Поединок

– Ты сама во всём виновата!

– А вы мните себя добрым самарянином?

– Я ненавижу тебя! – проговорил Иван, так как если бы объяснялся в любви, с которой невозможно справиться, – Ты превратила мою жизнь в ад!

Евдокия подняла удивленный взгляд.

– Опомнитесь! Вы скрылись далече от мест жарких. Бежали так поспешно, даже друга не известили.

Слова Евдокии прозвучали укором для Истомина. И Истомин был несколько обезоружен. Его праведный гнев сменился на невольное молчание. Нарышкин, следивший издалека за их диалогом, и, не желая брани, поспешил на выручку. Он увёл Истомина и извинился перед Евдокией. Княгиня была расстроена, и в смятении своих чувств, она не заметила Еная, который, не отрываясь, следил за происходящим, из своего надежного укрытия в густых зарослях. Не дождавшись Лецкого, она поспешила уйти, вытирая слезы. Енай пос- ледовал за ней. Евдокия спряталась в одиноко стоящей беседке, в дальнем углу сада. Ей не хотелось, чтобы кто-то нарушил её уединение. Она прижалась к деревянному столбу и тихо заплакала. Её худенькие плечи содрогались от горьких рыданий. Енай подошел к ней сзади близко и беззвучно, как приведение. Видеть её слезы было выше его сил. Неожи- данно, он развернул её к себе, и начал целовать. Евдокия была ошеломлена. Она ничего не понимала. Это было настолько внезапно, что женщина не понимала, что ей делать. Енаю пришлось приложить значительное усилие, чтобы обуздать свой страстный порыв. Он перестал целовать молодую ошарашенную женщину, но никак не мог выпустить её из своих объятий. Велигорова с изумлением широко распахнутыми глазами, в которых застыли слезы, смотрела в голубые добрые глаза мужчины, завороженная его порывом, и молчала.

– Не плачь, княгинюшка, – только и смог вымолвить Енай, с трудом разжимая свои объятия, – пойду я.

Мужчина отступил, борясь со своими эмоциями, и не оборачиваясь, быстро ушел, скрыва- ясь в зеленых зарослях. Евдокия изумленная, смотрела на уходящего Еная. К шести часам вечера в Летнем саду выстроились Преображенский и Семёновские полки. Собрались все. Екатерина решила повторить обычай, заведённый мужем – стала угощать солдат, поднося собственноручно в деревянных чашках пиво и вино. Софья, как завороженная смотрела на диковинное действо. Прасковья Тихоновна не одобрительно качала головой. Но сказать, что-либо вслух не смела, знала, вездесущие люди Ромодановского донесут нача- льнику Преображенской канцелярии, и тогда уж ей учинят там допрос с пристрастием. В подтверждение её мыслей она увидела князя Дмитрия Михайловича Голицына с мило улыбающимся Андреем Ивановичем Ушаковым, который недавно прибыл из Москвы. Тут же стоял дворцовый художник Иван Никитин, пытающийся набросать портрет генерала Ивана Ивановича Бутурлина, любимца государыни. Командир Преображенского полка, нехотя позировал, но воля Екатерины обязывала. Время подходило к ужину, столы стали уставлять холодными закусками, и появилось в изобилии заморское вино. На главной аллее появилась пугающая процессия. Рослые гренадеры гвардии несли ушаты простой хлебной водки, за солдатами шли майоры гвардии и предлагали всем выпить по чарке за здоровье их полковника. Дамы в ужасе пятились от процессии, ведь эта чарка была обязательна и для них. Тех, кто упирался, поили насильно, а самым упрямым лили водку прямо на голову. Всё это происходило с шутками и дружным смехом гренадеров. А в открытой галерее на берегу Невы, начинались танцы. На лугу с треском и шумом ракет и римских свечей разгорался фейерверк. Софья с трудом, выпив свою чарку, пошла разыскивать жениха. Прозвучал сначала менуэт потом польский танец. Истомин, молча, следил за танцем, когда к нему подошла слегка шатающаяся Сегорская. Её взгляд лихора- дочно блуждал по двигающимся фигурам. Софье хотелось внимания Ивана, его восхище- ния, бурных признаний, а он молчал. Вскоре зазвучал контрданс, но Иван всё также был в оцепенении, и практически не замечал невесту. Он только обратил внимание, что сначала откуда-то вернулась Велигорова, а потом некто подошел к ней. Пришедший человек, вызвал в Евдокии недовольство, но она ожидающе смотрела на мужчину в синем кафтане. Он тихо и вкрадчиво повёл беседу.

– Вас в понедельник ждут в Преображенской канцелярии.

Мужчина также внезапно исчез, как и появился. Велигорова не хотела думать про дела Преображенской канцелярии, её мысли возвращались к Енаю Бравлину. Он тронул её сер- дце. Евдокия чувствовала, как будто кто–то неведомый зашивал сотней маленьких невидимых иголочек, раны её измученной, истерзанной души, и ей впервые за много лет, становилось легче дышать и жить. Тем временем разговор Софьи и Ивана не клеился. Сегорская хотела танцевать, а Истомин, чтобы уйти от объяснений с невестой, вызвался сходить за сладостями для неё. Оставленная без необходимого ей внимания, Сегорская без цели пошла, гулять по аллеям, направляясь в самые удаленные уголки. Вокруг бушевала зелень, лето смело входило в свои права. Можно было бы всем этим любоваться, но Софья Павловна, изрядно опьяневшая, чувствовала себя немного уставшей. Её рассудок вещал ей о возможных очередных победах и планах. Вдруг прозвучал приятный голос.

– Неужели, сударыня, вам не страшно одной?

Сегорская оглянулась и увидела приятного молодого мужчину лет тридцати с лучистым взглядом и профилем, ровно с иконы. Это было так неожиданно для неё.

– Разрешите представиться. Князь Андрей Васильевич Верейский.

– Не страшно, – вызывающе проговорила девушка, и замерла, продолжая смотреть на князя, так словно это было для неё самое важное действие. Это вызвало в ней удивление. Неужели так бывает? Но потом, она словно опомнившись, решила заговорить и тихо произнесла.

– Княжна Софья Павловна Сегорская.

Движения Андрея были уверенны и легки. И сам он излучал некую приятность, которая казалось, доходил до самых тщеславных глубин сердца Сони.

– Пойдемте, Софья Павловна, я провожу вас, – он подошел поближе к девушке, чем нео- жиданно смутил её. Шли, молча, по освещавшейся фейерверком аллее. Но Соне казалось, что она идет так уже очень долго. Время растянулось в её сознании, и наполнило собой все её действия. Шаг, шаг, еще шаг. Отчего-то все движения казались ей медленными, и сложно выполнимыми. Неожиданно из-за статуи вынырнул Истомин.

– Софья Павловна, я ищу вас.

Увидев Ивана, Сегорской показалось, что она не знает этого человека. Кто он, этот Исто- мин? Зачем он её ищет? Все что ей нужно сейчас, это остаться с Верейским. Но Иван уже подхватил её под руку, а сама она шла и нерешительно оглядывалась на попрощавшегося и уходящего Андрея. В какой-то момент, Соня почувствовала себя тряпичной куклой, ей стало плохо, и она потеряла сознание.

Незаметно наступил понедельник, и в десять часов дня княгиня Велигорова снова стояла перед Екимановым Семеном Андреевичем. Он смотрел на неё исподлобья.

– Я уже не раз вам сказывал. Нам нужен Девиер, Евдокия Федоровна. Он к заговорщикам сочувствие имеет, кто супротив светлейшего князя, а может, и самой государыни замыш- ляет.

– А как клевета. Кто же посмеет подозревать генерал – полицмейстера, да ещё и зятя свет- лейшего? – тихо возразила княгиня.

– Ваши суждения нас не интересуют. Нам важна любая информация. Просто выполните то, что вам велено. Пешкам, Евдокия Федоровна, завсегда надобно помнить их место. А то вдруг, какой конфуз приключится. В этом деле важно, что Варвара Михайловна к вам сочувствие имеет. Воспользуйтесь этим, – Екиманов обмакнул перо в чернильницу, пока- зывая всем своим видом, что аудиенция окончена.

Евдокия, не захотела ехать в карете, она шла по улице, решив прогуляться и подумать. Карета поодаль медленно катила за ней. Вынужденная работа в Преображенской канцеля- рии, тяготила её. Екиманов после смерти Федора заставил доносить запуганную молоде- нькую женщину, считая, что такие незаметные особы как Дуня могут в определенных случаях, собрать больше информации не привлекая к себе внимание. Ей хотелось, чтобы произошло какое-то чудо, или чтобы ангел хранитель избавил её от этой участи. Но она снова и снова встречалась со своим прошлым, чувствуя, как приступ страха и вины подкатывает к её сердцу. На этот раз Дуня у Петровских ворот опять встретила Крекшина. Димитрий Осипович был двоюродным племянником Крекшина Петра Никифоровича бывшего смотрителя работ по строительству Кронштадта. После смерти государя он ушел с должности комиссара для принятия казённых вещей по подрядам в отставку и занялся архивами государя, и написанием сочинений по истории. Димитрий всегда очень умело использовал связи дяди. Евдокии казалось, что этот человек имеет некий план, в котором она, Истомин и еще неизвестно кто, лишь марионетки для его побед. Ее мысли прервали, шедшие навстречу разносчики разной снеди: квасники, калачники, сбитенщики, продавцы битой дичи. Женщина с пирогами, мужчина с сапожной дратвой, две торговки с цветными лоскутками. Среди прохожих Евдокия заметила Еная и юношу лет пятнадцати. Он пока- зался ей знакомым. Княгиня подошла поближе, стараясь остаться не замеченной. Да, она не ошиблась. Это был Алексей её двоюродный брат, сын Петра Матвеевича Апраксина. Хотя какой брат. Евдокия мысленно одернула себя. Может ли она претендовать на звание двоюродной сестры? Так вот! Вот откуда Енай может знать её историю. Челядь нашеп- тала. Отец может, да дядя что в приватной беседе говорили, а он слышал. Велигорова вспомнила как на одной ассамблее года два назад, Петр Матвеевич хвалился, что для его несносного избалованного сыночка Алексеечки сыскали знатного учителя по ратному делу. И фехтовать, и стрелять и верхом, и другим премудростям её несносное дитятко обучает. Так вот значит, наш знакомец это и есть чудо учитель. Евдокия медленно после- довала за Енаем и Алексеем. Это странная неспешная погоня, немного отвлекла её, но забыть про неприятный разговор в Преображенской канцелярии она не смогла. Мимо женщины прошел мужичок торговец сбитнем, он отвлек её внимание своим несуразным старым чайником. Когда мужичок отошел, княгиня увидела огненный взгляд Еная. Она поняла, что он все-таки приметил её, а может, почувствовал. Тем временем, похоже, её брат, не заметил отсутствие учителя, и продолжал идти впереди. При ярком дневном свете Енай казался еще более статным и пригожим в новеньком кафтане. Этот молодой двад- цати пяти летний мужчина мог бы сравниться с горячим необъезженным скакуном, но только на первый поверхностный взгляд. В его взоре помимо огненной плазмы эмоций, присутствовала непоколебимая сила разума. Но Евдокия не могла долго его рассмат- ривать, поскольку ей казалось, что его присутствие обжигает. Бравлин отрицательно пока- чал головой, в знак того что не надо за ним следить, потом озорно улыбнулся, и пошел догонять ученика. Енай был рад. Он осознал, что произвел впечатление на Евдокию. Эта молодая хрупкая женщина производила на него сильное впечатление, настолько, что он порой терял самообладание рядом с ней. Но ему было сложно сказать, когда это случилось. В первый раз Енай услышал о княгине от своего бывшего хозяина генерал-майора князя Семена Михайловича Козловского, который частенько бывал в гостях у Нарышкина Александра Львовича. А всем было известно, что тот был женат на Елене Александровне Апраксиной внучке Петра Матвеевича Апраксина. И после первого расс- каза судьба Дуни, показалась ему клубком непонятностей. Это потом уже Петр Матвеевич нанял Еная для своего младшего сына Алексея, чтобы тот обучил его всякой воинской премудрости. В доме Апраксина редко говорили о Евдокии, но несколько раз Бравлин стал этому невольным слушателем. Сплетни о Евдокии казались Енаю странными, и он пытался проанализировать их совершенно беспристрастно, чтобы понять, что же произо- шло с ней на самом деле. Это любопытство привело к тому, что молодой мужчина захотел увидеть Евдокию воочию. И когда он её увидел на одной из ассамблей, внезапно в нем проснулся особый интерес к этой хрупкой женщине. Енай был человеком крайних эмо- ций, ярких, непредсказуемых поступков, но он всегда умел направить свою необузданную энергию по правильному пути. И ему часто помогали дух воинской дисциплины. А что до эмоций, то он был истинным сыном своего отца, который в порыве страсти, и, видя ответные чувства, увёз будущую жену, и жил с ней в любви и согласии. Что касаемо его ученика, то он был достаточно строптивым и избалованным юношей. Иногда Бравлину приходилось быть и рындой, поскольку пятнадцати летний Алексей любил пощекотать себе нервы неожиданными приключениями, и всегда брал с собой любимого учителя. Может уже тогда судьба напитывала юного Апраксина разными впечатлениями и эмоция- ми, чтобы тот впоследствии выразил их в саркастическом виде, будучи шутом императри- цы Анны Иоанновны. Тем временем Алексей уговорил своего задумавшегося учителя посетить его любимый герберг14. Этих постоялых дворов для иноземцев в столице в 1724 году было открыто более десятка. Путь их лежал к самому известному, и самому старому из них под названием «Торжественная аустерия четырех фрегатов», который в народе называли просто «Царской аустерией». Некий иноземец Петр Милле десять лет назад построил двухэтажный кирпичный дом на Васильевском острове для иностранных купцов и всяких чинов для того, чтобы давать им кров и еду. Для развлечения гостей в них были устроены биллиардные комнаты. Однако, иногда там играли в карты, которые были запре- щены при Петре Первом. Енай и Алексей Апраксин зашли в прокуренное чистое помеще- ние, где было немного людей. Пока Алексей занимал пустой стол, Енай осмотрелся. Пер- вое, что увидел мужчина, это сидящих за столом Истомина и Крекшина, с кружками и закусками из рыбы. Енай подсел к Алексею, и заказал у трактирщика себе уху и кружку приказного кваса, а юный Апраксин попросил соленых слив и морского пива. Димитрий Осипович курил трубку и подливал Истомину в кружку коричной водки из красного вина со словами: «За фортуну!».

– Ну что же ты, Иван, ничего не рассказываешь мне про свою невесту?– проговорил тихо Крекшин. Сегорские славный род. Аль не хороша?

– Да Софья хороша для Истомина, но я не люблю её.

– Забудь Дуньку! – голос Крекшина, звучавший назидательно, вдруг перешел в некое подобие шипения. Не дело такому как ты, путаться с незаконнорожденной. Ты забыл, какая у неё слава! А Софья! Ты поправишь свои финансовые дела. Обзаведешься богатым домом. Пусть все видят величие твоего рода! – Крекшин любовался собой и своей убедительной речью. Он произносил слова, ровно облизывая каждое из них, с акцентом и ударением, так если бы говорил речь перед войсками. Истомин настороженно смотрел на друга. Он сознавал, что тот прав. В конце концов, он уже предавал и своего друга, и свою любовью. Это не так сложно. Один предательством меньше, одним больше. Да, в общем-то, какое предательство. Кто он, и кто Дунька. Истомин ощутил порыв своего величия, хотел возгордиться, но тут вспомнил лицо друга. Лицо того, кого предал, кому улыбался и лгал. И ему нечем было оправдать этот поступок. Они дружили с детства, родились в домах стоящих на соседних улицах в Москве. Родители Федора были всегда добры к Ивану, и всегда с особой теплотой привечали его в своем богатом доме. Истомин отпил из своей кружки. Он забудет этот взгляд. Он должен. Вот и Крекшин говорит, что все будет хорошо.

Енай постарался быстрее доесть свой обед, незаметно пересел на лавку за соседний стол, и прислушался. Алексей пошел играть в бильярд. Бравлин следил за Истоминым, и вслушивался в разговор.

– Итак. Ты же пойдешь к ней домой? Скажи, что влюблен. Порадуй девицу. Все они падки до амурных дел. И потом ты сделаешь ей предложение. Скажешь, что так влюблен, что не можешь более ждать, – продолжал Димитрий Осипович.

Истомин задумался. Где-то в глубине его души, словно последняя искорка, жгла изгоняемая любовь к Евдокии.

– Да, Димитрий. Ты мой друг, и наставник. Твои советы полезны для меня.

– Коли так, то и пригласи свою невесту на ристалище. В четверг будет на Царицыном лугу шествие и маневры, младые отроки соревноваться станут, да потом гуляние с музыкой. Ведаешь, как наша великая государыня любит увеселения. Вот и покрасуетесь. Пусть все видят, какая у Истомина невеста.

– Пусть все видят, – задумчиво повторил Иван, думая, о том, что он уж не упустит случая уязвить Евдокию. Пусть знает кто она и кто он. Пущай посмотрит на его красавицу невесту.

Алексей закончил игру в бильярд, и Енай увел его из «Царской аустерии». Ведь его ученику тоже принимать участие в сем действе, надобно не ударить лицом в грязь. Крек- шин проводив Истомина домой, шел по пустынным улицам Петербурга. Как же он был доволен собой! Он всегда мечтал быть вершителем человеческих судеб, переставлять их, словно фигуры на большой шахматной доске, так как ему надобно. И у него получалось, поэтому Истомин, казался ему, слабаком. Когда-то Димитрий очень завидовал ему. Иван всегда нравился женщинам, имел красивую внешность и удачливую судьбу. Но постепен- но, Крекшин свел все это на нет. И вот уже Иван не кажется ему тем, кому он так завидовал. Димитрий Крекшин бедный родственник своего знаменитого дяди, из далекой провинции, некрасивый и неудачливый, стал победителем. И как все хорошо было приду- мано. Но что теперь? А теперь ему самому нужна Софья. Эта девушка взволновала его темное сердце. И он уж подберет ей судьбу по размеру, до тех пор та не сдастся и не станет безраздельно его со всем своим богатством и знатностью. А Истомин, кому он нужен? Он лишь орудие в его властной разящей руке.

Пока секретарь Сената Иван Кириллов составлял подробный статистический справочник под названием «Цветущее состояние Всероссийского государства», сенаторы критиковали Петра Первого, пытаясь пересмотреть наследие его реформ. 15 июня 1726 года в Верховном тайном Совете обсуждали переизбыток членов различных коллегий, из-за чего наблюдался убыток в казне, и требовалось распустить половину чиновников по домам без жалования. Члены совета тогда вспоминали с ностальгией допетровские време- на и отсутствие бюрократической волокиты в Расправной палате при Боярской думе, которая быстро решала всякие спорные и сложные дела. Однако, количество лишних чиновников меркло перед властью генерал – губернатора Санкт-Петербурга, президента военной коллегии, светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова. Его могущес- тво раздражало многих гораздо больше, чем запущенные государственные дела. На фоне этого раздражения взаимная неприязнь князя и его зятя генерал – полицмейстера Антона Девиера выглядела не столь впечатляюще. Но для светлейшего князя это была маленькая личная война с человеком, который посмел помышлять о том, что может быть с ним на равных. Девиер Антон Мануилович сын обедневшего торговца португальского еврея, которого в Голландии судьба свела с Петром Первым. Государь пригласил его в Россию, и назначил генерал – полицеймейстером Петербурга и Полицмейстерской канцелярии. Девиер обустраивался на новом месте, и понимал, что в чужой стране ему нужна семья. И случай улыбнулся ему, познакомив его с сестрой князя Меньшикова Анной Даниловной, с которой у него случились страстный роман. Но князь не согласился с необходимостью выдать замуж свою сестру за безродного иноземца. Когда тот пришел свататься, то в доме Меньшикова сам светлейший князь и его челядь изрядно избили Антона Мануиловича батогами15. Только заступничество Петра смогло изменить ситуацию. Генерал – полицме- йстер Девиер не мог со временем забыть и простить этого особого приема, и того, что его, сильно избитого, выбросили на улицу в самую грязь на посмешище зевак и прохожих. Оттого, возможно, он не любил любую уличную грязь, и боролся с ней всеми силами, что пошло на пользу городской столичной жизни. Подчиняясь Сенату, Девиер надзирал за полицией, пожарной службой и рыночной торговлей, исправно занимался благоустройс- твом Петербурга, ввел ночные патрульные дежурства на улицах и не ленился лично объезжать город, дабы видеть все самому. Во время его руководства столицей, город на- чал избавляться от болот и грязи, появились мощенные камнем улицы и тротуары. И, конечно же, Девиер, всегда искал повод уязвить всесильного Меньшикова, помешать его интересам, мечтая о падении светлейшего князя и лишение его власти.

Наступил долгожданный четверг. Софья и Прасковья Тихоновна ожидали графа Истомина, который должен был заехать за ними через час, как обещал в переданной запи- ске. Сегорская любовалась своим отражением в зеркале. Как хороша, с какой стороны не посмотрит на себя! Вчера, ей особенно удачно сделали прическу, и залили сахарным сиро- пом, за ночь ничего не помялось. Она будет блистать, пусть все увидят, что не только вы- сокие вельможи достойны восхищения, но и она молодая княжна из знатного рода. Её тетушке шепнули, что сам Левенвольд восхищался её свежестью и приятными чертами лица. Что ж, она готова покорить очередную жертву – князя Верейского. Но вдруг, на миг, в красивой голове Сегорской возникло сомнение. Что если он и не посмотрит в её сторо- ну? Или отвергнет её. А что, если… Но Софья не могла долго сомневаться в своей красо- те. Она провела пальчиком по зеркалу, отмечая в своем лице самые выигрышные черты. Особенно хороши глаза, пухлые губки и черные блестящие волосы. Ей не стоит сразу ожидать успеха. Путь к сердцу Верейского возможно будет более долгим, но оно того стоит. И опять «вдруг» посетило её голову. Софья встала, и прошлась по комнате. Нет она непременно услышит от Верейского: «Я люблю». Она обернулась на звук, проникший в открытое окно, это подъехала карета, наверное, Иван. Юная княжна Сегорская не была окончательно испорчена похотливостью или расчетом, просто амурные приключения истолковывались ею превратно, и только в них одних она видела смысл своей жизни, большое приключение, как на охоте, где интересна игра, преследование, волнение, движе- ние и трофеи. Послышались шаги. Это тетя спешила в её комнату, чтобы сообщить об Истомине. Он вошел натужно улыбаясь. Все слова, сказанные ему Крекшиным, были не раз повторены Иваном. Вот он и пришел. Как приходят в лавку или на торжище, где есть отменный товар. Но что это? Софья встала, склонилась в томном поклоне. А он? А он ви- дит Евдокию, тогда много лет назад, когда ей было только шестнадцать лет, в тот момент, когда он познакомил её со своим другом Федором Велигоровым. Этот наивный, открытый миру взгляд. Федор был сдержан и очарован одновременно. И он, его друг сразу заметил, что Дуня произвела сильное впечатление на Велигорова. После этого знакомства Ивана по ночам мучила ревность. Истомин усилием воли остановил свои воспоминания, и угрызе- ния совести. Софья недоуменно посмотрела на Ивана. Что такое? Где её победа? Жених грустен и растерян.

– Да здоровы ли вы? – Иван услышал голос Софьи, словно издалека.

Он поспешил притворно улыбнуться. И дальше как учил его Крекшин.

– О да. Я очарован вами. Я считаю дни до наших встреч. Не видеть вас так тяжело для меня, – протараторил Иван.

Софья удивленно посмотрела на жениха. И это объяснения, которых она ждала? Жалкая пародия!

– Нам надо поспешить, Софья Павловна, – Иван хотел исправить положение.

Сегорская вздохнула и поспешила за своим женихом, в надежде встретиться с князем Верейским. Путь их лежал на Потешное поле. К западу от Летнего сада располагался пустырь, осушенный от болот, получившее название Потешное поле или Луг, так называ- ла его Екатерина Первая, поскольку он располагался перед почти достроенным её летним дворцом. На Потешном поле или Лугу проводились гуляния с фейерверками и воинские смотры. Словом некогда заболоченный пустырь обустраивался и приобретал свое место в городе. Гости уже собрались. Екатерина Первая сидела в кресле под шатром со своим фаворитом, фрейлинами и князем Меньшиковым. Здесь был устроен стол с закусками и вином. Юные дворяне должны были показывать свое искусство владения конным боем, стрельбой из фузей и пистолетов, фехтованием. Собралось около двухсот человек моло- дых недорослей в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Молодежь споро выезжала, выстроившись в десять шеренг, затем по команде офицера, сдваивала ряды, образовывая колонну из пяти шеренг. Затем началась стрельба холостыми зарядами путем караколиро- вания16. Отстрелявшись, передняя шеренга стояла на месте, перезаряжая фузеи, затем вторая стремилась выехать вперед, становясь перед первой. Залп, и следующая шеренга выезжала вперед. Енай пристально следил за успехами своего ученика. Для этого велико- возрастного оболтуса, тех успехов, которые он делал сейчас на Потешном поле было более чем достаточно. Кто знает, как эти уроки будет вспоминать сам граф Алексей Пет- рович Апраксин, занимаясь шутовским ремеслом. Возможно, разыгрывая очередное пред- ставление, он будет представлять себя генералом всех шутов и шутих.

Софьи и Иван прибыли на ристалище, когда уже молодые дворяне, скакали друг за другом, стреляя по мишеням. Несмотря на то, что все самые выгодные места были заняты, Истомину удалось подобраться достаточно близко к шатру государыни. Он осмотрелся. Его неуверенный взгляд искал Крекшина. И он нашел. Тот стоял со своим знаменитым родственником Петром Никифоровичем, который рассказывал ему, о том сколь интересна история, и какие уникальные рукописные документы он обнаружил. Софья была немного расстроена. Истомин не оказывал ей необходимых знаков внимания. Он шутил, но как то глупо и невпопад. И часто пропускал фразы, сказанные Софьей. В тот момент, когда Иван хотел подойти к другу, он увидел, как к ним приближается князь Верейский. Сегорская тоже увидела Андрея. Он не обратил никакого внимания на её страстный взгляд. Да и Истомин был рядом. Время опять замедлилось для Софьи. И вдруг, Верейский повернулся и равнодушно посмотрел на Сегорскую, поспешив поздороваться с Иваном.

– Как вы Софья Павловна? – учтиво спросил Андрей, – Надеюсь, вы в добром здравии?

– Да, – ответил за неё Иван, – с ней все хорошо.

Андрей искренне улыбнулся.

Софья не сводила взгляда с Верейского. Нужно было изображать радость в присутствии жениха, но у неё не получалось.

– Разрешите откланяться, – Верейский кивнул головой, и неспешно удалился.

Софья была разочарована. Андрей совсем, не обратил на неё внимания, несмотря на то, что она старалась развернуться к нему самым выгодным образом. Верейский казался ей в этот момент, самым желанным мужчиной на Свете. А Истомин походил на красивую кук- лу, поскольку все его движения в это время, напоминали плохо поставленную пантомиму. Истомин не переносил Верейского. Он так сильно напоминал ему Федора, преданного им друга, нет не внешним сходством, а внутренним. Этот безупречный честный взгляд без какого-либо намека на лукавство. В такие мгновения Иван чувствовал себя темной безликой луной, которая плохо отражает свет. Иногда, ему хотелось крикнуть: «Ты сам виноват в том, что я тебя предал!» Крекшин не заставил себя ждать. Он каким-то особым чутьем мог замечать то, на что другие не обращали внимание. И это наблюдение сильно его задело. Было очевидно, что Софье очень нравится князь Андрей Верейский. Это наблюдение разозлило Димитрия, потому что влюбленность Софьи могла помешать его хорошо продуманному плану.

– Что Софья Павловна, – Крекшин улыбнулся своей однобокой улыбкой, – вы грустите? Или Иван Васильевич не учтив с вами?

Истомин ашь, оторопел. Как это не учтив? Он, как хороший ученик, сделал все что веле- но. Крекшин краем глаза заметил реакцию Ивана на его слова, и мысленно усмехнулся: «Экий дурень». Где тот Истомин, которого он знал? На которого засматривались женщи- ны и девицы? Теперь этот Истомин ждет его решений. Вот так-то друг. Все меняется. Софья настороженно взглянула на Крекшина. Этот человек вызывал в ней смешанные чувства, что-то между отвращением и любопытством. Она улыбнулась из вежливости.

– Иван Васильевич сегодня не в духе. Но мне не грустно. Я жду вечера, когда будет предс- тавлен фейерверк.

– Ты слышал, Иван, твоя невеста самое милейшее создание на Свете, – говоря это Димит- рий, смотрел на Софью слишком пристально. Это была не страсть влюбленного, это было нетерпение владельца, который желал во, чтобы то ни стала получить желаемое, пусть даже путем неправедным. В это время выступления младых дворян окончились. И нача- лось очередное летнее гуляние. Алексей подъехал к Енаю на вороном роскошном коне.

– Ну как? Ты доволен, мой ретивый учитель?

– Доволен.

– Но, имей ввиду, я не буду выполнять чьих – либо команд. И военным не буду. Это все только, чтобы мой отец отставил меня в покое, – Алексей спрыгнул с коня. – Держи свою клячу.

Молодой Апраксин передал поводья Енаю, и убежал. Бравлин потрепал с любовью своего роскошного коня. Начинались гуляния. Ставились шатры, музыканты играли веселые мелодии, челядь спешила создать своим господам уют и комфорт, выгружая из телег кресла и столы. Апраксины не отставали от других, они в большом шатре быстро располо- жились с семьями. Федор Матвеевич с граненым стаканом померанцевой водки сидел в кресле напротив Петра Матвеевича. Лицо его раскраснелось. Он наблюдал за прогуливаю- щимися персонами, и увидел Варвару Михайловну Арсеньеву и Евдокию, которые тоже заметили его.

– Не хочешь подойти поздороваться, душенька? – шепнула Евдокии Варвара Михайловна.

Велигорова посмотрела на отца, и в нерешительности пожала плечами. Он не любил принимать участие в её судьбе. Но на этот раз, член Верховного тайного совета, прислал к ней слугу, принесшего ей записку. Велигорова развернула плотную бумагу, где было написано: «Завтра после обеда, приходи».

– Вот, – назидательно протянула Варвара Михайловна, – и он вспомнил о тебе.

Евдокия не решительно кивнула головой, так, чтобы это мог видеть отец. Но потом она обратила внимание на прогуливающихся Софью Сегорскую и Ивана Истомина. Было заметно, что на них многие обращали внимание, и они были не прочь привлечь его и покрасоваться. Велигорова почувствовала боль, это старые мечты, и чувства дали о себе знать. Почему-то ей вспомнился тот день, когда они познакомились. Любовь к этому человеку захлестнула юную душу, как шторм, от которого невозможно было спастись. Вот она и не спаслась. В это время Енай стоял рядом с Апраксиными. Он не участвовал в разговоре, а рассматривал великолепный кинжал, который держал в своей правой руке. Хотя все хвалили его работу, и ненаглядного Алексеечку. Ему хотелось поскорее поговорить с Евдокией. А между тем, хозяин учинял тосты в его честь, и нахваливал его воинские таланты. Но он ждал подходящего момента, чтобы уйти. И такой момент ему подвернулся. Тогда он отпросился, отвезти коня Алексея в конюшню. Но сначала, Енай решил найти Евдокию. И нашел, но она была не одна. Велигорова прогуливалась с Верей- ским, и они о чем-то тихо разговорили.

– Евдокия Фёдоровна, всё готово, через неделю мы можем отправляться в Москву. Один верный человек приглашает нас погостить у него.

– Почто, ты втягиваешь меня в свои дела? Я не желаю в этом участвовать.

– Разве иноземка достойна, занимать трон российский? – голос Андрея звучал проникно- венно. Петр Алексеевич, сын невинно убиенного царевича Алексея, вот подлинный насле- дник. Милославские, Нагие, Сицкие, Урусовы, Шакловитые, Долгорукие, вся Русь об этом помышляет.

– Не получится из меня заговорщицы Андрей Васильевич. Да и тебе опасно со мной такие-то речи вести.

– Знаю, я все. И про Тайную канцелярию, и про мужа твоего, что по делу царевича Алек- сея умученного.

– Нет, самого главного не разумеешь. Холод, сырость и мерзость каземата, как висеть на дыбе, кнут да батоги. Как, просыпаться от старых ран, и думать, что скоро идти на новые!

Евдокия расстроилась.

– Только одна встреча. Они хотят, чтобы кто-то подробно рассказал им, что происходит в столице, при дворе, и только, – Верейский был настойчив, и чтобы быть более убедитель- ным взял Велигорову за руку. Этот жест был, достаточно, страстным для деловой беседы.

– Хорошо, я подумаю, – сдалась Евдокия.

Енай видел этот жест, и его реакция удивила его самого, неконтролируемый порыв ревно- сти накрыл его волной, он непроизвольно закрыл глаза, не заметив, как сжал в своей руке кинжал, и острое лезвие порезало ладонь, из которого хлынула кровь. Конь непроиз- вольно дернул поводья. Все это действо всколыхнуло в нем все еще не до конца осознава- емые им эмоции. Он вскочил в седло, и пустился в галоп. Чтобы успокоиться Енай выпол- нял фигуры джигитовки, рискуя в любой миг свалиться с несущегося во весь опор вороного коня. Сердце бешено стучало в висках. Кровь запеклась на ладони, измазав узду. Ветер трепал его волосы, пытаясь остудить его горячую голову. Он скакал так долго, и так упоенно, что не заметил, как выехал за пределы города. Тогда он намеренно совершил очередной кульбит и упал в траву, широко расставив руки, будто пытаясь обнять небо от края и до края. Он был переполнен эмоциями, но усталость, помогала ему успокоиться. Незаметно дело подвигалось к вечеру. На Потешном поле начался фейерверк. С превели- ким треском искры разлетались в разные стороны. Истомин, чтобы скрупулезно испол- нить рекомендации Крекшина, отвел Софью в сторону зарослей, подальше от гуляющих.

– Софья Павловна, разрешите мне объясниться. Я понимаю, что прошло слишком мало времени с нашего знакомства. Но я не могу больше ждать.

Софья с недоверием смотрела на Истомина. Ей, конечно, льстили подобные слова. Но её триумф мог бы быть и масштабнее, да и место для подобного разговора было выбрано крайне неудачно. Лишь редкие гуляющие иногда проходили мимо.

– Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

Иван решил, что неплохо бы закрепить свои слова поцелуем. Но движения его были край- не неловки. Однако, через некоторое время ему все-таки удалось заключить Софью в свои объятия и начать целовать. За этим занятием их и застали, проходившие мимо Андрей и Евдокия. Первым, целующуюся пару заметил Андрей. Когда их увидела Евдокия, то ей показалось, что в небе прогремел гром, и её обожгло болью. Евдокия ускорила шаг, ей захотелось уйти, а ещё лучше убежать. Верейский задержался позади, разговорившись с одним старым знакомым, которого увидел. Велигорова шла очень быстро, слезы текли по её щекам, всё вспоминая, и вспоминая, увиденное. Казалось, столько лет прошло, и она хотела забыть. Но где-то глубоко внутри неё жили эти первые искренние чувства к Ивану, и это приносило боль. Женщина не отдавала отчет тому, куда идет, и в какой-то момент, повернув в густые заросли, поскользнулась и упала на колени. Так она и сидела, слушая биение своего сердца и далекое шипение фейерверка. Сквозь свои горькие слезы и эмоции женщина почуяла, что кто-то подошел к ней. Евдокия подняла заплаканное лицо и увиде- ла внимательный взгляд голубых глаз Еная. И время, казалось, остановилось. Он, молча, протянул ей руку. Евдокия, посмотрела на мужчину, потом на его руку, которую он ей подавал. На руке была видна запекшаяся кровь. Она, помедлив, подала ему свою руку. Енай помог любимой встать.

– Почему? – хотел сказать он, но промолчал. Его порыв был сильнее. Как если бы налетел сильный ветер. Он обнял Евдокию так, ровно от этого объятия зависела его жизнь. Так они и стояли, обнявшись, даря друг другу тепло.

– Ты вся дрожишь. Тебе холодно? – тихо спросил Енай.

– Да мне холодно, – тихо ответила Евдокия, понимая, что этот холод живет в её душе, и уже давно.

– Я провожу тебя.

Енай с трудом выпустил Евдокию из своих объятий. Но они, ровно сговорившись, стояли еще какое-то время друг против друга. Но потом Енай очнувшись, тихо проговорил.

– Пойдем, княгинюшка.

Как будто откуда-то из-за угла вернулся его полушутливый тон. Но взгляд был серьезным. Евдокия немного успокоилась. Её перестало знобить. Она непроизвольно отерла рукой слезы.

– Благодарю за помощь. Было очень скользко, и я упала.

Немного лжи. Но Енай ей не поверил. Он заметил, как красовались на гулянье Иван и Софья, выставляя напоказ свой будущий великолепный союз. И понимал, что без Истоми- на здесь не обошлось. Тем более, что тот не упускал ни одного предлога, чтобы обидеть, или как-то задеть Велигорову. Бравлин шел рядом с Евдокией, и каждый из них сначала думал о своем. Но по мере того, как проходило время, мысли их меняли направление. И когда Енай, подвел княгиню к её старенькой карете, то его накрыло тонким покрывалом из невидимых нитей, когда каждое движение Евдокии цепляло его маленькими крючоч- ками. Молодой мужчина помог ей сесть в карету, а сам вскочил на козлы рядом с куче- ром. Велигорова, сидя в карете, чувствовала присутствия Еная, и это утешало её. Ей, каза- лось, что кто-то в её душе, пытается зажечь лампадку для того чтобы наполнить темноту спасительным светом. Фейерверк заканчивался. Истомин сопровождал Софью, когда им встретился, ну конечно же, Крекшин. Иван хотел доказать своему другу, что он отлично справился с ролью жениха и пылкого воздыхателя. Но Софье все происходящее ужасно не нравилось. Её победа должна была выглядеть по-другому. Крекшин оценивающе, осмот рел пару. Сияющий болван и нимфа. Но при этом он точно осознал, что, проведя Сегорс- кую по запланированному кругу событий, получит эту женщину. И игра того стоила. Она возбуждала Димитрия до состояния горения в груди. Если бы он был драконом, то в момент такого возбуждения извергал бы из себя пламя. Но в его планы мог вмешаться Верейский. И это нужно было пресечь на корню.

– А что, вы не видели князя Андрея Верейского? – спросил вкрадчиво Крекшин, наблюдая за реакцией Софьи.

– Нет. Я его не видел, – произнес довольный Истомин.

А Софья молчала. Она смотрела на Крекшина и пыталась выдавить из себя улыбку, ей хо- телось скрыть, что Верейский и Велегорова застали их за поцелуем.

– Нет. Мы не видели князя, – Софья потупила взгляд.

– Ну что ж. В воскресенье будет маскированный бал. Государыня велела пригласить коме- диантов, что играли во дворце Натальи Алексеевны17. Говорят, они разучили некую пьесу «Комедия о Франтаписе, короле Эпирском, и Мирандоне, сыне его и о прочих». Я думаю, будет занятно. Я надеюсь вы придете.

Крекшин несколько похотливо посмотрел на Сегорскую.

– Государыня, хочет устроить на своем дворе комедийную храмину? – произнес Истомин с некоторым презрением, по той лишь причине, что считал актерство непристойным заняти- ем.

– Знаешь, Иван, молодые девицы любят подобные зрелища. Порадуй свою невесту, – Крекшин сделал акцент на слове «невеста». Истомин понял намек, но в первый раз за много лет, почувствовал некую неприязнь к своему лучшему другу. Иван вдруг поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы Димитрий решал за него все и всегда. Крекшин не обратил на это никакого внимания, потому что смотрел на Софью, и прикидывал, сколько богатства она ему принесет. Когда, Крекшин пришел домой, он был весьма недоволен. Его небольшой деревянный домик смотрелся убого. Ну, нечего, брак с княжной Сегорс- кой должен разрешить это вопрос. Крекшину не терпелось получить то, о чем он так давно мечтал. В прихожей его встретила Марфа, служанка, которая хотела узнать, не надо ли чего хозяину.

– Неси мне трубку и табаку побольше, – прорычал Крекшин.

Он сел в старое потертое кресло, прикидывая, что надобно умерить свое нетерпение, и дождаться свадьбы княжны Сегорской и Истомина. Марфа принесла курительную трубку и положила на стол рядом с хозяином. Туда же кисет с табаком. Крекшин смерил недовольным взглядом служанку. Молодая женщина, может быть, и была некрасива, но имела в лице приятную свежесть и милый курносый носик. И потом она была влюблена в хозяина. А Димитрий знал об этом. Подумаешь невидаль, какая влюбленная служанка. Сколько таких? Можно было бы ожидать черствости и жестокости от этого человека, разрушавшегося ни одну жизнь доносами, но к Марфе он относился на удивление непло- хо. Работой не донимал, не придирался, платил исправно, давал денег к праздникам, отпу- скал погостить к родственникам, иногда покупал нехитрые подарки, и исправно пользова- лся её любовью к себе. Каждую неделю, обычно в понедельник, она навещала его спаль- ню. Но сегодня Крекшину хотелось оставить Марфу у себя, в нарушения заведенного порядка. Марфа все понимала быстрее, чем хозяин собирался ей сказать. Молодая женщи- на была довольно сообразительна. В свое время именно это качество привело бедную мещанку в служанки Крекшина, умная голова и рекомендация княгини Велигоровой. Которой Крекшин когда-то в виде язвительной усмешки высказал похвалу в том, что она должна знать толк в людях низшего сословия, потому что сама оттуда, и потому может найти любому господину хорошую прислугу. Велигорова промолчала, но привела Крек- шину Марфу, сказав, что она может стать хорошей служанкой для него. Прошло время. Да, Крекшин был доволен. Между тем сама Евдокия пригласила Еная зайти в свой дом, хотя было уже поздно. В небольшой комнате по просьбе княгини служанка накрыла на стол, и принесла две кружки горячего грога, хлеба и жаренную курицу.

– Угощайся, – тихо проговорила Евдокия.

Енай сидел за столом напротив княгини и пил горячий грог.

– Странный напиток, – Енай отпил половину.

– Да. Заморский. Его очень любил мой муж. Говорил, что это первое средство, если прод- рог, или сильно расстроен.

– Что ж тогда, выпьем еще.

Служанка зашла в комнату и подлила Бравлину грога из медного чайника. Ели молча, иногда встречаясь взглядами. Еная завораживал вид Евдокии в полутьме комнаты и вспо- лохах свечей. Все её движения, казались ему какими-то тягучими, словно для них требова- лось дополнительное количество сил. Евдокия же, видела, что мужчина захмелел, да и сама она была в каком-то тумане мыслей, чувств и грога.