Тактические маневры

Елена Алябьева

Тактические маневры

– Ох, батюшки мои! Ох-ох-ох! Да как же вы его привезли? Худосочный какой! Ведь одни косточки! – Бабушка беспрестанно качала головой и всплескивала руками. – В чем только душа держится! Ох-ох-ох!

– Так не ест ничего, – грустно призналась мама. – И не заставишь. Не хочет и все тут! Головой крутит в стороны и не дается.

Бабушка продолжала охать, а дедушка спросил:

– Может, это у него хворь какая? Надо бы доктору показать.

– Да, все нормально будет, – сказал папа. – В деревне побегает, так сразу и аппетит появится, а потом и вес побольше будет. Свежий воздух и свобода от родительской опеки – отличное лекарство.

Бабушка не оценила шутливого папиного настроения и продолжала горевать:

– Ох, не знаю. Не знаю, что и делать.

– Вы, Катерина Ивановна, не переживайте. Если ребенок в городе выжил, то здесь, среди лесов, ему просто курорт. Может, возьмете его на пару недель на прокорм? Мы тут привезли, что он иногда ест. Вот сухари с маком и грушевый лимонад. Остальное ему ни уговорами, ни силой не впихнешь. Мы все перепробовали. – На этих словах вздохнула мама.

Не обращая внимания на женские причитания, дедушка деловито взял в руки бутылку лимонада и с подозрением читал этикетку.

– Ну, получше, конечно, чем компот для военнопленных, однако хорошего мало.

– Так что же это, дочка, вы его только сухарями да лимонадом кормите?! – всколыхнулась от волнения и ужаса бабушка. В ее беспокойных и добрых глазах зарделся сердитый огонек.

– Да нет же, – стала оправдываться мама, – просто он это лучше всего ест. А заодно может и еще что-нибудь прихватить. Молока вообще не пьет. И хлеба ему не надо. Яблоко иногда согласится погрызть, да и то половину оставит.

– Ох, доченька, горе-то какое! – опять схватилась за голову бабушка.

– Живуч, однако, если такую жизнь выдержал. Ладно. Катя, давай его брать. А вы езжайте, – привычным командным голосом велел дед.

– Как?! – хором воскликнули родители. – Мы на все выходные думали к вам. Может, что помочь?

Однако на этот раз даже огромные голубые глаза дочки не смягчили твердый характер отставного капитана, как это бывало прежде.

– Ничего нам не надо. У вас в городе своих дел полно. Мы тут сами управимся. А этого новобранца спасать надо. Так что давайте езжайте. Езжайте и не думайте.

– Может, хоть чаем напоите на дорожку, Михаил Игнатьич? – папин вопрос остался без ответа, что, впрочем, означало, что чай гостям все-таки будет.

Бабушка пошла в дом, приговаривая тихонько что-то о горькой судьбе младенца. Дед взял ребенка за руку и спросил:

– А ты чай будешь на дорожку? – В ответ Митя только помотал головкой. – Ну, тогда пойдем. Покажу тебе мою кладовую. Там у-ух сколько всего! А потом уж и чайку можно испить.

Митя недоверчиво взглянул на деда, но все-таки пошел с ним осматривать достопримечательности кладовой, располагавшейся в огромном старом сарае. Он решил, что там, вероятнее всего, кормить не станут, а при случае можно попытаться сбежать или где-нибудь укрыться.

Екатерина Ивановна в это время уже управлялась на кухне. Шипел электрический самовар. Неизвестно откуда взялись теплые ватрушки с творогом, следом показались пироги с яблоками и с вишней. На столе белела сметана, окруженная тарелочками и чашечками, содержимое которых невозможно было бы перечислить даже после очень плотного обеда, а на голодный желудок – просто противопоказано.

Через полчаса, пока взрослые гости трудились над уменьшением количества пирогов и ватрушек, бабушка пошла проверить, что поделывают Михаил Игнатьевич с внуком. Она вошла в сарай и застала их за распределением по ящикам каких-то малопонятных железок. Когда она попыталась вмешаться в этот процесс и позвать их пить чай, Михаил Игнатьевич тут же парировал:

– Погоди ты со своим чаем! Некогда нам.

Внук тут же повторил:

– Да, да, некогда нам!

Но потом Михаил Игнатьевич лукаво посмотрел на супругу и спросил:

– А может, ты нам сюда что-нибудь принесешь? Пирог-то у тебя есть?

– А как же! Конечно, есть. И ватрушки тоже, – ответила бабушка. – Тебе вишневый или с яблоком?

– Да я бы и от ватрушечки не отказался. Ты как думаешь, Митя, ватрушечка-то получше будет?

Внук высказал предположение, что ватрушечка, конечно, будет получше, но с яблоком обычно вкуснее. Потому что слаще. В результате бабушка принесла и ватрушку, и пироги. Дед критически посмотрел на пышущее печным жаром блюдо и недовольным голосом заметил:

– Ну, мы, конечно, это есть не будем. Разве что так, ради баловства попробуем, что ты там сегодня напекла.

Митя с интересом смотрел, как дед морщинистыми и темно-коричневыми от загара и работы руками берет пирог и с удовольствием откусывает от него добрую половину.

– Ты бы хоть руки что ли ополоснул, Михаил? – с улыбкой сказала бабушка.

– А у меня тут все стерильно. Скажи, Мить? Чистота тут. Откуда грязи-то взяться?

– Ага, – сказал Митя, уже с неподдельным практическим интересом разглядывая пироги.

– У тебя, Митя, руки городские, оттого и пыльные. А здесь природа: земля да трава. Потому и чисто. Однако ради хорошего пирога руки можно и протереть чем-нибудь. Где-то у меня тут чистые тряпочки имеются.

Дед открыл огромный деревянный сундук, сколоченный из толстых досок, покопался в нем и достал клочок ткани. Неизвестно, стали бы от этой тряпочки чище руки или нет, но тем не менее ею были тщательно протерты Митины пальцы и ладони, которые во время сортировки дедушкиных инструментов покрылись ржавой пылью и чем-то похожим на масло. После формальной гигиенической процедуры можно было немедленно приступать к пирогу. К сожалению, попытка отхватить от него большой кусок, по примеру деда, кончилась не совсем удачно. Частично кусочки яблок повалились из детского рта на пол. Впрочем, все остальное было распихано за обе щеки, и Митя стал усиленно жевать пирог, к невероятному удовлетворению бабушки и веселому подмигиванию дедушки.

– Не спеши, милок. Успеешь. Никто ведь не отбирает.

– Обычно после таких слов сразу и начинают отбирать, – засмеялся Михаил Игнатьевич. – Ты жуй, жуй, не смотри ни на кого. – Он повернулся к супруге. – Однако и запить чем-нибудь неплохо бы. Молочка бы хоть принесла или чайку.

– Сейчас, сейчас. Все принесу.

Бабушка каким-то невероятным способом исчезла и тут же вновь появилась уже с кувшином молока и солидной кружкой чая.

– Ты будешь чай или молоко? – серьезно спросил дедушка Митю.

– Да я…

По привычке на языке вертелась фраза «не хочу, не буду», но где-то совсем близко мелькала совершенно новая малоизученная мысль: «Буду, все буду!» К несчастью, додумать ее не получилось, и противная привычка взяла верх. Тогда Митя сказал:

– Я ничего не хочу.

– Правильно, – согласился дедушка.

Митя удивился и даже испугался неожиданного поворота событий, так как пить все-таки хотелось. К величайшей его радости, спасение не замедлило прибыть через того же дедушку.

– Но запить-то лучше, конечно, молоком. А уж потом сверху чаю погорячее. Это чтоб жажду утолить.

Митя с этим железным доводом, естественно, согласился. Отхлебывал он прямо из кувшина, правда, основательно облился, но по совместному рассуждению Екатерины Ивановны и Михаила Игнатьевича это была ерунда. Потом бабушка отправилась домой по делам, и кружку чая Митя с дедом уже допивали по очереди.

Во время перемещений Екатерины Ивановны между кухней и сараем Митины родители заметили, что лицо ее принимало то серьезное, то умильное выражение. На все вопросы она отвечала скупо: «Потом, потом», – что сгущало загадочность в атмосфере дома.

В конце концов обеспокоенные родители не выдержали и решили сыграть в Митину любимую игру в шпионов. Они последовали за бабушкой, чтобы посмотреть, что же там творится – в этом заповедном сарае, куда друг за другом исчезают съестные припасы со стола и из печки. Когда же сквозь щель в стене они увидели, как их ребенок обливался молоком и с аппетитом запихивал за щеку пирог, их словно приклеило к старым растрескавшимся доскам, ибо такой сцены они не наблюдали с самого Митиного рождения. На утро счастливые родители со спокойной душой уехали в город.

***

Через несколько дней из деревни пришла телеграмма. Михаил Игнатьевич сообщал: «Дорогие Маша и Сережа, баян сломан. Ремонт нет. Высылайте новый ближайшее время». Странная телеграмма более всего походила на розыгрыш, но Митины родители насторожились. Они хорошо знали, что ни Михаил Игнатьевич, ни Екатерина Ивановна не стали бы шутить подобным образом. Позвонить по телефону и все узнать не было возможности, так как в некоторых даже не очень затерянных деревнях связь на расстоянии не осуществляется привычным техническим способом. Сереже и Маше пришлось срочно купить баян и самим везти его в деревню, так как и без того туманные сроки почтовой доставки могли и вовсе рассеяться в дремучих лесах родины.

