Помоги проекту - поделись книгой:
Одной из задач французов во время североамериканской войны за независимость было сохранение за собой открытой дороги в Индию. Французское правительство заключило с Голландией договор о размещении французских войск в стратегической точке – в Кейптауне. В то время военно-морское министерство возглавлял маркиз де Кастри. Однажды он пригласил на беседу пятидесятидвухлетнего морского офицера с необычной внешностью.
– Было в нем что-то от священника, – говорил о нем один из подчиненных, по-видимому антиклерикал. – Быть может, по причине большого брюха и гневного, хитрого и в то же время саркастического выражения глаз.
Черты лица шевалье де Сюффрена не потеряли изящества, хотя и затекли жирком. У него был длинный нос с тонко очерченными ноздрями; из-за постоянно приподнятых уголков рта его улыбка казалась хищной.
Сюффрен внимательно слушал министра. Его черные глаза поблескивали из-под густых бровей. Изредка, когда брюхо мешало ему наклониться вперед, он бросал на него яростный взгляд, как на заклятого врага.
– Господин шевалье, вам надлежит отплыть из Бреста на остров Франс в самое ближайшее время. Там произойдет соединение с эскадрой графа д'Орва, под чье командование вы поступите, поскольку он старше вас. Затем вы совместно с ним уничтожите английский флот, крейсирующий в районе Кейптауна. По пути нигде не задерживайтесь и не вступайте в бой с английскими эскадрами, которые встретятся вам до соединения с графом д'Орвом.
Выслушав все наставления, шевалье де Сюффрен поклонился и, не сказав ни слова, покинул кабинет министра. Через неделю шесть его судов отплыли из Бреста. 16 апреля 1781 года на заре эскадра подошла к островам Зеленого Мыса. На фалах адмиральского судна взлетает сигнал – приказ «Артезьену» отправиться на разведку якорной стоянки Прая. (Прая – порт острова Сантьягу.) Сюффрен решил пополнить запасы воды. Никаких осложнений не предвидится, поскольку острова принадлежат нейтральным португальцам.
Через два часа на всех парусах возвращается «Артезьен». Он сигналит, что на рейде стоят несколько английских судов.
Какие же мысли приходят в голову Сюффрена? Он их изложил в письмах к кузине, в которых говорит о себе то в первом, то в третьем лице: «Я не знаю, куда шли эти суда. То ли в направлении Кейптауна, то ли на север? Неважно, я должен их уничтожить». Сюффрен помнит о наставлениях министра: «По пути нигде не задерживайтесь и т. д.» – и все же принимает решение атаковать английские суда. Его девиз – уничтожать врага в любом месте и в любое время.
В 8.45 утра Сюффрен отдает приказ своему адъютанту:
– Велите вызвать людей на боевые места.
Изысканный стиль мало подходит для отдачи приказа, а Сюффрен намеренно говорит либо очень грубо, либо на провансальском наречии, словно стремится развеселить матросов-южан и шокировать офицеров-бретонцев. И одевается он престранно: «Вместо штатной треуголки у него на голове крохотная фетровая шляпа грязно-белого цвета. Он не пользуется ни пудрой, ни помадой, не носит буклей, а только маленькую косичку, привязанную куском старой бечевки. На нем поношенные башмаки и расстегнутые на икрах штаны из голубого полотна. Он не носит ни камзола, ни галстука, а ходит в пропахшей потом рубашке из грубой ткани с открытым воротом и закатанными до локтя рукавами». И, несмотря на все это, у Сюффрена очень властный вид.
Схема морского боя у Прая очень проста: три корабля Сюффрена атакуют застигнутых врасплох англичан на якорной стоянке (позже стало известно, что английский командующий был на охоте), открывают продольный огонь, ведут его полтора часа, наносят серьезные повреждения судам, разворачиваются и уходят в открытое море!
Победа не полная, поскольку три корабля не последовали за Сюффреном.
– Они не поняли сигналов. А может, замыкающие суда не видели их, – утверждают одни.
– Капитаны этих судов сделали вид, что не поняли сигналов. Один из примеров частых разногласий Сюффрена с его офицерами, – возражают другие.
Одно из многочисленных писем Сюффрена к кузине рассказывает о сражении у Прая: «Прая могла и должна была обессмертить мое имя. Я пропустил, быть может, единственный шанс в моей жизни». Однако шевалье поколебал английское владычество в районе мыса Доброй Надежды, и министр, забыв об ослушании, отметил его успех. Кастри написал Сюффрену: «Его Величество считает, что Вы вели себя как талантливый полководец. Он повелел назначить Вас командующим эскадрой». Командующий эскадрой, а на деле главный адмирал, ибо граф д'Орв, под чье командование поступил Сюффрен по прибытии на остров Франс, вскоре заболел и умер.
Сюффрен – лучший европейский моряк в Индийском океане, он превзошел в мореходном деле даже английского адмирала Хьюга, которого всегда побеждал. И если, несмотря на его успехи, французы так и не смогли окончательно закрепиться в этом районе, то только потому, что Сюффрен не получал необходимых подкреплений. Английские военно-морские историки с уважением отзываются о победах Сюффрена под Мадрасом, Проведьеном, Негатапамом, Каддалором.
Но даже в 1782 году, когда Сюффрен был уже хозяином в прибрежных водах Индии, напряженные отношения между ним и большинством офицеров сохранялись; он лишает должности четырех капитанов. А во французских торговых факториях люди приветствуют его, целуют ему руки. Индийские князья, союзники Франции, готовы носить Сюффрена на руках. Набоб Хайдар Али снабжает его деньгами, оружием, боеприпасами, принимает со сказочной роскошью. Отметим, что на прием Сюффрен одевается как положено: «Уложенный и напудренный парик, камзол из синего бархата с широкими золотыми галунами, шитый красной нитью шелковый сюртук; в руке черная треуголка». Набоб проходит со своей армией сорок миль навстречу другу, осыпает его подарками – вручает бриллиантовое перо со своего собственного тюрбана, мавританский наряд, золотую парчу, дорогие кольца и даже слона. Сюффрен не осмеливается сказать, что никогда не наденет мавританских одежд, но от слона категорически отказывается. Тогда набоб велит дать столько золота, сколько стоит слон.
С одной стороны, дружба, чуть ли не обожествление, с другой – недоверие или неприязнь, в лучшем случае сдержанность. Почему?
– Он из мелкой знати, – говорят кадровые офицеры.
Допустим. Семья Сюффрен, прибывшая из Италии в XVI веке, дала Франции множество судейских чиновников. Она занимает достойное положение среди провансальской знати. Отец шевалье де Сюффрена носит титул маркиза де Сен-Тропец. Однако офицеры, выходцы из знатных семей, считают, что этого мало. Кроме того, по мнению офицеров-бретонцев, он намеренно выпячивает свой провансальский нрав. Сюффрен интуитивно ощущает вражду и отвечает резкостью, даже грубостью. Чем же объяснить его столь сложный характер?
Звезда Сюффрена взошла над Индийским океаном, когда ему исполнилось пятьдесят три года. Он отличился в нескольких морских сражениях против англичан, в частности у американских берегов, под началом графа д'Эстена. Сюффрен долго служил на море. Будучи рыцарем Мальтийского ордена, он в борьбе со средиземноморскими пиратами отточил умение принимать решение, стал виртуозом в тактике, а также выработал свой собственный стиль командования – благожелательное отношение к матросам в сочетании со строгостью и даже суровостью в случае упущений. К офицерам он проявлял высокую требовательность. Став главнокомандующим флотом в Индийском океане, Сюффрен назначает офицерами матросов, проявивших морскую доблесть и отвагу, не заглядывая в грамоту о дворянстве. Подобное нововведение не нравится: «Да он просто вольнодумец!»
Сюффрен – рыцарь Большого креста. В Мальтийском ордене это выше чина командора, поскольку дает право на ношение Большого мальтийского креста. После возведения в рыцари Сюффрен, как положено, дал обет безбрачия и воздержания. Человеку, занятому военными, а не религиозными делами, соблюдать этот обет трудно. Сюффрен не состоит в браке и не имеет явных любовных связей, но я уже упоминал о переписке с таинственной кузиной из провинции. Часть его писем опубликована, но они «подверглись тщательному отбору, чтобы соблюсти семейные приличия». Из писем ясно, что рыцарь-сангвиник любил свою кузину: «Посылаю тебе, мой друг, медальон, потом я пришлю тебе свой поясной портрет. Я буду принадлежать тебе во всех видах, кроме самого желанного».
Когда в 1783 году в Индию прибывает фрегат с приказом Сюффрену «немедленно вернуться», последнего охватывает беспокойство, но по прибытии в Тулон он понимает, что немилостью и не пахнет. Прованс принимает его как героя, а через две недели триумф в Версале. Людовик XVI просит его рассказать о своих подвигах, будущий Людовик XVIII обнимает его, а Мария-Антуанетта говорит:
– Вы славно поработали, господин Сюффрен. А теперь полюбуйтесь на плоды моих трудов.
Она выходит и возвращается с дофином на руках. Сюффрену присваивают звание вице-адмирала, производят в кавалеры ордена Святого Духа. Мальта назначает его своим послом во Франции.
Но создается впечатление, что, несмотря на все почести, Сюффрена отдалили от двора за его колкие высказывания по поводу методов ведения войны. О последних годах его жизни известно очень мало, да и имеющиеся сведения не очень точны. Неизвестно, кто его друзья и враги. Неизвестна даже точная дата его смерти. По-видимому, он скончался 8 декабря 1788 года в своем доме на улице Жакоб в Париже. У его изголовья находился только его брат, архиепископ Систеронский.
Сен-Мало – историческая колыбель великих французских моряков. Маэ де Ла Бурдоннэ, уроженец Сен-Мало, заявил: «Я сделаю из острова Франс лучшую опорную базу на пути в Индию» – и делал это. И хотя он умер в результате несправедливого и бесчеловечного отношения к нему, дело его рук пережило своего создателя.
После Сюффрена Франция, лишившись эскадр, способных бороться с морскими силами англичан в Индийском океане, прибегла к крайнему средству – она обратилась за помощью к корсарам. В ту эпоху корсары располагали для ведения своей жестокой войны двумя базами – Сен-Мало во Франции и Порт-Луи в Индийском океане, куда авантюристы заходили между двумя походами, чтобы поделить и продать добычу. Среди этих храбрых и расчетливых французов, которые изматывали англичан, мешая им установить окончательное владычество на морях, самым знаменитым был уроженец Сен-Мало Робер Сюркуф.
«Сен-Мало – осиное гнездо», – говорили англичане. Робер Сюркуф, выходец из древней ирландской семьи, бежавшей от преследований в Бретань, с младенчества воспитывался в ненависти к англичанам. С малолетства он знался с самым отъявленным городским отребьем. В те времена от подобных знакомств было лишь одно лекарство – семинария. Сюркуфу доставалось на орехи и там, но однажды он так сильно укусил преподавателя, что святые отцы отказались его воспитывать.
– Мой мальчик, – сказал ему отец, – пеняй на себя. На следующей неделе ты отправишься в море.
– Я только и мечтаю об этом.
Быть юнгой в тринадцать лет вообще нелегко, а в те времена тем более. Бриг назывался «Эрон»; он совершал каботажные плавания между Сен-Мало и Кадисом по беспокойному Бискайскому заливу. Юный Робер находил такую жизнь великолепной.
– Но однажды мне захотелось посмотреть на мир, совершить дальнее плавание. Я пошел матросом на «Орор» к капитану Тардиве.
Сюркуфу исполнилось шестнадцать лет. «Орор», приписанный к Порт-Луи, перевозил в Индию черных рабов с восточного побережья Африки. Весть о взятии Бастилии никого на судне не взволновала: работа прежде всего. Судно стояло в Пондишери и готовилось к путешествию за рабами в Африку. На обратном пути произошло несчастье: налетевший шторм выбросил «Орор», в трюме которого в цепях сидело четыреста негров, на рифы. Кораблекрушение было внезапным, и все забыли о рабах. Белые добрались до берега и спаслись. Через две недели шторм прекратился, капитан решил забрать с судна вещи и ценности. Под палящим африканским солнцем «Орор» превратился в зловонное кладбище. В этих обстоятельствах Сюркуф «проявил смекалку и расторопность, капитан назначил его офицером».
Торжественное провозглашение республики во Франции, как и взятие Бастилии, мало тронуло Сюркуфа. В двадцать лет он стал капитаном судна. Его маленький быстроходный парусник «Креол» хорошо слушался руля и перевозил нетребовательных пассажиров – черных рабов. Эта торговля обогатила не одно почтенное семейство Франции. Вскоре в жизни Сюркуфа происходит крутой поворот.
– Я достаточно доверяю вам, чтобы назначить капитаном моего судна «Эмили», – сказал ему один из арматоров в Порт-Луи. – Отправляйтесь на Сейшелы за товарами, список которых находится у суперкарго[25]. Вот патент капитана.
Следовало срочно доставить на остров Франс маис и рис, поскольку колония страдала от неурожая – со времени Ла Бурдоннэ сельское хозяйство пришло в упадок. Скажем несколько слов о патенте капитана.
В других томах я объяснял разницу между корсарами, пиратами и флибустьерами. Пират – обычный морской бандит, который не гнушается любой добычей; если он попадал в плен, его вешали. Корсар не относится к разряду преступников – у него есть грамота, подписанная королем или его представителем, которая дает право нападать на вражеские торговые суда; если его захватывали, с ним обращались как с военнопленным. Флибустьерами обычно называют корсаров, которые действовали в карибских водах.
Капитан «Эмили» Сюркуф получает особый патент вооруженного торговца. Ему разрешено защищаться от нападения вражеских судов (военных или торговых), но запрещено нападать самому. И какому маньяку морского права пришла в голову такая тонкость! Насколько мне известно, такое положение дел продолжалось недолго, а Сюркуф скорее всего не дочитал грамоту до конца. Сбылась его мечта – он командовал трехмачтовым судном с четырьмя пушками!
«Возвращайтесь как можно скорее с зерном, купленным на Сейшелах». Сюркуф вернулся в Порт-Луи через полгода после отплытия. Но за этот период его арматор и власти острова Франс получили от него «известия» в виде шести захваченных английских судов, два из которых были с грузом риса. Уже с Первых шагов Сюркуф проявляет качества прирожденного корсара: он несравненный знаток маневра, наделен большой отвагой и умеет точно оценить обстановку, прекрасно использует все морские хитрости, в бою храбр и безжалостен к побежденным. Из пушек он стрелял только в упор, перед тем как взять судно на абордаж.
С восемнадцатью людьми и четырьмя пушками на борту он в первом же корсарском плавании захватил английский корабль «Тритон» – 150 человек экипажа и 20 пушек. Корсар подошел к «Тритону» вплотную, неся на фок-мачте сигнал английского лоцмана Ганга. Эту хитрость использовал не только он. Во время боя Сюркуф убил английского капитана выстрелом из ружья.
По возвращении в Порт-Луи после присылки захваченных судов он уже считал, что сколотил состояние. А ему только-только исполнился двадцать один год. Стоимость его добычи составляет примерно двести тысяч фунтов стерлингов. Его вызывает губернатор острова:
– Вы, как капитан «Эмили», имели патент вооруженного торговца. Добыча принадлежит не вам, а государству.
– Посмотрим.
Здесь проявилась другая черта характера корсара – упорство и невероятное умение защищать свои интересы. Не теряя времени на споры с губернатором, Сюркуф отправляется во Францию, прибывает в Сен-Мало, садится в дилижанс и приезжает в грязный и пыльный Париж Директории; он никого не боится, врывается в кабинеты высокопоставленных чиновников, добирается до директоров. Они выслушивают его, осыпают комплиментами, соглашаются с ним, называют кредитором нации.
Но казначейские сундуки нации пусты, и Сюркуф понимает, что, договорившись с новой властью, он совершит хорошую сделку и обеспечит себе будущее.
– Будь по-вашему. Отдаю казначейству две трети добычи.
Остальные шестьдесят тысяч фунтов стерлингов Сюркуф кладет в карман. Он использует пребывание во Франции, чтобы обручиться с Мари-Катрин Блез де Мезоннев, дочерью арматора. Но свадьба состоится через три года, во время второго возвращения во Францию. А пока он множит богатство и славу.
Сюркуф командовал всего несколькими кораблями, а захватил и уничтожил вражеских судов во много раз больше; он наводил ужас в Индийском и Атлантическом океанах на пути в Индию. Чтобы избежать его цепкой хватки, англичане ходили под чужим флагом, но ему помогало чутье охотника, а также превосходное знание всех типов судов, их такелажей и особенностей хода. Военные хитрости он придумывал беспрестанно: переодевал команду, делал вид, что его (готовое к бою) судно терпит бедствие; ночью, чтобы сбить с пути преследователей, оставлял позади судна пустые лодки с фонарем на мачте. Но лучше всего он чувствовал себя в абордажной схватке.
Тщеславный, властный, нетерпеливый, но в то же время умный и чем-то привлекательный человек. Представьте себе мужчину ростом метр восемьдесят (большой рост для того времени), мощного телосложения, с круглым веснушчатым лицом, на котором выделяются маленькие хищные глазки, тонкие губы, слегка приплюснутый нос. И редкость для той эпохи – белые зубы, которые он с удовольствием показывает в улыбке. Он пользуется любовью своих матросов, хотя поддерживает на борту железную дисциплину и водит их в самые жестокие схватки. В книге «Путешествия, приключения и бои» Луи Гарнере (кстати, отличный художник-маринист), который шесть лет ходил с Сюркуфом в корсарские походы, пока не попал в английскую плавучую тюрьму, оставил прекрасное описание одного из известнейших эпизодов корсарской войны – захвата «Кента» 7 августа 1800 года в Бенгальском заливе. Тогда Сюркуфу было всего двадцать шесть с половиной лет, но он уже покрыл славой свое имя.
Утром этого дня матрос, сидящий в бочке на фок-мачте, просигналил, что спереди по левому борту движется судно с подветренной стороны по отношению к «Конфьянсу» (кораблю Сюркуфа); оно тоже идет на север; суда сближаются.
– Крупный? – спросил боцман. – Рассмотри хорошенько, прежде чем отвечать.
– Очень крупный!
Вахтенному офицеру не надо предупреждать Сюркуфа. Он поднялся на палубу, как только раздался крик дозорного. «Даже лежа в каюте, он чувствовал врага на горизонте», – говорили про него моряки. И в самом деле, у него великолепная реакция и очень тонкая интуиция. Сюркуф взбирается по выбленкам[26] с подзорной трубой в руке. Вражеское судно высоко сидит на воде, и его «мачты далеко отстоят друг от друга». Через три часа Сюркуф знает, что имеет дело с «Кентом» – тысяча пятьсот регистровых тонн, тридцать восемь пушек. Гарнере не указал водоизмещения «Конфьянса», но нарисовал «Кент» и «Конфьянс» борт о борт в момент схватки. На рисунке судно Сюркуфа раз в шесть меньше противника, сидит значительно ниже и имеет всего по шесть пушек с каждого борта.
– Боевая тревога!
Сюркуф отдает команду, еще не успев спуститься вниз. Английское судно выглядит огромным и опасным, и здравый смысл восстает против схватки с ним, ведь и Сюркуф не всегда нападает на более сильного противника. Накануне он ушел в море, заметив англичанина. А сегодня решил вступить в бой, почему? Сюркуф мгновенно оценил маневренные качества английского корабля, состояние моря и силу ветра, сопоставил расположение судов в момент сближения, рассчитал, как заслонит противника от ветра, да и не только это. А может быть, ему просто помогла гениальная интуиция или верный инстинкт, который всегда позволяет за несколько секунд оценить любую обстановку? Те, кто рассказывали о захвате «Кента», не задавались этими вопросами, их волновали лишь факты. А разве неожиданное решение не является интереснейшим психологическим феноменом? Мне трудно отрешиться от этих мыслей, глядя на портрет Сюркуфа – круглое лицо с широко поставленными глазами и слишком задумчивым взглядом для человека действия.
И в наше время приказ «К бою!» заставляет сердца биться сильнее, а затем начинается сближение с противником, и время словно замедляет свой бег; в эпоху парусников сближение кораблей происходило еще медленнее. К счастью, на судне все заняты делом: у бортового ограждения укладываются мешки и гамаки, чтобы погасить скорость картечи, к пушкам подносятся ядра и мешки с пороховым зарядом, ведра наполняются водой на случай пожара и т. д. Хирург готовит свой сундучок с инструментом, архаичным на наш взгляд, но тогдашние врачи пользовались им с умением и быстротой. Люди надевают чистое белье, отдыхают, пока есть время, и ждут. В десять часов утра уже можно различить пушки англичанина – двадцать шесть по борту, двенадцать на палубе.
– Друзья, судно принадлежит Ост-Индской компании. Немного работы – и миллионы наши!
Чтобы развеять последние страхи, команде раздают ром и кофе.
Над бортом англичанина поднимается дымок, затем доносится грохот выстрела. Традиционный запрос: «Кто вы?» Отвечать рано, надо выиграть время и поддержать моральный дух своей команды. Корсар, старый морской волк и тонкий психолог, прибегает к способу, испытанному еще во времена Гомера, – оскорблению противника. Зажигательная речь Сюркуфа на борту его трехмачтовика, наверное, пестрела крепкими словцами – его наигранное возбуждение приводит команду в истинную ярость. Французы кричат и оскорбляют англичанина – тяжелую махину с тридцатью восемью пушками, которая качается на волнах. Раздается залп из этих тридцати восьми пушек. Все ядра пролетают мимо «Конфьянса». Сюркуф велит поднять французский флаг и дать выстрел из пушки. Ритуал соблюден, бой неизбежен. У корсара своя тактика:
– Друзья, зачем устраивать пушечную дуэль с этим увальнем, наши шесть пушек бессильны против них. Нас сто тридцать, их куда больше. На абордаж!
– На абордаж!
Не следует считать, что команда «На абордаж!» носит столь же общий характер, как приказ «В атаку, в штыки!». Абордаж требует быстрого и точного маневра, который следует объяснить матросам, а затем развить успех; этим и занят Сюркуф. Нижние реи «Конфьянса» будут использованы в качестве мостиков для перехода на более высокую палубу «Кента». До начала схватки с топорами и холодным оружием в руках на вражеское судно бросают гранаты. Лучшие стрелки, сидящие на марсах, открывают огонь по любому человеку в яркой форме (войско без офицеров ничего не стоит). Затем Сюркуф дает наставления пикейщикам: у них особая задача – уколами пик не пускать обратно тех, кто испугался рукопашного боя. Все предусмотрено.
