Один год на корабле

– В нефтегазовом университете, – ответил я.

– О-о, с трубами, значит, знаком. Тогда будешь трюмачом! – улыбнулся Кэп.

С юмором у него было все в порядке, но он не пошутил, и таким образом я стал трюмачом. Трюмачи относились к боевой части 5 (БЧ-5). Вообще, на корабле экипаж делился на боевые части: БЧ-1 (кок, штурман, медик, писарь), БЧ-2-3 (артиллеристы, минеры), БЧ-4-7 (связь), БЧ-5 (мотористы и трюмачи), БЧ-6 (авиация, но на нашей коробке ее не было).

В задачу трюмных входило обеспечение водой, наполнение с помощью развертывания шлангов и подсоединения их к центральному водоснабжению на берегу, а также своевременная подача воды в определенное время. Трюмачей весело называли королями говна и пара! Когда я шел по коридору к своему кубрику (каюта матросов), передо мной появились парни невысокого роста, немного подвыпившие (видимо, праздновали приход молодых), и пригласили к себе в кубрик. Они были на полгода старше меня по призыву, наши «караси». Дружественно встретили и рассказали, что у нас будет следующие три дня – «золотые», то есть наши годки нас не будут трогать, но за это время мы должны выучить строение корабля и техническую часть, имена и фамилии наших годков, а также их номера. После этих трех дней нас будут спрашивать, и если не ответим, то будем получать «черепаху» или «лося». «Черепаху» ставили следующим образом: молодой нагибался, и ему сверху по задней стороне шеи прилетало ладошкой в форме лодочки или похожий на панцирь черепахи. «Лось» пробивался после того, как матрос ставил руки перед собой, прислонив их к голове ладонями от себя, получались как бы рога, пробивался он кулаком. Нам была предоставлена необходимая информация в тетрадях. Ах да, забыл сказать, что мы пришли 27 декабря, и три золотых дня пришлись на предновогоднюю суматоху.

4. Три золотых дня

Заселили меня в кубрик к связистам. Помещение состояло из двух отделений, в каждом из них располагались по две двухъярусные кочары друг напротив друга, как в поезде. Обитало там всего четыре человека, а остальные четыре кочары пустовали, так что места было довольно много. Связисты были из тех, кого редко можно было увидеть днем, так как они обычно пропадали в помещении, куда вход был разрешен только кэпу и дежурному по кораблю. Это помещение располагалось прямо напротив кубрика, что было довольно удобно. Один из них был мой «профсоюз» (на полтора года старше по призыву), два «годка», Дмитрий и Антон, и «карась» Димон. Не сказал бы, что все они были супергостеприимные и были рады мне, но каких-то претензий не припомню. Как-то одному я разок застелил кочару, как за дамой, ну да ладно, это типа было одно из составляющих дедовщины и сильно меня никак не задело, хотя приятного было немного.

Расположившись в кубрике и выслушав правила от Димы, а они были довольно специфичны и для гражданского довольно странные, более подробно опишу их в следующей главе, мы услышали звонок сбора у столовой на вечерний чай. Для меня было непривычно, так как в учебке и полуэкипаже чая не было. Мы все собрались в коридоре № 4 напротив столовняка, и уже там я увидел почти весь наш экипаж. Довольно разношерстная компания, все разные, но в то же время парни как-то общались на одном языке, чувствовалась какая-то спокойная атмосфера после предыдущих мест обитания. Войдя в столовую, мы с Васей были поражены тем, что на столах стоял горячий сладкий чай и куски белого пшеничного хлеба с маслом и медом! Съели хлеб и выпили чай за считанные секунды. Это был гастрономический оргазм, так как мед был первой сладостью, попавшей на язык за последние два месяца. Все вокруг искоса поглядывали и улыбались, так как знали это чувство, впервые попавших на корабль.

– Спокойно ешьте, не торопитесь! – крикнули нам.

Так мы узнали, что на обед и ужин давалось около полутора часов, то есть если ты поел за 10 минут, у тебя было еще достаточно времени на свои какие-то дела. В последующем еще несколько дней мы не могли привыкнуть к спокойному размеренному завтраку, обеду, ужину и вечернему чаю.

Спалось шикарно, да вообще спится в армии прелестно, бессонницы там нет в принципе, так как весь день ты выполняешь какие-то функции, пусть порой даже бессмысленные, но ты что-то делаешь. Есть такая поговорочка: «Что бы матрос ни делал, лишь бы не отдыхал». А вот и ответочка: «Идет матрос и смотрит в оба – он ищет место для про*ба!»

На следующий день нас разбудил корабельный звонок, оповещающий подъем. Было прохладно, за люмиком было темно, и вставать совсем не хотелось. Зарядки у нас не было, так как Кэп позволил в предновогодние дни расслабиться. Умывались ледяной водой, к чему впоследствии я привык, и даже продолжительное время после службы эта привычка не оставляла меня.

Как ранее я описал, нам были вручены тетради для изучения корабля и информации о своих годках. В силу того, что я имел высшее образование и чувство возможного опи***ления, я за пару дней все изучил, причем времени на это было довольно мало, так как все свободное время нас кидали на подготовку к Новому году. Все эти три дня мы были боевой единицей кока.

Что я могу сказать про нашего кока? Он был нашим годком и довольно импульсивным чувачком, который мог легко нырнуть с верхней палубы в воду головой вниз, в прямом смысле головой, без выставленных вперед рук.

Празднование Нового года было довольно скудным и физически напряжным. После газировочки и какой-то еды мы забрались на верхнюю палубу посмотреть салюты, которые были в городе. Наслаждались мы недолго, так как потом убирали и мыли посуду. В голову сразу прилетело следующее: «Как Новый год встретишь, так его и проведешь». Так и завершился 2007 год и мои три золотых дня.

5. Распорядок дня

В будни подъем на корабле ВМФ РФ, пришвартованного у стенки, наступает в восемь утра после звонка, который слышно во всех уголках. Его подает дежурный по низам. После пробуждения все собираются и выходят на зарядку, затем умывание холодной водой, утренний осмотр личного состава и поднятие флага. Осмотр личного состава производил дежурный по кораблю, помощник командира либо сам кэп. При осмотре личного состава особо грязных, небритых или неряшливых отправляли исправляться, а порой давали какой-нибудь наряд. Далее в девять часов под звуки трубы происходило поднятие военно-морского флага. Это неотъемлемая утренняя процедура на каждом российском военном корабле. После мы завтракали, и нас распределяли на какие-нибудь работы. На корабле всегда нужно что-то делать, где-то покрасить, убраться, что-то перебрать.

Иногда производились учебные занятия нашим замом по воспитательной работе. Не помню, как его звали, но был он один из самых фактурных офицеров на нашем корабле. Среднего роста, светловолосый с низким и хрипловатым голосом, он вселял какое-то уважение, тем более по званию он был как наш кэп, командир 3-го ранга (майор). Лицо его было все в морщинах от нелегкой предыдущей службы. Глаза глубоко посажены и смотрящие всегда куда-то сквозь тебя. Возрастом он был лет 39, а выглядел на 50 с плюсом. Шли слухи, что он участвовал в Чеченской. Как и настоящий пират, он любил приложиться к, черт возьми, кружке рома! Почему бы и нет? Тысяча чертей! От него всегда веяло алкоголем, туалетной водой и сигаретами. Одним словом, внешне он был настоящий морской волк. Но вот свою обязанность по воспитанию и обучению личного состава он исполнял поверхностно, часто скидывая свои функции на дежурного по кораблю, сам занимался своими личными делами.

Один раз, когда он нес дежурство, у него стащили телефон. Это произошло, когда я уволился с рядов ВМФ, а Васе нужно было отслужить еще полгода. Зам объявил большой сбор и после того, как все построились на юте, начал вещать своим хриплым и командным голосом:

– У меня, у МЕНЯ! С каюты какая-то крыса стащила телефон! Прям с дома, прям с моей каюты, да я столько говна за свою жизнь видел, а тут, с*ка, прям с каюты, моей каюты, какая-то крыса позволила себе такой жест, да я вас всех раком нагну! Даю вам час! Если не найдете, вы о-очень пожалеете!

Как говорят на флоте: «Не спи***ли, а про**ал». Но с замом такое не пройдет, так как впоследствии пострадал бы весь личный состав. Та крыса, которая это сделала, вовремя это поняла, подложив телефон в помещение ОВМ! Вася был уже дембелем и понимал, что за молодняк отвечает он. Он принес телефон и пообещал заму разобраться с крысой по-своему. Зам одобрил и попросил, чтобы тот сильно не переусердствовал. До сих пор вспоминая эту историю, Вася недоумевает, как можно было стащить трубу с каюты зама и надеяться на благоприятный исход.

Так вот, вернусь. Прямо перед обедом подавался звонок, говорящий о том, что надо убираться в закрепленном за тобой помещении. Вообще, уборка на корабле занимала много времени. Если не будешь поддерживать чистоту, заведутся крысы! Так нам объясняли. Так как я был трюмачом, в паре с Радисом наши помещения были гальюн, мойка и трюм. Многие скажут: «Фу, это же неуважуха!» Так и я сказал Радису:

– Давай я буду убирать трюм!

На что тот согласился. Хотя позже, во время ПХД, мне приходилось с ним несколько раз убирать данные помещения. Ну что поделаешь, это служба! Нужно терпеть все ее тяготы. Радис – это башкирское имя. У нас вообще на корабле было много башкир, русских, татар и даже один грузин – одним словом, корабль у нас был многонациональный. Так вот, помню, он был добрый паренек, который моментами на мое нытье поддерживал и словами вселял какую-то силу. Помню, когда в очередной раз мы вытаскивали шланги с корабля, соединяя их друг с другом замками, как это делают пожарные, протягивая их вдоль причала к крану, откуда пополняли запасы пресной воды все близстоящие пришвартованные военные корабли, Радис предложил сбегать в магазин, который располагался в 500 метрах от нас, вдоль дороги Новороссийск – Геленджик. Я был «за»! Миссия была проведена успешно, никого из нас не запалили, и мы удачно пробрались обратно в наши трюма с несколькими банками сгущенки, которые мы успешно сожрали вдвуху.

Далее шел обед. После личное время, и в 15 часов подготовка суточного наряда. Первое время в наряде я был лишь пару раз. На камбузе и на мойке посуды. Только после того как я выучил обязанности командира вахтенного поста (тот, кто стоит у трапа и контролирует прибывших и убывших) и рассказав их кэпу лично – после этого я стал регулярно заступать в этот наряд. Но случилось это аж в конце весны, на пятый месяц службы.

В спокойный день всех, кто был не при делах, старались чем-нибудь занять, отправить на какие-нибудь работы. Почему я написал «в спокойный день»? Да потому, что наш режим дня разбавлялся разными учебными тревогами, которые могли резко начаться в любое время, как пожелает кэп. Пока я был трюмачом, я состоял в водолазном расчете. Во время учебной тревоги на меня надевали водолазный костюм старого образца и ласты, подключали рацию, и я напрямую по рации связывался с электриком, затем мне надо было дойти до юта и типа прыгнуть в воду, что, конечно же, я не делал. Начало учебной тревоги ознаменовывалось тремя короткими и одним продолжительным звонком. В этот момент каждый из матросов выполнял свои функции, в первую очередь он должен был немедленно оказаться на своем боевом посту, а затем в зависимости от обстоятельств и указания с ГКП (Главный командный пункт) выполнять те или иные функции с целью поддержки живучести корабля!

После всех вышеописанных мероприятий, ближе к ужину, наши действия повторялись. Уборка, ужин, личное время. Затем спуск флага, вечерний чай и вечерняя прогулка. Что она из себя представляла? Мы выбирались на стенку и строем гуляли, напевая в первое время неизвестные для меня песни. Была в этом своя романтика. С одной стороны высокие загадочные горы, напротив них таинственное и манящее море, пленяющее своей глубиной. Мы единым строем проходили по причалу вдоль военных кораблей, запевая хором песню, а чайки, кружа над водой, подпевали нам в такт, вставляя свой протяжный крик, будто желая быть частью экипажа. Далее следовала вечерняя поверка и отбой.

Во время похода корабля, то есть нашего пребывания в открытом море, режим дня был иной. Экипаж делился на три смены. И смены поочередно несли свою вахту. Вахта – особый вид дежурства на кораблях Военно-Морского Флота, требующий непрерывной бдительности и неотлучного пребывания на посту. Время приема пищи не менялось. Время пребывания в открытом море было самым лучшим, так как моряк помимо своей вахты ничего не делал. Отстоял вахту, завалился в качару. Нам повезло, ведь наш корабль был самым ходовым в НВМБ, и задачи нам ставились соответствующие.

6. Посвящение

Первый наш выход в открытое море состоялся в начале февраля. Дул южак. Море волновалось, но это были цветочки, ведь, как только мы вышли с бухты, нас стало довольно-таки прилично покачивать. Так как я был трюмачом, момент отбытия с порта и выход в открытое море я провел в трюме, на своем боевом посту, и ощущение смены локации я на себе не ощутил, лишь шум двигателя и небольшое покачивание. Но когда мы услышали три звонка, говорящие об окончании объявленного действия, мы расслабились. Радис остался внизу, а я полез по узкой лестнице и появился на палубе около камбуза. Мне было дико интересно, что там снаружи, и я направился к корме корабля. В тот миг как я начал входить в полуют (кормовая часть палубы, частично утопленная в корпус судна), или его еще называют на нашем корабле «тральный ангар», нашу коробку качнуло, и я сильно ударился плечом о броняху (дверь). Пройдя чуть дальше, справа взгромоздилась катушка с тралами, чуть поодаль, слева, виднелась пара учебных мин. Они были аккуратно сложены неподалеку от пульта управления кран-балкой. Кран-балки представляли из себя мини-краны, установленные на корме корабля. Управлением кран-балкой занимались трюмачи, но я за службу ни разу не притронулся к ней, в связи с тем что спустя три месяца я был уже артиллеристом.

Во время погрузо-разгрузочных работ Радис брался за управление этого довольно-таки непослушного, но очень полезного аппарата. Почему-то не было ни одного случая, чтобы кэп не наорал на него, да в принципе тяжело было вспомнить спокойного и тихого кэпа.

Между балками находился слип (часть корабля для спуска и поднятия мин).

Выйдя на ют, мой нос ощутил запах, который я до сих пор помню, когда закрываю глаза и пытаюсь нащупать в воспоминании запах холодного зимнего моря: та свежесть и то ощущение эйфории и чувства, когда захватывает дух и не можешь надышаться воздухом. Невозможно подробно описать ту красоту, которая окружила нас. Высокие горы, которые смотрели нам вслед. Февральское красное солнце, освещавшее нам путь в сторону неизвестности. Крики чаек. Действительно, когда выходишь с порта, тебя сопровождают чайки, но для меня было удивление, когда нас окружила стая дельфинов и, грациозно выныривая, по одному шла с нами в одном направлении еще долгое время. Моя вылазка на ют была приятным шоком. Если описать вкратце, то я будто побывал в другом мире.

Покуривая перекур (уставные сигареты), я не мог насладиться красотой, которая была вокруг нашего небольшого корабля. Пытался привыкнуть к новому, ранее не знакомому мне чувству. Я ощутил какое-то обновление в себе, небывалую бодрость. Наверное, это чувство возникало у многих моряков. Я для себя назвал его «синдром первопроходца».

Вдруг из-за тральной катушки вылез Вася и сказал:

– Покурим!

– Да не вопрос, – ответил я, передавая ему оставшуюся дымящуюся часть папиросы. Вася относился к БЧ-2-3 и был в должности «минер», он находился на юте довольно часто, так как там был его боевой пост. Помимо этого он входил в расчет ютовых. Их задача заключалась в швартовке кармы корабля.

К нам подошел дежурный по низам и сообщил, что нас ждут на ГКП (Главном командном пункте). Мы быстро поднялись по трапу, ведущий на верхнюю палубу, и, пройдя мимо моего родного ранца (приспособа для хранения шлангов для воды), мы оказались около пушки АК-630 (шестиствольная, калибр 30).

– Слышал, завтра на К-2 она будет стрелять. Жаль, я не увижу, – сказал я. (К-2 – учения, проводимые один раз в году.)

– А я увижу! – заулыбался Вася.

Далее мы прошли мимо трубы, которая дымила изо всех сил, это говорило о том, что корабль шел с крейсерской скоростью, примерно 17 узлов. После мы нырнули в коридорчик и по трапу поднялись в главное помещение, где находился кэп, офицеры, штурман и еще кто-то из матросов. Я, Вася, Новожил и Горох (кстати, мы четверо были с одного города) стояли и ждали указаний. Через несколько минут зашел матрос с ведром забортной воды. Кто-то скрутил плафон и передал его кэпу, тот черпнул морской воды и подал мне. Я должен был все выпить и крикнуть:

– Я моря-я-як!

Было совсем нелегко это сделать, так как плафон был пол-литровый. На минуточку, морская вода на вкус напомнила марганцовку, но я сдержался и не блеванул. Нам сказали, что нам еще повезло, так как вода холодная. Парни, кого посвящали летом, блевали!

– Поздравляю, товарищи матросы, теперь вы моряки! – торжественно произнес кэп.

На следующий день было «весело» во всех смыслах. С самого утра начали звенеть учебные тревоги. Мы с Радисом, как и должны были, находились в трюме и только слушали переговоры разных боевых постов с ГКП. Затем очередями начала стрелять пушка АК-630, целью был ящик, который мы бросили в море. Затем бомбила наша основная пушка АК-176 (одноствольная, 76-калиберная), которая находилась на баке (нос корабля). После обеда минеры тралили мины. На следующий день все по очереди стреляли с автоматов в положении лежа по плавающему ящику, попасть по нему было нелегкой задачей, так как волны качали и ящик, и нас. Потом играла тревога по ПДСС (противодиверсионные силы и средства). Так как я входил в водолазный расчет и был как раз этим водолазом, мне и еще трем матросам приходилось два раза за день вытаскивать на ют все водолазное снаряжение, которое находилось в ящике с нанесенным на крышке белой краской через трафарет словом «АВМ». Затем с помощью помощников я влазил в этот доисторический костюм водолаза, а электрик тем временем настраивал связь с костюмом через рацию. После того как я был полностью в костюме с баллоном за спиной и в ластах, моей задачей было прошлепать во всем этом обмундировании до правого борта и типа погрузиться в воду, что я никогда не делал. После этого наша задача была выполнена. За всем этим наблюдал пом (помощник командира корабля). В общем, учения проходили около двух суток. Через три дня мы вернулись обратно на базу.

7. БЧ-2

После двух месяцев службы ко мне подошел командир БЧ-2-3 старший лейтенант, высокого роста, темноволосый, возрастом немного постарше меня. Он поглядел на меня, хитро улыбнулся и в свой манере заявил:

– Петров, хочешь ко мне в БЧ артиллеристом?

Меня будто ударили шокером, так как я нередко думал о переводе в эту боевую часть.

– Конечно да! – незамедлительно пропел я.

На этом наш непродолжительный разговор был окончен. Через пару дней меня вызвал кэп и обрадовал новостью о том, что я теперь являюсь комендором-оператором!

Меня перевели в другой кубарь под ватерлинию, и уже там, довольный, я пришивал другой номер на робе. Потом мне показали мою пушку ПК-16. Вкратце о ней. Комплекс ПК-16 представляет из себя две пусковые установки, размещенные по левому и правому борту, каждая из которых имеет 16 направляющих труб. Калибр одного снаряда – 82 миллиметра, дальность стрельбы – от 500 до 3 500 метров. Выпущенные снаряды создают радиолокационные помехи и образовывают ложные цели.

Пульт управления находился так же, как и мой кубарь, под ватерлинией. Когда я его увидел, то немного удивился количеству кнопок, но оказалось все просто. Каждая кнопка была под номером, которая отвечала за пуск определенного снаряда. Ознакомившись со своей установкой, на меня записали автомат АК-74. Затем закрепили помещение для уборки. Это был маленький коридорчик, который вел на бак. Убирать его не составляло никакого труда. Коллегой стал Ерема, внешне он был внушительных размеров с приятной внешностью и со смешным пермским говором. Он был артиллеристом на 176-й пушке, что находилась на баке. АК-176 является основной артустановкой на МТЩ «Железняков», в ней две кабины справа и слева, для двух человек. Там мы с ним часто восседали, одним словом, шкерились.

Следующей пушкой, которая была в нашем, так сказать, распоряжении была АК-630. Располагалась она на верхней палубе и смотрела ровно в противоположную сторону от остальных, то есть в сторону кормы. В наименовании 6 – шесть стволов, 30 – это калибр. Служит для самообороны кораблей, может быть использована для поражения воздушных целей на наклонной дальности до 4 000 метров и легких надводных сил противника на дистанциях до 5 000 метров. На нашем корабле она являлась также средством для уничтожения потенциальных мин, поднятых с помощью тралов. К сожалению, мне ни разу не удалось с нее пострелять, а хотелось. Управление пушкой находится немного позади от нее, на возвышении, где установлена рукоятка и цель наведения орудия, при повороте которой довольно легко поворачивается само орудие. Выпускает длинные очереди. Как-то случилось нам к походу зарядить около 1 000 снарядов, это довольно нелегкая задача, так как каждый снаряд необходимо было вставить в ленту. Затем эту ленту мы впятером поднимали с подбашенного отделения к самой пушке, для того чтобы зарядить, то есть привязывали ленту со снарядами веревкой и трое с верхней палубы тянули за нее, а двое снизу держали часть ленты, чтобы тем было легче. Очень нелегкая задача скажу я вам. Подбашенное отделение было ровно под пушкой и являлось частью помещения, входящее в кормовые погреба. Также там был и торпедный отсек, но наш торпедник был законсервированным, и, помимо хранения разных ништяков, для нас с Васей он не представлял интереса. Вход в данное помещение был под запретом для всех, кроме БЧ-2-3 и кэпа, поэтому это было идеальное место для разных шкер, а также если хотелось поспать.

Помню, когда дрейфовали недалеко от Абхазии, мы с Васяном заваривали чаек на камбузе, поднимались в погреба, доставали рулетик, подкуривали и, свесив ноги, наслаждались закатом. Романтика, нечего добавить! В общем, мы не жаловались, особенно когда были в море.

Как-то раз, спустя месяц со дня моего перевода в артиллеристы, командир моей БЧ дал мне задачу подготовить АК-630 к походу. Необходимо было разобрать ее полностью, промыть в саляре все детали, смазать их солидолом и заново собрать. Взяв тазик с солярой, солидол, ветошь и кое-какие инструменты я поднялся на верхнюю палубу для выполнения поставленной задачи. Стоял жаркий апрельский денечек, солнышко уже грело довольно сильно, но спасал ветерок, дувший с моря. Я, не имевший никакого представления, как разбирать эту конструкцию, открыл крышку пушки и начал крутить вертеть. Возился с ней полдня. Деталей было более чем достаточно. Все промыл, смазал и собрал. Как это у меня получилось, только Богу известно. Удивляюсь до сих пор спокойствию командира БЧ, он даже не проверил результат. А вдруг я ее неправильно собрал, и при стрельбе что-нибудь заклинит? Эта мысль не покидала меня до первой стрельбы, которая прошла успешно. Но до сих пор для меня остается загадкой, почему он был так уверен в правильности сборки пушки. Уверенность во мне или российская беспечность?

8. Шторм

За всю мою службу мы несколько раз попадали в шторм. Запомнился самый мощный, когда мы были неподалеку от Туапсе. После Кэп сказал, что еще немного, и было бы все печально.

Когда мы вышли из базы, коробку уже качало, подойдя к Туапсе, мы встали на якорь, а через несколько часов нам пришлось сняться с него, так как начался не шторм, а штормище, причем все так быстро произошло, что вистовой (офицерский разносчик пищи) не успел привязать телевизор в кают компании, который успешно грохнулся. На камбузе кок не привязал холодильник и тот упал, тем самым придавив нашего кота, который был позже с почестями похоронен в море.

