Цена бессмертия

В каком бы обличье Грегори Рут передо мной ни предстал.

— Пойдем, — сказала она.

И мы пошли.

* * *

Периметр Черного Квадрата фонарями не освещался. Дождливую темноту ночи над шоссе разрывал только свет фар моего автомобиля. Мы ехали не торопясь. Часы показывали два, до рассвета была целая вечность. Для того чтобы открыть лабораторию Рута и поставить все точки над «i», у нас была уйма времени. А на мероприятия, подобные тому, что ожидало нас с Лоттой, наверно, не стал бы торопиться ни один нормальный человек.

Я знал, что в Черный Квадрат на машине можно было попасть только через единственный въезд, на котором располагался полицейский блокпост. До него оставалось километров пять, и я спросил:

— Меня пропустят по журналистскому удостоверению и водительским правам?

— Со мной пропустят, — ровным тоном ответила Лотта. Она сидела рядом и неотрывно смотрела на мокрую ленту шоссе, которая в свете фар уносилась под колеса автомобиля. На лице Лотты застыла странная гримаса — то ли она собралась плакать, то ли усиленно что-то вспоминала.

Мне было больно смотреть на нее. И я заставлял себя забыть, что она сидит рядом, и старался думать только о дороге. Но когда впереди засветились огни блокпоста, сказал:

— Я редко меняю свои решения, Лоттик, ты знаешь. И еще реже останавливаюсь на полпути. Ты попросила меня помочь — мы едем. Но все-таки хочу спросить: ты все хорошо обдумала?

— О чем ты, Дэнни?

— Теперь, когда мы с тобой разобрались в ситуации… — я замялся. — В общем, зачем тебе это?

— Что «это»? — мертвым голосом спросила она.

— Это… дознание. Вряд ли тебя ждет там, — я кивнул в сторону серых горбов коттеджных крыш за пеленой дождя, — что-то хорошее. Не рви себе сердце. Отдай все в руки профессионалов. И… больше никогда не появляйся в том доме.

Она резко повернула ко мне искаженное мукой лицо:

— Я хочу дать ему шанс, Дэнни! Если он еще жив, если он способен мыслить, если может решать за себя — я хочу дать ему шанс, понимаешь? Решить все самому…

Она изо всех сил сдерживала рыдания, ее шея беспомощно вытянулась из-за ворота плаща, и я вдруг по непонятной ассоциации вспомнил, как вонзал в эту белую лебединую шею шприц со снотворным там, на планете Пифон. Тогда это было необходимо, чтобы вытащить ее из кошмарной переделки, — своей волей она уйти не могла…

«Какой, к черту, шприц! Какая шея! — мысленно обругал я себя. — Здесь совсем другая ситуация! Конечно, хорошо бы вкатить солидную дозу успокаивающего Грегори Руту, прежде чем открывать дверь его логова и протягивать руку для приветствия. Но это невозможно!»

Я дергано нажал на газ и в считанные секунды покрыл расстояние до блокпоста. Машина с визгом затормозила возле шлагбаума.

Молодой широкоплечий полицейский подошел к машине и, узрев Лотту сквозь ветровое стекло, приветливо ей козырнул. Я протянул ему удостоверение. Он бегло взглянул на него и спросил, обращаясь к жене Грегори Рута:

— Ваш сопровождающий, миссис Ньюмен?

— Это друг нашей семьи, — спокойно ответила она. — Муж в курсе позднего визита. Он нас ждет.

— Проезжайте! — кивнул мне парень и открыл шлагбаум.

Через десять минут мы подъехали к особняку Грегори Рута. Дом выступил из-за мутного занавеса холодной мороси справа от дороги. Черные глазницы окон первого этажа равнодушно отразили габаритные огни моего автомобиля. Я остановил машину у асфальтированной дорожки, ведущей к парадной двери, и посмотрел на Лотту. Она не пошевелилась:

— Мне страшно.

— Честно сказать, мне тоже не по себе, — ответил я. И достал из бардачка фонарь. — Но надо идти.

— Мы войдем через черный ход, — сказала Лотта. — От него спускается лестница в подвал. К тому же распределительный щит находится рядом с ним.

Я открыл дверцу автомобиля и поднял воротник пиджака.

— Веди. — И вылез под дождь и ветер.

Мы обогнули особняк, осторожно ступая в темноте по мокрому газону, и подошли к узкой двери черного хода. Лотта обернулась и ткнула пальчиком в темный прямоугольный предмет, от которого к крыше дома тянулись электрические провода.

— Это щит…

— Подожди, — сказал я. — Кто-то из нас должен будет отключить питание, а кто-то — открыть замок. После этого электричество нужно подать в дом снова. Открывать дверь буду я. Ты не должна оставаться одна внизу ни на минуту… — Я сделал паузу, ожидая возражений, но Лотта согласно кивнула. — Значит, отключать будешь ты. Пойдем, я покажу тебе эту автоматику.

— Не надо, — сказала она. — Я знаю, что там все просто. Разберусь.

Я с сомнением покачал головой, но ничего не сказал.

Мы спустились вниз. Лотта щелкнула выключателем, и в ярком свете люминесцентных ламп я увидел узкий чистый коридор. Он проходил через весь дом и утыкался в глухую стену. Глядя в конец коридора, я спросил:

— А что, окон в подвале нет?

— Нет, — ответила Лотта. — Только кондиционеры. В ином случае я бы смогла увидеть, кто бормочет в помещении у Грега.

Мы подошли к единственной в подвале стальной двери.

— Эта? — напряженным голосом спросил я, хотя и так все было ясно. И нервически сжал фонарь, его пластмассовый корпус опасливо скрипнул. Лотта ничего не ответила, а прижала ухо к двери и тихо спросила:

— Слышишь?

Я замер и чутко прислушался. Из-за двери явственно, но очень тихо раздавались длинные рокочущие звуки. Через несколько секунд они сменились невнятным бухтением. Это было похоже на ворчание старого пьяницы, который не может выговорить ни слова, но попыток выразить мысль не оставляет…

Я шагнул от двери:

— Все, Лотта, иди. Нечего тянуть.

Она, не говоря ни слова, ушла. А через минуту свет в коридоре погас.

И я услышал, как сдвинулись ригели электрического замка. Дверь была открыта.

Кромешная темнота обступала меня со всех сторон, но в тот момент я почему-то напрочь забыл о фонаре. Бормочущие звуки за дверью неожиданно смолкли, и я теперь не слышал ничего, кроме собственного, учащенного волнением дыхания. Мной овладела нерешительность. Я замер. И подумал, что все-таки погорячился, придя сюда без револьвера.

«Открывай скорее! — мелькнула мысль. — Сейчас Лотта опять подаст электричество!»

Я резко выдохнул и потянул на себя тяжелую махину двери. Она бесшумно и плавно стала открываться. В образовавшийся проем на пол коридора упала кровавая полоса слабого света Аварийное освещение, понял я. И подумал, что лаборатория профессионального программиста Грегори Рута наверняка оснащена компьютерами. А они не терпят скачков напряжения. И уж где-где, а в своем «помещении нулевого уровня» Рут постарался организовать бесперебойное электрическое питание… И еще я подумал о том, что до сих пор не включил фонарь. И тут же забыл о нем, чутко вслушиваясь в пространство, из которого лился кровавый свет…

Ни звука. Все мои чувства были напряжены до предела, но я не уловил за дверью чужого присутствия.

И, увеличив проем до ширины своих плеч, шагнул в помещение.

В красной полутьме большого зала с низким потолком никого не было. Во всяком случае, в тот момент я никого не увидел. Посреди лаборатории стоял широкий и длинный стол. Он был заставлен высокими корпусами системных блоков и других незнакомых мне приборов. Там же теснились стойки со здоровенными плоскими мониторами и пластиковые полки для бумаг и лазерных дисков. Свет давали контрольные светодиоды источников бесперебойного питания и индикаторные панели приборов.

Я осторожно обшарил взглядом утопающие в темноте углы и стены и двинулся к столу. Нагромождение аппаратуры не давало мне увидеть, что скрывалось за ним. А именно там должно было стоять рабочее кресло Рута: компьютерная клавиатура и управляющие панели системных блоков смотрели в ту сторону.

Подойдя к столу еще на два шага, я услышал, как шумят вентиляторы процессоров. И еще я увидел, что на верхней плоскости одного из мониторов тускло мерцает глазок цифровой видеокамеры. И направлен он прямо на меня.

Мне это не понравилось. Если видеокамера работает, подумал я, то информация автоматически преобразуется беспрерывно работающим компьютером в видеофайлы и, возможно, пересылается по Сети. Куда? Кто за мной наблюдает?

