Помоги проекту - поделись книгой:
С наступлением Нового года активность банд не изменилась, те же обстрелы, нападения. Изменился только цвет горных вершин – прошли дожди, и они стали белыми. Для российского человека, привыкшего с рождения к ритму природы: зима– лето, отсутствие зимы в назначенное ей время, создает в душе тягость, переходящую в недомогание. Происходит какой-то сбой в организме. Это ощущалось весь январь. Снег белых недосягаемых вершин становится неодолимо притягательным и вызывает муки Тантала. Ностальгическая хворь прошла только к концу месяца, когда по-весеннему запели птички. Прилетели, как в родных краях, скворцы, правда крупнее наших и концы крыльев белые. Впрочем, на чужбине и весна не красна, и птицы не такие, да и поют хуже. Рождаясь в определенном районе, человек приобретает магнетизм и вибрации этой местности, и они сопровождают его всю жизнь, куда бы не занесла судьба. Родина привязывает его своими незримыми нитями, и обрыв их всегда вызывает трудно излечиваемые страдания, называемые ностальгией.
Вторая весна
С конца января энтузиасты из СССР уже принимают загар на крыше. Чувствуется весна, правда, своеобразная, и весной пахнет. Деревья набивают почки, потом зеленеют и, наконец, расцветают. Трудно представить жителю средней полосы тридцатиметровые деревья, подобно нашим кленам, но с мелкими листочками, расцвеченные наверху крупными, синими, красными, фиолетовыми цветами. А деревья поменьше, типа небольших берез – сплошь усыпаны разноцветными кисточками сережек, покачивающихся от легкого весеннего ветерка, как украшения восточной танцовщицы, исполняющей грациозный танец перед своим повелителем. Еремей даже в Пензу в письме посылает такой засушенный цветок. Но разве можно сравнить и оценить красоту живого с засушенным. Так же как красоту живой рыбы с мертвой. Ваханов вспоминал Индийский океан, когда в былые времена, на теплоходе «Бикин», шли из Финляндии с грузом во Владивосток, и попали в сильный шторм. Судно, груженое максимально до ватерлинии, буквально ныряло сквозь волны. Ураганный ветер с ревом срывал пену с гребней высоких волн, а в месте с ней и летучих рыб, использующих волну как трамплин спасения от хищников, чтобы пролететь метров сто и опять плюхнуться в родную стихию. Но не все они возвращались в океан, некоторые падали на палубу низко сидящего судна, к большому удовольствию моряков, которые их собирали и жарили. Нападало много, хватило на всех. Летучая рыба, если расправить ее грудные плавники, превращающиеся в большие крылья с черной окантовкой по краю, выглядела необычно. Еремей решил одну засушить для потомков. Пришпилил ее с расправленными крыльями, такую красивую, к дощечке и повесил на несколько дней в трубу теплохода, здесь было постоянное тепло. Придя через неделю не узнал, крылья остались, а вместо рыбы – отвратительная мумия. Пришлось выкинуть за борт, да простят его потомки. Также и с цветком, живой – красота, но стоит жизни покинуть его, она исчезает. Красота это королева, которая правит очень недолго. Но в Мехтерламе он все же оставил для потомков посаженный гранат, плоды их постоянно продают на пензенском базаре среднеазиатские торговцы. Цветут они тоже необычайными махровыми пурпурными бутонами.
Природа, в мягком, теплом климате, подобна женщине, которая любит наряжаться, показывая из-под своих нарядов то одну часть тела, то другую. Однако мало найдется людей, рожденных севернее, которые сменяют свой суровый климат на эту местность. Там, даже холодная зима удивляет своей красотой, когда все веточки деревьев и кустарников, изящно одетые белым инеем, или налипшим снегом, плакучими ивами склоняются до самой земли. Ты идешь на лыжах через этот сказочный, заколдованный лес, как дед Мороз. И белый снег под ногами, в лучах солнца, искрится мириадами разноцветных граней алмазов и представляешь, что идешь по рассыпанным драгоценным камням, и боишься наступать на них.
