Глава первая
Июньское утро заглядывало в окна квартиры Смеляковых шаловливым и одновременно капризным существом, которое будто таскало снаружи то один, то другой огромный холст декораций, отчего и комнаты благодаря этому выглядели по-разному: то яркими, солнечными, то будто нахохлившимися, сумрачными, так что и человеку в них становилось неуютно.
Тучи набегали и казалось, что не только воздух, жизнь вокруг сгустилась и почернела, не оставляя людям особой надежды, а потом тучи как по волшебству развеивались, клочья их поспешно убегали с небосвода, подгоняемые пинком улыбающегося солнца.
Но вот неожиданный порыв ветра взмётывал вверх целый вихрь неизвестно откуда прилетевших бумаг и порванных пластиковых пакетов, начинал раскачивать верхушки покрытых зелёной листвой деревьев. Потом ветер мчался по синему небу, опять занавесив его серо-черными клочьями облаков, в один момент меняя летний пейзаж на чуть ли не осенний.
За окном происходила борьба стихий. И, как бывает в жизни, побеждало то добро, то зло.
Вдруг, в одно мгновение в зеркалах, стеклах шкафов, в посуде, стоящей на кухне, вспыхивали солнечные блики. Некоторое время слепили глаза, а потом, будто оттолкнувшись от всех блестящих поверхностей, мчались к сереющему на горизонте морю, чтобы, проскочив горловину Золотого Рога, тоже зажечь его своими веселыми искрами.
Владивосток – этот главный порт Дальнего Востока страны – жмурился от нахлынувшего солнечного света. Солнце, стряхнувшее с себя серую паутину туч, упорно освещало город, и прилегающую к нему акваторию, дробя потоки света в искорки, проникающие в иллюминаторы и во всё, что может пропускать свет.
Но ощущение недолговечной этой солнечности не проходило. Тучи не желали исчезать вовсе. Они только временно отступали, толпясь на горизонте, вроде невзначай сбиваясь в чёрные рваные клочья.Такие одним порывом ветра не разгонишь. А внутри них уже зарождалось тяжелое дыхание грозы. Виднелись сполохи молний, рычал гром…
Ещё немного, и в квартире потемнеет, почти сразу по стеклам дома начнут барабанить крупные капли дождя.
Правда, в порту, на причалах и на рейде работа не прекращалась. И моряки, наблюдающие за разгрузкой-погрузкой своих судов, и докеры, снимающие грузы со стропов, которые подавали к трюму или из него сноровистые крановщики, лишь изредка могли поднять голову к небу, чтобы взглянуть на него и чертыхнуться, – опять тучи стремительно заволакивали голубой небосвод.
Иное дело те жители города, чья работа предусматривала два законных выходных. Они могли использовать субботнее утро по прямому назначению, то есть для отдыха.
В такое утро хорошо спится. Чувство защищенности от происходящих за окном катаклизмов как-то по-особенному убаюкивает. Главный штрих придает ему осознание того, что сегодня выходной день, и не надо мчаться на работу, и вообще никуда, а можно поваляться подольше, смакуя каждое мгновение этого законного безделья…
Ну вот, по закону подлости, именно в это время раздается дверной звонок, и хозяева квартиры думают с ожесточением: кому не сидится дома, кто не может так же по-особому ощущать эти сладкие часы ничегонеделания, а ходит по городу и не дает людям отдыхать!Звонит! Надо же совесть иметь…
Даже если ты не работаешь. Временно. Всё равно для тебя отдых в выходные дни – привычный смак.
Накинув халат и мысленно поворчав, – не дай бог, это кто-то из Светкиных друзей, а доченька спит и даже носа не высовывает из своей комнаты! – Анастасия пошла открывать. И не могла не удивиться тому, что с утра пораньше её посетил человек, которого она никак не ожидала увидеть. Однокурсник по медицинскому институту, с которым после окончания этого престижного заведения они виделись хорошо, если три раза.
– Герасимов, Женька, что-то случилось?
Тот удивленно вскинул брови и покачал головой, проговорив насмешливо:
– Вот уж не думал, Аська, что мой приход – непременно предвестник чего-то дурного. Я же всё-таки не в полиции работаю.
– Хочешь сказать, полицейские непременно с дурными вестями по домам ходят, – хихикнула она.
– Всё смеешься?
Герасимов снял ветровку и осторожно повесил её с краю вешалки – дождь успел его намочить.
– Что же мне, плакать?Прости! – Анастасия с удовольствием зевнула.
Он пожал плечами.
– Просто я слышал о некоторой… неприятности в твоей жизни, если так можно сказать о разводе. Для большинства женщин это – катастрофа.
Она даже замерла на зевке. Евгений себе не изменяет: не может не ткнуть в больное место.
– И ты пришёл, чтобы меня пожалеть. При этом опоздав как минимум на год.
Однокурсник снисходительно взглянул на неё, проходя без приглашения в гостиную. Старый друг имел право вести себя без церемоний.
– Вот ещё, жалеть! Дело у меня к тебе.
– Дело… И оно не могло подождать?
– В смысле?
– Суббота сегодня. Мы со Светкой ещё спим.Или ты как Вини-Пух считаешь, кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро?
– Просто мне казалось, для временно неработающих людей что суббота, что понедельник – всё равно.
– Ну да, что воля, что неволя, – всё равно… Послушай, Герасимов, ты всегда умел людей убалтывать. Выходит, и не разучился?
Конечно, так гостей не встречают. Раз пришёл рано, значит, была в том необходимость, но она не смогла не выговорить приятелю за нарушенный покой.
– Ты тоже не разучилась кое-чего делать!Вернее, не делать. Спим… Ты взрослая женщина, могла бы заняться чем-нибудь нужным… К примеру, вышивать или торт печь… Нет, я не перестаю тебе удивляться: столько лет прошло, а ты все как девчонка. Пора взрослеть, милая! Светке простительно, у неё сессия… Кстати, как она учится?
– Нормально учится. Если какую лекцию и пропустит, то впоследствии на здоровье больных это не отразится, поскольку она вообще лечить людей не будет.
– Нагромоздила. Думаешь, я не знаю, что она в университете на юриста учится? Доложи, почему всё-таки девочка не пошла по материнским стопам?
– Не пошла и не пошла. По-твоему, все должны быть врачами? Кстати, во что я не верю, так это в династию врачей. Обычно, если среди членов семьи и есть настоящий талант, то все остальные лишь используют имя знаменитого родственника. Короче, я не очень горевала оттого, что доченька выбрала себе другую специальность.
– Уговорила. Я тоже рад за твою Светку. Между прочим, я к тебе с хорошими вестями. И жду, что ты меня тоже чем-нибудь порадуешь. Классным кофе, например.
Анастасия поняла, что поваляться больше не удастся и со вздохом предложила.
– Проходи, садись на диван, я быстренько переоденусь и пойду варить тебе кофе. Только учти, если вести не очень хорошие, я с тебя сдачу получу! Чем-нибудь таким… В общем, я ещё не придумала.
– Испугала!.. Можешь, кстати, не переодеваться. Я к тебе ненадолго.
– Это тоже хорошая весть, – пробурчала Анастасия, уходя к себе в комнату.
Там она отработанным движением в одно касание свернула свою постель и сложила в плательный шкаф. Быстро надела на себя домашние брючки и футболку и через пять минут уже стояла возле плиты, караулила кофе, чтобы не сбежал.
Напоит друга, а заодно ис ним позавтракает.
– Ты как, овсянку будешь?
– Нашла англичанина!
– Ну, как хочешь, чтобы потом не жаловался, что кроме кофе тебе ничего не дали.
– Съем Светкину порцию…
– Светка перебьётся. Встанет, сама себе сварит…
– Ты за рулем? – крикнула она в комнату Евгению.
– На маршрутке приехал. Что-то было лень идти, выводить машину из гаража. Да и ехать к тебе всего две остановки, дольше собираться.
– Тогда можно кофе с коньяком, – решила Анастасия, попутно подрезая сыр, хорошую колбаску, выкладывая в вазочку кукурузное печенье, которое они со Светкой всегда покупают. И любимое Женькой крыжовенное варенье, которое онв юности обожал. Может, сейчас сладким переболел? А себе всё-таки овсяной каши. Анастасия была уверенна, что англичане недаром её жалуют. Для желудка незаменимая вещь.
Накрыв стол, она села напротив Герасимова и заглянула ему в глаза.
– Давай, выкладывай, с чем пришёл?
– Послушай, в сказках даже баба Яга сначала кормила-поила…
– Спасибо, друг! Значит, я хуже бабы Яги?
– Не хуже, – простодушно заметил он, окидывая взглядом накрытый стол, и отхлебнул кофе, блаженно закатив глаза. – Ка-айф!
– Ты ведь можешь, есть и говорить.
– Ну, куда ты торопишься? Даже если меня сейчас выпроводишь, всё равно больше спать не будешь, – он окинул взглядом гостиную. – Убирать тебе не нужно, у тебя и так кругом чистота. Чего, кстати, о моей квартире не скажешь. Жена – актриса, встаёт поздно, и терпеть не может хозяйственные дела. Как будто необходимость каждый день чего-нибудь есть это мужской порок. Прихоть.
– Ты никак жалуешься?
– Как старому другу. Могу я поплакаться в жилетку?
– Ладно, плачь, – согласилась Анастасия, – а в перерыве между рыданиями рассказывай, что тебе от меня нужно?
– Анастасия, насколько я помню, ты всегда была романтиком.
Ох, этот Герасимов! С ним по-прежнему надо держать ухо востро. Если он вот так издалека заходит, значит, всё далеконе просто, как он пытается изобразить.
– Фу, когда это было! – осторожно согласилась она.
– И, тем не менее, разве ты не мечтала о белоснежных лайнерах, о новых странах за горизонтом… Кстати, в Японию ты побывала?
– Да как-то всё не собралась. С мужем… бывшим ездила в Китай, в Индию. Когда у него ещё денег было немного…А потом, когда они появились, ему стало некогда их тратить…
– Ты как будто жалеешь, что денег стало много.
– Не хочу об этом говорить… Нынче вот к бабушке ездила в Среднюю полосу. Совсем старенькая стала, хорошо, брат поблизости от неё живёт, может за старушкой присмотреть. Хотела к себе её взять, наотрез отказывается… А ты чего моими туристическими пристрастиями интересуешься? У тебя на какой-нибудь круиз горящая путевка имеется?
– Вот торопыга! Просто я хочу тебя подготовить. А то вдруг моё предложение окажется для тебя стрессовым.
Стрессовым? Да что же это он придумал? Заходит так издалека… Уж не Пётр ли его прислал?.. Вряд ли бывшийсупруг побоялся бы и сам нагрянуть. До сих пор себя ведёт так, будто имеет право приходить к ним со Светкой в любое время дня и без приглашения. Нервирует.
Все будто сговорились. Вот и Герасимов… Впрочем, не стоит выказывать ему своё раздражение.
– Не волнуйся, выкладывай без предисловий, в лоб, я устою.
– Ладно, – решился Женька, – я пришел предложить тебе работу.
– Быстрее, какую работу, что ты тянешь кота за хвост! Сколько стоит, где, когда выходить. Надеюсь, не сегодня?
Женька покашлял, вздохнул и решительно произнёс.
– Работа есть у нас в пароходстве. Неожиданно заболел врач одного судна, послезавтра отход, а у меня никого нет под рукой.
– Это значит, врач судна?Ну, ты, Герасимов, в своём амплуа. Да я не знаю вообще, что такое клотик, и где находится командирская рубка…
На самом деле, она знала, что такое клотик. Ещё в юности слазила в энциклопедию, услышав в туристской песне такие слова: «Над клотиком горит Полярная звезда». Сначала она думала, что клотик – это такое место на мачте, вроде люльки, в которой сидит вперёдсмотрящий матрос. Оказалось, всего лишь деталь закругленной формы, которая насаживается на верх мачты или флагштока. Вот, определение наизусть запомнила.
– Послушай, Герасимов, там, кажется, нужно снимать пробы пищи, вести записи в журнале. Я учила в институте. Вроде, на третьем курсе… Впрочем, не поручусь. Ты понял, что для меня это тёмный лес и белые медведи!
– Брось, тебе ничему особенному учиться и не нужно. Расположение мостика, кают, машинного отделения знают члены экипажа и с удовольствием обо всём тебе расскажут и покажут. Я тебе дам брошюрку с инструкциями для судового врача. В остальном, ты всего лишь должна быть готова помочь заболевшему человеку…
– Герасимов, отстань! Никуда я не пойду, ни в какой рейс. У меня плохой вестибулярный аппарат!.. В том смысле, что меня укачивает. И вообще, ну что ты придумал?.. Чего вдруг мне, сухопутной крысе, в моряки идти?.. Женщине, можно сказать, пятый десяток, а к ней пристают с непристойными предложениями.
– Мать, ты чего гонишь, какие непристойные предложения? Я тебе работу предлагаю! Или грядущие материальные трудности тебя не пугают?
Ася с трудом сдержала ухмылку. Друг ещё с институтских времен Женя Герасимов уговаривает её податься в моряки!И лихо отбивает попыткиоднокурсницы перевести всё в шутку.
Узнал, что с прежнего места работы- врача в спортивном диспансере – кстати, спокойного и неплохо оплачиваемого, ей пришлось уйти, вот и решил подсуетиться.
В самом деле, Анастасия – не молоденькая девушка, пора бы уже быть посдержанней. Разве зрелая женщина вступила бы в конфронтацию с главным врачом спортивного диспансера? А Смелякова ринулась в бой и вот – печальный итог. Хорошо ещё, по собственному желанию уволили.
Она нарочно вывалила это Женьке, чтобы он понял: Анастасия – не тот человек, который ему нужен, и отстал от неё. Но Настю ждало разочарование. Герасимов слышал про увольнениеиз диспансера, но кинулся к ней вовсе не на выручку. Тут она его идеализировала. Он хотел, чтобы Анастасия его выручила. До каких пор она будет самой себе сказки рассказывать?
Женька при этом, что называется, ни сном, ни духом, не знал, что она так посмотрит на его предложение. Кто к кому пришёл на выручку? Какая выручка? Ему, как начальнику медицинской службы пароходства, нужно укомплектовать медиками экипажи судов, идущих за границу, атут, как назло, заболел врач судна, как ни глупо это звучит.
Не то, чтобы его некому вылечить, но на это нужно время, а судно, как уже было сказано, уходит в рейс послезавтра и не станет ждать, пока коллеги ихнего врача отремонтируют.
– … Представляешь, именно сегодня ночью судовому врачу Мостецкому сделали операцию по удалению гнойного аппендицита. Врач, а себя до такого состояния довёл! Едва сам на тот свет не отправился… Поставили меня перед фактом, и крутись, как хочешь… Хорошо, вчера мы были на дне рождения у Алевтины, помнишь, с факультета педиатрии, и она сказала, что ты недавно ушла из своего диспансера… Я подумал: это судьба.
– Твоя судьба или моя?
– Не придирайся, Настёна! Но если кто меня и сможет выручить, это только ты…
И вот друг сердечный Женя сейчас упорно трамбовал Анастасию, вытаскивая из неё согласие, подменить заболевшего, какого-то Мостецкого.
– Я же тебе говорила, почему в Японии до сих пор не побывала, потому что у меня морская болезнь!
– Чего ты врёшь-то? Могла бы самолетом слетать.
– Могла, не могла, это моё дело… И вообще, друг называется. Ты куда меня толкаешь? В море! А вдруг шторм? Я даже плаваю плохо! По-собачьи.
– Во время штормового предупреждения суда в бухтах укрываются. А в обычном рейсе ничего с тобой не сделается. В крайнем случае, поблюешь немного. Зато сколько впечатлений!
– Жень, ну какой из меня корабельный врач? Ты не забыл? Я – хирург. И что делать хирургу на грузовом судне – бумагу резать?
– Много ты в спортивном диспансере оперировала! Не говори глупости. Твоя профессия – самая, что ни на есть корабельная специальность. И потом, я твой послужной список знаю. Десять лет назад ты работала на Камчатке главврачом районной больницы…