– А если англичанин откроет огонь из пушек крупного калибра?
– Он этого не сделал, а через мгновение будет поздно. Мы сидим на воде слишком низко, чтобы бояться его ядер, они пролетят над нами.
Отважная атака, которая увенчалась успехом. Англичанин находится так близко, что на корме легко различить название «Кент». Французы наблюдают удивительный спектакль – на корме громадного судна расположилась «грациозная группа очаровательных молодых женщин в элегантных нарядах, которые спокойно из-под зонтиков смотрели на нас, словно мы не заслуживали ничего, кроме любопытства». Суда английской компании часто занимались перевозкой пассажиров из Англии в Индию и обратно, а также из порта в порт. Опасность поджидала тогда в любом путешествии, но пассажиры «Кента» явно не беспокоились за свою судьбу. О чем думали его капитан и офицеры? Они были уверены, что крохотный трехмачтовик не осмелится совершить нападение на них, а в противном случае пушки тотчас пошлют нахала на дно.
Сюркуф не дает им времени опомниться. Он заходит с подветренной стороны «Кента», чтобы оказаться у наклоненного к морю борта. Маневр удается. Англичанин, поняв, что к чему, пытается сменить галс, но Сюркуф совершает новый маневр и пристает к «Кенту» с подветренной стороны кормовой частью правого борта. «Кент» открывает огонь. Слишком поздно. Залпом сносит брам-стеньгу «Конфьянса», но корпус судна не поврежден. В дальнейшее развитие событий трудно поверить.
«Конфьянс» пристает к борту «Кента», и все англичане, бывшие на борту судна, офицеры, матросы, солдаты и прелестные пассажирки – считают, что французский парусник, поврежденный залпом, оказался в бедственном положении, сдается и даже просит помощи. Они с любопытством смотрят через борт, словно зрители в театре. Но вдруг раздаются взрывы гранат, и первая волна атакующих оказывается на английском судне.
У корсаров в руках топоры, сабли, кинжалы, пистолеты. Гарнере, описывая бой, использует выражение «грандиозная бойня». «Прошу разрешения обойти молчанием тяжелые для меня воспоминания о тех, кто в смертельном объятии соскользнул с палубы «Кента» в море и держался на воде с помощью одной руки, поскольку во второй был зажат кинжал; многие попали меж двух судов, и их раздавило». Капитан «Кента» погиб при взрыве гранаты, но бой продолжался под командованием его старшего помощника; англичане все прибывали и прибывали.
– Черт возьми, да они воскресают!
Лишь позже Сюркуф узнал, что на борту «Кента» находилось кроме экипажа еще двести пятьдесят моряков, снятых с горевшего британского судна. Несмотря на численный перевес англичан, корсары одержали верх, и старпом «Кента» спустил флаг. Почти тут же после боя на борту захваченного судна восстановлен порядок. Сюркуф заранее дал своей команде два часа на грабеж (так называемая доля дьявола), но он приказывает прекратить его, и ему подчиняются. Он слышит крики пассажирок, которые заперлись в каютах. Победители ломятся в двери.
– Оставьте дам в покое!
И дам оставляют в покое. Матросы, конечно, знают, что честный раздел добычи по установившейся традиции – столько-то долей капитану, столько-то офицерам в зависимости от чина, столько-то хирургу и т. д. – позволит им вернуться домой богачами, если, конечно, они не растратят денег в оргиях, но почему бы и еще не пограбить? Отметим абсолютную власть Сюркуфа.
Эпилог операции по захвату «Кента» лишний раз подтверждает его непререкаемый авторитет у команды. Когда Сюркуф приводит английское судно в Порт-Луи, его, как и четыре года назад, вызывает губернатор:
– Вы должны передать мне слитки и бочки с золотым порошком, которые находились на борту судна.
На этот раз корсар не стал спорить:
– Если это золото не достанется мне и моим людям, оно не достанется никому! Выбросить слитки и бочки за борт!
Охваченные тем же гневом, что и их главарь, матросы, по-видимому, повинуются. Есть ли историческое подтверждение этого факта? Гарнере ничего не сообщает по этому поводу. Подобное отношение к сокровищам, добытым в тяжком бою, вполне соответствует девизу Сюркуфа: «Никто и никогда не может помешать мне», хотя такие действия со стороны человека, умеющего распорядиться своим состоянием, и вызывают удивление. Неизвестно также, достал ли потом корсар со дна моря золото «Кента».
В мае 1803 года Сюркуф впервые встретился с первым консулом Бонапартом после разрыва англичанами Амьенского мира. Сюркуфу было предложено звание капитана первого ранга и командование морскими силами в Бенгальском заливе с обязательным подчинением адмиралу. Корсар поблагодарил за честь и отказался. Бонапарт расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, и с любопытством рассматривал громадного Сюркуфа.
– Господин Сюркуф, вы лучше других знаете, как вести морскую войну. Каково ваше мнение по этому поводу?
Из разговора видно, что Сюркуф знал свое дело и умел делать обобщения.
Возможно, Сюркуф подправил слова своего собеседника и сделал их более лестными для себя, но сейчас их диалог приобрел новый исторический резонанс. «Англия живет лишь своей торговлей». Поставила бы на колени Англию еще более жестокая и кровопролитная война корсаров? Конечно, нет. И континентальная блокада – другая мысль, родившаяся (почему бы и нет) из этой беседы корсара и завоевателя, – тоже не дала результатов.
Карьера Сюркуфа не окончилась в этот приезд во Францию в 1803 году. Он стал арматором в Сен-Мало и со своим тестем построил суда «Каролин», «Нувель-Конфьянс», «Марсуэн», «Наполеон», которые охотились за англичанами в европейских и азиатских морях и множили его состояние. Оно по тем временам считалось огромным. «Но деньги не приносят счастья». Сюркуф их любил, но одних денег ему было мало.
В феврале 1807 года арматор присутствует на спуске судна «Ревенан» («Призрак»), построенного по его чертежам. Фигура на носу изображает человека, который выбирается из могилы и распахивает саван. Название корабля и фигура, символ самого Сюркуфа, означают, что корсар возвращается в Индийский океан, где он уже блистал ранее. И снова опытнейший корсар, хотя ему всего лишь тридцать пять лет, сеет ужас на водных просторах. В конце 1807 года ему пришлось снять со своего судна и перевести на борт захваченных судов столько моряков, что у него почти не осталось команды. Он вынужден закончить плавание и вернуться в Порт-Луи.
– Чувствую потребность в отдыхе. Хочу вернуться во Францию.
Ясно, что отношения с местными властями не наладились.
– Вы должны, – заявляет губернатор, – оставить здесь «Ревенан». Он нам нужен для защиты острова.
– Будь по-вашему.
Корсар возвращается на фрегате. В последний момент новое требование:
– У нас имеется пятьдесят семь португальцев, офицеров и гражданских лиц. Вы возьмете их на борт и отвезете на родину.
– Фрегат будет перегружен. В случае нежелательной встречи пассажиры свяжут действия команды.
– Считайте, что получили приказ представителя власти.
Сюркуф не спорит, сажает португальцев на судно. И пересаживает на лоцманское суденышко через четверть часа после отплытия. Губернатор Порт-Луи едва успевает послать ему последнее сообщение: «Недопустимое неповиновение. Я наложу арест на ваше имущество». Речь идет об имуществе и владениях Сюркуфа на острове. Корсар-арматор имеет во Франции достаточно денег, чтобы жить в довольстве до конца своих дней, а содержимое сундуков, привезенных им из последнего похода, поражает воображение жителей Сен-Мало.
– Это не причина, чтобы грабить меня. Поеду в Париж и потребую аудиенции у адмирала Декреса.
Поделиться книгой: