«Вот это да!» — удивилась я, даже не подозревая, что мама умеет петь.
— На Кавказе мне очень нравится, только я быстро начинаю скучать по нашей Карелии, — опять зашептала тетя Зита. — А там как-то все вместе соединено: вроде и Кавказ, и Карелия.
«Хоть бы не шептались, а просто говорили тихо. Так невольно прислушиваешься», — злилась я, пытаясь заснуть.
— Ну что ты меня будто уговариваешь? Я неделю уже на работу не хожу. Правда, делаю вид, чтоб свекровь раньше времени не расстраивать, что на службу иду, а сама — в кино. Столько картин пересмотрела, аж винегрет из них в голове.
«Ай да мама! Я тоже, если школу прогуливаю, в кино хожу».
— …Представляешь, Зита, на мое место на следующий же день преподавателя взяли. Мне кажется, я там нужнее буду… Ценить, что ли, больше станут… Ну, это я уже глупости говорю.
— Ты прости, но мне было важно знать, как планировать свой отпуск.
— Так и планируй. В преподавателях там нуждаются, письмо, что хочу у них работать, я послала, вот ответа жду. Со дня на день будет.
— Том, ты такая нерешительная…
— Хватит! Пожалуйста! — попросила мама.
Тетя Зита хорошо знала, что моя мама больше всего на свете боялась подвести кого-нибудь.
— Не подведу, — сказала мама. — Свекровь только стыдно как-то оставить. Будет сидеть тут одна с пауками.
«Меня мама, значит, берет», — сообразила я.
— Главное, Кире на Алтае будет хорошо, — сказала тетя Зита. — Климат… Она такая слабенькая у тебя. И Николаю должно понравиться. Он ведь горы любит, тайгу…
Вот это да… Мне стало жарко. Я знала уже давно, что мама хотела уехать, но думала, это так, разговоры. Она у меня действительно нерешительная.
— Тебя выгнали с работы? — спросила я.
Подружки притихли. Милочка зевнула, села и стала чесать лапой живот, стукая пяткой об пол.
— Ты подслушивала? — с неприязнью в голосе спросила мама.
— Если бы подслушивала, то промолчала бы, — заступилась тетя Зита. — А чего скрывать, раз решено?
Их решение ошеломило меня. Сразу навалилось и расставание с бабушкой и со школой, и Сережа вчера чуть не утонул в моей лодке…
— Мы навсегда? — спросила я хрипло, как тогда, с Сережей по телефону.
Мама подошла и поцеловала меня. Она меня не целовала давно-давно. Но я помню тот последний раз, хотя была тогда маленькой.
— Спи, — сказала мама, — и я тебя очень, очень прошу: не говори пока ничего бабушке.
— Скоро мосты сведут, проводи нас, — попросила маму тетя Зита. — Сейчас хорошо на Неве.
«И тетя Зита с нами едет… На Алтае, наверное, много лошадей…» Я пыталась заснуть, но все думалось, думалось. «Тетя Зита будет с нами недолго, а потом мы останемся одни с мамой. И кругом незнакомые люди… Хорошо, хоть тетя Зита сначала будет с нами. Бабушка ее не любит…» Я вспомнила давно забытое, стыдное. Мама взяла у тети Зиты деньги в долг и не отдала в срок. У мамы была шуба, неказистая, но теплая, единственная вещь на зиму. Тетя Зита пришла, когда все сроки отдачи долга прошли, и сказала: «Знаешь, а я нашла покупателя на твою шубу». Мама засуетилась, покраснела и, соглашаясь, часто-часто закивала головой. Видимо, тетя Зита пожалела маму, или у нее поправились дела. Шуба осталась висеть в шкафу. Я никогда не хочу быть богатой, а если почему-нибудь придется, я буду тратить деньги, чтобы не быть жадной. Наверное, у тети Зиты так получилось случайно, просто не подумала, ляпнула, а потом стало стыдно и она передумала тогда с шубой. Все-таки она о маме заботится и обо мне говорит, что на Алтае для меня здоровый климат, хотя я не помню, когда я болела. «Сказать завтра Сереже, что я уезжаю?» И я стала загадывать: «Если диван, когда я повернусь, скрипнет в ногах, — скажу, если у головы — нет». От резкого телефонного звонка я даже не заметила, где он скрипнул.
Бабушка подошла к телефону раньше меня.
— Коля, сынок, это ты! Да, да, слышно хорошо, будто ты рядом, в соседней комнате. Вот как? Приятно слышать. Микроскоп? Знаешь, удовлетворись пока старым. У меня такое чувство, что Тамаре нужны деньги. Нет, не на одежду. Я бы на твоем месте отправила ее куда-нибудь отдохнуть. Она очень устала, да и Кирочка тоже. Кирочка так похожа на тебя, она черпает силы только в природе. Кормлю, не беспокойся. Ловим мух. Ты слышишь? Дача — это не природа, а так, жалкая копия. Ну, нет! Вот и хорошо. Береги себя, сынок. Если с тобой что случится, нам всем будет очень плохо…
Бабушка бросила трубку и тихо заплакала.
«Как же я уеду от бабушки? Почему меня не две? Одну бы я оставила с бабушкой, а другую отправила с мамой».
В день отъезда утром пришел Сережа, чтобы проводить нас. Я ожидала, что он станет, как обычно, со снисходительностью человека, уставшего объяснять прописные истины, просвещать меня об Алтайском крае. Но он только сказал:
— В Горно-Алтайске — я читал — интересный краеведческий музей. И в Сростках вы будете? — спросил он у мамы.
— Наверное, — неуверенно ответила мама.
— А там что?
— Дом-музей Шукшина.
Говорить было не о чем. Мне все еще не верилось, что мы уезжаем насовсем. Казалось, что мы, как обычно, едем на дачу.
Мама ковыряла вилкой в тарелке, неприятно скрежетала по дну. Обычно сдержанная, спокойная за столом бабушка подкладывала нам несовместимые между собой продукты: макароны с мясом поливала сметаной, а сверху селедку в горчичном соусе. Я засмеялась. А Сережа фыркал. Он, наверное, сдерживался, чтобы не смеяться, и поэтому фыркал. Как взглянет на селедку с мясом, так и фыркнет, очень громко.
Бабушка стала говорить маме, как нужно обращаться со мной и чтобы не забыли теплые вещи. Мы с Сережей отошли к окну. Я из ковшика наливала в горсть воды и поливала кактусы, чтобы понемногу выходило. Они не любят много воды. Потом брызнула водой на Сережу, и он потряс головой, как собака, стряхивая брызги. При этом его толстые губы тоже как-то смешно пошлепались друг о друга. Получилось совсем как у собаки.
— Кира, ты правда хотела меня утопить?
— Я не разворачивала лодку и не знала, что швы стерлись.
Я держала мокрую руку над банкой с каракуртом. Редкие капли попадали на марлю и падали на дно банки. Черный с красными пятнами паучок медленно вышел из-под листа и направился к капле.
— Надо же, и они пьют, — грустно сказал Сережа.
От волос Сережи пахло табаком.
— Ты куришь?
— Нет, дома все курят. У нас даже от кошки, смешно сказать, табаком пахнет.
Напившись, паучок уже не тяжело, а шустренько убежал под лист.
— Пора, — сказала бабушка. — Присядем. Кира, Сережа, садитесь. Если что понадобится, Тамара, напишите.
А я опять забыла, что уезжаем, почему-то перед глазами стоял припавший к капле паучок. И опять мне показалось, что мы сейчас все вместе — и Сережа, и бабушка — едем на дачу. Наверное, поэтому, прощаясь с бабушкой, я улыбнулась, неловко ткнулась носом в ее мягкую щеку и сказала:
— Ну, пока, счастливо оставаться.
Сережа взял рюкзак потяжелее, сетку, а я свой рюкзак. На лестнице я оглянулась. Бабушка гладила маму по плечу, но смотрела на меня. Я помахала ей рукой и сказала Сереже:
— Знаешь, мне кажется, ты едешь вместе с нами.
— Мне тоже кажется. Не верится, что ты — и уезжаешь навсегда. Иногда надоедает даже: идешь ли куда — тебя встретишь, в классе — ты сидишь. Куда бы ни пошел, почти всегда тебя встречаю.
