Черные подковы

Все ржут. Потом начинают спрашивать:

– И что, Степа, ты в таможню пошел, чтобы в грязном белье копаться? Руки-то сегодня мыл хоть, а то я с тобой поздоровался? Тая, ты его хоть дезинфицируешь, прежде чем в кровать пускать?

– Так, ну-ка хватит! – Таисия не по делу закипятилась.

– Да не обращай ты на них внимания, это они от зависти…

– Конечно, от зависти, у нас же дома курица без запаха… – напоминает Коробков.

Хохота еще больше. Маленькая Нюра начинает интересоваться, чего это всем так весело, и занервничавшая Тая уводит ее на кухню.

– Документов много, конечно, – продолжает Степка. – Как прочитаешь что-нибудь, ум за разум заходит. Все настолько заумное! Я вот прочитал одно выражение – адвалорная ставка пошлин, так мне оно сегодня ночью приснилось, кошмар! И надо все выучить, иначе зачет не сдам, печать не дадут и к самостоятельной работе не допустят.

– Коллектив-то нормальный? – спросил Виктор.

– Да нормальный, я еще не со всеми сошелся, конечно, даже в своей смене, но потихоньку общаемся. Выпивали пару раз, но немного, без излишеств. Смена небольшая, пять человек, начальник Иваныч и четверо остальных, отношения вполне себе, без армейщины.

– А где москвичи? – поинтересовался Коробков.

– А нет их! – воскликнул Степан. – Давно нет, отправили их уже в столицу. Командует постом местный мужик, Беранин фамилия, худой и длинный, на Коня нашего похож, нос такой же. Зам у него Замышляев, «афганец», по морде видно – алкаш, но пьяным его еще не видал.

– Ну и начальство, – засмеялись собеседники.

– Да что, господи, нормально, у нас… а-а, у ВАС, да-да, у вас здесь лучше, что ли? – попытался уколоть Степан.

– Расскажи, как в целом твой день проходит, – попросил дотошный Коробков.

– Рабочее время с 8 до 20 в день, потом с 20 до 8 утра в ночь. Два дня потом отдыхаю – вот сейчас как раз. Удобно! Приезжаю в порт – так его называют все, не аэропорт, а именно порт, – машину ставлю на стоянке перед портом, стоянка для нас бесплатная. Удостоверения пока нет, но Иваныч подошел к охраннику, и меня там записали. Пришел в портовский зал, зашел в наше помещение, все это «пассажирка» называется, мы ж с людьми работаем. Пока тепло, не переодеваюсь, а когда форму дадут, можно будет там одежду в шкафах оставлять. Слева – сектор вылета, справа – сектор прилета, посредине наша комната. На каждый день есть расписание, мы знаем, кто куда летит, нам об этом служба перевозок говорит. Там девчонки работают, есть ничего такие…

– Кто там есть? – подала голос с кухни Таисия.

– Ты основное слушай, я тебя спецом проверил, ты и прокололась, – повысил голос Степан. – Я в основном сижу и читаю документы, как башка распухнет, пойду покурю или Иваныч меня на рейс вытаскивает. На хискан еще не вставал…

– Куда? – в три голоса спросили собеседники.

– Это аппарат просвечивающий, типа рентгена, там видно, что в сумках да чемоданах. Две штуки на каждом секторе. Чего еще? Кто-то на хискане, остальные на стойках. Перед рейсом народ декларации заполняет – небольшие такие листочки, там пишут про себя, чего вывозят ценного, денег сколько с собой. Мы все проверяем, смотрим документы, багаж с ручной кладью – если все нормуль, ставим печать ему в декларацию и отправляем на регистрацию рейса. Дальше – к ментам, через погранцов и в накопитель на вылет. По прилету – так же декларации, только уже по ввозу, от погранцов к нам, на проверку, так же шмотье через хисканы, ну и на выход. На самолет ходил один раз, проверяли чего-то там, но вот честно – там вообще не представляю, где можно что-то найти, он же огромный! Хотя с экипажами, говорят, проблем не бывало еще ни разу. Я, конечно, многого не понимаю, неделю отработал-то всего. Так, кой-чего замечаю по мелочи.

