Любимая для мастера смерти
Алеся Лис
Пролог
Сэр Ловар Родерик ни разу не сбился, зачитывая мой приговор. Его тонкие бескровные губы шевелятся, но я не слышу ни слова, изо всех сил стараясь отрешиться от его мерзкого голоса, дабы эти гадкие звуки не были последним, что запечатлит мое сознание перед смертью, и полностью сосредотачиваюсь на совершенно иных ощущениях. Даже не вериться, что вот через миг все закончиться. И ветер, ласкающий мои щеки, перебирающий спутанные волосы за спиной, и насыщенный запах раскаленных камней на мостовой, и невесомые золотистые лучи закатного солнышка. Невидящим взглядом окидываю толпу горожан, пришедших полюбоваться на казнь ведьмы, и поднимаю очи к небу. Ясное, насыщенно синее, как ягоды голубики с пылающим небосклоном, готовым принять в свои теплые объятья заходящее светило. Скоро, уже совсем скоро и моя душа скользнет в небесные чертоги, без сожаления покинув тело, последовав за Джеромом, в надежде встретить его там. Его, родителей, предков, к чьей силе и помощи я так часто обращалась. Лишь бы боли не чувствовать, лишь бы вытерпеть все с достоинством и не дать ненавистному Родерику почувствовать себя победителем.
Какая ирония судьбы – избежать смерти в своем мире, дабы встретить её тут. Милая, милая Айне, ты так щедро поделилась своим телом, дабы продлить хоть на миг мое существование. Мы слились воедино, утратив часть себя, но при этом приобретя друг друга. Теперь я уже не знаю, кто я на самом деле – Алина Яровая, уроженка Киева, тридцати лет от роду, учитель истории, замученная и убитая группой отморозков в своем мире или девятнадцатилетняя Айне О’Коннелл, ведьма, студентка магической академии, несправедливо обвиненная в смерти жениха и приговоренная к публичному сожжению на костре.
Вновь переведя взгляд на колышущееся людское море, выхватываю из множества взоров один, пылающий обжигающим холодным светом, пронизывающим меня до самой потаенной части души, выворачивающий наизнанку, принадлежащий Киану Мэлори, некроманту, непосредственно приложившему руку к моему приговору. Я думала, что буду ненавидеть его всей душой, каждой частицей своего тела, каждой клеточкой, а на деле испытываю замешательство и необъяснимое чувство тоски, муки, обиды и томления. Такое ощущение, будь он на помосте, рядом, взамен пут, я бы не сошла с места, даже когда огонь начал бы обжигать мое тело, пытаясь превратить в горящий факел.
Полностью погрузившись в синий омут его глаз, даже не сразу заметила, что сэр Ловар наконец-то замолчал и в ожидании уставился на меня. Я плотнее сжала губы, пронзая его взглядом, уж кто-кто, а он-то в курсе того, кто на самом деле убил Джерома и какую выгоду при этом получают его ближние родственники. Вот только ни “любящая” семья, ни Ловар Родерик, ни Киан Мэлори не знали, что Айне О’Коннелл и Джером О’Ши давно сочетались браком по древним традициям предков. И, умри один из них, другой последует вскоре за ним, что и случилось с Айне.
Только вот Айне была ведьмой, молодой и сильной, а еще несправедливо обвиненной и жаждущей наказания для настоящих убийц, что помешало ей уйти просто так. Желание мести и справедливости притянуло другую душу, так же несправедливо и неожиданно лишившуюся своей жизни, умершую в муках, душу Алины, мою душу. Часть Айне осталась в этом теле, часть Алины, погибла там, на Земле. Теперь же мы прощаемся с этим миром вдвоем и окончательно.
Я молчу в ответ на предложения Родерика покаяться, мне не в чем винить себя, разве только в том, что я не смогла найти и наказать виновных.
Огонь вспыхивает на сухих дровах, начиная поглощать их одно за другим, медленно подбираясь к моим босым ногам, опаляя своим жаром. Я с ужасом наблюдаю за приближающимися оранжевыми язычками, поджимая ступни, стараясь оттянуть неизбежное, но внезапно, влекомая неведомой силой, вскидываю взгляд на толпу, вновь ловя пристальный взор Киана. Миг, и ничего больше не существует, кроме его глубокой синевы, я погружаюсь туда все дальше и дальше, а затем проваливаюсь в темноту.
Глава 1
Слегка приоткрываю веки и понимаю, что все это мне приснилось. Меня обнимают теплые ласковые руки, прижимают к твердой обнаженной груди, и я на минуту начинаю осознавать, что это был лишь сон, сон о прошлом. На самом деле, я сейчас совсем не на Земле, а в совершенно другом мире, и лежу не на холодной сырой траве, а в теплой мягкой постели рядом с мужчиной. Он тоже теплый, даже горячий, и приятно пахнет, и ласково гладит меня по спутанным волосам, и успокаивает, усыпляя снова. Но, к сожалению, в своих сновидениях я снова, вместо отдыха, ныряю в бездну болезненных воспоминаний.
Бредовые видения слегка отступают, позволив мне на несколько секунд оказаться в сознании. Я вновь ощущаю знакомый уютный запах мужчины, а на мой лоб опускается прохладный компресс. Мне жарко, кажется, горит каждый маленький участочек кожи, каждая пора, каждая клеточка моего тела. Облегчение приносят лишь влажные примочки и обтирание холодной водой, и то не надолго.
– Потерпи, потерпи, маленькая, — нервно шепчет уже привычный голос и снова кто-то без устали обтирает меня прохладной тканью.
– Не хочу больше умирать, – тихо, едва открывая пересохшие губы, произношу в ответ: – Это больно!
— Ты не умрёшь, маленькая, не умрёшь, уж можешь мне поверить!
В этом голосе сквозит уверенность, и я успокаиваюсь, засыпая снова. Память, как будто, старается наверстать упущенное и вновь подсовывает флешбэки, в которых я все еще узница жуткой, сырой темницы.
С трудом открываю воспаленные глаза. Не знала, что они могут настолько болеть, кажется, малейший лучик света режет их как ножом. Губы потрескались и пекут, в горле как в пустыне.
– Воды! – хрипло, едва слышно прошу.
К моим губам подноситься чашка, и рот наполняется потрясающе вкусной, освежающей влагой. Глотаю жадно, захлебываясь, спеша, пока не убрали, но все же лишаюсь напитка и разочарованно стону.
– Прости, так надо, – доноситься в ответ на мое жалобное поскуливание.
Я не могу разглядеть говорившего, узнать по голосу, но с легкостью догадываюсь кто это. Тру веки в надежде унять боль, и немного улучшить зрение.
– Что ты здесь делаешь? – удивленно спрашиваю, недоумевая по поводу присутствия Некроманта в моей тюремной камере. – Или я уже умерла, и ты меня вызвал допросить? – выдвигаю новую теорию, с дрожью вспоминая состоявшуюся казнь, страшные жуткие языки пламени, объявшие мои ноги, отвратительный запах костра и последний в моей жизни закат.
– Нет, ты жива, – криво усмехается в ответ, отбросив сочувствие, доселе звучавшее в его голосе и приобретя вновь свою привычную манеру говорить. Четко. Ясно. Безэмоционально. Мертво.
– Что случилось? Я не помню ничего после озвучивания приговора? – стараюсь понять, ибо картинка в голове не складывается. И это меня несказанно пугает, так как в последний раз, когда я вот так проснулась, ничего не помня, оказалась в другом мире. Что еще за сюрпризы уготовила мне судьба?
– Айне, тебе не стоит волноваться, – мой собеседник старается обрубить разговор, но я не даю. Не могу допустить, чтоб от меня что-то утаивали! Тревога нарастает…
– Хочу знать! – резко вскрикиваю, одновременно пытаясь сесть, охаю от пронзившей тело боли, но все же принимаю желаемое положение.
Зрение постепенно возвращается, я уже могу разглядеть в полумраке комнаты обстановку, указывающую, что это отнюдь не темница, в которой я еще до недавнего времени томилась, силуэт мужчины, возвышающегося рядом и себя.
– Где я? – озвучиваю новый вопрос, изумленно оглядываясь.
Мужчина, понимая, что я не успокаиваюсь, а начинаю еще больше нервничать, ставит чашку на прикроватную тумбочку и приседает на табуретку, стоящую подле.
– Казнь отменили по моей просьбе, – коротко выдает он, наивно полагая, что я удовлетворюсь данным ответом.
– Разве такое возможно? – в неверии качаю головой.
– Возможно. В некоторых случаях.
– В каких? – продолжаю настырно допытываться. Мне решительно не нравиться, как Киан пытается уйти от ответа, темнит, недоговаривает.
Я, например, не знаю ни одного случая, при котором уже начавшую казнь прекращают, тем более сожжение ведьмы. Это заставляет меня подозрительно прищуриться, вглядываясь в спокойное невозмутимое лицо собеседника.
– Есть одно исключение, очень древняя традиция, и я ее припомнил сэру Ловару, – ничуть не проясняет ситуацию этот несносный некромант. А потом и вовсе переводит разговор на другую тему: – Как ты себя чувствуешь?
Я на миг замираю, прислушиваясь к ощущениям, решив чуть позже все же допытать своего бывшего преподавателя.
– Очень болят глаза, и снова хочется пить, – констатирую я, – а еще ноги. Их как будто жжет крапивой.
Киан кивает, снова подносит чашку к моим губам, дает сделать пару глотков и отставляет ее. Я бессознательно тянуть за ней, но мужчина предупреждающе качает головой.
– Айне, ты неделю ничего не ела, бредила и горела от температуры. Тебя может стошнить. Чуть попозже я дам еще, а потом попробуем напоить тебя бульоном, тебе нужны силы. Слава Дагде, кризис миновал.
Я внимательно слушаю, пытаясь осознать, что же, все-таки, со мной произошло.
– Почему? ─ с губ, словно, сам по себе срывается вопрос.
Киан не хочет отвечать, это видно по тому, как он старательно отводит глаза, и поджимает губы. Но я настаиваю из последних сил, держась лишь на одном упрямстве, и мужчина все же сдается.
– Я смог тебя вытащить из костра, когда твое тело уже начало гореть, кожа на ногах практически отсутствовала. Ты потеряла сознание от шока и боли и ничего не чувствовала. И была практически мертва. Айне, ты перешла черту.
Мне хочется еще спросить много чего. Например, зачем он это сделал? Что это за древний обычай? Как вернул с того света? Но силы окончательно покидают меня, и я устало прикрываю глаза. Спустя минуту чувствую, как меня бережно укладывают в более удобное положение, поправляют подушки, одеяло и тихо выходят.
Мне казалось, стоит только сомкнуть веки, и я тут же погружусь в мир сновидений, но вместо этого приходят мысли. Горела! Я горела живьем! Что за варварский мир?! Что за законы?! Как же хорошо, что я потеряла тогда сознание. Сама, или приложил руку Киан, но я этому искренне благодарна, ибо не знаю, как бы я все это вытерпела, будучи в рассудке. Тем не менее, у меня была клиническая смерть, как сказала бы Алина. Айне же называет это состояние пограничьем. И будучи в этом самом пограничье я бредила, вспоминала свою смерть на Земле, первые дни тут, в мире Домхейн. А еще время от времени, приходя в себя, чувствовала рядом Киана. Он был тут. Спал со мной. Снимал жар холодными компрессами. Говорил. Звал меня. Утешал. Или это, все-таки, были видения, вызванные горячкой? Неужели холодный некромант способен так ласково разговаривать, так нежно заботиться, так бережно прижимать к себе, согревая теплом своего обнаженного тела?
Все же погружаюсь в сон, так и не найдя ответа, с благоговением принимая ласкающие объятья уютной темноты, где нет боли, предательства, смерти и ледяных глаз некроманта, вызывающих во мне непонятные противоречивые чувства.
Во второй раз просыпаюсь уже под вечер. Шторы широко открыты и пропускают достаточно света. В кресле возле окна дремлет женщина в чепце, из-под которого выбиваются пушистые пряди поседевших волос. На коленях у нее покоится моток ярчайших красных ниток, а в руках застыли спицы. Одна из них уже готова выскользнуть из ослабевших пальцев и упасть на пол. Наверное, ее попросил приглянуть за мной Киан. Вот значит как?! Приставил ко мне няньку, чтоб не отвечать на вопросы! Ну, ничего, все равно найду способ его допросить. И я, и Айне обладаем поистине поразительным упрямством. Теперь его больше вдвойне! Держись, бессовестный некромант!
Слегка приподнимаюсь на кровати, пересиливая боль и стараясь не шуметь, дабы не разбудить спящую. Пока мне не хочется с кем-либо разговаривать. С интересом осматриваю свою комнату. В прошлый раз не удалось в подробностях все увидеть. Мое временное пристанище довольно уютное, а по сравнению с тюрьмой и вовсе дворец короля. Я лежу на довольно-таки мягкой и широкой постели, укрыта красивым стеганым разноцветным одеялом. Справа от изголовья тумбочка, чуть дальше табуретка, на которой недавно сидел мой спаситель. У стены возле окна, кроме кресла с пожилой спящей красавицей, добротный деревянный стол, а в изножье кровати сундук. Я похожий у бабушки видела в детстве. На полу пушистый ковер. Вот и вся мебель. Ничего лишнего.
Откидываю одеяло и с удивлением смотрю на свои ноги. Они от самих пальцев и почти до середины бедер обмотаны полосками ткани, пропитанной каким-то резко пахнущем снадобьем. Шевелить ими все еще больно, но намного меньше. Ощущения жжения почти не заметное. Только вот как мне теперь встать. Организм довольно-таки яро напоминает о своих потребностях. Может разбудить свою э-э-э… няню.
Пока я раздумываю о насущном вопросе, дверь, тихо поскрипывая, отворяется, и в комнату бесшумно входит Киан. Но, увидав, что я собираюсь встать, тут же кидается ко мне и силой укладывает на подушки.
─ Ты что творишь? ─ едва слышно шипит он мне.
─ Это ты что? ─ так же тихо шиплю я в ответ, слегка поморщившись от боли.
Мужчина, сразу поняв правильно мою гримасу, тут же убирает свои руки, которыми сжимал мои плечи в попытке уложить в кровать:
─ Почему ты встала? Тебе пока нельзя?
─ Мне нужно было по делам.
─ Каким таким делам? ─ не понимает Киан и, отстранившись от меня, наконец, замечает мирно дремлющую сиделку.
─ В туалет мне нужно! ─ объясняю я, густо покраснев, и снова делаю попытку подняться.
─ Я кому сказал лежать? ─ рычит он и, развернувшись, направляется к рукодельнице.
─ Леди Гертруда! ─ гаркает он ей почти на ухо. Женщина вскидывается, резко всхрапнув, и роняет свое вязание на пол.
─ Киан, мальчик мой, чего ты кричишь? Девочку разбудишь! ─ выговаривает она ему и наклоняется, чтобы поднять упущенное.
─ Да что вы говорите?! ─ ерничает мужчина, покачивая головой. А леди Гертруда наконец встречается взглядом со мной. Уже давно неспящей, да еще и полувставшей.
─ Боже мой! ─ всплескивает она руками, и кидается ко мне, ─ Милая моя, куда же ты? ─ причитает Гертруда и тоже, как давеча ее мальчик, укладывает на подушки. Я в бессилии закатываю глаза.
─ Леди Гертруда, я в туалет хочу, ─ наплевав на стеснение, шепчу я в ответ.
─ Хорошо-хорошо, милая. Сейчас я тебе помогу, ─ гладит меня по волосам женщина, а затем разворачивается, и, уперев руки в бока, приказывает: ─ Мастер Киан, покиньте, пожалуйста, помещение. Леди необходимо привести себя в порядок!
Киан тут же беспрекословно подчиняется, на прощание мазнув по мне взглядом. А я про себя в восхищении присвистываю: Ай да Гертруда!
Глава 2
Ноги уже почти зажили. Я беспокойно сижу на кровати, в то время как милый старенький лекарь с помощью Гертруды снимает повязки. Молча терплю неприятные ощущения, ибо кожа весьма чувствительна даже к малейшим легким прикосновениям. «Наверняка останутся шрамы» ─ думаю с сожалением, наблюдая, как постепенно открываются новые и новые участки. Моя сиделка тоже сокрушенно стенает и охает, сочувственно поглаживая меня по плечу. Странно, что такая мелочь способна меня волновать, ведь немного изуродованная кожа ─ это небольшая плата за возможность жить.
─ Леди, не волнуйтесь вы так, ─ замечает мой взгляд добрый лекарь, и вручает небольшую баночку. ─ Втирайте эту мазь ежедневно утром и вечером. Она снимет зуд и покраснение, к тому же уберет все шрамы. Только делайте это тщательно, не пропуская ни дня!
С благодарностью принимаю заветный пузырек, хотя и не очень верю в его косметические средства.
─ Будьте спокойны, господин лекарь, я прослежу за регулярным выполнением указаний, ─ забирает у меня лекарство Гертруда и ставит на прикроватную тумбочку. ─ У нашей Леди Айне снова будут прекрасные ножки, беленькие и гладенькие, что у младенца! Уж я-то позабочусь об этом.
─ Я всегда был уверен в вашей ответственности, милейшая Гертруда, ─ задорно поблескивает глазами из-под кустистых бровей эскулап и целует покрасневшей от похвалы женщине руку.
Я тоже ни капли не сомневаюсь в том, что все будет выполнено с максимальной точностью и скрупулезностью. В лице своей компаньонки я обрела весьма педантичную и исполнительную сиделку. Она тряслась надо мной, как наседка над любимым и единственным цыпленком, разве что с ложечки не кормила, хотя и такое было пару раз, в самом начале.
Закончив с процедурами и рекомендациями, мужчина откланивается и уходит, леди Гертруда удаляется тоже, дабы его проводить. А я впервые за несколько дней остаюсь одна, ибо после того досадного случая со сном на посту, моя няня внимательнейшим образом следила за мной, не покидая ни на минуту, и, конечно же, больше не позволяла себе вздремнуть. Почему тогда Киан так вскинулся на бедняжку, я не знала, ведь ничего страшного не случилось. Но с тех пор за мной следили весьма ответственно. Подозреваю, что между некромантом и почтенной Гертрудой состоялся серьезный разговор, после которого леди по неизвестной мне причине стала относиться ко мне с еще большим трепетом и опекой. А Киан больше не приходил. Ни разу. Даже на минуточку. Хотя порой во сне мне казалось, что несносный некромант сидит возле моей постели или лежит с краю, слегка приобнимая меня. Но на утро ничто не указывало на подобные визиты, а Гертруда, сколько я не спрашивала, клялась и божилась, что никого больше, кроме нее тут не было.
Ну и ладно! Не больно то и хотелось! А расспросить его я обязательно найду возможность!
Свешиваю ноги с кровати и делаю пару осторожных шажков в сторону окна. Больно, но терпимо. Уж два раза-то ступить я могу себе позволить. С наслаждением опускаюсь в кресло и, наконец, вижу мир из окна. Вот теперь я почти счастлива.
─ Мать моя честная! ─ восклицает, вошедшая спустя пару минут, няня. В руках у нее большой поднос, на котором расположены несколько тарелок с дымящейся и аппетитно пахнущей едой. ─ Леди Айне, что это вы удумали? Почему меня не дождались? ─ корит она меня, как дитя малое. ─ А вдруг вы бы упали, головой ударились, сознание потеряли…