Приехали они уже к ночи. В окнах горел свет. Несмотря на задернутые занавески, внутри дома чувствовалось какое-то оживление. Родители вошли в комнату и увидели, что бабушка пыталась скормить Мите ложку супа. Это было непросто и требовало большой ловкости. Кроме того, каждый раз, когда ложка уже была невероятно близка к цели, голова Мити поворачивалась на 180 градусов вместе с туловищем и табуретом. Это было невероятно смешно, и Митя заливался веселым смехом. Екатерина Ивановна присела и вздохнула. Ей и самой было смешно, но, судя по ее усталому виду, держалась она уже из последних сил.

Заметив Сережу и Машу, она чуть не подпрыгнула.

– Здравствуйте, Екатерина Ивановна!

– Мама, мы старались приехать как можно скорее. Что случилось?

Не слушая приветствий и вопросов, бабушка сразу же потребовала:

– Баян привезли?

– Вот, пожалуйста. – Сережа поставил на пол большую коробку.

Как перышко легко порхает от малейшего прикосновения ветра, так и бабушку сдуло с табурета и перенесло к коробке. Она открыла крышку, убедилась, что баян действительно на месте, произнесла что-то вроде «ага» и тут же вышла из дома. Мама подошла к Мите и спросила, все ли у них в порядке, хорошо ли ему без городских друзей и слушался ли он бабушку с дедушкой. Папа в это время выглянул за дверь и услышал отдаленное «Михаи-ил!»

Не успели они расспросить Митю, что тут происходит, как на пороге вновь появилась Екатерина Ивановна, чрезвычайно довольная и улыбающаяся. Усталости на ее веселом лице как не бывало. Через минуту вошел и Михаил Игнатьевич. Он что-то бормотал про незаконченную работу, про то, что его отвлекают от важных дел, и что кому-то не мешало бы постоять в углу. В одной руке он до сих пор держал корявую ржавую железку, а изо рта у него торчала незажженная сигарета. Весь его вид говорил о том, что его прервали в самый ответственный момент. Однако строгий взгляд бабушки вернул его в мир людей, и он увидел, что приехали Митины родители.

В это время Сережа распаковывал баян и говорил, что его должны были настроить в магазине, но он не проверял, так как все равно играть не умеет.

– А зря, – серьезно сказал Михаил Игнатьевич. – Пора бы поучиться. Совсем скоро это тебе ой-ой как пригодится! А баян настраивать не надо. Это тебе не пианино, а серьезный инструмент. На-ко вот, поди пока положи на крылечко, – дедушка подал папе свою железку, а сам взялся за баян и стал пробовать клавиши.

Сережа мигом обернулся и сел вместе с Машей на скамеечку возле печки. Оба замерли в ожидании, надеясь, что сейчас они наконец-то поймут всё. Настроив новый инструмент, дед сказал:

– Готово. Ну, Митя, слушай. Катя, целься как следует и пали без промаху.

– Не в первый раз, – ответила бабушка и махнула рукой.

Дед заиграл строевую, потом лихо свернул на песню «Катюша», потом еще что-то и еще. Играл он действительно здорово. И легко, и с размахом. Пожалуй, этот импровизированный концерт целиком поглотил бы внимание не только Митиных родителей, но и любого случайного слушателя, если бы не один отвлекающий маневр, которым руководила в это время Екатерина Ивановна.

Дедушкино исполнение, по-видимому, настолько, завораживало Митю, что он слушал открыв рот. Именно этим фактором и пользовалась бабушка, чтобы по ложечке подсовывать ребенку суп с пирожком, потом салат, потом еще что-то. Все происходило в полном безмолвии, под чистые звуки баяна. Митя старательно и очень аккуратно жевал, потом стал самостоятельно пить чай, быстро и азартно отпивая по маленькому глоточку, чтобы не упустить ни одной нотки.

Завершение ужина ознаменовалось размашистым мажорным аккордом из военного марша. Митины родители сидели и удивленно молчали. Бабушка с довольным видом собирала посуду. Михаил Игнатьевич вытер рукавом лоб и сказал:

– Да, ребенка кормить – это вам не ротой командовать.

Понемногу Митя привык к деревенскому распорядку и стал незаменимым спутником дедушки в утреннем чаепитии в сарайчике, когда составлялись тактические маневры на день, а порой и стратегические планы на все лето и даже грядущую осень. Чрезвычайно полезным оказалось и его регулярное присутствие на кухне. Митя поступил на службу постоянного добытчика свежего лука, который требовалось аккуратно срезать перед обедом в количестве пяти кустиков, а также активного дегустатора начинок для пирожков (особенно ему удавались ягодные и яблочные составы). Кроме того, он прекрасно выполнял поручения связного, не прибегая к использованию радиоаппаратуры, а просто перебегая по саду, в результате чего система коммуникации между домом и сараем работала безотказно при полном отсутствии не только проводов, но и беспроводного интернета и прочих технических достижений современности.

Идиллическая картина была прервана одним прекрасным тихим вечером во время традиционного ритуала перед сном – просмотра мультфильмов. Надо отметить, что вечер этот был не совсем обычным, он отличался от всех предыдущих чрезвычайной темнотой. Хоть бабушка Екатерина Ивановна и объяснила, что «Петр и Павел час убавил», Митя не вполне понял значения этих слов и про себя решил, что непременно разберется, что это за личности и каким образом они распоряжаются временем. Однако в настоящий момент он был поглощен судьбой козлят, на которых покушался чрезвычайно зубастый волк. История была страшноватой, но завершилась благополучно. От радости Митя напрочь отказался идти спать и попросился смотреть новости. Дополнительные минуты бодрствования ему были разрешены, так как дедушка с особым интересом ждал сообщения о запуске новой ракеты с группой космонавтов на Международную Космическую Станцию, а один из участников экспедиции был какой-то дальний родственник.

Репортаж вели из Центра управления полетами. Пока журналист рассказывал о специальных креслах и циркуляции воздуха, Михаил Игнатьевич с внуком сидели и с одобрением слушали. Когда же речь зашла о новшествах в конструкции двигателя, Митя неожиданно привстал, развел руками и воскликнул: «Да что же он неправду-то говорит?!» Бабушка с дедушкой замерли в удивлении. Митя не заставил себя ждать и сразу рассказал, что, во-первых, топливо подается совершенно иначе, а пусковой механизм работает по принципу… Далее он употреблял термины, которые человеку без специального технического образования повторить сложно. Безусловно, четырехлетний ребенок уже многое знает об устройстве мира, об автомобилях, электрических проводах и даже розетках, но технические тонкости пускового устройства ракетного двигателя осваивают, как правило, несколько позже.

– Митенька, это теперь в детском саду такому учат? – неуверенным голосом осведомилась бабушка.

– Да что ты! Мы клеим эти… Паликации, кажется. Это когда вырезаешь что-нибудь из бумажки и приклеиваешь на другую бумажку. Знаешь? Или считаем собачек и кошечек в корзинке. Скучновато, конечно. Но жить можно.

Дедушка сидел, задумавшись, и слушал внука. Когда закончился рассказ о буднях в детском саду, он спросил:

– Слушай, Митя, это ведь, наверное, секретная информация. Я имею ввиду, про ракету, про двигатель…

– Конечно, секретная.

– Откуда же ты все это знаешь? Неужто папа тебе рассказал?

– Как это он мог мне рассказать?

– Вот и я думаю. Нельзя ведь, наверное.

– Так секретно же! Какой ты, дедушка, непонятливый. Никто и ни о чем мне не рассказывал.

– А откуда тогда ты про топливо узнал?

Митя пожал плечами.

– Ничего не понимаю. Ты не врешь случаем?

– Нет, – просто ответил Митя, попивая молочко из кружки и с удовольствием кушая пирог. Как это все оказалось у него в руках – уму непостижимо, ибо Екатерина Ивановна умела перемещать любую еду из кухни в радиусе дома и окружающего участка со скоростью, сравнимой разве что со световой. Митя попытался продолжить разговор про секретность, но начинка из малины мешала ему внятно произносить слова. Тогда бабушка, которая посмотрела на часы и решила, что ребенку давно пора смотреть сны, а не рассуждать о ракетах, предприняла решительную попытку прервать разговор.

– Да что ты пристал, Михаил. Ну, знает он. Что ж теперь? Завтра договорите.

– Как что? Может, это военная тайна.

– Ага. Шамая военная, – произнес Митя с гордостью и с набитым ртом. – Когда папа дома работает, он всегда думает, что эти военные со своими тайнами ему уже поперек головы. Ой, нет. Поперек шеи. Или вдоль?..

– Во дела. То есть как это думает? Ты что же мысли читаешь?

– Нет, я пока читать не очень умею. Но мама мне буквы показывала. По-моему, это совсем несложно.

Дедушка задумался. Бабушка сидела рядом и внимательно молчала.

– Не переживай, дедушка. Я никому не скажу. Я же понимаю, что секрет нельзя рассказывать. А то это получается не секрет, а простая информация. Я уже большой. Мне четыре.

Екатерина Ивановна и Михаил Игнатьевич переглянулись, но ничего не сказали. А поскольку время близилось к одиннадцати, было принято единогласное решение быстренько лечь спать, ибо утро, как известно, превосходит вечер по степени мудрости. Хотя Митя заснул сразу, бабушка с дедушкой долго еще сидели на кухне с зажженной настольной лампой и о чем-то тихо разговаривали.