Хотел бы подробнее описать момент снятия с якоря. Мы с Еремой, боцманом и электриком надели водонепроницаемые плащи и натянули трос от пушки к носу, чтобы держаться за него, потому что на баке было очень опасно. Волны били так сильно, что накрывали нас во время поднятия якоря. Когда все подготовили к поднятию, нам было дано добро, и электрик включил пульт. Здоровая якорная цепь медленно пришла в движение, цепь поползла вверх, будто это был питон, ползущий к своей жертве, чтобы ее проглотить. Ерема тем временем с помощью железной трости с крюком на конце подтягивал ее, чтобы она не застревала, я же держал таблички, на которых были указаны метры, и показывал их в сторону ГКП, они сообщали тем, сколько осталось до полного поднятия якоря. Ветер пытался нас сдуть, волны – смыть, но мы вцепились в трос, как пиявки к ноге. Сама процедура показалась мне вечностью. Но вскоре работа была сделана, и мы шустро свалили с бака, как муравьи прячутся в муравейнике. Нашему одинокому кораблю-страннику пришлось блуждать, выжидая окончания шторма. В Новороссийский порт заходить было не вариант, так как он находится в бухте и это было бы очень опасно, мы могли налететь на другие корабли. Качало так, что в животе щекотало, а к горлу поступала последняя съеденная трапеза. Когда я поднялся на ГКП, передо мной открылась удивительная картина. Нос корабля опускался так низко, что становилось темно от волны, которая, нарастая, подхватывала нас как спичку и выбрасывала наверх так высоко, что позавидует любой аттракцион. Затем я пошел на ют, точнее в тральный ангар, потому что ют периодически накрывало волнами, это было не менее впечатляющее зрелище. Волны пугали, и в то же время это было дико интересно и необычно.

На коробке будто все исчезли, тишина была во всех помещениях, только покачивание из стороны в сторону сообщало о том, что за бортом бушевал шторм. И тут я ощутил, как мне становится плохо, и я быстрым шагом направился в кубрик на качару. В нашем кубаре под ватерлинией было намного спокойнее, чем в кубриках наверху. Спустя какое-то время меня разбудил мичман, сообщив, что заступает моя смена. Дело в том, что вахта моя была самой трудной, так как она начиналась в 00:00 и заканчивалась в 04:00. Днем же, с 12:00 до 16:00, английские моряки прозвали ее «стоячее лежание», так как приходилось нести дежурство, когда все отдыхали, а ночную, на которую меня разбудил мичман, во всех флотах называют собачьей, так как она самая скучная и тяжкая. В это время все спят после дневной суеты, а вахтенному приходится стоять либо в самую жару, либо в холод, дождь или вот в самый шторм, как в этот раз. Так что я был не в лучшей смене. Как же мне было хреново не то чтобы пойти, а просто встать. С трудом сделав над собой усилие, я поднялся и побрел в коридор офицеров. Держась за поручни, я сосредоточено начал двигаться прямо по коридору, меня кидало то вправо, то влево. Зайдя в гальюн, я не удивился тому, что он был частично облеван, та же картина была и у умывальников. По пути я решил заглянуть на камбуз, что-нибудь перехватить, но там была пустота, только стук непривязанных дверцей от шкафчиков: «Бум… бум… бум!»

Поднявшись в офицерский коридор, мне выдали автомат, и я пошел на место дежурства на бак, вернее, броняха, ведущая на бак была закрыта, и мне было велено с автоматом находиться рядом с ней. Я, недолго думая, просто лег, так как чувствовал, что скоро меня вырвет. Так я и пролежал всю свою смену в обнимку с АК-74.

Когда моя смена закончилась, я пошел опять на камбуз, но картина была той же, что и часами ранее. Там мы столкнулись с Васей, таким же нехватом, как и я, и он мне рассказал, что на ГКП все поголовно бегают блевать за борт, только кэп сидит на своем прикрученном к палубе стуле и наматывает правый ус на палец, смотря мечтательно куда-то вдаль, будто бы что-то выискивая либо о чем-то думая, как будто бы все вокруг происходящее не такое уж и важное событие для него. Докурив сигу, я опять пошел в кубарь, дабы вернуться в царство Морфея.

Продолжалась вся эта история еще сутки, если не больше. Казалось, шторм и не думает утихать. Мы направились в сторону Новороссийска, и вскоре он был по правому борту от нас. Была поставлена задача: готовить левый борт к швартовке. Я с Еремой поднялся на бак, и мы начали готовить концы. Шли полным ходом. Винты молотили, создавая пену из морской воды. Кстати, шторм приутих, но волны были до сих пор беспокойными. Вдруг мы услышали три коротких и один продолжительный звонок, означающий тревогу, я услышал крики: «Человек за бортом!»

Как позже мне рассказал Васян, случилось следующее. Кэп скомандовал нам и ютовым готовить левый борт к швартовке. Парни на юте начали заводить швартовый конец через киповую планку, чтобы протянуть его на левый борт. Рома находился в это время по центру кормовой части между кран-балками. Держась за съемные леера, он начал тянуть швартовый, и тут корму подбросило вверх на волне, леер отцепился, и он вместе с концом улетел в воду. Зрелище было еще то, все находившиеся на юте просто онемели! У Васяна произошел приступ истерического смеха. Все замерли на мгновение, и вдруг спустя секунду, так как у юта была нарушена связь с ГКП из-за перебитого кабеля во время шторма, Вася крикнул:

– Сухарь, бегом на ГКП, докладывай, что просрали человека!

Через несколько секунд после сигнала тревоги наша коробка резко дала право руля, маневр был идеальным с точки зрения дрифта! Нас всех кидануло налево, момент спустя мы сразу увидели оранжевый жилет с машущими руками! Все начали наблюдать за ним, чтобы не упустить из виду, так как мы были уже на приличном расстоянии из-за того, что шли полным ходом и новость до ГКП дошла не сразу. Роман бультыхался как поплавок, подавая сигналы руками, размахивая их в разные стороны. Он то поднимался на волне, то на какое-то мгновение скрывался в пучине морской, и именно в этот момент было особо тревожно за него. Мы максимально, как это было возможно, подошли к нему, расчет из 10 человек уже был в шлюпке. Все произошло очень быстро и слаженно, шлюпка уже была возле него, и ребята вытаскивали беднягу. Операция по спасению человека была выполнена на ура! Когда его подняли на борт, испугу в его глазах мог позавидовать даже Стивен Кинг! Через минуту после того, как кэп провел разъяснительную беседу с жертвой инцидента, нас всех собрали в тральном ангаре, и капитан, красный от волнения или от злости, заявил:

– Все, что произошло, – учение! Всем ясно?

После того как мы зашли в порт, Васе позвонил Богунчик. Он нес службу на маяке в Мысхако, к тому моменту он был уже командиром отделения радиометристов и вел нас по РЛС (радиолокационная станция). Наблюдая за нашими непонятными маневрами, он и решил поинтересоваться, что случилось. Вася ответил ему словами кэпа:

– Это было учение по спасению!

9. Подготовка к приезду президента

Стоял прекрасный солнечный июльский денек, нас собрали на стенке по какой-то очень важной причине. Вышел кэп и начал медленно ходить то вправо, то влево. Потом он поставил ногу на кнехт и, облокотившись на нее, начал говорить:

– Нам выпала честь встретить высокопоставленное лицо, мало того встретить, так еще нам необходимо организовать полную защиту и сопровождение его на катере. Этим лицом будет наш президент. Что на данный момент требуется? Требуется следующее: во-первых, кто сейчас услышит свою фамилию, шаг вперед!

И, конечно же, как же без этого, я услышал свою фамилию. Помимо меня шаг вперед сделали еще 13 моряков, включая, конечно же Васю.

– Вам выпала честь начать готовиться к этому мероприятию! – сказал кэп.

И с этого дня началась наша подготовка! Каждый день мы отчеканивали строевую с винтовками. Чтобы было понятно, вес винтовки составляет около четырех килограммов. Ее необходимо было держать одной рукой при шаге, шаг был такой же, как у кремлевских курсантов на Красной площади: ногу надо было тянуть высоко, голову держать так же. Тренировались мы под знойным, палящим, безжалостным солнцем, уставали довольно быстро от непривычки, но занятие мне показались довольно забавным.