бутылке, потому что с водой была проблема. Дома её не на чем было кипятить. Сестры запили хлеб водой и стали разговаривать, хотя сил уже не хватало даже говорить.

– Люда, я очень за тебя беспокоюсь, пока ты находишься одна дома, – с усилием произнесла Александра. – В детском доме ты будешь под присмотром воспитателей, и я уверена, что ты выживешь.

– А ты меня будешь навещать? – спросила Люда.

– Конечно, буду, – обещала старшая сестра.

Глава 6

В детском доме оказалось не многим лучше. Дети умирали от кровавой дизентерии, от водянки и просто от истощения организма. Среди воспитанников отношения складывались дружеские, но по мере продолжения голода, все становились замкнутыми и грустными. Чтобы как то заполнить желудок, дети пили воду и опухали. Многие от этого умирали.

Люда себе твёрдо сказала: «Я много воды пить не буду». Она очень хотела жить и чувствовала, что мама на том свете молится за неё. Сама она тоже молилась, Шура научила её, как надо правильно молиться. Видимо, молитвы придавали Людочке силы.

В детском доме было всего три группы. В младшей группе находились дети от трёх до шести лет, в средней, где жила Люда, были дети от семи, до двенадцати лет. И в старшей группе – от тринадцати до пятнадцати лет.

Уроков, как в школе, здесь не проводилось. Иногда воспитатели рассказывали детям о ходе боёв на фронтах войны. Радио находилось лишь в одной комнате для воспитателей, а в других комнатах его не было. Люда слышала исторический рассказ от своей воспитательницы, как с древних времён русские воевали, защищая свою землю от врагов. От частых бомбёжек детдомовцы прятались в подвале своего здания, вместе с другими жильцами. Во время таких утомительных и страшных моментов, находясь в подвале, Люда молилась: «Господи, спаси и сохрани нас! Господи, за что так ненавидят нас немцы, за что убивают нас?» Она помнила из истории, как на Россию нападали разные страны, в том числе Франция, во главе с Наполеоном, а теперь Гитлер хочет уничтожить всех русских. И в этот момент, она своими глазами увидела, здесь в подвале, как от голода и ужаса умерла её подружка, и своими ушами слышала, как поблизости рвались бомбы.

Директор детского дома, Сергей Павлович Иванов, очень хорошо относился к своим воспитанникам. Он близко к сердцу воспринимал гибель каждого ребёнка, но не спешил отказываться от пайка умершего и раздавал пайки мёртвых душ живым детям. Поэтому к 200 граммам хлеба часто добавляли ещё 10 – 50 грамм. Иногда в детский дом местные жители приносили убитую кошку, крысу, или птицу, чтобы воспитатели сварили суп для детей. Все жители из ближайших домов с сочувствием относились к детям.

Однажды, медсестра спросила девочек в группе, где жила Люда:

– Кто из вас сможет мне помочь дезинфицировать бельё?

Сама медсестра была не молодой женщиной, имела болезненный вид, тоже, как и все, голодала. Никто из девочек не вызвался ей помочь, только Люда Смирнова согласилась. Она даже не спросила, что надо делать. А надо было гладить горячим утюгом ребячье бельё, чтобы выводить вшей и всякую инфекцию. Вши были у всех. У Люды вся голова была в болячках от укусов этих насекомых. Из последних сил, худенькая девочка гладила бельё. Она это делала сидя за столом, чтобы не упасть. Утюги были тяжёлые, чугунные, и нагревались углями, которые доставали из печки. Большинство детей целыми днями лежали на кроватях, но Смирнова не хотела умирать, она из последних сил мыла полы, дежурила по комнате и часто молилась.

Как-то зимой, она пошла, выносить из ведра помои на улицу. Открыла входную дверь и увидела мёртвую женщину. Она до этого видела много смертей, но эта женщина выглядела очень страшно. Её открытые глаза выкатились из черепа, обтянутого прозрачной кожей, а из открытого рта торчали жёлтые зубы. От ужаса девочка упала в обморок.

Наступил Новый 1942 год, сопровождавшийся частыми бомбёжками и артиллерийскими обстрелами. Воспитатели хотели отвлечь детей от бесконечных обстрелов и бомбёжек. Они устроили праздник, нарядили для детей ёлку, украсили её игрушками. Затем они принесли патефон, завели пластинку и стали уговаривать детей танцевать. Никто танцевать не хотел, все были слабы от голода. Но вдруг, вышел на середину комнаты цыганёнок и принялся активно плясать, словно у него появились силы. Он махал руками, хлопал по коленям, кружился и, к всеобщему ужасу, упал замертво. Праздника так и не получилось. Дети и воспитатели плакали, жалели цыганёнка, красивого, кудрявого мальчика.

Вначале блокады, фашисты бомбили город по два – три часа в день, но потом эти бомбёжки стали более длительные, до девяти часов в день. Пока они продолжались, воспитанники детского дома вынуждены были прятаться в подвале, вместе с другими жителями. Однажды, в подвале, во время бомбёжки, раздался чей-то крик: «Следующая бомба будет в нас». Дети бросились к выходу, и тут у дверей встал директор детдома – Сергей Павлович Иванов. Он широко раскинул руки и громко крикнул:

– Дети, стойте! Это провокация, на улицу выходить нельзя!

Все его уважали, очень ему доверяли и вернулись на свои места. Во время такого вынужденного пребывания в подвале, жители соседних домов рассказывали новости и много печального и страшного, что происходило вокруг. Люда Смирнова слышала, как одна женщина сообщила своей собеседнице:

– Говорят, что завтра будут выдавать по карточкам мыло по куску на троих человек.

– Откуда же мыло возьмут? – удивилась собеседница. – Нам даже норму на хлеб не добавляют.

– По городу ездит машина от мыловаренного завода, и собирает с улицы одиноких детей. Из них и варят мыло.

Кроме Люды, этот разговор слышала её подружка и прошептала ей на ухо: «Нам нельзя далеко от детдома отходить, а то, нас тоже сварят на мыло».

Глава 7

Наступил весенний месяц март. Шура регулярно навещала сестру в детдоме. Но вот, её давно не было, и Люда сама пошла к ней. Она переживала за сестру: «Не случилось ли чего?» В этот момент она очень плохо себя чувствовала, но, поставив в известность воспитателей, пошла к сестре домой. Идти надо было не далеко, пятнадцать минут ходьбы. Мороз в этот день был не большой.

Пока она шла по улице, то испугалась подозрительного мужчину с закоптелым лицом. Он шёл в ту же сторону, куда шла она. Вспомнились страшные случаи, о которых рассказывали женщины в подвале. Говорили, что стали есть детей, особенно тех, кто хорошо выглядит. Мужчина показался ей не исхудавшим и энергичным. Он шёл быстрым шагом, и Люда побежала, собрав последние силёнки. Она забежала в подъезд дома, где жила сестра, и, обессилев, села на ступеньки лестницы. Тот страшный человек прошёл мимо.

Она долго сидела, и, набравшись сил, поднялась по лестнице. В глазах потемнело, и девочка чуть не упала, возле знакомых массивных дверей, но сумела четыре раза нажать на кнопку звонка. И вот, через несколько минут, дверь открыла Шура. Они радостно обнялись.

– Как хорошо, что ты, Шурочка, жива, – сквозь слёзы радости говорила Люда. – А я уж, чего только не подумала. Боялась, что в тебя попала бомба.

– Ну, хватит, пускать слёзы, пойдём пить чай с хлебом, – сказала Шура.

Они зашли в холодную комнату, и Люда обомлела: в пустой, без мебели, комнате на полу лежали вещи. Только железная кровать с матрасом стояла в углу. Шура объяснила:

– Пришлось сломать мебель, чтобы топить у соседей печку-буржуйку. Я к ним хожу кипятить чайник и погреться. Но для этого надо приносить с собой дрова.

– А почему ты давно ко мне не приходила? – спросила Люда.

– Извини, не могла, много немцы работы прибавили. Домой я чуть живая приходила. В свою очередь она спросила Люду:

– Как дела в детдоме? Дети часто умирают?

– Да, – ответила сестрёнка, – теперь стали чаще умирать. Но приводят к нам новых детей, у которых умерли родители.

Затем, Шура взяла с пола охапку обломков от мебели и сёстры пошли к соседям по коммуналке. Николай Фёдорович сумел приобрести печку-буржуйку. На заводе ему давали паёк 400 граммов хлеба в день, так как он был не заменимым специалистом, и выглядел он вполне энергичным человеком. Супруги дружелюбно встретили соседей. Печка стояла вблизи окна, и была не большой, сделанной из тонкого железа. Её металлическая труба выходила наружу через окно. На улице был мороз, а в комнате от печки исходило тепло. Шура положила дрова к печке и сходила за чайником.

Николай Фёдорович подбросил дров в печку и поставил на неё свою кастрюлю и чайник с кипятком, который принесла Шура. В кастрюле что-то варилось, и запахло мясным супом. От этого запаха у Люды закружилась голова, и она упала на, лежавший на полу, матрас.

– Я хочу супу, – чуть слышно произнесла она.

– Сейчас он сварится, потерпи немножко, сказала Серафима Ивановна.

Наконец, суп сварился, его разлили по тарелкам и все сели за стол. Оказалось, это был мясной бульон, совсем не солёный, с мелкими косточками, как от курицы. Голодные сёстры съели его одним залпом, заедая небольшими кусочками хлеба, которые принесла с собой Шура.

– Ну, что, суп понравился? – спросил Николай Фёдорович.

– Очень вкусный, я бы хотела ещё, – похвалила Люда. Но суп закончился.

– Из чего вы его сварили? – поинтересовалась девочка.

Соседи не хотели раскрывать свой секрет, но Люда догадалась, что суп из Вороны. Сосед давно смастерил клетку-ловушку для птиц. Кроме того она заметила пёрышко на полу. В детдоме тоже имелись всякие ловушки, иногда удавалось поймать птиц или крыс. Из них тоже варили вкусный суп.

Обратно в детдом сестрёнку провожала Шура. На улице рано стемнело, а под ногами хрустел снег. На безоблачном небе светила луна, и мерцали звёзды. Прохожих не было, только на перекрёстке, стоял постовой милиционер, и его было хорошо видно, при лунном свете. В угловое здание недавно попала бомба, весь тротуар и часть улицы завалили кирпичи и всякий хлам из досок и цепок.

– Надо завтра с утра здесь дров набрать, – сказала Шура. – Сейчас я не могу, очень устала.

Когда сёстры пришли к зданию детдома, где-то вдали стали рваться снаряды.

Шура с тревогой посмотрела в ту сторону, и устало проговорила:

– Неужели опять всю ночь придётся сидеть в подвале. Ну, ладно, Люда, иди, а я подожду, посмотрю, как ты войдёшь в дверь.

Глава 8

Через несколько дней, после встречи со старшей сестрой, Люда заболела простудой. Её иммунитет от голода сильно ослаб, и она не могла встать с постели. Так плохо ей ещё не было, и она в мыслях молила бога и просила маму, помочь ей выжить. Ей казалось, что мамин дух, словно ангел хранитель, находится рядом и помогает. У неё не было сил поднять руку, чтобы перекреститься, она молилась мысленно. Кушать она тоже не могла, потому что распухли дёсны, и во рту всё болело. Медсестра осмотрела её вместе с воспитательницей и ничего не сказала, только печально вздыхала. Затем, медсестра стала кормить её с ложечки, какой-то жидкой кашей.

– Открывай рот Людмила, а то умрёшь, – говорила она, и вливала девочке в рот жидкость.

На следующий день, ближе к вечеру, пришла навестить больную Шура. Она принесла с собой лекарство. У неё имелся запас лекарств, которые взяла в аптеке, где работала. Несколько дней ей давали эти лекарства, но всё было напрасно. Улучшений не последовало.

Был момент, когда она впала в беспамятство, и как бы сквозь сон, слышала голос воспитательницы: «Ей хлеба не надо, она всё равно умрёт». От таких слов, Люду, словно пробило током, и она встала с постели. Ровной походкой она направилась к ведру-туалету. Другая девочка постарше, помогла ей. Воспитательница отдала Люде хлеб, глядя с большим удивлением, как она стала есть.

– Твои дёсны перестали болеть? – спросила она и подала стакан с водой, чтобы попить. Сил не было ответить и, скушав хлеб, она снова легла в постель.

Так она пролежала несколько дней, вставала с постели только в туалет, и хлеб она кушала тоже, лёжа в кровати.

В конце марта стали эвакуировать детдом через Ладогу. Люду брать не хотели. Она была очень слаба и вся голова у неё была в болячках из-за вшей. Боялись, что она всё равно не доедет и в пути умрёт. За неё вступилась медсестра. Она помнила, как Люда ей помогала утюгом дезинфицировать бельё. Автомашины подъехали прямо к детскому дому. Многие дети не могли сами садиться в машину, и их загружали воспитатели и солдаты.

Перевозили детей на машинах «полуторках», в открытом кузове. В средней группе, в которой была Люда, из первых ребят, поступивших в детдом вместе с ней, остались только трое. Остальные, около тридцати человек поступили недавно. Большинство детей за время блокады умерли.

В путь отправились рано утром и ехали до Ладоги долго, пережидая артобстрелы. Само Ладожское озеро выглядело, как бескрайнее поле, покрытое снегом. Лишь через него проходили несколько параллельных дорог, заполненных водой, словно каналы.

Перед озером колонна автомашин остановилась, водители не решались въехать в воду. Страшно было, вдруг машины проваляться под лёд. Но вот, навстречу, издалека появились несколько машин с грузом. Туда они перевозили людей, а обратно везли продовольствие и боеприпасы для армии. Увидев, как другие машины едут через озеро, водители осторожно двинулись в путь. Вода во многих местах достигала до кабины, и автомобиль мотором разрезал воду, словно корабль носовой частью. Не успели проехать и десяти минут, как засвистели снаряды. Они не попадали в цель, взрывались в стороне от машин, поднимая вверх столбы воды. Дети в кузове очень испугались, слышались визг и крики отчаяния. Воспитатели старались успокоить детей и удерживали, чтобы никто не выпрыгнул из кузова. Люда молилась: «Господи, не дай мне погибнуть! Помоги, Господи!» Когда артиллерийский обстрел закончился, неожиданно налетели фашистские самолёты, с крестами на крыльях. В колонне, ехала сопровождающая машина с военными. Они начали стрелять из пулемёта по самолётам и один из самолётов загорелся. Дым чёрным шлейфом тянулся за самолётом, и он упал на озеро. Люда видела, как несколько секунд хвост самолёта торчал на поверхности, а затем исчез подо льдом. Ей стало жалко лётчика, что он в мучениях погиб. Она на мгновение забыла, что это смертельный враг, который мог её убить. Другие самолёты быстро улетели.

Пока ехали по Ладоге одна машина, двигавшаяся впереди, провалилась и ушла быстро под лёд. Люда видела это. Она даже не успела испугаться, так быстро всё произошло. В кузове, где она сидела, все испуганно закричали. Их машина, повернула вправо и объехала это страшное место. На поверхности воды, плавали несколько игрушек. Даже не верилось, что этих детей, сидевших в кузове, уже больше не будет, и они умерли в мучениях. Так, в страхе, они преодолели путь через озеро. Все дети и воспитатели, находились под жутким впечатлением, от увиденного несчастного случая. Дети спрашивали воспитательницу:

– Может, кто-то выплыл и остался жив? Но она с грустью отвечала:

– Вода очень холодная, и утонувшие ребята умерли за пять секунд, почти не мучились.

Глава 9

Детдом привезли в деревню Турово, Некрасовского района, Ярославской области. Там имелся двухэтажный деревянный дом, в котором до революции жил богатый крестьянин, а затем было колхозное правление. Контору перевели в другую деревню и теперь здесь стали жить дети.

Деревня встретила детский дом не дружелюбно. Народ и в деревне голодал, а теперь ещё лишних нахлебников прислали. Директор детского дома Сергей Павлович Иванов, собрал колхозников и разъяснил им, что пережили дети во время блокады, сколько их умерло за этот период, и, как страшно было переезжать через Ладогу. В заключение своей речи он сказал: «Выжившие ребятишки – это наш золотой фонд, их беречь надо. Им придётся восстанавливать разруху. Они наше будущее».

Люда Смирнова продолжала болеть от голода и простуды. В основном, она лежала целыми днями в постели. Здесь, в деревне, стали лучше кормить, но силы возвращались медленно. Одежда у всех обветшала, и вскоре, на новом месте, стали выдавать обновки. Кастелянша, пожилая баба, из местных жителей, выдавая одежду, говорила: «Смирновой ничего не надо. Она скоро умрёт». Люда лежала в постели, и эти обидные слова слышала. В комнате-лазарете ещё находились больные девочки, но им кастелянша выдала одежду. Вскоре в лазарет зашёл Сергей Павлович, и Люда пожаловалась ему. После этого директор велел кастелянше выдать и Людмиле Смирновой одежду.

Когда снег растаял, и стало тепло, то Люда начала потихоньку выходить на улицу. К июлю она уже могла ходить вместе с другими детдомовцами работать в поле, участвовала в прополке гряд, разгружала торф. Ещё не совсем окрепшая и слабая она ходила с ребятами на Волгу, чтобы вылавливать из воды брёвна на дрова. С первого сентября она, как и все, пошла в школу в соседнюю деревню. По дороге в школу надо по узкому мостику переходить реку Солоницу. Голова начинала кружиться, и она перебиралась по мостику ползком. Через год голова перестала кружиться. К двенадцати годам Людмила полностью поседела. Деревенские бабы стали называть её «седая девочка».

Прошло время, и в 1945 году, когда закончилась война, воспитательница детского дома ей сообщила:

– Смирнова, иди на первый этаж, к тебе приехали.

Её сердце тревожно забилось: «Кто же это мог быть? Может, её разыскал отец или сестра Александра?»

С тех пор, как её увезли в эвакуацию через Ладогу, ей писем никто не писал, потому что не знали адреса. Она сама в 1944 году написала Шуре, но сестра, видимо, письма не получила и не ответила. Спустившись по лестнице, она увидела Шуру. Та пошла ей навстречу и плача стала целовать Люду и обнимать:

– Как ты выросла и повзрослела, – говорила она, вытирая слёзы. – А почему у тебя волосы белые? – с удивлением спросила Шура.

– Не знаю. Воспитатели говорят, что это от голода и переживаний. А как ты меня нашла?

Шура стала рассказывать, с каким трудом ей удалось её найти. Они сели на диван и долго беседовали. Воспитатели прогнали любопытных детей и оставили сестёр наедине. Люда давно хотела высказать Шуре благодарность за заботу о ней и смущённо произнесла:

– Я тебя Шура, очень люблю, ты мне заменяешь маму, но всё равно я о маме скучаю. В эти тяжёлые, голодные годы, я многое поняла: только стойкость и вера в бога, помогали мне выжить. Будем надеяться, что теперь больше никогда войны не будет.

К этому моменту Людмиле шёл шестнадцатый год. Старшая сестра увезла её к себе в Ленинград, где сама устроилась на работу в аптеку фармацевтом, по своей специальности. Люда выросла, повзрослела, цвет волос у неё восстановился, и принял свой русый цвет. Она выучилась, получила несколько специальностей и вышла замуж.

На момент завершения этой книги ей исполнилось восемьдесят девять лет, и она планирует дожить до ста лет. Она постоянно делает не сложную, лёгкую гимнастику, ежегодно проходит полную проверку своего здоровья у врачей. Не пропускает телевизионные передачи о здоровье. Не так давно она сломала шейку бедра и на удивление врачей с помощью гимнастики, через боль, вылечилась. Это доказывает о её любви к жизни и большой силе воли.

На обложке книги Смирнова Людмила Петровна. На этой Фотографии ей 19 лет.