– И чего? – высунулся Коробков.

– На своей стойке ты царь и бог, законов никто, кроме тебя, не знает. Ну, или почти никто. Каждый норовит тебя умаслить. По прилету, видел, у мужиков наших уже есть знакомые – можно, к примеру, шмотки по дармовой цене заказывать с той же Турции. Иваныч мне просто сказал: хочешь нормально работать – смотри, учись и молчи. Это понятно, если кто начнет языком чесать – пиши пропало! С ментами сейчас договорились, а раньше, говорят, они были готовы на нас конкретно наезжать, бумаги писать, раз мы тут встали перед ними. Но все порешали мудро, всем хорошо. Зато наработки ментовские есть, – засмеялся Степа, – используем. Армяне полетели, в накопителе на вылете толпа – не продохнуть. Тащит один жирный армян шины, пять штук, к хискану, собирается их вывозить. О чем они там с Иванычем не договорились – не знаю, только Иваныч берет ключи от двери, которая сектор вылета с улицей связывает, открывает ее, и одну за другой шины с крыльца – в сторону стоянки. Выпускает туда жирного ловить эти шины, закрывает за ним дверь и садится дальше оформлять следующего. Теперь армян сначала шины должен собрать, потом снова зайти, по толпе пройти до Иваныча – все по новой! Это менты раньше постоянно практиковали, как мне сказали, теперь и таможня этим не брезгует. Барагозить почти никто не пытается, так, по минимуму. Боятся власти.

– Ты-то взял уже свою первую взятку? – спросил Виктор.

– Хватит херню спрашивать, – обиделся Степан, – я там без году неделя, не понимаете, что ли? Меня и не пускают никуда, это же ясно. Я вижу, когда они после рейса приходят, шушукаются. Но это дело не мое, я этого не видел и ничего не слышал. Надо быстрее осваиваться, в общем, а там видно будет.

– Но первое впечатление уже есть? Не сомневаешься – правильно все сделал? – Коробков был в своем репертуаре.

– Мне кажется, я не пожалею, – помолчав, ответил Плаксин. – Есть там… нечто. Никто не пожалеет. Так что думайте.

– Ну, все обсудили? Ужинать будете или нет? – грозная Таисия выплыла из кухни. – Мне семью надо кормить…

– Нет, нет, мы домой, – засобирались гости.

В маленьком коридоре обозначилась сутолока.

– Да, вы же главного не знаете… – на прощанье, как бы нехотя пробурчал Степа.

Все замерли.

– И чего же? – выдавил молчавший весь вечер Насон.

– Во-первых, Ванька Пичугин сейчас работает в аэропорту, возит начальника Летного поста, вот этого носатого Беранина. Случай смешной рассказывал – приехал за ним, а тот мусор выносит, в маечке одной, ручки тоненькие как спички, башка здоровая, и нос! Видуха еще та…

– Ты именно это хотел сказать? – не унимался Вова.

– Нет. Помните, недавно Коля Ткачев уволился? Так вот он тоже там работает, только не на «пассажирке», как мы, а на грузовых перевозках, там грузовые самолеты летают и тоннами товары возят, вот он по этому профилю. Короче, он, оказывается, за нас слово замолвил, и в кадры, и Беранину. Не то, чтобы он там какой-то авторитет, просто его спросили – он сказал. С ним Гоша Конев общался, вот. Вам это может пригодиться. Вы бы все равно узнали, так что… какие тут секреты?

Колю Ткачева все знали. Но ведь каков гусь? Его знают все, а про него – никто. Молодец..!

– Ну что, решаемся? – едва выйдя из подъезда, сказал Виктор.

«Сестролюбы» промолчали. Так в молчании они медленно шли, почти автоматически сказав друг другу «пока» при расставании. Было что обдумать.

Первое, что услышал Гордеев, зайдя домой, – шепот жены:

– Дашка спит. Давай, рассказывай.

Поднявшийся вроде голод прошел сам собой. Виктор пересказал рассказ Плаксина, опуская ненужные детали. Когда речь зашла о Ткачеве, Татьяна нахмурилась:

– Вот засранец! То-то я смотрю, он разговаривать почти перестал. Брякнет «привет» и бежит.

– А я вообще не помню, когда видел его последний раз, – признался Витя.

– Тем более тебе надо его найти и поговорить. – Шепот жены перешел в нормальную речь. – Он, похоже, самый толковый среди вас, раз раньше всех понял, куда нужно срулить. Давай ужинай, ложись спать, а завтра – искать Ткачева.

Это было понятно и ежу, но что-то говорить сейчас на эту тему жене совсем не хотелось. Витя полез было за едой в холодильник, но решил обойтись чаем. В голове крутилось одно: «Утро вечера мудренее».

Разыскивать Ткачева не пришлось. На следующий день они нос к носу столкнулись у магазина.

– А-а, тихушник, ну-ка, поди сюда, – обрадовался Виктор.

– Тихо, не ори! – оборвал его Николай. – Пошли, отойдем.

По словам Ткачева, о таможне он узнал уже давно. После того, как туда устроился его знакомый, Коля уже не думал. Проверяли его примерно полгода, потом ушло время на увольнение. Он специально никому не говорил об этом, чтобы не было лишнего шума. И Пичугина, когда увидел, попросил не трепаться, но было уже поздно.

– Ты, Викто́р, – ударяя на «о», шептал Ткачев, – долго не думай. Здесь у тебя будущего нет. А там перспективы. Сейчас пойдет расширение, наверняка будет потом отдельная таможня. Вот тебе и карьера. Мужик ты исполнительный, неглупый. Будешь язык за зубами держать – не пропадешь. Нет – свои же сольют. Там с этим жестко. Мы с тобой друзьями никогда не были, но… В общем, надумаешь – скажешь. Наберем еще нормальных ребят из наших и организуем там сосновское землячество! Как тебе такая идея? Вот будет прикол! Все, бывай.

Глава 5

Первые таможенные «ласточки» постепенно обустраивались в аэропорту. Они получили форму, сдали зачеты, получили печати и начали работать самостоятельно. В приватных разговорах все чаще стали проскальзывать незнакомые раньше слова и выражения – челноки, чувал, шоп-тур, партия товара. У ребят, их жен и детей стали появляться новые красивые вещи – одежда, обувь, аппаратура, игрушки.

Конечно, не все было безоблачно. Криминал искал возможности что-то провезти, с кем-то о чем-то договориться. Плаксин рассказывал о том, что на одном из среднеазиатских рейсов в багаже были обнаружены два пистолета, позже – две большие упаковки опия-сырца. Мелкие упаковки серьезной наркоты попадались немного чаще. Наркоту несерьезную, типа насвая, тоже не пускали, по своей, внутренней договоренности, – ввозивший пассажир мог засунуть себе в рот столько, сколько смог бы уместить, остальное безжалостно изымалось и выбрасывалось. В месяц только смена, в которой работал Степа, могла отобрать до сотни килограмм этой гадости. Попадалось и оружие. Однажды ночью при досмотре невостребованного багажа на кавказском рейсе одной из смен были обнаружены два автомата, завернутые в тюки с тканью. Хозяина тюков так и не нашли. При этом на таможенников периодически пытались выйти различные криминальные элементы, предлагалась конкретная и весьма немалая мзда за провоз откровенной контрабанды. К счастью, у всех хватало ума не соглашаться на подобные предложения. Непонятливых собеседников отваживали в основном на словах, впрочем, раз начальнику одной из смен пришлось дать «шумовым» из табельного газового «Макарова».

Коробков решил свое поступление в таможню пока отложить. Насонов все лето был занят дачей. Виктор протянул до зимы. В кадры Городской таможни пришлось ехать, прикинувшись на службе заболевшим. Это оказалось не так сложно, да и заболеть «по-большому» в первый раз за шесть лет – само по себе достижение не только для офицера, но и вообще для мужчины. Так что угрызения совести по этой части его совсем не мучили. Гордеев одел свой лучший – и единственный гражданский, правда, – костюм, белоснежную рубашку и подаренный женой синий с отливом галстук, начистил до блеска ботинки. Пальто и ондатровая шапка немного уступали в блеске и новизне ботинкам и галстуку, но совсем не портили общей картины. С документами в кармане и газеткой в руке, Виктор достаточно быстро добрался до центра города, а вот дальше найти невзрачное пятиэтажное здание, где находилась Городская таможня со всеми ее службами, ему помогли только советы уже устроившихся «коллег». «Ну и дыра!» – чуть не вырвалось у Гордеева, когда он подходил к довольно обветшалому зданию на узкой, заставленной машинами улице, на крыльце которого стояла и курила разношерстная толпа. Тут были и таможенники, и делового вида граждане обоего пола, и откровенного вида жулики, и какие-то вульгарные девицы… Когда Виктор аккуратно просочился мимо и вошел в хлипкую дверь, ему казалось, что вся эта толпа сверлит своими взглядами его ондатровый затылок.

– Слушаю вас! – на входе стоял турникет карусельного типа, а в рядом находившемся «аквариуме» сидел таможенник, красным лицом и звездами на погонах напоминавший прапорщиков с сосновской части. Именно он и «слушал».

– Здравствуйте! – поставленным армейским голосом начал Виктор. – Моя фамилия Гордеев, я записан на прием в отдел кадров на 11-00.

– На работу к нам пришли устраиваться? – заулыбался «прапор».

«Тебе какое дело?» – почему-то разозлился Витя. Но не успел он ответить, как на столе у краснолицего зазвонил телефон.

– Вахта. Да. Да, вот он, только подошел. Хорошо. Как раз насчет вас звонили, – положив трубку, опять заулыбался «прапор». – Документы покажите… Угу… Этаж третий, кабинет 311, проходите.

На лестницах и в коридорах было весьма суетливо, все куда-то спешили, перекрикивались и переругивались. «Похоже на сумасшедший дом» – подумалось Вите. Настроение было уже не то. И некоторая тишина, царившая на третьем этаже, его не успокоила. Вид стен, обвалившейся кое-где штукатурки, плохо выкрашенные двери – Витя почему-то вспомнил Насонова. Увидев цифры 311, он подумал, что толкать дверь сильно не будет – вдруг сломает?

– Разрешите? – он вошел в кабинет. – Здравствуйте, я Гордеев.

– Да, здравствуйте, берите стул, присаживайтесь.

У кадровика, его звали Анатолий Юрьевич, оказалось крепкое рукопожатие и пристальный взгляд. Формы на нем, что удивительно, не было. Они обменялись несколькими фразами о жизни и погоде. Витя начал осматриваться. В кабинете стояли еще два стола, но за ними сейчас никто не сидел. Стены были украшены разными календарями и плакатами.

– Особо не обращайте внимания на все это, – сказал Анатолий Юрьевич. – Спасибо всем администрациям, какие есть, за то, что они нам хоть такое помещение выделили. Это ж бывшая технарская общага, вон он, техникум, рядом стоит. И пятый этаж им все еще принадлежит. Мы начинали вообще в бывшей гостинице КГБ, так и сидели напротив них, представляете – дверь в дверь! Потом дали полэтажа рядом с минторговли, потом полэтажа еще где-то… Маразм! Сейчас мы хоть в одном месте. Ремонт нам потихоньку делают, мы же государству денег приносим немало, пусть и на нас потратятся. Ну, это так, общее. Теперь о вас.

Начались вопросы: кто, что, зачем, почему, какая семья, где родился, когда женился, куда бы хотел пойти работать, почему… Пришедшая чуть позже симпатичная женщина дала ему два больших листа. Один из них, анкету, Виктор заполнил быстро, со вторым пришлось помучиться. Что-то типа психологического теста, понял он, но в итоге осилил и его. Анатолий Юрьевич иногда что-то писал, иногда наблюдал, пару раз подсказал, когда Витя долго думал над какими-то вопросами. Все собеседование заняло чуть больше двух часов.

– В целом пока все, – резюмировал кадровик. – Мы обработаем полученную от вас информацию, подумаем, переговорим с руководством. Лучше, если вы мне перезвоните где-нибудь через месяц, если вопрос не решится – оговорим время следующего созвона. По срокам решения вопроса точно не скажу, но это не быстро, все упирается в ставки, и в кандидатов, конечно. В любом случае вы не первый офицер, которому придется пройти через определенные процедуры, прежде чем попасть на работу к нам. Также хочу сказать, что с учетом развития Летного таможенного поста мы рассматриваем кандидатов с перспективой работы именно там, но – все может быть. Поэтому запаситесь терпением.

– Я все понял, – проговорил Виктор, чувствуя некоторое разочарование.

– Вы сейчас сразу домой или еще по городу пройдетесь? – решил закончить разговор на позитивной ноте Анатолий Юрьевич. – Если не так часто к нам выбираетесь, посмотрите центр, пройдите по магазинам.

– Не знаю, посмотрю еще. Может, зайду куда перекусить.

– Тут недалеко кафе неплохое, возле техникума. И недорого.

– Только в столовую мединститута не ходите, – подала голос кадровичка и тут же прыснула в кулачок.

– А что там такое? – поинтересовался Анатолий Юрьевич.

– Ребята как-то ходили туда поесть. Выходят наевшиеся, и тут их менты встречают, говорят – можно вроде как на два слова? Пошли они с ментами, мысли всякие в головах. Заводят их за институт, там парень молодой стоит с лопатой и еще менты. Нашим и говорят – так и так, нужны понятые, помогите. Куда отпираться, раз пришли? Они согласились. Этот с лопатой стал снег раскапывать, под ним доски, а под досками – мертвяк, голый, представляете? Этот парень ночью сожителя матери убил за то, что тот мать бил, утащил, закопал в снег, а утром пришел и признался. И вот наши только поели и смотрят, а мертвяк этот там желтый…

– Света, хватит уже! Нашла тоже, что перед обедом рассказывать! Вы ее не слушайте, – кадровик поднял брови и развел руки, словно извиняясь за выходку подчиненной.

– Да нормально все, – махнул рукой Виктор. – До свидания.

«Прапор» на вахте был чем-то занят и выпустил его без расспросов, лишь коротко кивнув. На крыльце одиноко стоял и курил только один таможенник, которому тоже не было дела до соискателя таможенной должности. «Ну, и слава Богу», – подумал Виктор. Он двинул прямиком на автовокзал. Перекусить ему уже не хотелось.

Выслушав обстоятельный рассказ мужа, Татьяна мужа ободрила:

– Нормально все! А чего ты ожидал? Что тебя сразу возьмут?

– Нет, конечно.

– Ты там появился, и это главное. Показал себя, сейчас про тебя у Ткачева расспросят. Долго это вряд ли продлится, – рассудила жена.

Но ни через месяц, ни через два его ничем не обрадовали. А уже ближе к весне оказалось, что Летный таможенный пост стал Летной таможней. Был назначен свой начальник, у таможни появился свой отдел кадров. Туда и были переданы все документы по Гордееву, оттуда и позвонили. Пришлось «болеть» еще раз и ехать на новое собеседование.

– Добрый день! Моя фамилия Подорожкин. Анатолий Юрьевич нам все передал, – с места в карьер начал начальник отдела кадров таможни, седой пенсионер с подстриженными усами и противным, каким-то подхалимским выражением лица. От него за версту тянуло военным прошлым. – Сейчас мы с вами побеседуем, Виктор Семенович, а потом с вами поговорит начальник Летной таможни, подполковник Филинов Михаил Николаевич.

«Странно, Степа говорил, тут вроде как советники какие-то, – вспомнил Виктор. – Или усатый не отошел еще от армейских привычек?»

Беседа с пенсионером не заняла и пятнадцати минут. Вопросы были те же, что и у городского кадровика. После этого кадровик местный задвинул речь. Суть ее заключалась в том, что служить Родине в таможенных органах – это высокая честь… и в таком духе. В заключение он сказал, что особое внимание руководство таможни и кадровая служба в частности обращает на офицеров, которые не понаслышке знают, что такое честь и дисциплина, поэтому при наборе данным кандидатам отдается особое предпочтение.

«Надо всех сосновских сюда гнать, пока не поздно!» – подумал Витя и невольно улыбнулся.

– А чему вы улыбаетесь? – спросил кадровик.

«Блииин!»

– Понимаете, не так часто услышишь в адрес офицеров в наше время такие слова. И это приятно, – промямлил Витя, глядя в глаза военному пенсионеру.

– Как я вас понимаю! – взлетел под облака кадровик. – У меня самого выслуга почти 25 лет. А сейчас такое время, когда офицеры должны помогать друг другу.

«У-у, понесло! А когда же к начальнику?»

– Теперь подождите в коридоре немного… впрочем, пройдемте в приемную, там присядете. И мы вас вызовем.

«Мы. Вот как».

Виктор повесил пальто в шкаф, сел на мягкий диван в приемной и осмотрелся. Молодая секретарша в форме что-то печатала, изредка бросая взгляды на молодого незнакомца. В Городской таможне секретаря он, конечно, не видел, но общее впечатление от этой таможни совсем другое. Здание небольшое, красиво отремонтированное, отдельно стоящее, судя по невывезенным еще конструкциям – бывший детский садик. Машины не толкутся на узкой улице, а стоят на просторной стоянке. Внутри – тоже все отремонтировано, и на входе не вахтер-алкаш, а серьезный мужчина в отглаженной форме, все записал, вежливо поговорил. По лестницам никто не носится, не орет. Двери красивые. Кадровик, правда, подкачал, так ладно…

У секретарши прозвенел звонок, она нажала кнопку селектора:

– Слушаю, Михаил Николаевич.

– Нина, Гордеева пригласите.

Секретарша улыбнулась во все тридцать два:

– Проходите, пожалуйста.

«Как в «Мимино», ей-богу! …Попросите Мизандари. – Вас…». Виктор кое-как скрыл улыбку.

На входе в кабинет было две двери, и вторая сразу не хотела открываться, пришлось толкнуть плечом, из-за чего намеченный вход в кабинет был слегка нарушен. Виктор поздоровался. В кабинете находились три человека. Помимо уже знакомого кадровика, за широким столом сидели еще двое. У одного было очень красное лицо и небольшая, но явно давно не чесаная борода. Планки на груди говорили о том, что он прошел Афганистан. Как и у кадровика, на его погонах была одна большая, отличающаяся формой от армейской, звезда. Виктор уже видел похожие звезды на форме у Плаксина и Конева, и понимал, что забивать голову не стоит – это майор, только таможенный. Второй, более солидный мужчина, сидел во главе стола. Звезд у него было две, располагались они по-прапорщицки. Видимо, это начальник – значит подполковник. У начальника было выражение лица, будто он проглотил лом, сидел он прямо, как бы набычившись, подбородок неестественно прижимался к шее. Присесть Виктору не предложили.

– Начальник отдела кадров дал нам всю необходимую информацию, – вымученным баском заговорил начальник. – Кроме того, дополнительную информацию о вас как о кандидате мы получили по своим каналам. Суммируя полученное, мы приняли решение о том, что вы, Виктор Семенович, нам подходите. В связи с этим ждем завершения вашей службы в одной структуре для того, чтобы начать служить Родине в другой. Вам все понятно?