По поручению редакции

Евгений Кузнецов

По поручению редакции

Глава 1

Меня зовут Семён Киппен, но мама зовет меня Сёма. Почему-то мама относится ко мне как к ребенку, и поэтому старается как можно лучше пристроить в этом диком-диком мире. Так, благодаря ее обширным знакомствам, в прошлую пятницу я оформился на работу в редакцию местной газеты «Горноморсквуд». Поговаривали, что ее владельцем был тот самый таинственный миллионер Абрам Саркисович Русинов, скупивший чуть ли не полгорода. Однако никто достоверно о нем ничего не знал и утверждать не брался, да и вообще, существовал ли он на самом деле – большая загадка.

В любом случае для нас с мамой это было большим событием, приносящим ей душевную радость и спокойствие, поскольку моя предыдущая карьера в рекламном агентстве как-то не задалась, а мама очень расстраивается из-за моих профессиональных неудач. Но теперь-то она, наверняка, будет гордиться своим непутевым сынулей:

«Как, вы еще не слышали? Мой Сёмочка работает в "Горноморсквуде"», – сегодня же сообщит по телефону моя маман своей заклятой подруге Гольдерманше, дочку которой – Сарочку – как раз накануне с треском выгнали с работы из МФЦ, если уже не сделала этого сразу, как только я ушел на свой первый рабочий день.

Всю дорогу я был сам не свой – утром мама сказала, что видела сон. Подробностей я не знал, так как убежал из дома даже не позавтракав. Просто после бурных выходных на даче, проведенных в компании с пивом и отварными креветками, я проспал и опаздывал уже почти на целый час. В трамвае, мучимый похмельем и тягостными мыслями о наступивших переменах в моей беззаботно-безработной жизни, я дремал, приклеившись щекой к стеклу для дополнительной опоры от тряски.

Проехав-таки нужную остановку, я решил срезать угол через Пушкинский сквер, и эта маленькая неприятность неожиданно обернулась большой удачей – на пути было детское кафе-мороженое с вывеской:

«БУРАТИНО».

Чтобы хоть немного поддержать истощенный пивом организм, я решил купить щербет, и с этой целью зашел в кафе, не подозревая, что «большая удача» обернется еще большей неприятностью…

Над застекленным охлаждаемым прилавком с развесным пломбиром нависала мороженщица. Это была совсем еще не старая, но уже какая-то обрюзгшая и крайне неряшливая тетка. Ее массивное туловище туго облегал когда-то белый халат. В прорехах между пуговицами виднелся кружевной бежевый бюстгальтер, выпирали ромбики розой кожи, ниже зиял пупок, а где-то глубоко в складке под обвисшим животом был зажеван розовый фартучек.

– Дайте мне, пожалуйста, щербет, – вежливо обратился я к мороженщице и положил на тарелочку три пятачка.

Она молча сгребла монеты и поставила передо мной бумажный стаканчик щербета. Я не стал его брать. Вместо этого я вопросительно посмотрел на продавщицу. Та поправила съехавшую набок кружевную наколку на спутанных блондинистых волосах и по-хамски рявкнула:

– Дальше!

Подумав, что так лаконично она требует от меня объяснений, я сказал по-прежнему вежливо:

– Вы забыли дать сдачу.

Неприязненно скривив толстые губы, мороженщица бросила на тарелочку пятидесятикопеечную монетку, после чего рявкнула еще громче:

– Дальше!

– Но вы не дали мне палочку… – упорствовал я, не нарушая, однако, приличий.

Тогда она выудила откуда-то из-под прилавка плоскую деревянную палочку и полностью, до самого конца, всадила ее в мое мороженое, после чего заревела мне прямо в лицо:

– Даль-ше!!!

– Что – дальше?! – возмутился я, в один миг забыв о вежливости.

– Дальше проходите, на выход, очередь задерживаете, – тем же тоном пояснила она и махнула рукой перед моим носом, указывая на дверь.

Еще целую вечность – так мне тогда показалось – мороженщица свирепо смотрела мне прямо в глаза, а потом резко отвернулась в сторону, демонстрируя, что разговор закончен, и, дружелюбно улыбаясь, ласковым голосом спросила у огненно-рыжей малявки:

– Что ты хотела, солнышко?

Я критически посмотрел на «солнышко». Возможно ли такое чудо, что через несколько лет этот гадкий утенок снимет с зубов металлические скобы, сведет с лица рыжие веснушки, заменит очки с резинкой вокруг головы на контактные линзы, расплетет косички и – превратится в соблазнительную красавицу с чарующим голосом? Может быть, благодаря обретенной красоте она даже сделает головокружительную карьеру – станет личным секретарем какого-нибудь влиятельного бизнесмена… Все может быть в нашем чудно́м мире. Но сейчас своей неказистостью рыжая девочка вызывала у меня лишь сочувствие.

Огорченный и опозоренный, я все же покинул очередь. Настроение было преужаснейшее. Во всей ясности ко мне пришло осознание, что путь в кафешку с самым дешевым в городе щербетом отныне закрыт навсегда… ну или до увольнения злобной продавщицы, на что рассчитывать, похоже, было глупо: она пришла в «Буратино» сразу после окончания школы и, видимо, собралась проработать там до самой пенсии. И все-таки я черкнул пару строк в книге жалоб и предложений… так, на всякий случай.

«Не дай бог встретится с этой мегерой еще когда-нибудь, – подумалось мне, когда я выходил из кафе, провожаемый свирепым взглядом мороженщицы. – Такая и вцепиться может».

Щурясь на солнышке и попивая из стаканчика полностью растаявшее мороженое, я добрался-таки до нужного места.

«Только бы не это опять…» – мелькнуло предчувствие, когда я открывал массивную деревянную дверь старинного здания гостиницы «Континенталь», где на третьем этаже располагалась редакция «Горноморсквуда».

На лестнице я уже явственно почувствовал что-то весьма тревожное, но мужественно не позволил волнению овладеть мной и увести в пивную. Конечно, такой интуицией, как у моей мамы похвастаться я не мог. Да что там говорить, ей бы позавидовал даже сам Нострадамус, но звон бокалов и дружное раскатистое «Ура-а-а!» в понедельник утром насторожили бы любого «дальновидца». Вот и я сразу же заподозрил самое худшее. Так оно, кстати, потом и оказалось… и не в последнюю очередь по моей собственной вине.

Не успел я переступить порог, как раздался характерный громкий хлопок, над головой просвистела пробка шампанского, ударилась о стену позади и, конечно же, срикошетила мне по кумполу. Я остолбенел – вся редакция, что называется, гуляла.

«Вот что значит независимая журналистика!» – с восторгом подумал я.

Шатающиеся фигуры, курсируя между столами, кое-где проглядывающими из-под бутылок со спиртным и всевозможным закусоном, и распахнутым окном, используемым в качестве пепельницы, своей манерой передвижения вызывали у меня приступы морской болезни. Среди всех остальных особенно выделялся нагловатый тип, выстреливший в меня шампанским. Он был высокого роста, не ниже моего, худощавый и одет с иголочки: на черных брюках, как режущие кромки обоюдоострых клинков, выделялись отутюженные стрелки, зауженная темно-вишневая рубашка с каким-то восточным орнаментом подчеркивала ширину плеч, а серая кепка была лихо сдвинута почти на самый затылок – его шикарная одежда ни в какое сравнение не шла с моими жалкими обносками, хотя чем-то и напоминала по стилю.

Пока я вертел головой по сторонам, разглядывая редакционный народ, ко мне «подплыла» глазастенькая девчушка, окутанная клубами табачного дыма. Ее голова обрамлялась завитушками каштанового цвета, а одежду представлял розовый ансамбль, состоящий из двух тряпочек – топика и юбчонки. Пристально разглядывая мой скромный прикид, она глубоко затянулась сигаретой, выдохнула клуб дыма и, икнув, прокартавила капризным голосом:

– Что ты мне пгинёс в подагок?

В ответ я лишь смущенно улыбнулся и пожал плечами. Она напоследок оценивающе окинула меня взглядом с ног до головы, еще раз пыхнула сигареткой и растворилась среди людей, оставив после себя дымовую завесу. Как позже выяснилось, свой двадцать третий день рождения пышно праздновала не менее пышная Эллочка – секретарша и по совместительству племянница главного редактора газеты Владимира Аркадьевича Южного, которого все по-свойски звали Шефом.

Владимир Аркадьевич, то есть Шеф выглядел респектабельно и дирижабельно: он был одет в просторную рубашку темно-синего цвета в белый горошек, широченные черные классические брюки и черные остроносые туфли. Это был бритый наголо, огромный и очень добродушный человек лет пятидесяти с небольшим.

Шеф играючи задавал жизненный пульс коллективу и единолично направлял информационный поток туда, куда ему, Шефу, было надо:

– Эдичка, ты там давай пей виски… а не лакай его… Машунь, ну как ты не понимаешь, читателям нужны разоблачения, а не развлечения… вот как на «Сухогрузе».

После этой непринужденной корректировки Шеф наконец-таки обратил внимание и на своего нового работника, то есть на меня. Судя по блестящим, налившимся красной краской глазам Владимира Аркадьевича, сегодняшний редакционный фуршет был для него продолжением чего-то более грандиозного и затяжного.

С трудом ворочая набрякшим от многодневной пьянки языком и пыхая мне в лицо парами какого-то элитного напитка вроде виски, Шеф в третий раз за предшествующее двухминутное знакомство поинтересовался:

– Так как, говоришь, тебя зовут, парень?

– Семён Киппен, – уже привычно отозвался я.

– Ах да… Послушай, Сёмочка, чтобы освоиться, давай-ка для начала слетай в универсамчик. Осмотрись там, что к чему, как говорят журналюги, принюхайся… Глянь вискарик, мартинчик, обязательно обрати внимание на шампусик… – Шеф потряс сарделечным пальцем у меня перед носом. – В общем, прояви смекалку и действуй в соответствии с обстоятельствами, я тебе полностью доверяю, – главный редактор весело давал мне мое первое редакционное задание. – Деньги на подкуп работников торговли получишь в бухгалтерии, – не унимаясь, юморил хмельной Шеф. – Отчет в трех экземплярах, – уже без удержу хохотал он.

– Ну хорошо… – ответил я, немного растерявшись от неожиданного поворота судьбы, а про себя смекнул: «Ага, все понятно: штатники уже не в кондиции, и он поручает мне журналистское расследование… Спиртовая мафия… Будет репортаж!.. Вот только зачем в трех экземплярах?..» — и направился к двери с табличкой «Офис».

Все как всегда: пока другие веселятся, мне предстояло работать. Но, как оказалось, Шеф послал меня туда, куда лучше было бы мне сегодня не ходить вовсе… И почему только я не выслушал утром мамин сон?!

Глава 2

Универсам располагался на другом конце города… Вообще-то, говоря об универсаме, трудно ограничиться парой слов. Это монументальное сооружение требует отдельного внимания – ведь не даром Шеф послал меня именно туда?! Для строительства универсама был отведен живописнейший пригорок в самом центре микрорайона Солнечный. На этом месте здание выгодно просматривалось со всех сторон и удачно охватывалось транспортной развязкой Центрального проспекта и еще нескольких улиц.

Со стороны Тополиной аллеи к главному входу вела каскадная лестница в три пролета с просторными площадками между ними. Справа к универсаму примыкал подземный тоннель, проложенный под перекрестком Центрального проспекта и Первомайского бульвара. Спроектирован этот футуристический подземный лабиринт был так, что в нем всегда гулял легкий, свежий ветерок, даря желанную прохладу в знойный день, а стены, отделанные лазурной плиткой, создавали реалистичное ощущение перехода по самой настоящей космической станции. Для удобства автомобилистов прилегающая к магазину территория была оборудована огромной парковкой, отгороженной от здания широким газоном, почти что лесополосой, с пушистыми соснами, высаженными рядами в шахматном порядке.

Архитектура универсама, как и положено конструктивизму семидесятых годов прошлого столетия, поражала воображение обилием стекла, алюминия и минимумом бетона, а также качеством строительных материалов – здание из года в год стабильно сохраняло свой первоначальный облик на зависть многим современным новостройкам.

Подобные торговые центры возводились по типовому проекту во многих городах нашей бескрайней страны. Но только в Горноморске универсам сохранился в первозданном виде. Не сказать, что здесь как-то особо трепетно хранили наследие прошлого, просто в этом была заключена вся специфика крошечного южного городка: «Зачем что-то перестраивать, ломать, снова строить, когда все и так уже есть?» – справедливо думали размякшие от жаркого южного солнца жители Горноморска. И были правы: нового сооружения, подобного грандиозному универсаму, они бы все равно никогда уже не построили.

А еще на просторной площади перед входом в универсам, уходя на один уровень вниз, журчал множеством струй незабываемой красоты фонтан, в центре украшенный громадным, блестящим на солнце отполированными алюминиевыми боками, шаром – символом нашей планеты. По вечерам прозрачный фасад универсама издали заманивал посетителей ярким освещением торгового зала и разнообразием товаров, грамотно размещенных товароведами на многочисленных витринах, стеллажах и прилавках. На площади в две с лишним тысячи квадратных метров был сосредоточен весь необходимый ассортимент пищеварительной цепочки человека: от деликатесной колбасы более дюжины сортов до туалетной бумаги стольких же разновидностей.

Универсам был настолько громаден, что там запросто можно было заблудиться… или найтись. Это был почти что отдельный город с шумными проспектами, многолюдными улицами, тихими переулками, деловыми и культурными кварталами и даже с кафетерием и пивной. Универсам идеально подходил для неспешных прогулок, а для кого-то и музейных экскурсий. Жизнь в нем бурлила целый день напролет – от самого открытия, когда солнце еще не встало, до момента закрытия поздним вечером.

Короче говоря, универсальный магазин самообслуживания был крупнейшим и популярнейшим продовольственным магазином в Горноморске, чуть ли не его достопримечательностью. Он служил центром притяжения покупателей со всего города и самых отдаленных окраин, уставших от крошечных палаток, ларьков, мини-маркетов и рынков с их навязчивым абслуживанием-шмабслуживанием и дорогущими памидорами-шмамидорами.

Я тоже любил универсам, и поэтому с радостью вошел туда и в этот раз…

Блестя боками в свете матовых люминесцентных ламп, винные бутылки привлекали внимание красочностью и разнообразием этикеток и поэтичностью названий: «Шато Блюэ», «Блюуотэ», «Пахучий букет», «Лоза Мухоморья»… Рубиновое, янтарное и светло-соломенное содержимое бутылок распаляло воображение и рождало томительное чувство от предвкушения сладчайшего напитка. Казалось, разнообразию винной географии не будет конца: Италия, Франция, Португалия, Крым… Но вот мелькнул Камышенский портвейн «Три тройки», и пытка вином закончилась – следом потянулись ликеры, бальзамы, коньяки.

С повышением градусов внутри бутылок, повышалось, я отчетливо это ощущал, кровяное давление в моей черепушке, но я машинально все топал и топал, как зачарованный глазея на бутылки. Сердце ухало, пульс учащался от стеллажа к стеллажу. Дойдя до застекленной витрины с элитными напитками, я остановился, чтобы перевести дыхание. Неожиданно пришла мысль: «Интересно, это небьющееся стекло?» Я сглотнул комок в пересохшем горле, неохотно отлепил взгляд от бутылки американского виски «Блэк Энималс» и от греха подальше направился к водке.

Чертовски хотелось выпить, поэтому срочно надо было отвлечься. На ходу я достал блокнот и стал заносить в него кое-какие мыслишки – самое время заняться работой. Ключевая мысль была ясна, и в голове уже начал выстраиваться сюжет: «Какая на фиг мафия!? – думалось мне. – Тут дело почище: предстоит раскрыть государственный антиалкогольный заговор».

Я понимал это так: «Очевидно, цены на алкоголь увеличиваются пропорционально градусам содержимого бутылок. Но это не единственная причина, влияющая на ценообразование в нашей стране. Как оказывается, цена регулируется еще и личной инициативой нашего заботливого президента. Помню как сейчас: сентябрь две тысячи четырнадцатого года – в один день минимальная розничная цена на водку взлетела с девяноста до двухсот рублей за пол-литра. Это знаковое событие ознаменовало начало негласной войны Степана Степановича Силина с "зеленым змием", одолевающим население страны.

Спустя пять лет довольный президент отчитывался перед народом: "Совсем недавно всемирная организация здравоохранения указала на то, что мы резко сократили за последние годы, – это очень хорошо, – употребление крепких спиртных напитков и больше занимаемся спортом, как результат – значительное увеличение продолжительности жизни. В наших планах вовлечь к две тысячи двадцать четвертому году…" – и так далее, и так далее, и так далее – мягкий путь Силина.

Однако как ни старался Степан Степанович высокой ценой отвадить народ от пагубного пристрастия, что-то все время шло не так. И дело даже не в банальном контрафакте, тут же наводнившим черный алкогольный рынок. Свинью подложил его ближайший соратник – председатель правительства Даниил Берлев, – всенародно заявив о необходимости окончательно отменить прежние ГОСТы. Результат не заставил себя ждать – некоторые особо маркетизированные производители быстро смекнули ситуацию и тут же снизили градусы в водке до тридцати восьми оборотов.

Откровенное воровство позволило хапугам сохранить относительно низкую цену на свою продукцию – в пределах тех самых минимальных двухсот рублей за поллитровку. И эта хитрость обеспечила им конкурентное преимущество перед менее сметливыми, или, правильнее сказать, более добросовестными производителями, ну а населению их экономическая инновация позволила с выгодой продолжать пьянствовать, пусть уже и не таким, но все еще крепким напитком, тем более кто там читает эти этике…»

Мысль внезапно пропала…

«Что такое?» – я встрепенулся, остро почувствовав на себе чей-то взгляд.

Тайком глянул направо – налево. Так и есть: за мной кто-то пристально наблюдал из проема в стене между мясными прилавками. Я вновь незаметно покосился и стал детально изучать прелюбопытнейший объект: на меня была направлена пара серо-зеленых окуляров под арками ниточных бровей, заползших почти на середину лба. Наблюдательный комплекс размещался по обе стороны вздернутого носика, расположенного точно в центре лица, круглого, как блин, также имевшего щедро нарумяненные щеки и напомаженные ярко-алым пухлые губы. Сверху композиция из парных горошин, ниточек, персиков, одного свиного пятачка и испачканного красной помадой вареника венчалась буйной копной рыжих волос.

Не знаю почему, но я был просто заворожен отрывшимся зрелищем, и даже не успел понять, что, таращась на этот натюрморт, я создаю впечатление собственной заинтересованности, как, точно по призыву, ко мне двинулась вся композиция, надо сказать, весьма щедро укомплектованная различными выпуклостями в самых выгодных для этого местах… Все выпуклости эффектно облегал не то халатик, не то блузон красного цвета.

Приблизившись ко мне почти вплотную, самоходная гастрономическая инсталляция загородила собой витрину и заговорила обворожительным голосом:

– Дайте мне поинтересоваться, что вы там себе записываете? Вы что, из налоговой?

– Эм-м-м… – я растерялся, не зная, с чего бы начать объяснение, но она тут же спасла меня, упростив задачу следующим вопросом:

– Так вы по службе? – Сканируя меня с головы до ног, она все больше оттесняла нас от витрины куда-то в сторону.

– Вообще-то я… э-э-э… по поручению, – не стал я ее разубеждать.

– Ну так пойдемте ко мне, попьем чаю. Я вижу, вы очень хотите, и я тоже хочу, – гипнотизировала меня опытная работница торговли. – Ну пойдемте же, пойдемте, что ж вы как вкопанный?! – бесцеремонно приглашала она. – Там и поговорим.

Вот это самое «там» меня очень насторожило, и я попытался возразить:

– Простите, но мне надо…

Однако было уже поздно упираться – ноги двигаются как-то сами собой, когда тебя за руку тащит сама Судьба… Я и не заметил, как мы неотвратимо приблизились к огромному черному проему в стене с предупреждающей красной надписью над входом:

«СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ».

Внезапно яркий свет торгового зала сменила полутьма – мы очутились в скудно освещенном коридоре, где, окончательно растерявшись, я утратил остатки воли.

– Я знаю, вам нужно спиртное, – тем временем без слов поняла меня моя Вергилия и, непринужденно напевая пугачихинскую «мадам Брошкину», повела нас куда-то путаными коридорами, звонко цокая каблучками по бетонному полу.

Мне ничего не оставалось, как послушно идти следом, покачивая головой в такт ламбады ее задних… округлых… массивных… подвижных… пышностей.

– Да, кстати, я – Роза Аркадьевна, директор универсама. Я вас уже давно жду, – обернувшись, представилась обладательница деликатесной корпуленции.

Немного успокоившись, я подумал: «Видимо, Шеф позвонил и предупредил о моем приходе. Ну ладно, небольшое интервью, оно оживит статью, и сразу сматываюсь».

Тем временем, то и дело поблескивая на меня глазками и как-то судорожно передергивая плечиками, Роза Аркадьевна, все ускоряясь, уже почти вприпрыжку, подвела нас к своему офису и энергичным движением распахнула дверь. Вырвавшаяся оттуда волна удушающего приторно-сладкого аромата цветочных духов окутала меня подобно облаку боевого отравляющего газа. Ядовитые пары мгновенно вызвали резь в глазах, проникли в дыхалку и возбудили каждый рецептор в носу:

– А-а-ачха-а-а, – я буквально взорвался, тем самым разрядив напряженную атмосферу между нами.

– Это же «Самсара», – обидчиво надув губки, сообщила парфюмистка название отравы и тут же пояснила: – Немного крепкие, но с возвышенными оттенками фиалки и розы.

– М-м-м… – с видом знатока промычал я, а про себя по-чеховски подумал: «Хорошо, что не фосген с токсическим действием хлора».

– Входи, располагайся, – как-то неожиданно перешла на «ты» Роза Аркадьевна, – можешь прилечь, вон там диван, – она кивнула подбородком куда-то в глубь помещения.

– Что-что? – снова напрягся я.

Казалось, мои глаза вот-вот выскочат из орбит и запрыгают по полу, как мячики для пинг-понга.

– Хи-хи-хи, шутка, шутка, – в каком-то странном возбуждении она стала по два раза повторять каждое слово. – Присаживайся, присаживайся сначала за стол.

Я зашел в офис и с любопытством огляделся. Обстановка больше напоминала будуар парижской модистки начала прошлого века, какие часто показывают в кино, чем кабинет директора универсама. Стены в обоях кирпичных тонов были увешены репродукциями в стиле ню. Справа от входа, видимо, скрывая нишу или вход в санузел, свисала линчевская багровая бархатная драпировка. Пол покрывал сплошной бордовый ковролин с диковинным модерновым орнаментом. Слева от двери, действительно, укромно располагался уютный диванчик с обивкой гранатового цвета, рядом с которым стоял крошечный журнальный столик красного дерева, на котором только и помещались массивная хрустальная пепельница да какая-то невиданная бензиновая зажигалка. А в дальнем углу высился резной антикварный секретерчик под стать столику – того и гляди посыпятся опилки да жучки-древоточцы. Зато весь правый угол занимала современная электронная техника: огромный плазменный телевизор и мощная стереосистема. А еще у стены стоял стол, но только не письменный, а обеденный, покрытый скатертью, наглухо запринтованной огромными алыми розами. В общем, ничего особенного – обиталище очередной страстной любительницы мясных радостей жизни.

С опаской следя за каждым движением хозяйки, я послушно подошел к столу и сел на краешек стула, похоже, из того же гарнитура. А Роза Аркадьевна как-то автоматически стала совершать странные действия – мурлыкая себе под нос привязчивый мотивчик, она порхала между столом и секретером. В результате на столе последовательно оказывались следующие предметы: маслины в хрустальной креманке, мясная и колбасная нарезка на тонкой фарфоровой тарелочке, фигурный штофчик, похоже, с водкой, две наперсточные хрустальные рюмочки на длинных ножках…

«Как-то все странно, – размышлял я, обалдело созерцая это волшебство. – Приглашение, угощение… – мысли о последующем не давали возможности ровно дышать. – А как же Сарочка?! Что она обо всем этом скажет, когда узнает?» – боролся я с искушением.

Роза Аркадьевна вновь вернулась, на этот раз с вазой фруктов в руках, подсела к столу и нежно промурлыкала:

– Как тебя зовут, мышонок?

Я опешил от такой фамильярности, но все же ответил:

– Семён.