Дорога домой

– Ничего, скоро бой закончится, и тебе обработают твою рану, – не волнуйся, подруга!

– Это вряд ли, я долго не протяну… Сил уже нет совсем…

Только об одном прошу тебя, – убей меня сразу, чтобы я не мучилась…

Вдруг раздалось гудение труб, и девушки услышали голос сенатора:

– Перерыв закончился, бой продолжается! Кому победа, а кому – смерть! Третьего не дано!

– Давай вставай, подруга! – Анна помогла в конец обессилевшей Лилии кое-как подняться на ноги…

Она надела ей на руку щит и вложила меч в слабеющую руку…

Перед тем, как одеть тяжёлый шлем, Лилия обняла и поцеловала Анну, прекрасно понимая, что жить ей осталось считанные минуты…

У смелой и непобедимой Амазонки не осталось больше сил сражаться…

– Прощай, Анна, – вспоминай обо мне иногда! – сказав это, девушка медленно одела шлем.

– Да погоди ты прощаться, – поживём ещё!

Девушки разошлись в разные стороны, чтобы через несколько мгновений сойтись снова в смертельной схватке, нанося друг другу смертоносные удары тяжёлым мячом, каждый из которых мог стать последним…

Бой продолжался, но удары девушек были всё медленнее и медленнее… Совсем ослабевшая от потери крови Лилия из последних сил махала мечом, как вдруг почувствовала, что голова у неё закружилась и девушка совсем потеряла ориентацию в пространстве…

Она вдруг увидела свою маму, которая улыбается и машет ей рукой, а она, маленькая шестилетняя девочка, радостно бежит к ней, стремясь поскорее кинуться в её объятия…

– Ничего не бойся, девочка моя, – я с тобой! – услышала она мамин голос. – Потерпи ещё немного, скоро мы увидимся… Ещё немного потерпи…

Лилия неподвижно застыла на месте, кое-как стоя на ослабевших ногах.

Рёв толпы стал постепенно стихать…

Девушка сначала бросила на землю щит, потом и меч… Последним был тяжёлый, горячий от солнца шлем…

Бросив его на песок, девушка упала на колени и низко склонила голову… В те времена снятый во время боя шлем означал, что гладиатор просит о пощаде… А вот получит ли он эту пощаду, целиком зависит от толпы. Как она решит, так и будет…

Толпа молчала, не проронив не звука… И вдруг где-то из глубины этой самой толпы послышался чей-то голос:

– Смерть!

Этот возглас был подхвачен другими, и вот уже добрая половина зрителей дружно скандировала:

– Смерть, смерть, смерть!! Добей её, Тигрица! Добей её!! Смерть Амазонке!!!

Анна, медленно подойдя к стоявшей на коленях со склонённой головой Лилии, неподвижно застыла на одном месте… А толпа всё кричала и кричала, вытянув вперёд руки с опущенными вниз большими пальцами:

– Добей её… Добей!!!

И вдруг случилось такое, чего никто не мог ожидать…

Анна, вместо того, чтобы отсечь голову поверженной сопернице, как того требовала толпа, вдруг медленно сняла щит и бросила его на песок. Сделав паузу, она точно так же бросила под ноги меч…

Рёв толпы стал потихоньку затихать, и после того, как Анна, сняв шлем, отбросила его, арена совсем затихла…

Такого ещё никогда не было, чтобы победительница, вместо того, чтобы добить побеждённую как того требовала толпа, – сама стала просить о пощаде…

Анна, встав на колени рядом с Лилией, так же как и она низко склонила голову, ожидая своей участи…

Наступила томительная пауза… Патриции, не зная, что предпринять, посмотрели на сенатора Кутония в надежде, что он разрешит сложившуюся ситуацию.

Римский сенатор не заставил себя долго ждать…

Встав со своего стула, он снова поднял руки над головой, широко разведя их в разные стороны.

– Граждане Великой Римской Империи! Сегодня великий праздник, и будет неправильно начинать его чьей-то смертью, тем более смертью такой отважной воительницы, поэтому я принимаю такое решение, которое, я уверен, – выразит мнение большинства присутствующих здесь граждан, – властью, дарованной мне Императором, я дарую жизнь обоим бойцам, так как сражались они храбро и вполне заслужили не только жизнь, но и щедрую награду. И да будет так!

А что скажете вы, свободные граждане, – я хочу услышать ваше мнение! Жизнь или смерть?

– Жизнь, жизнь, жизнь!! – снова заревела толпа, которая несколько минут назад с таким же азартом требовала расправы над поверженной Лилией.

Толпа непостоянна, и никто не знает, чего от неё ждать в следующую минуту…

* *

Лилия, стоя на коленях, никак не могла поверить в чудесное спасение… Слёзы лились у неё из глаз. Она смотрела на кричащих зрителей, патрициев в ложе для почетных гостей, на яркое солнце, на синее небо, и не верила в так неожиданно свалившееся на неё счастье… Она свободна… Отныне она свободна!!!

Скоро она увидит свою семью, и теперь никто не сможет ей в этом помешать. Девушка стояла на коленях, не в силах подняться на ноги от страшной усталости и потери крови, а в это время счастливая Анна, радостно скинув с себя узкую набедренную повязку и размахивая ею над головой, бегала по песку арены совершенно голая, от чего толпа от восторга взревела так, как не кричала она во время смертельного боя…

* *

Римляне тех далёких времён, – неужели вы не могли себе найти другого не менее увлекательного зрелища, чем созерцание убивающих друг друга мечами молодых юношей и девушек??? Как жаль, что игру в футбол придумали намного позже… Тогда вам было бы чем заняться…

* * *

…Женщина лет пятидесяти неподвижно сидела на огромном камне, лежащим около большого дуба, и смотрела вдаль, на дорогу, которая уходила далеко-далеко, теряясь где-то за горизонтом… Она часто сидела на этом древнем валуне, напряжённо всматриваясь вдаль и думая о чём-то своём…

Вот таким же тёплым летним днем, как сегодня, пятнадцать лет назад её маленькая дочь Лилия вместе со своими друзьями и подружками ушла на берег моря, чтобы искупаться, и бесследно исчезла…

Больше ни её, ни других детей никто и никогда не видел…

Мессалина, так звали женщину, долго и безуспешно пыталась найти пропавшую дочь, но всё было тщетно… Никто не видел, куда она пропала, и в округе тоже никто ничего не знал про неё…

Не проходило и дня, чтобы Мессалина не вспоминала про свою пропавшую девочку. Она часто приходила сюда, глядя на пустынную дорогу, и ждала, что настанет день, когда её дочь вернётся, живая и здоровая, после долгих странствий и тяжёлых испытаний, но дорога все эти годы по-прежнему оставалась безлюдной и пустой…

Это повторялось уже пятнадцать лет, но Мессалина всё равно снова и снова приходила сюда, всё ещё лелея надежду, что в один прекрасный день Лилия вернётся, хотя в глубине души понимала, что вряд ли это когда-нибудь случится…

…Посидев ещё немного, женщина утёрла рукой набежавшую слезу и собиралась было уже уходить, как вдруг заметила далеко на горизонте две крохотные чёрные точки. Постепенно эти точки становились всё больше и больше, пока Мессалина не разглядела в них две женские фигуры. Они быстро приближались, и женщина наконец-то смогла их как следует рассмотреть.

Это были молодые девушки лет двадцати, идущие быстрым шагом, за спиной у которых были небольшие котомки. У одной из девушек из котомки торчал какой-то длинный предмет, завёрнутый в холст.

Мессалина, сама не зная почему, вдруг почувствовала сильнейшее волнение.

Кто эти незнакомые женщины и зачем они здесь? А вдруг они знают что-нибудь об её пропавшей дочери?

Девушки, подойдя поближе, остановились, внимательно разглядывая Мессалину. Одна из них, с чёрными длинными волосами, сделав шаг вперёд, встала напротив женщины, глядя ей в глаза.

– Кто вы, путницы, и что вам здесь нужно? – спросила Мессалина, у которой от волнения сердце готово было выскочить из груди. – Меня зовут Мессалина, а как зовут вас?

Черноволосая девушка вытянула руки вперёд. На глазах у неё заблестели слёзы…

– Меня зовут Лилия, мамочка! Ты узнаешь меня? Это я – твоя дочь!

Я вернулась, мама!

* * *

Э П И Л О Г.

…Прошло четыре года.

…На морском берегу, на горячем песке почти у самой воды сидят рядом две обнажённые молодые женщины… Они, не говоря ни слова, молча наблюдают за тем, как две маленькие девочки плескаются в море, обдавая друг друга солёными брызгами и при этом хохоча во все горло. У одной из них светлые волосы, а у другой почти чёрные, как и у тех женщин, сидящих на берегу и внимательно наблюдающих за играющими детьми.

– О чём думаешь, подруга? – вдруг нарушила молчание светловолосая, внимательно посмотрев на свою спутницу. – Что-то ты сегодня какая-то грустная, – не расскажешь мне, почему?

– Знаешь, Анна, ты не поверишь, – но в последнее время я всё чаще и чаще вспоминаю те далёкие времена, когда мы были гладиаторами… Никогда не думала, что буду скучать по тем страшным годам, а вот скучаю, и чем больше проходит времени, тем чаще о них вспоминаю…

Лилия развернулась и легла на песок, положив голову на колени Анны, при этом прикрыв ладонью глаза от палящего солнца.

– Конечно, сейчас наша жизнь такая спокойная, размеренная и сытая, которой позавидовали бы даже боги; у нас есть маленькие дочери и даже мужья, но, несмотря на это, мне постоянно чего-то не хватает…

…Мне часто снится, как я снова на арене, снова в бою… Ты же была там, ты должна меня понять…

…Я стою перед воротами и жду, когда они распахнутся и в глаза ударит яркий свет. А за этими воротами я слышу глухой рокот толпы, с нетерпением жаждущей кровавого зрелища…

И вот ворота наконец открываются и я выхожу наружу, после холодного камня ступая на горячий песок арены. Огромная толпа, – все, как один, издаёт крик одобрения, а я, высоко подняв сверкающий меч над головой, иду на середину арены… Крики людей всё сильнее и сильнее… Они знают меня, они любят меня, потому что я – победительница!!!

И вот звучат трубы, и бой начинается… Я быстра и ловка, как пантера; я то падаю на песок, то снова взлетаю вверх под всеобщие крики одобрения.

Двадцать тысяч зрителей не сводит глаз с того, как мой тяжёлый меч порхает вокруг меня, как бабочка, что создаёт у зрителя впечатление моей легкости и неуязвимости в смертельной схватке…

Моя соперница совсем молодая и неопытная по сравнению со мной, и если бы я захотела, то давно бы уже убила её, но мне это совсем неинтересно… Я чувствую свою силу и превосходство и, на радость толпе, хочу немного поиграть со своей жертвой, которая, скорее всего, уже догадывается, что обречена…

Проходит немного времени, и эта игра начинает мне понемногу надоедать… Я, усыпив бдительность несчастной соперницы, вдруг наношу коварный удар своим острым мечом…

Удар настолько незаметен, что зрители сначала даже не понимают, что произошло.

Нанося этот режущий удар, я лишь слегка касаюсь бедра соперницы, и через мгновение из него начинает хлестать кровь…

Мой удар не смертелен, но моя соперница уже обречена… Кровь бьёт фонтаном, и это несчастная женщина очень быстро теряет силы… Она уже не может защищаться так, как прежде, но и я тоже не спешу…

Через несколько минут она, совершенно обессилев от потери крови, падает на колени, выронив из рук бесполезный уже меч… Соперница медленно снимает шлем и бросает его на песок, моля о пощаде… Из её глаз текут слёзы, она молит о нисхождении, но в рёве толпы её тихий голос никому не слышен…

…Толпа кричит: "Добей её, добей!" И нет в этой толпе ни жалости, ни сострадания, а ведь там, на скамьях, сидят такие же люди, как и мы, – женщины-гладиаторы… У них есть дети, родители, мужья и жёны, но почему они такие бессердечные??

И вот толпа, опустив большие пальцы вниз на вытянутых руках, быстро принимает решение…

Я подхожу к стоящей на колени сопернице и кладу меч ей на плечо.

Перед тем как нанести последний удар, я вижу её глаза, полные мольбы и ужаса… Мы почти не знакомы и вот здесь, за минуту до её смерти, я могу наконец-то рассмотреть, кто же передо мной.

Это молодая девушка, скорее всего, ей лет семнадцать или восемнадцать, не больше. Волею судьбы она попала на арену, так и не успев ничего попробовать в этой жизни…

Мне немного жаль её, но я ничего не могу изменить… Я такая же, как и она…

Сегодня я убиваю слабую соперницу, а завтра кто-то, оказавшись более сильной, ловкой и удачливой, также убьёт и меня…

…И вот, наконец, я, делая взмах мечом, отрубаю ей голову. Толпа ревёт от восторга… Отрубленная голова падает на песок, и я снова вижу взгляд этой девушки, – страх и мольбу о пощаде, которые даже после смерти так и остались в её глазах…

Ну вот и всё, – бой закончен… Зрители кричат и машут руками, приветствуя меня, – только меня и никого больше…

Я, подняв меч высоко над головой, медленно иду по горячему песку, чувствуя себя Императрицей. Я всего лишь рабыня, но сегодня меня приветствуют так, как не приветствовали до этого ни одного римского Императора…

Сердце, как птица, готово выпрыгнуть у меня из груди от невероятного восторга, переполняющего всю меня до краёв…

Сегодня я – победительница, сегодня я – Императрица, и это невероятной силы чувство радости и триумфа можно испытать только там, на арене… Больше нигде, – только там…

Вот почему меня и тянет туда снова, милая моя Анна!

Я долго боролась с этим своим желанием, и вот, наконец, всё же решилась… Я хочу вернуться обратно, в школу гладиаторов, к нашему наставнику. Я поняла, что не могу без арены. Что ты об этом думаешь, подруга? Пойдёшь со мной?

Анна, услышав от Лилии такие слова, на время потеряла дар речи.

– А как же наши дети, – что будет с ними???

– Ничего с ними не будет, – мы же ненадолго! Побудем с годик, заработаем денег и вернёмся, а пока за нашими дочерьми присмотрят наши любимые мужья!

Лилия встала на колени напротив Анны, серьёзно глядя ей прямо в глаза.

– Ну так как же, – ты со мной?

– Куда же я тебя отпущу одну, – конечно, я с тобой!

Женщины ещё несколько мгновений серьёзно смотрели друг на друга, и вдруг обе, как по команде, разразились громким смехом.

– А я ведь почти поверила, что ты и правда хочешь вернуться на арену! – сквозь смех проговорила Анна. – Ну ты даёшь!

– Конечно, я вспоминаю арену, и она часто снится мне по ночам, но вернуться туда снова меня не заставят даже все сокровища Римской Империи! – Лилия обняла и поцеловала свою подругу, и, посмотрев в сторону моря, громко крикнула: