Помоги проекту - поделись книгой:
Секс-тур в юность
Вступление
«— Могу я видеть прокурора?
— Можете. Где у нас прокурор?
— В шестой палате, где раньше Наполеон был.»
https://youtu.be/D1PODlm_JHw
Не желающие читать сурьёзные рассуждения — переходите сразу к Главе 1.
Я всячески хотел избежать серьезного обсуждения темы, но, увы, вопросы появились, и на них надо отвечать. Изначально было два пути:
1. Написать скучную морализаторскую статью.
2. Написать сатирическую пародию.
Я сразу решил идти вторым путем, так как с детства помнил слова Франсуа Рабле «Не подобрать мне довода иного среди мучительных терзаний века. Доступней смеху, а не плачу слово, поскольку смех есть свойство человека».
Еще раз извинюсь перед читателями, за это невольное отступление. Автор Андрей Храмцов нисколько — не хуже/не лучше миллионов других авторов. В данном случае он всего лишь квинтэссенция комплекса «Императора Вселенной». Если бы Владимир Поселягин был на АТ, я выбрал бы его, у него литературный дар куда более ярко выражен. Я некоторые книги Владимира читал, и даже без отторжения. Но в массе — это создание образа нагебатора. А с подобным я не могу смириться, хотя бы из соображений здравой логики.
Но у героя книг Храмцова есть еще одна предосудительная черта — сознание человека возраста 60+ вселившись в тело юноши, осталось все тем же. А действие первой книги проходит преимущественно: на входе в спальню, в спальне, и на выходе из спальни, где он, замечу, находится не один, а с одноклассницей пятнадцати лет Так что, тут явно просматриваются признаки педофилии. Соглашусь, бывают случаи, как, например, в фильме «Народный роман», где герой Уго Тоньяцци женился на юной героине Орнеллы Мутти, бывшей по фильму крестницей. Ну чтож, — так тоже встречается. Есть там момент, когда беременную на 8 месяце героиню — не пускают на кинофильм 18+. Но там женитьба и любовь-морковь. Но всему помешал герой Микеле Плачидо. Однако, если вернуться к 78 году, то абсолютно непонятно — «Куда же смотрят семья и школа»? Да и все прочие также. Но это только цветочки, и даже не буду обращать внимания на моральную сторону присвоения творческих достижений иных людей — это мелочи.
Мне предоставили своеобразный синопсис следующих книг:
«Мелко плаваешь))) У Храмцова ГГ уже место Суслова занял. 2 месяца, как попал. Героями и орденами Ленина с ног до головы обвешан. Бюст во дворе школы имени его стоит»
«Ха, это присказка, сказка впереди))) На гастролях в Англии стал герцогом (королеву спас и вылечил), обрюхатил леди Ди, стал главой масонов, наследником царя Соломона, атлантов, подчинил архидемона, освоил телепортацию»
Так что некоторые интересуются содержанием его книг с чисто профессиональной точки зрения.
И не верьте, что это не заразно — не менее, чем коронавирус.
Глава 1
«Киса, давайте и мы увековечимся.
Забьем Мике баки. У меня, кстати, и мел есть!»
С трудом продираю глаза, и с кряхтеньем пытаюсь подняться. Эх, тяжелы вы годы прожитые напрасно. Сколько не свершено, и не испробовано? Сколько телок ушло не оставив и следа? А ведь долг мужчины — быть петухом в курятнике, и топтать все что движется, — даже если это соседская кошка.
Лять! А сколько недотрахано? Сколько мимо проскользнуло угрём, а я и не успел заронить в них своё семя? Просто ужас! А сейчас, только и остается вздыхать. Возможно, у отца семидесяти лет и родился гений Леонардо[1], но очень подозреваю, что там помог шустрый юнец, пока старикан песком осыпал дорожки сада.
Святые яйца, алилуйя, что живём не в убогом средневековье. Сейчас всё решают деньги, они «дело всё поправят, а что надо — то и вставят», мудр был наше всё Александр Сергеевич. А то можно и просто нажраться виагры, но все это не то, не высший класс.
Но, наконец, человечеству повезло, и очкарики хотя бы отработали впустую траченные на них деньги. Открыли способ переместить сознание во времени и пространстве — в тело юного олуха, которым ты был когда-то в давние-предавние времена.
Правда этот тур кратковременен, затем происходит отторжение, и тебя выбрасывает в свою тушку, которую заботливо поддерживают на аппарате ИВЛ[2], и глюкозе внутривенно. Рекордсмен продержался почти неделю. Ну, так семь дней и семь ночей — это символично. И был, кажется, такой фильм сходной направленности.
Зато в юном теле уж можно оторваться по полной, и перетоптать весь курятник, тьфу — весь класс. Не размениваться же на мелочи. Очень жаль, что виагру с собой не взять. Ну да юному организму много и не надо для восстановления. Не зря же батюшки говаривали — «не верь члену по утрам стоящему, ибо он не имать просящий, но ссать вопиющий».
Одно недоработано и до боли обидно, что повторный тур свершить не удастся. Отторгается иновременная подсадка, как чужеродный вирус. Очевидно, организм вырабатывает иммунитет к таким проникновениям. А еще стоит это удовольствие, что твой линкор. И собирать денежку на него пришлось почти весь год с пенсии.
Но сегодня наступил, наконец, главный день, день свершений. Иду в фирму путешествий во времени, и свершу свой умопомрачительный тур.
Только надо будет доброй старушке-соседке оставить ключи, чтобы кормила котюху, и убирала за ним, пока я буду несколько занят. Наплету чего про срочную поездку к родственникам. А сейчас надо поесть, задать жрачки коту, и одеваться. Время не ждет!
Поев и одев лучший костюм, а также нацепив лучшую улыбку на все тридцать два, — выхожу, закрываю дверь и шкендебаю к соседней. Распрямляюсь, и приобретая благообразный вид стучусь в дверь. Конечно-же есть звонок, но он так отвратительно дребезжит, что начинать важную беседу с такой ноты неразумно. Бог всех мерчендайзеров Дейл Карнеги[3], в своих скрижалях «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей» такое точно бы не заповедал. Делаю улыбку еще шире возможного, и жду, пока шаркающие шаги приблизятся, а в глазке не появится любопытный глаз. Двери сразу открываются. Еще бы, я на хорошем счету у соседки, а также часто примечаю, каким масляным становится её взгляд, когда она не видит, что я наблюдаю. Ну да я стреляный воробей. И зачем мне старая кошелка, когда я собираюсь в сексуальный вик, завоевывать юных полонянок. То есть, она очень нужна, но только чтобы убирать за котом и кормить оглоеда.
Ну вот, пять минут позора и намеков на будущее щасье, и кота удалось сбагрить в заботливые руки. Она, я чувствую, землю будет рыть, чтобы котик был жизнью доволен. Ох, грехи мои тяжкие, и еще один грех пришлось взять на душу. Обмануть истосковавшуюся в ожидании старушку. Теперь надо будет что-то придумывать в отмазку. Не видать мне райских кущ.
А может принять ислам? Там им гурии положены по ранжиру, даже секс-туров не надо, достаточно только протянуть ноги во славу аллаха. Но это же пять раз в день намаз делать, даже соскочив с унитаза. Пожалуй в каждом деле есть свои подводные камни.
Нет, начнем все же по порядку. Вперед в турфирму, и к триумфу!
Вот наконец-то и дополз, давненько я на такие вояжи не отваживался. Сяду на стул и отдышусь. Тем более, что в приемной небольшая очередь, а секретарь сказала, что меня вызовут.
…Чувствую толчок в плечо, а надо мной склонилась секретарь, и спрашивает не плохо ли мне? А то я прикорнул на стуле, и моя очередь подошла. Благодарю девчушку, и спешу к двери, все мои помыслы — давно за ней. Интересно, а как работает вся та машинерия? И не будет ли больно? Ну да ради такого шанса, можно и потерпеть.
Оказывается все абсолютно безопасно и безболезненно. Клиент вводится в состояние сходное с летаргией, при этом все биотоки становятся крайне замедленными, что позволяет проще считать объемную матрицу сознания. Сейчас сестричка сделает мне укол, и вперед в прошлое — к счастью.
Ох, и натрахаюсь же я! Нет, одним классом точно не обойдусь — надо расширять горизонты и становиться гигантом духа «chevalier sans crainte ni reproche»[4], а также стремиться к состоянию, когда тело «не будет знать ни голода, ни жажды, ни зубной боли, ни личных неприятностей. Все его потребности будут мгновенно удовлетворяться по мере их возникновения». Это ли не счастье. Правда это мне что-то отдаленно напоминает, но проклятый склероз — не дает вспомнить.
Ай! Что-то укололо руку, и я медленно уплываю в холодящее небытие.
Глава 2
Пробуждение произошло мгновенно, неприятным звоном резало уши, и я, разлепив веки, увидел, что это будильник со слоником. Сколько раз он падал, но как стойкий оловянный солдатик — продолжает почётно нести службу. Я же почувствовал необычное, то самое, что я уже давно подзабыл. Что же это за счастье быть молодым, и с чем это связано по утрам. Однако! Всегда бы так! Ну, ты уж не подведи меня — «mon sher ami»[5].
И вот он — дивный новый мир, мир юности и безграничных возможностей. Бегу в школу, как если бы мне ракету запалили в афедроне. Весь так и горю, так и дымлюсь от желаний.
На входе в школу бегу к расписанию, и смотрю, — какие уроки первые. Так, отлично, первый английский. Через три ступеньки несусь вверх по лестнице на третий этаж. Кабинет английского прямо направо за лестницей в отнырке, куда выходят двери кинопроекторской, и нашего кабинета английского.
У нас пол-класса занимаются здесь, и Аллочка тоже. Она первая красавица класса, и наверно не только школы, но и города. Если представить более юную и обворожительную копию Александры Яковлевой из «Чародеев», то это определенно будет она. И имя главной героини почти подходит. Цвет волос и лицо — всё похоже, только глаза васильково-синие и бездонные.
Безусловно, все мальчики класса, и наверно всей школы, в то или иное время, были без ума в неё влюблены. Мой друг, с которым я с первого класса сидел за одной партой, так и любил её безответно, с третьего класса и до самого окончания школы.
А она купалась в наших взглядах, дразня плескалась в них, — настолько они обретали материальность.
Прости Игорёк, но тебе всё равно не светит, хоть у тебя отец и министр рыбного хозяйства республики, и вымахал ты под метр восемьдесят, а девочки на тебя вовсю заглядываются. Но не растопил ты сердце снежной королевы. Да и никто не сумел до окончания школы. Аллочка всегда знала себе цену.
Пока же я рассматривал, медленно подтягивающихся одноклассников, и любовался их молодыми и свежими лицами. Девочки все в коротеньких платьицах и белых фартучках. И как же это обворожительно смотрится! У них не знающие ни грамма косметики лица. Еще бы, на дворе осень 70-го, и педсовет будет основательно и с расстановкой воспитывать нарушителей порядка и ношения школьной формы, а так же за губную помаду, а тем более тени или тушь для глаз.
Пока я жадным и прожигающим взглядом провожал наших красавиц, а у нас в классе все были таковыми, незаметно подошел Игорёк, и толкнул меня в плечо, спрашивая на что я так уставился. Ему не понять пословицы: «Пусти старого козла — в огород!» Дружески пожали руки, и он стал садиться рядом. А я все также не мог оторвать взглядов от наших девочек. Вот ничего с собой не мог поделать, впору было бы обзавестись косоглазием, чтобы охватить их всех разом. Ну так девятый класс, пора распускания бутонов, у некоторых оно наступило ранее, но все они из угловатых и немного нескладных девчушек стали превращаться в очаровательных девушек.
Похоже, я совсем расслабился, а все окружающие встают. Конечно же, надо встать и поприветствовать вошедшую учительницу. «Good morning Ljudmila Mikhajlovna!» Да повезло нам с преподавателем, она самая молодая учительница в школе, и лучше всех знает английский. Не зря чуть больше десяти лет спустя я встретился с ней на государственных курсах иностранных языков, где она преподавала в другой группе, но иногда замещала и у нас.
Английский она ведет у нас с пятого класса, и за язык спрашивает, как следователь в гестапо. А так, ходит в юбке на пять сантиметров короче платьев наших девочек, и раз в месяц меняет цвет прядей волос, притом, что остальные волосы обесцвечены, да и прически у неё всегда очень смелые. А когда она пишет на доске все превращаются в воплощенное внимание. Покажется ли из-под юбки краешек белья.
В шестом классе, мы балбесы на стол ей положили шуршурунчика[6], сказав, что для неё записка от родителей, а когда она стала разворачивать бумажку — с восхищением наблюдали, как она с диким визгом вскочила на стул и представляла — чудесно застывшую статую Венеры Милосской, но с поднятыми к голове руками. Тогда мы точно рассмотрели цвет трусиков и ножки до самых бедер.
Правда, потом всех нас затейников прорабатывал педсовет, и даже вызывал родителей в школу, но ей-богу — оно того стоило. Она была очаровательна в своем испуге, а среди училок всегда была первой красавицей. А пока я блуждал по волнам моей памяти, Людмила Михайловна заметила, что я её разглядываю и спросила, что мне непонятно по теме. А я даже и не уловил, что это была за тема. Встал и начал мяться, не зная на что бы перевести разговор. Мне стали отчетливо шептать, что «London is the capital of Great Britain».
Ну, это мы могём — хоть ночью, и как отче наш, то есть отче наш мы как раз и не знаем совсем. Вот и оттарабанил о столице Великобритании, достопримечательностях города, об улицах и скверах, о замечательных статуях и памятниках архитектуры, о лондонской погоде и о горожанах. О прогулках в предместьях и окружающей природе. Все это заняло минут пятнадцать-двадцать. И тут до меня дошло, что в классе стоит гробовая тишина.
Пока я думал, о чем угодно кроме урока, то совсем забыл, что хотя школа с углубленным изучением английского языка, но я скороговоркой выдавал экзаменационную тему трехгодичных курсов, которые приравнивались к третьему-четвертому курсу инъяза. У нас на третьем году были занятия в лингафонном классе по записям начитанным настоящими англичанами. И мы потом неделю общались с англичанами, которые приехали в Союз по обмену, так как в Англии изучали русский язык.
Упс, прокол — однако. Языком я никогда особо не блистал, а проклятая английская — th, мне никогда не давалась.
От неожиданности, Людмила Михайловна перешла на русский, хотя на уроке себе такого не позволяла.
— Отлично, но скажи откуда ты взял текст, по которому готовил тему? — и продолжила на английском, значит уже пришла в себя.
А мои мысли метались, тщась выдумать правдоподобное пояснение. Если бы начало учебного года, то можно было бы наплести про углубленные занятия на летних каникулах, а тут конец первой четверти. Так и стоял, бекая и мекая. Позорище, убеленного сединами меня, загнала в угол двадцатипятилетняя девица. Только и остается — стоять, буравя дощатый пол носком туфли.
А тем временем, прозвенел звонок на перемену, и наши начали бодро собираться, чтобы бежать в кабинет математики. А то Фимка не любит опоздавших и может не допустить на урок. Все дружно рассосались, а Людмила Михайловна пошла в учительскую, прикрыв дверь.
Я же, всё копался в портфеле, не зная куда девать руки. А когда поднял глаза увидел, что Аллочка стоит и вытирает тряпкой мел с доски. Это, само по себе, убойное зрелище, и когда она становилась на цыпочки, максимально задирая руку вверх, то кончик платья приподнимался и слегка не доходил до бедра. Во всяком случае, длинные, ровные, идеальные ножки — были видны полностью. Я обмяк и шлепнулся с грохотом на стул. Аллочка повернула голову вполоборота, чтобы краем глаза глянуть, что произошло. А это произошел я, чуть не севший мимо стула. Но, однако, я сразу вскочил, так как из груди трубным гласом уже звучало:
(с) Белый орел
Я так и застыл, стоя и напевая песню, а Аллочка слушала и продолжала тереть один и тот же участок доски. Опомнился я только к окончанию последнего куплета, и ринулся к доске, допевая припев. Подскочив, я захватил Аллочку пониже талии и рывком приподнял, чтобы ей удобнее было вытирать верх доски. Но проклятое платье заскользило наверх, оголяя трусики и краешек спины. А Аллочка провернулась в руках и пока тряпка еще планировала на пол, залепила мне звонкую пощёчину по левой щеке, и пока, я стоял выпялившись, левая рука залепила со всего маху пощёчину по правой. Её глаза метали молнии, и могли испугать кого угодно, но тут открылась дверь и в класс вошла Людмила Михайловна, а в двери любопытно заглядывала мелюзга шестиклашки. И как назло край платья зацепился на талии, и оставлял для обзора круглое бедро, белые трусики и восхитительные ножки. Тут последовала и третья пощёчина, а Аллочка начала поспешно оправлять платье.
«Обидно, слушай… Честное слово, ничего ж не сделал — только вошёл…» пронеслась в голове фраза Саахова из «Кавказской пленницы». Чувствую, осязательным органом на котором сидят, что продолжение разговора будет на педсовете, или у директора.
Вот влип, и отчего меня так понесло? Отчего так снесло крышу? Проклятый сперматоксикоз — сорвал её напрочь. И ведь только помочь хотел. Да уж, помог — кретин и старый козёл, теперь уж точно и Аллочка и я на математику опоздаем.
Глава 3
«Я не боялся казаться смешным.
Это не каждый может себе позволить»
В учительскую нас отконвоировала Людмила Михайловна, сказав шестиклассникам рассаживаться по местам. А мы, захватив портфели, последовали за ней.
Пока мы спускались по лестнице и шли в учительскую, я смог прийти в себя, и с юмором посмотреть на ситуацию. Представил себе картину парочки у доски, а также звонкие пощечины. А на щеках, небось, пунцовые следы остались, как знак от дамы сердца. А ведь окружающие — могли подумать, невесть что. Тут и задранное платье, и моя физиономия с отчетливыми следами ладошек. Был бы кинопродюссером — деньги бы брал за такое зрелище. Свалял уж дурака по высшему разряду. И тут меня окончательно пробило на нервный смех. Я стал фыркать, чтобы удержаться от смеха. Потому, решил объяснить,
— Представляю, как всё это выглядело со стороны. Думаю, можно было подумать все что угодно. А уж шестиклашки, точно насочиняют невесть чего, да еще по секрету всему свету, разнесут по школе.
Людмила Михайловна хмыкнула и произнесла,
— Скоро тебе представится замечательная возможность объяснить всё преподавательскому составу.
А Аллочка при этом пронзила меня гневным взглядом. Сейчас, даже на Западе, патлатые хипстеры — только начинают свою сексуальную революцию, а уж за железным занавесом — это проявится весьма нескоро. А тут такой — эль шкандаль. И ведь могут поверить в любую дичь, следуя «Credo quia absurdum»[7].
Надо будет прикинуться шлангом, и не отсвечивать. Да и что мне могут сделать? Из школы выгонят? Очередной выговор влепят? Так их есть у меня, и немало. Прошел армию, и тут прорвемся. Армейская мудрость не зря гласит: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется». Неприятность эту — мы переживем, и я решил забить на проблемы. «Show must go on»[8].
А тем временем, мы уже входили в двери учительской. Там, Людмила Михайловна вкратце обрисовала обстановку,
— Я вошла в класс, и увидела, как у доски Алла отвешивает ему пощечины. — и указала на меня рукой, а потом добавила, — У меня сейчас урок в 6А. - и поспешила выйти, оставив нас на растерзание львам.
Те любопытно обозрели добычу, и первым заговорил завуч Марк Кирпич. А так как меня перманентно прорабатывали на педсоветах, то кто бы еще мог быть виновным, вот он и обратился ко мне,
— Расскажи всем, что произошло, и как ты можешь это объяснить?
Но я галантно перевел стрелку,
— Давайте предоставим слово Алле, а потом вы её отпустите на урок. Она, итак, уже опаздывает, а у нас математика.
Марк Кирпич кивнул Аллочке, и её прямо прорвало,
— Я осталась вытереть доску, так как сегодня дежурная, — при рассказе постоянно бросая на меня испепеляющие взгляды, — А он неожиданно подскочил сзади, и приподнял за талию. Я испугалась, и вывернулась соскользнув на пол. А потом, надавала нахалу пощечин. — при этом вся раскраснелась, и кипела гневом, как чайник на плите.
Марк Кирпич спросил у меня,
— Хочешь ли ты что-либо добавить?
— Все так и было. Увидев, что ей приходится привставать на цыпочки, чтобы вытереть доску. Я поспешил помочь и приподнял. Но она вывернулась, соскользнула на пол и дала мне пощечину, потом другую, а затем и третью.
Учителя переглядывались, Александра Александровна улыбнулась, Марья Филипповна сжала губы в узкую щель. Некоторые тихо зашушукались. А я с невинным видом смотрел на преподавателей, и улыбался улыбкой Чеширского Кота. Не впервой отдуваться на педсовете, и лучше всего прикинуться слабоумным симулянтом, по заветам бравого солдата Швейка[9].
Марк Кирпич помолчал, и спросил,
— А не проще ли было попросить тряпочку, если ты так возжаждал помочь?
На что я потер подбородок и с невинным видом ответил,
— Марк Ильич, я и сам не понимаю, почему столь простая вещь не пришла мне в голову. Наверно, еще не переключился после того, как на уроке минут пятнадцать отвечал по теме, и получил пятерку. Сейчас это кажется таким простым и логичным. Протупил, такое со всяким может случиться.
А пока я распинался перед преподавателями, Аллочка бросала на меня уничижительные взгляды.
Марк Кирпич еще посмотрел на нас, и спросил у преподавателей,
— Кто хочет уточнить или высказаться?
Вскочила историчка Марья Филипповна, и стала частить,
— Это просто безобразие, ученики совсем распоясались, и в школе творят, что в голову взбредет, совсем потеряли совесть.
Тут уж я не смог смолчать, и ответил,
— Это всего лишь нелепое стечение обстоятельств. Я не подумал, что Алла может испугаться. А люди, испугавшись, часто совершают странные поступки.
И тут же, сами собой из меня вырвались строки,
Марья Филипповна прямо взорвалась,
— Мы пытаемся выяснить, что произошло, а он тут паясничает, превращая все в балаган. Надо собрать педсовет, и разбираться с этим наглецом.
Поделиться книгой: