Не Агата Кристи

Всё верно – масштабы хоть и разрушенного, но от этого не менее колоссального сооружения, подавляли. Олегу, ещё в Учебном довольно усердно изучавшему историю космонавтики и кораблестроения, казалось, что их крохотный модуль приближается сейчас к одной из тех гигантских Станций, которые строили на заре освоения околоземного пространства – тех, где искусственное тяготение создавали ещё за счёт вращения чудовищно громадного колеса из жилых и исследовательских модулей. Но здесь «вращения» явно не требовалось. Следовательно, строителям были известны гравитаторы.

Все спасшиеся с «Дональда» всё ещё находились в отсеке управления, поскольку Назаров посчитал разумным, чтоб все «прониклись» соответствующим настроением. И увидели и изучили запутанный лабиринт из гроздьев шаров и переплетения труб-тоннелей сами, так сказать – воочию. Он считал, и не без оснований, что только так можно дать людям проникнуться нужным настроением. И осознать масштабы стоящей перед ними задачи.

Первым в затылке почесал Анджей Полонски:

– Послушайте, командир! Да ведь каждый отдельный «шарик» – просто гигантский! Метров сто?

– Нет, Анджей. Диаметр каждой сферы – восемьдесят девять метров. Масса – чуть меньше двух тысяч тонн. Примерный внутренний объём – под сто тысяч кубических метров. Станция производит впечатление построенного действительно капитально сооружения. И рассчитана явно даже не на десятилетия, а на века. Солидная и наверняка прекрасно продуманная и добросовестно построенная конструкция. И автономные, изолированные, блоки-сферы наверняка имеют отличную защиту. И броню.

– Но зачем им настолько большие лаборатории?

– Ну, размеры, естественно, обусловлены спецификой. Собственно, доктор Валкес уже объяснял нам. Для нормальной работы профессионально организованной научно-исследовательской лаборатории в космосе нужна в первую очередь – энергия. Причём – независимый источник. Следовательно – миниреактор. Со всеми соответствующими обслуживающими агрегатами: то есть, генератор, конденсор, насосы, система паро- и водопроводных труб. Далее – гравитаторы. Оранжерея для выращивания свежих овощей-фруктов. Система кондиционирования воздуха. Канализация, водоснабжение. Ну, и плюс жилые каюты. И, конечно, помещения для собственно – работы. Отделённые от остального пространства такого шара надёжной системой переборок и шлюзов.

– Вы так уверенно говорите, командир, как будто уже побывали внутри.

– Нет, разумеется. Но в одном я железобетонно уверен: все корабли или сооружения для человекообразных существ должны быть устроены примерно одинаково. По типовой, так сказать, схеме. Она применялась и на «Дональде». И, если вспомните, собственно жилое пространство занимало там чертовски мало места. По сравнению с агрегатами для обеспечения функционирования внутреннего хозяйства. Здесь-то, конечно, будет немного по-другому. Потому что у них не было маршевых двигателей и преобразователей Вайля! А, следовательно, и машинного отсека, и цистерн с топливом. И лобовой брони.

– Ладно, с этим понятно. Но почему вы так уверены, что существа были – именно «человекообразные»?

Командир помолчал, поскольку в этот момент они со штурманом производили тонкие и сложные манипуляции с джойстиками управления. Затем всё же ответил:

– Это как раз никаких сомнений не вызывает. Вот, взгляните сами, – он ткнул пальцем в начавший уходить влево огромный шар, на поверхности которого сейчас, когда до него оставалось не больше двадцати метров, видна была каждая заклёпка и шов, – Отверстие входного шлюза рассчитано на существ не выше обычного человека. А конкретно – два метра на три четверти метра. А для причаливания ракет и транспортных челноков – вот. Стыковочный узел с кессоном. Практически такой же, как имелся на «Дональде». И даже рукоятки затворов сделаны словно под руку в перчатке.

– Хм-м… Надеюсь, командир, что вы правы, – Полонски покивал, – Тогда нам будет вполне комфортно внутри. Особенно, если там найдутся кровати!

– Даже если они там найдутся, – Ксю приподнялся из кресла штурмана, чтоб лучше проконтролировать разворот модуля, щёлкнул парой тумблеров над головой. Ремни вернули его назад, – воспользоваться вряд ли удастся. Потому что наверняка там не будет электроэнергии. И даже если мы сможем найти их гравитаторы, нет гарантии, что сможем восстановить подачу этой самой электроэнергии. На них. Да и вообще – в сам шар.

Потому что топливо реактора, каким бы оно ни было, за эти двести лет наверняка распалось. А подключать наши аккумуляторы к их гравитаторам – себе дороже выйдет. Эти штуки жрут энергию, как свиньи. А она, электроэнергия, нам понадобится. Так что придётся, скорее всего, не ходить, а летать. И спать – пристегнувшись к постелям. Если они там найдутся. Ну, или просто – к палубе.

– Ну, – оборвал интересную дискуссию Назаров, – ничего страшного, если и так. Самое главное – чтоб мы смогли попасть внутрь. А для этого нам в первую очередь нужно убедиться, что там нас не ждут сюрпризы из смертоносных бактерий и бацилл.

И хорошо бы, чтоб внутри сферы имелся и воздух.

А совсем уж замечательно было бы, если б этот воздух подходил по составу и нам.

Так что вся надежда на вас, уважаемые господа биологи!

Доктора Хейдигер и Валкес переглянулись. Валкес, тяжко вздохнув, постарался изобразить бодро-оптимистичную улыбку. Он уже был в скафандре, поскольку первую смену предстояло отработать ему. И сейчас он, и ещё трое тех, кто должен был заняться непосредственно бурением и анализом, только и ждали, пока командир причалит, и отдаст команду надеть шлемы. Назаров сказал:

– Минутная готовность. Сейчас завершим разворот, и выпустим причальные захваты. Одеть шлемы.

Хейдигер, кусая губы, утирая пот с побледневшего лица, и стараясь тем не менее не выглядеть напуганным, проворчал:

– Ну, удачи вам, господа разведчики.

Валкес, волновавшийся как ни странно, казалось, куда меньше, усмехнулся:

– Спасибо. И вам тут – не скучать!

Остальные члены разведгруппы промолчали. Вероятно, не хотели проявлять своих подлинных чувств.

Или им просто были неприятны взаимоотношения двух партнёров. И нервировала показушная, или пусть даже подлинная «трогательная» забота зоологов друг о друге.

Опуститься днищем грузового отсека, в котором и располагался шлюз модуля, на первый из намеченных для обследования шаров, оказалось нетрудно. И причалить тоже, поскольку магнитные тросы с фиксаторами сработали штатно. Металл же!

Благодаря чему и магнитные подошвы скафандров позволяли хотя бы ходить по наружной поверхности сферы уверенно.

Зато вот от бурения почти сразу пришлось отказаться: после пяти долгих минут сверления наружного стального слоя портативным ручным станком с алмазоборовым сверлом, из-под него полезла герметизирующая мастика. Галлопан проворчал:

– Смотри-ка, гадина такая. Двести лет – а она всё как новенькая…

Назаров сказал:

– Отставить сверление. Приступайте к прожигу.

Капралу пришлось сверло извлечь, и переключиться на лазерный резак.

Дыра при этом варианте получилась, конечно, побольше. Зато мастика их неё не полезла, поскольку скоагулировала вокруг раскалённого отверстия.

На преодоление всех пяти слоёв защиты потребовалось двадцать секунд. Затем, словно маленький гейзер, из отверстия ударила струя газов, сделавшая поток из мгновенно застывших в снежинки и льдинки паров воды сразу похожим на крошечный волшебный фонтан! Эрик Валкес с помощью длинного держака-манипулятора засунул в струю у основания пробирку, которую почти сразу извлёк:

– Можно затыкать! И заваривать!

Капрал Галопан среагировал мгновенно: заткнул отверстие стальным колышком, который тоже держал в длинном держаке. После чего Санчес приложил по торцу пятидюймового металлического конуса большой кувалдой. Колышек погрузился почти заподлицо.

Санчес буркнул:

– Порядок. Давай агрегат!

Пётр Моммсен, которого, как самого молодого, определили в помощники при первой смене разведчиков, подал горелку, удерживая другой рукой баллоны и шланги.

Заварить удалось быстро: за каких-то сорок секунд. Санчес удовлетворённо кивнул, что было нелегко в скафандре:

– Обычная сталь, сэр. Правильно, значит, подобрали рабочую смесь и припой!

Тут в разговор включился и доктор Валкес, уже засунувший пробирку с заткнутой пробкой в портативный электронный микроскоп, и рассмотревший изображение:

– Отлично, сэр! В-смысле, всё отлично видно, я имел в виду. А вот результаты…

– Да, доктор?

– Э-э… Как бы это покультурней… Нет, никак. Хреновые, честно говоря, сэр. Ну, то есть, не совсем, конечно, хреновые – воздух вполне подошёл бы нам по составу: кислорода двадцать один, азот, пары воды. Но… Имеются тут в нём в большом количестве такие… Хм-м… неизвестные мне, но чертовски похожие на болезнетворные, бациллы. И бактерии. И ещё кое-кто особо противный. Похожий на вибрионы сибирской язвы.

– Та-ак… – в тоне Назарова всё же прорезалось разочарование, – Не порадовали, доктор. Но, собственно, мы и не могли рассчитывать сразу – на удачу. Ладно.

Выбрасывайте пробирку, и обрабатывайте держаки, и полость микроскопа. И свой скафандр. И скафандры экипажа обработать не забудьте.

Доктор действительно применил и гамма-излучатель, и тепловой пистолет, и ультрафиолетовый прожектор. Санчес, задравший вверх обе руки, проворчал, поворачиваясь на триста шестьдесят градусов:

– Брешут они всё…

– Что именно, старшина?

– Насчёт того, сэр, что не проникает вся эта фигня сквозь ткань скафандра.

– Вы – про бациллы?

– Нет. Я про наши «средства дезинфекции». Свербит у меня в носу от них, пальцы покалывает, и спина чешется – вот прямо спасу нет! И ещё щекотно.

– А-а, вот оно что… Не обращайте внимания, Диего. – Валкес позволил себе даже хихикнуть, – Это просто – нервное! Гамма-лучи не проникают в пластик глубже доли миллиметра.

– Ага. Точно. И ультрафиолет глаза не слепит!

– Слепит. А надо было прикрыть их.

– А вы не сказали, доктор!

– А вы могли бы и сами догадаться, техник – не мальчик, всё-таки!

– Ну-ка вы, двое уважаемых. – Назарова разбирал смех, хотя он и понимал, что он неуместен, и что всё это переругивание – действительно нервное у его людей, – Я понимаю, конечно, что вы просто не хотите молчать, но заканчивайте уже побыстрее, и залезайте в тамбур. Наружный люк закройте, но внутрь модуля пока не входите. И держитесь там покрепче за поручни. Нам пора лететь к следующему шару.

Санчес, обрабатывая самого доктора, тем не менее не удержался от шпильки:

– Вы ещё скажите доктор, что вам не щекотно!

– Щекотно, конечно. Правда, это от того, что меня за бока щекочет Энди!

Назаров, видевший через камеры скафандров разведчиков, что именно так всё и обстоит, невольно подкатил глаза к потолку, но постарался тон сделать посерьёзней:

– Отставить шуточки и приколы. Времени мало. Всем загрузиться в тамбур.

Видеокамера тамбура показала, что все вошедшие действительно ухватились за поручни и рукоятки. Командир отключил и втянул в их гнёзда магнитные присоски:

– Внимание! Мы отчалили. Я стартую.

На перелёт к соседнему шару и стыковку с его поверхностью ушло не более трёх минут. Практически столько же, сколько на «прожигание» отверстия и отбор пробы с помощью новой пробирки и обеззараженного держака. Ещё через минуту и это отверстие оказалось заткнуто очередной пробкой и заварено, а проба – исследована.

– Нет. Вход сюда нам тоже заказан. Какой-то штамм… вроде тифа. И бруциллёза.

На этот раз «дезинфекция» прошла без комментариев и шуточек.

Ещё два шара во внешнем «периметре» Станции пришлось пропустить – в них зияли дыры – или от осколков, или от метеоритов. И воздуха внутри, естественно, не имелось. Следовательно, рассчитывать в таких – на комфортное проживание, а, тем более, на их запасы воздуха, не приходилось.

Только через ещё семь обследованных шаров и два часа работы им «повезло».

Если везением можно назвать отсутствие во внутренней атмосфере девятого пробуренного шара патогенных или подозрительных микросуществ. Назаров видел, как треснулся перчаткой о затылочную часть шлема исследовавший очередную пробу Валкес, явно в попытке почесать густую шевелюру, отросшую за время «вахты». Кажется, учёный оказался в затруднении. Но голос его звучал достаточно уверенно:

– Похоже, командир, нам наконец попалась лаборатория, где нет болезнетворных бацилл, вирусов, и бактерий. Равно как и того, что можно было бы посчитать генным оружием. Возможно, потому, что здесь разрабатывали другое оружие. Как ни странно, более простое и не столь наукоёмкое.

– Это какое же?

– Химическое. Проще говоря: боевые отравляющие вещества. Его частиц, разумеется, в микроскоп не видно, но о присутствии молекул чрезвычайно ядовитых токсинов свидетельствуют масс-спектрометр, и газоанализатор.

– Вот как? И что же? Они… Необратимо отравили всё внутреннее пространство?

– Нет. Вернее, не так: они не столько отравили, сколько просто – присутствуют. В исключительно низкой концентрации. Могу сразу обрадовать: если мы проберёмся внутрь, и повыкидываем все ёмкости, где эта гадость хранится, и из которых, возможно, и происходит микроутечка, обработать пространство нашими реагентами, так, чтоб полностью нейтрализовать этот яд, мы сможем. Но на это уйдёт часов пять. Пространство уж больно большое, и закоулков там наверняка много. – тон был извиняющимся, но Назаров всё равно готов был расцеловать биолога: пять часов в их ситуации – ерунда! А после известия о том, что внутренний воздух по составу и здесь практически не отличается от земного, командир вообще готов был учёного задушить в объятиях!

Теперь у них есть где поселиться!

Не боясь смерти от удушья из-за неизбежной разгерметизации модуля!

И если удастся нагреть с помощью штатного конвертера хотя бы часть помещений, можно будет даже снять скафандры!

– Отлично, доктор Валкес. – Назаров говорил буднично, загнав подальше в глубину сознания нотки ликования. Рано ещё ликовать – вначале нужно устроиться! – Приступайте к усиленной обработке всех разведчиков. И вас тоже пусть тоже кто-нибудь получше обработает – с ног до головы. Не забудьте про подошвы. После чего входите все в шлюз. Поставьте режим обработки в нём на максимум – пусть его оборудование всех обработает и повторно. После чего ждём вас тут, внутри. Пора пообедать. А затем нужно выработать план…

Проникновения внутрь. Дегазации.

И освоения помещений этой сферы!

Энди Галопан не скрывал скепсиса в голосе:

– И вы хотите сказать, доктор, что сто с лишним тысяч кубических метров воздуха там, внутри, можно очистить с помощью вот этой фигнюшечки?

– Это действительно немаленькое пространство можно очистить и с помощью половины этой «фигнюшечки», – доктор Хейдигер криво усмехнулся, опустив руку с пробиркой, на дне которой плавала увесистая круглая капля – с миллилитр сиреневой жидкости, – Но нам же желательно – с гарантией. И – только после того, как повыкинем из их сейфов и автоклавов все запасы того, что они там понасинтезировали. Токсин реально – жуткий. Похож по составу на яд одного нашего земного членистоногого. То есть – тропического паучка, не помню точного названия. Но одного миллиграмма достаточно для убийства ста человек. Причём яду не обязательно попадать под, или даже – на кожу.

Достаточно и вдохнуть чуток паров!

– А умеете вы, доктор, вселить оптимизм. – Гуннар тоже усмехнулся, почесав затылок, и покачав седой головой, – И – что? Вот этот… реагент… Тоже надо будет внутри распылить? А сам-то он – не ядовитый?

– Что за вопрос! Ядовитый, конечно! Но! Он полностью распадается после контакта с воздухом. Через пять-шесть часов.

Так что чем раньше мы найдём и выкинем к такой-то матери все эти ёмкости с запасами токсина, тем быстрее можно будет начать обработку внутреннего пространства шара! То есть – действительно распылить раствор вот этой капли!

И, соответственно, тем раньше мы сможем вселиться.

– Понятно, доктор. Думаю, на вскрытие люков их шлюза уйдёт не менее часа. Однако сейчас кому-то из вас всё равно придётся идти с нами. Потому что после проникновения вовнутрь только ваш прибор сможет определить, в каких именно пробирках, или ретортах, или автоклавах, хранится эта гадость. Вы уже решили, кто пойдёт в этот раз?

– Да! Да. Пойду я. – в тоне доктора Хейдигера, разумеется, не слышалось особой радости по поводу предстоящей миссии, но он, похоже, отлично понимал, что отвертеться от этого не удастся. «Специалист» же!

– Вот и отлично. В таком случае прошу вторую группу влезть в скафандры и одеть шлемы. Выдвигаемся по готовности.

С наружным люком малого шлюза Галопан и Санчес справились за двадцать минут.