Я не успел по-настоящему озаботиться этим вопросом. Потому что подошел к столу вплотную и…

Я увидел Грегори Рута.

И в этот миг тишина зала взорвалась отчетливым безумным бухтением.

И тут же за спиной раздался громкий шепот Лотты:

— Дэнни!

— Стой! — закричал я. — Не входи! — И все неотрывно смотрел на Рута.

Он никак не отреагировал на мой крик. Он не слышал. Рут сидел спиной ко мне, до головы закрытый спинкой крутящегося кресла. Его темный всклокоченный затылок мерно ерзал по кожаной обивке из стороны в сторону.

В такт размеренному рокотанию, которое теперь пришло на смену ворчанию безумца.

И так три дня, подумал я. Уже трое суток он бухтит и ерзает башкой по креслу… Или он сошел с ума, или бредит, или…

Или Лотта права, и это не Грегори Рут, а…

Последнюю мысль я завершить не успел. Потому что услышал, как Лотта шагнула в лабораторию.

— Что там, Дэнни?

— Не смей приближаться к столу! — яростно зашипел я. — Я тебя позову, когда будет можно!

Больше всего я теперь боялся, что Лотта не выполнит моего указания и встанет рядом. Ей не нужно было видеть то, на что я смотрел.

— Почему ты не включила свет? — резко спросил я, чтобы сбить ее неуемное любопытство. А сам сделал осторожный шаг в сторону, обходя стол.

— Я включила, — виновато ответила она. — Но он не включается. Система перераспределения ресурсов ищет неисправность.

И дураку ясно, раздраженно подумал я, что она все перепутала и прекратила электроподачу так, что вывела из строя автоматику. Но бог с ней, лишь бы она сюда не совалась!

— Ладно, стой там! — Я медленно обогнул стол и приблизился к креслу. В нос ударил резкий запах. Такой, какой исходит от дохлых кошек. Волосы Рута в кровавой полутьме казались черными и почему-то были мокрыми. От пота?

От крови?..

Черная голова все так же мерно ерзала по обивке.

Я протянул руку и толкнул спинку кресла в сторону.

Кресло провернулось. Грегори Рут обратился ко мне лицом…

Еще несколько часов назад, когда я пытался представить себе Лоттиного мужа, мне рисовался высокий узколицый парень с крупными залысинами. Да, я представлял себе его приблизительно так. И за весь вечер не удосужился спросить у Лотты, как выглядит Рут, проверить, правильны ли мои догадки.

Проверка не удалась и сейчас.

У Рута, который сидел передо мной, не было лица. И тела, собственно, у него не было тоже. От него, тела, осталась одна задняя часть, некая оболочка, емкость из окровавленной плоти, лохмотьев кожи и костей. А все внутренности занимало черное месиво мелких и крупных щупалец или червей — мне некогда было вглядываться. И эти черви плотной бесформенной массой заполняли емкость выеденной ими плоти тела и черепа. Месиво ритмично двигалось, как единый организм, и издавало своей утробой — если к понятию «месиво» применимо слово «утроба» — глухое бухтение или угрожающий рокот.

Меня замутило. Я отшатнулся от кресла, и тут в плечи впились десять острых шипов, а уши с болью заложило от дикого крика. Мне показалось, что на спину кинулась точно такая же тварь, что находилась в метре от меня и пожирала Грегори Рута. Я, как стреноженный конь, шарахнулся вперед и в сторону, зацепился ногой за какой-то кабель и рухнул на пол. И почувствовал, как Лотта — а это вцепилась мне в спину и орала в ухо она! — не желая отпускать меня, упала вместе со мной.

Она все-таки не выполнила приказа, подкралась ко мне сзади!

— Вставай! — заорал я изо всех сил, высвободил ноги из-под ее тела и с панической силой оттолкнул ногой кресло. Оно стояло слишком близко: вдруг кровожадные твари в теле Рута умеют не только бухтеть и трепыхаться, но и прыгать!

Кресло рухнуло набок. Останки Рута и то, что находилось в них, с глухим стуком вывалились на пол.

— Дэнни! — в голос рыдала Лотта. — Что это, Дэн?! — Она ползала по мне, не давая подняться, и слепо шарила руками по лацканам пиджака. Она ничего не видела от ужаса и из-за слез, которые застилали ей глаза.

Я стащил с себя Лотту, резко сел на полу и притянул к себе. Она навалилась на меня и обхватила руками за шею. А я все смотрел на лежащее рядом кресло и за него. И видел разметанные в разные стороны, как конечности сломанной куклы, руки и ноги Грегори Рута, на них еще сохранились драные клочья одежды; и волосатый череп, он откатился от остатков туловища и лежал, являя мне зияющую черную дыру вместо выеденного лица; и то, как кровавое месиво кишащих щупалец выкатилось на пол из своего логова, превратилось в толстое черное покрывало и уверенно легло на кожаную обивку сиденья. Оно ползло к нам.

Эти твари-щупальца действительно были одним организмом и очень хорошо чувствовали человека на расстоянии!

Я оттолкнул Лотту в сторону от кресла. Она со всхлипом отвалилась от меня, и я встал. Покрывало на краю сиденья выгнулось волной и брякнуло добрую половину самого себя на пол. Щупальца копошились рядом с моими ботинками.

Если эта гадина дотронется до ног, пронзила мысль, то, вполне возможно, меня ждет участь Рута! Но отступить я не мог: мне пришлось бы перепрыгнуть через лежащую Лотту и оставить ее — пусть и всего на секунду — совершенно открытой для проворной твари. Я зло плюнул прямо в середину черного покрывала и повернулся к нему спиной. Поднял дрожащее тело Лотты на руки и шагнул прочь от опасности.

И вовремя. Покрывало за это время успело изогнуться снова и брякнулось как раз на то место, где я только что стоял. Грозное рокотание толкнуло в спину.

Я сделал три быстрых шага и обогнул стол. Лотта затихла у меня на руках. Голова ее запрокинулась, каштановые волосы свесились к полу, глаза закрылись. Похоже, она потеряла сознание. Может быть, оно и к лучшему, подумал я и двинулся дальше.

Но не успел сделать и шага. За спиной раздался странный хлопок, я испуганно обернулся и… от изумления чуть не выпустил Лотту.

То, что предстало моим глазам, было невозможно.

В дальнем углу, по ту сторону от стола полутьма заколебалась и превратилась в огромную, от пола до потолка, черную крутящуюся воронку. Чернота масляно блестела, и движение ее вихревых потоков было совершенно бесшумным. Эта дикая картина никак и ни на что в комнате не влияла и от этого казалась довольно безобидной. Она завораживающе притягивала взгляд. И я, быть может, с удовольствием посмотрел бы на эту штуку подольше, отдыхая от зрелища окровавленной плоти Грегори Рута.

Посмотрел бы. Если бы не знал, что это такое. Если бы не был сыном своего отца, Дэниела Рочерса-старшего, бывшего сотрудника БЗС, гения, ныне покойного гения… Если бы когда-то не работал с этой дьявольской штукой. И если бы мне не приходилось использовать ее с той же целью, с которой сейчас кто-то использовал ее на моих глазах…

Плодом жизни моего гениального отца было создание генератора пространственных преобразований. Этот прибор мог работать в нескольких режимах, в каждом из которых выдавал удивительные и страшные фокусы с пространством. И в одном из этих режимов — под названием «Окно» — он организовывал коридоры-ходы из одной области Вселенной в другую, радиус действия генератора был ни много ни мало около тысячи световых лет. Он мог открыть ход куда угодно — в соседнюю квартиру, на другую планету, на поверхность звезды — достаточно было задать координаты цели.

Глядя на вихревую воронку, я знал, что через несколько секунд она превратится в «окно», из которого в лабораторию могло ворваться черт знает что…

«Мы получили совсем не то, что хотели, — говорил мне перед смертью отец о своем детище. — Мы вышли на уровень, в тысячу раз значительнее и масштабнее того, на котором начинали работать…»

Он был прав. Открытия Рочерса-старшего были признаны открытиями века. Работа его прибора в определенных режимах превращала генератор в оружие, и поэтому преобразователи охранялись Земной Системой пуще глаза и использовались в Галактическом Союзе как первое средство планетарной защиты от инопланетных вторжений. Это вызывало во мне законную гордость за отца, но…

Но теперь кто-то использовал генератор против меня. И, надо думать, не как средство перемещения в пространстве на тысячу световых лет, а как оружие. И законная гордость в этом положении мне помочь никак не могла…

Я развернулся к двери — до нее оставалось три шага — и со всех ног бросился прочь из лаборатории. Я не мог знать, что откроется по ту сторону поверхности преобразования, когда верчение вихревых потоков прекратится.