Мне стало обидно, но Сережа сказал еще:
— А я уже привык тебя видеть. Если не встречу, как-то странно становится. А теперь тебя не будет…
Мы стояли во дворе, ожидая маму. Двор уже нагрелся солнцем, но мне казалось, что тепло идет от нашего дома, от Сережи и даже от воробьев на асфальте. Вот сейчас скажу маме, что никуда не уеду. Не уеду, и все.
Вышла мама с канистрой в руках.
— Схожу за вещами, — сказал Сережа. — Там еще много?
— Нет, здесь все.
Сережа плюнул себе под ноги, положил возле меня рюкзак и сказал:
— А я-то, идиот, как ребенок поверил. «Уезжаем! Навсегда!» Уж врала бы хоть складно. Люди в недельный поход больше с собой берут. Постой. Вынесу тебе лодку. Поплаваешь по Катуни, по Бии или по Оби. Хоть слышала про такие?
И Сережа побежал в свой подъезд.
— Он надолго? — спросила мама. На ее напудренных щеках остались дорожки от слез.
— Совсем, живот у него заболел. Вытри пудру. Будто мелом намазалась.
— Жаль, я с ним не простилась. — И мама опять всхлипнула.
— Вы позднее не могли приехать? — спросила на вокзале нас с мамой, краснея от возмущения или от жары, тетя Зита.
Вязаный берет плохо держался на ее голове.
— Опомнись, — грустно сказала мама, — полтора часа до отхода поезда. Мы лучше бы побыли с Кирой лишний час дома.
— А вещи? — возмутилась тетя Зита.
— Вот, — сказала мама, положив сетку на асфальт, — здесь продукты на дорогу, а в рюкзаках у нас с Кирой вещи. И вот твоя канистра…
Эх, лучше бы мама не говорила про рюкзаки!
— А мои вещи? — растерянно спросила тетя Зита. — Я больна, понимаешь, больна. Да… с вами в тайгу не пойдешь. Значит, вы меня и в тайге бросите…
Я ничего не понимала, мама, глупенько улыбаясь, смотрела то на тетю Зиту, то на меня.
— Если бы я знала, что вы так поздно придете, я бы позвала своих друзей, они бы… — сказала тетя Зита, но тут же смягчилась: — Ну ладно, на первый раз простительно, сразу видно, что вы не походные люди. Так! Мы с мамой идем за вещами — моими конечно, они в камере хранения, — а ты со своими стань там, возле Милочки. Вон она. Нет-нет, вон.
Я взглянула на коротко привязанную к столбу Милочку.
— Пойдем, — сказала тетя Зита.
— Я помогу Кире перенести вещи к собаке.
— Ну нет. Хватит! Время, время! Кира не маленькая. Кого ты из нее растишь?
И тетя Зита, рванув за руку маму, потащила ее за собой.
Я поволокла мамин рюкзак по асфальту, но ко мне подошел дежурный, совсем молодой дяденька. Он взял рюкзак и канистру.
— Керосин? Бензин? — спросил он, поболтав канистру.
— Другая жидкость, — сказала я.
Дежурный понюхал горлышко канистры.
— Однако не многовато ли для тебя?
— Это для маминой подруги.
— О! Запасливая женщина… Далеко едете?
— В Барнаул.
— Значит, через Москву.
Мы поставили вещи возле храпевшей Милочки. Я отвязала поводок, и собака рухнула.
— Суровая у тебя хозяйка. Чуть не задавила! Зачем же так коротко привязывать? — спросил дежурный. — Ты, девочка, загороди ее вещами, скоро поезд подойдет. Чтоб она не укусила кого. Нужно намордник….
— Она не умеет кусаться.
Дежурный переставил вещи, загораживая Милочку.
— Вещей-то у вас кот наплакал — совсем ничего… В поход по Алтаю решили?
— Насовсем.
— А вот врать не стоит.
Дежурный посмотрел на меня, на вещи и, ничего больше не сказав, пошел к зданию вокзала.
Странные люди. Что же мы, должны с собой тащить шкафы, буфеты, кровати, раз едем насовсем? Мы взяли с собой необходимые вещи и всё.
По платформе мимо нас с Милочкой бежали с тележками носильщики.