Весной время пошло быстрее. Пролетело два месяца и снова подходит Новый год, на этот раз афганский. Стали готовиться вручать, как принято, подсоветным подарки. Инженер Еремей с торжимоном пришли в максус, как по афгански звучит отдел разведки, где вручили начальнику Амрулло подарок и поздравили всех сотрудников отдела. Для такого торжественного случая собралась большая часть оперативников, правда, в обычной гражданской одежде, не в парадной. Ваханов и не знал, есть ли у них такая одежда. Мог бы увидеть на свадьбе, на которую приглашал его сотрудник отдела и принес официальное приглашение, но он не ходил, так как для мушавера это представляло опасность. Оперработники спецотдела всегда ходили в гражданской национальной одежде, состоящей из тонкой хлопчатобумажной рубашки навыпуск, очень просторных шаровар, из такой же ткани и чалмы. Чалму носят все афганцы – она у них на все случаи жизни, легкая и удобная. Это кусок материи длиной метра три, который наматывается на голову. Кроме головного убора ее используют как плащ в непогоду, и как подстилку, чтобы посидеть или полежать, и со стола пыль стирают и используют по другому назначению, в зависимости от игры воображения. Советник выразил желание сфотографироваться в такой одежде. Его быстро экипировали, повесили через плечо какую-то старинную кобуру с пистолетом и английскую винтовку «бур», отобранные у бандитов. В последствии, на родине, к этому снимку проявляли повышенный интерес. И он нашел место на стенде участников боевых действий в краеведческом музее – г. Пензы и музее УВД.
Через несколько дней начальник спецотдела Амрулло сообщил, что ночью из банды Ширмамата сдался душман Хамишагуль с двумя автоматами. Каждому члену бандформирования, выдавалось удостоверение личности, напоминающее карточку современного удостоверения водителя. На одной стороне фотокарточка с печатью, а на другой – семь заповедей Аллаха. Еремей побеседовал с ним и он подтвердил, что банда собирается напасть на поселок «мушаверов». Беседа происходила с помощью двух переводчиков.
Сдавшийся Хамишагуль знал только язык пушту, начальник максуса Амрулло сначала переводил на дари, а советский переводчик – на русский. Случаи перехода из банд на сторону народной власти и дезертирство из воинских частей в банды было явлением весьма распространенным, как бы обмен контингентом. Совсем недавно из афганской воинской части солдат Рахматулло дезертировал с четырьмя автоматами. В царандое, по оперативным данным, 15-20% служили враги. Переход в стан врага с оружием, как бы давал кредит доверия. Или из правительственных войск, переходили на сторону противника, или наоборот, но всегда старались прихватить больше оружия.
Каждый человек, подобно луне, имеет свою неосвещенную сторону, которую он никому не показывает. Летом в джелалабадской в\бригаде выследили двоих солдат, которые пытались продать оружие душманам. Задержали их вместе с предметами торга и провезли по территории части со словами «они продавали оружие врагу». Изменников решено доставить в Кабул, а до утра оставили под охраной в части. Утром обнаружили мертвыми. Проводили расследование, но виновных не нашли. Однажды предатель – предатель всегда. Их презирают даже те, кому они сослужили службу. Уже говорилось, что этот грех Богом не прощается.
Паршивые овцы в каждом стаде есть. Даже среди женщин, которых в бригаде было всего два процента среди мужского пола военнослужащих. В походе по дуканам в Джелалабаде, одна соблазнилась подарком, который ей предложил продавец. Плата
натурой. Конечно, для так называемой «чекистки», мелочь, зайти на пять минут в отдельную комнату с продавцом. Но с кем? Со своим советским или жителем чужой страны и неизвестно на чьей стороне он. Это равносильно предательству. Иногда меркантильность ослепляет рассудок и не видит человек последствий его. Женщины в в\частях особая категория людей, потому что их было очень мало, а ухажеров много. Этот дефицит и вожделения мужчин некоторые, успешно использовали, как последнюю попытку выйти замуж, но браки были почему-то не прочные, и в Советском Союзе распадались. Другие же использовали свободную любовь для своего обогащения и за доставляемое удовольствие брали чеками (денежная единица, применяемая правительством СССР для расчета с участниками заграничных командировок). Поэтому и приклеилось название «чекистки». Конечно, не все были такие, но некоторых действительно «затаскали и поизмызгали». Женщина, о которой идет речь, вышла из магазина с довольным лицом и новыми джинсами подмышкой. Ей хотелось поделиться радостью, что так дешево приобрела товар, но встретила гробовое молчание и презрение подруг и друзей. Еремей не интересовался ее дальнейшей судьбой, но уверен, что не могла она дослужить положенное в этой части.
Сообщение Хамишагуля подтвердилось, и уже к вечеру начался обстрел советнического городка. Предупрежденный заранее комбат открыл с «горки» ответный артиллерийский огонь. Снаряды и мины, привычным маршрутом, над базаром и крышами поселка советников полетели в «зеленку». Афганские подразделения со своей территории помогали минометным огнем. Потеряв около пятнадцати человек убитыми и ранеными, Ширмамат прекратил атаку. Сила солому ломит.
Ваханов, зная, что ему предназначен отпуск, ждал сообщения, и оно пришло в шифрограмме, которую он и расшифровывал. Ему на 3 июля уже заказан билет на рейсовый самолет Кабул– Москва. Старший в это время был в Кабуле, а, приехав, сообщил, что перевод Еремея в провинцию Саманган после отпуска, утвержден. Он, по его словам, пытался отменить перевод, но безрезультатно. Еремей же продолжал трудится в прежнем режиме, но одной ногой был уже в Пензе. Курируемые им отделы разведки и уголовного розыска могли бы месяц-два обойтись и без «мушавера», но «мушаверы» не могли обойтись без шифровальщика, а старший замену не привез и отпуск может не получиться. Посоветовавшись, решили подготовить из своих рядов.
Последние дни в субтропиках
Среди последних событий в Лагмане: в городе недалеко от рынка заглох афганский танк с полным боекомплектом. Афганцы решили оставить здесь до утра, а охрану не оставили. Воспользовавшись беспечностью,«духи» ночью его подожгли. Когда огонь добрался до снарядов, последние начали взрываться. Канонада была до середины следующего дня, подойти нельзя, пока не выгорел полностью. В эту же ночь, под звуки разрывов танковых снарядов массированный минометный обстрел по палаточному городку советского батальона. Ранило четверых воинов, в числе которых два офицера. Душманы могли бы в эту ночь устроить грандиозный фейерверк, если хотя бы одна мина залетела в склад боеприпасов батальона. Он был на территории батальона в небольшом овражке. Еремей не раз видел снаряды, лежащие под открытым небом, накрытые только защитной сеткой. Для возмездия расчехлили реактивную установку «Град», которой проутюжили всю местность, откуда прилетели мины и, на всякий случай, близлежащие кишлаки. Считалось, что если убивать мирных жителей в поселках, откуда стреляют маджахеды, то они будут запрещать обстрелы от своих селений. Возможно, что в большинстве случаев так и было, но бандиты не всегда считались с местным населением. Сколько деревень разрушено по этой причине и сколько погублено и покалечено неповинных людей.
Война – эпидемия смертоносной заразы. Павшие поражают своих близких горем потери, вдовством и сиротством. Оставшиеся в живых заражаются войною неизлечимыми болезнями: жестокостью, цинизмом, презрением к ценности человеческой жизни.
Война часто превращает людей в диких зверей, но даже и те, в отличие от человека, придерживаются законов справедливости.
Во время войсковых операций и зачисток кишлаков советские бойцы, конечно, сильно рисковали, выбивая из подвалов и других мест, спрятавшихся душманов, но некоторые не гнушались с собою прихватить найденные деньги или ценные вещи. Случаи мародерства часто были по «просьбе» офицеров, которые потом «добытым в бою», расплачивались за любовь с войсковыми «чекистками». Наверно, считали, что опасности службы требуют того, чтобы их оплачивали удовольствиями. Командир бригады, дислоцированной под Шамархейлем, регулярно строил личный состав, выгребал из комнатушек женщин, горы «трофеев», начиная с магнитофонов и заканчивая тряпками, и всенародно сжигал.
Проводили домой переводчика Махмуда, последнего кобальтера Лагмана. Вместо него в комнату Ваханова поселился новый советник, переведенный из провинции Гордез за неуживчивость характера. Это был человек высокого роста, несколько сутуловатый,
лет сорока пяти, с большими руками и ногами, Вечером, освоившись на новом месте, Борис – как его звали, в порядке знакомства, рассказал Еремею, что прибыл в Афганистан из г. Новосибирска. Там работал преподавателем в школе милиции, в звании подполковника.
– Что тебя потянуло в Афган, от своей спокойной работы? – спросил Еремей.
Борис помолчал, наморщил лоб, и с неохотой рассказал, что жизнь его не сложилась. На работе между преподавателями постоянные разборки, сплетни, подсиживания, а дома тоже не лучше. Жена, работавшая балериной в театре, нередко приходила домой, уставшая, раздраженная, иногда устраивала скандалы, а три года назад, разведясь с ним, вышла замуж за его друга. Их дачи были рядом. Тринадцатилетняя дочь осталась с ней.
Тема развода по инициативе жены, была и в Афганистане нередка, а, возможно, чаще, по причине долгого отсутствия мужа. Два дня назад, Ваханов приехал в батальон – ему нужен был комбат, чтобы договориться «стрельнуть» в одно место. Нашел его в офицерской палатке за столом.
–Проходи, Еремей, – встретил его знакомый капитан, командир роты. – Выпей за здоровье моей жены. Пусть ей хорошо живется с новым мужем.
Пока Еремей осмысливал в голове, услышанную фразу, ему уже налили полный стакан Оказывается, жена прислала ротному письмо, в котором сообщила, что ушла к его другу и просит ее простить. Пришлось присоединиться к соболезнованию. Женщины – это другая часть человечества, но скрытная и лукавая. Это не те женщины, которые, как жены декабристов, готовы поехать за мужем на край света. Они потеряли ответственность, не глядят в будущее, живут только настоящим, под влиянием часто меняющихся эмоций, от которых иногда попахивает жестокостью и предательством.
Весна захватила в Лагмане власть, больше недели идут дожди. Цветут последние запоздалые деревья, а во дворике кобальтеров – наринч. Быстрыми темпами растет температура воздуха, а с ней и нечисть кровососущая. Опять малярия посетила эти края. Вторую неделю болеет комсомольский советник, у него скачет температура до 40 градусов. Все глотают таблетки для профилактики. Продолжаются бандитские обстрелы постов, воинских частей и объектов народной власти, поэтому несколько раз в неделю проводятся войсковые операции, не считая артударов. В одной из операций советского батальона сапер-сержант снял 6 мин, а на последней подорвался в клочья. Саперы ошибаются только один раз.
Время летит быстро. Еремей не дает себе расслабляться. Оставляет время только для сна, засыпает мгновенно. Вместе с начальником спецотдела выезжал на встречу с
главарем одной из банд – Фызылом. Договорились, что он со своей группой будет помогать при операции в долине Алингар.
В конце мая Ваханов летит в Кабул с последним лагманским отчетом. Перед отъездом банный день, отлично попарился и захватил с собою пару эвкалиптовых веников для земляков. Всем объявил, что переводится из Лагмана в другую провинцию и ждет замену. Кто-то даже обиделся.
Когда будете собираться в путь дальний, тогда утрете каждую пыль, чтобы за вами осталось место чисто.
В Кабул летел через Джелалабад, где проводил последнего кобальтера Нангархара. И вот он в Кабуле, где его ждет советский самолет ТУ-154, вылетающий рейсом Кабул – Ташкент – Москва. Все заботы, волнения и тревоги остались позади, в этой, изнывающей от зноя и нищеты стране, а Еремей Ваханов, уцелевший в военной мясорубке, летит над ее горами, с каждой минутой приближаясь к Отчизне, жаждая глотнуть родного воздуха.
Часть третья
Северная провинция
Отпуск пролетел незаметно быстро, как один день на побережье Черного моря, куда Еремей с женой и ребенком укатил по путевке. Отдохнули «по полной программе» и снова в путь за тридевять земель в царство злобного чудовища, питающегося человеческой кровью.
Проводы в дальний путь, как известно, без «употребления» не проводы, потому пришлось Еремею съездить с канистрой в Старую Каменку. Доверенный директора спиртзавода, набулькал полную, как воды из лужи. Гости к напитку отнеслись положительно и даже хвалили. Но надо что-то и с собой взять – без гостинцев не примут в горной стране. А как пересечь рубеж в период антиалкогольного закона, который таможенники дружно и свирепо приняли к исполнению? Поэтому после некоторых усилий, тем более опыт уже был, полтора литра спирта, окрашенного под вино, в двух бутылках с фабричными этикетками и пробками, стояли готовые к пересечению. Только экспертиза могла обнаружить подделку.
Проводили хорошо – и на самолет не опоздал, и втолкнули именно в тот, который летел в Москву, а не в Ленинград. Заполненный доверху лучшими пожеланиями и старокаменским зельем, Ваханов счастливо прикорнул в кресле. Через пять минут, как ему показалось, кто-то не очень вежливо, тормоша за плечо, сказал:
– Приземляемся, мы в Москве.
В аэропорту Еремей, отравляя чистый столичный воздух остатками пензенского перегара, поспешил навстречу ожидавшему его москвичу Александру Суворову. Не тому, который с войском переходил через Альпы, а лет на двести моложе. Он должен был принять эстафету провожания афганца, но уже на земле московской. Отец его, бывший генерал, с такой знаменитой фамилией – Суворов, не мог не увековечить в сыне фельдмаршала российского, дав ему имя Александр. Саша не был закален в боях и походах, но в части знания алкогольных процессов и тренированности равных ему не было. Двух московских дней Ваханову оказалось достаточно чтобы понять: если он не остановится, то Афганистан не дождется его никогда. Первым начало про-тестовать сердце и не отпускало до тех пор, пока не прилетел в Кабул, и потом долго возмущалось. Но оно еще в воздухе, над горами, помогло Еремею принять решение – поддержать Горбачева в его программе запрета спиртных напитков в стране. Таможенники в порту Шереметьево, видимо, догадываясь о таком решении, к проверке отнеслись благосклонно и пропустили весь груз.
Кабул встретил, можно сказать, с распростертыми объятиями – сели с первого захода. В аэропорту, среди толпы встречающих тощих афганцев, Володя Кострюков, земляк – пензенец, выделялся своей массивной фигурой. Он знал, что Еремей везет спиртное. Приехали к нему, где Ваханов останавливался не раз. Здесь в двухкомнатной квартире жил с ним еще москвич.
– Отдохни часочка два, – показали они на диван. Предложение было очень кстати. Пять часов чистого полета, переходы, проверки, ожидания – по времени наберется на целый рабочий день. Силы были на пределе, даже без учета остаточных явлений провожания. Он, буквально, провалился в сон. Мир земной перестал существовать. Сколько пробыл в ином мире, не помнит. Проснулся от тряски. Кто-то тряс диван. Открыл глаза, но в комнате никого не было. Значит, приснилось, но в доказательство яви диван снова пришел в движение, все затрещало вокруг. Землетрясение – Еремей уже был знаком с этим природным событием.
– А где же хозяева, – подумал он. Быстро встал, прошел в соседнюю комнату и увидел их. Оба стояли лицом к шифоньеру, вытянувшись в струнку, с поднятыми вверх руками.
– Вы чего? Сдаетесь? – спросил Еремей. И в этот момент накатила новая волна колебаний, длившаяся около минуты. На шифоньере зашатались коробки из стороны в сторону, и зазвенело французское стекло в них. «Спасатели» снова прижали ладони к своей собственности и держали их, пока совсем не прекратились содрогания Земли. Эпицентр землетрясения находился в провинции Саманган, куда Ваханов получил назначение. На другой день подземный огонь вновь потряс землю в Самангане, но поменьше – 5 баллов. Такие природные явления, участившиеся в последние десятилетия на планете, являются результатом воздействия дисгармоничных и разрушительных энергий человечества на Природу. В древности несчастья, бедствия и болезни, обрушившиеся на те или иные народы, считали бичом Божьим, но приходит время понять, что порождают их сами люди, нарушая законы Природы и вызывая на свою голову обратный удар. Когда-то мощь подземного огня начисто смела Атлантиду с лица Земли.
С транспортом в провинцию Саманган значительно сложнее, чем в Джелалабад, где много наших войск. Там глубинка на границе с Пакистаном, а Саманган в полутора сотнях километров от СССР. В случае нужды и опасности помощь оттуда всегда прилетит вовремя. Уже неделю в Кабуле. И землякам, наверно, надоел, хотя вида не показывают, да и самому тошно. Не любит Еремей праздности, хочется скорее заняться делом, но самолетов нет. Вертолеты летают туда очень редко – посредине Гиндукуш, неприступной высокой стеной, перегородил страну с запада на восток.
Начался последний месяц лета – жарко. Говорят, южное солнце плохо действует на зрение. Но, что делать? Ослепительное солнце днем и тусклое электричество от движка с наступлением темноты, конечно, когда-нибудь скажутся.
Продолжается изучение Кабула. Он не изменился. Те же неумытые улочки с двухэтажными облупленными домами вдоль. Нижние этажи – лавки мелких торговцев с местными восточными изделиями и сладостями, но много и привозных, иностранных товаров. На лотках экзотические фрукты, овощи, мясо, чай и кустарные поделки. От жары продукты быстро приходят в негодность и их здесь же выкидывают в мусорные кучи. Дети копаются в них руками, поднимая тучи мух, ос и других насекомых, не желающих делиться с ними. Чисто одетые, вежливые продавцы магазинов непродуктовых товаров, расхваливают его и приглашают за покупками. Они хорошие торговцы, причем не торгаши, а именно торговцы, Сначала заламывают цену, однако любят поторговаться, но без алчности, и уступают. После продажи благодарят покупателя и даже дают подарок. Продавец в Афганистане – абсолютно мужская профессия.
Кругом толчея, шум, как положено на восточных базарах. Тут и там мелькают головные уборы аборигенов этой страны, которые с озабоченными физиономиями что-то перевозят, перетаскивают, перекладывают или терпеливо сидят около своего добра. Часто можно увидеть и европейские, сосредоточенные на покупках, лица. Кому хочется утолить жажду или голод – к вашим услугам такие заведения есть. Открытая широкая ниша окна и двери одновременно, через которые, в глубине полутемной, душной комнаты, видны несколько столиков с сидящими за ними людьми. Все это кустарно, примитивно, грязно. Вторые этажи приспособлены для жилья семьи хозяина или сдаются как гостиницы для приезжих из кишлаков. Их можно определить по тому любопытству, с которым они рассматривают базар, сидя на подоконниках своих комнат, свесив ноги на улицу, над головами прохожих. Афганская цивилизация.
Наконец, забрезжила оказия в Саманган – самолет АН-26 местной авиакомпании. Надо срочно ехать. Автобус опаздывает, а самолет ждать не будет, но все благополучно. Попутчиком в самолете оказался партийный советник, тоже после отпуска. Вдвоем веселее. Остальные все афганские новобранцы и немного гражданских. В провинциальном центре Самангана Айбаке аэродрома для самолетов нет, поэтому надо пролететь дальше на сто километров в город Мазари Шариф, и вернуться автомашиной. Пассажиры разместились на откидных стульях вдоль бортов, а сорбозы на полу салона, так им удобнее. В Кабуле жара, нечем дышать, а здесь прохладнее. Самолет взмыл почти вертикально вверх – солдаты все легли, и у Еремея даже заложило уши. Отвык за отпуск. Зато сразу набрали нужную высоту, ведь надо будет преодолеть горный хребет Гиндукуш, где самое низкое место – перевал Саланг на уровне самой высокой на Камчатке «Ключевской сопки» – пять километров. Не успели пассажиры отойти от «полумертвой петли», как новая напасть – задымился верх салона. Полет только начался, но возвратиться можно не успеть, а прыгать – высоко. Все устремили взор на потолок и молча заерзали. Страх медленно вползал в сердце, и эта психическая зараза охватывает почти всех. Послали за командиром. Он вышел, посмотрел, что-то буркнул по афгански и спокойно вернулся в кабину пилотов. Вскоре это облачко – концентрация разности температур, принимаемого за дым, рассеялось, пассажиры смущенно прятали глаза, и путешествие продолжалось.
Летели, по времени, больше чем от Кабула до Ташкента. Мотор натруженно гудел, преодолевая горы, но оставил их позади. Сели на военном аэродроме в двадцати километрах от провинциального центра Мазари Шариф. Два УАЗа уже стояли в ожидании советников. Погрузив нехитрый скарб, двинулись в обратный путь по хорошей асфальтной дороге без сопровождения. Кругом степь, сколько видит глаз, ни возвышенностей, ни овражков, ни кустов, откуда можно было бы подстрелить их, катись и катись, только на юге, куда взяли направление, сквозь утренний туман, просматривались горы. Вдоль всей дороги – телеграфные столбы и почти на каждом сидит орел, высматривая живность на земле. Действительно, зачем махать крыльями и потеть, когда и со столба хорошо видно. Приспособились.
Не успели советники порадоваться благополучно складывающимся обстоятельствам, как в их машине застучал мотор. В Афганистане такое случалось часто: или масло забудут долить, или болт открутился, и оно вытекло. Кататься любили все, а на ремонт и профилактику времени никогда не хватало. Помнится, в Газни на дороге, в небольшом лесочке, в самом душманском месте, заглох УАЗ. Водитель открыл капот, Еремей заглянул тоже и увидел, что там все на веревочках и проволочках. Непонятно, как движок еще заводится. Минут пятнадцать водитель дергал за эти «сопли», а потом сделал открытие – кончился бензин. Хорошо бензоколонка была недалеко. Мы ответственны не только за то, что делаем, но и за то, что не делаем.
Троса буксирного не оказалось и вторая машина, у которой мотор еще работал, помчалась вперед в населенный пункт Ташкурган, где советников дожидалось «сопровождение» – БРДМ – тоже броневик, как БТР, только колес в два раза меньше. Первая мысль, что кто-то из двух прибывших грешен – не хочет его Саманган принимать. Сорок минут прилетевшие созерцали степь около сломанной машины, пока не появилась бронированная помощь. Прицепились за трос и поехали со скоростью трактора «Беларусь», без ветерка. Вероятно, провидение распорядилось, чтобы прибывшие получше рассмотрели места, где им предстояло работать.
Через полчаса хорошая дорога кончилась, и выехали на широкую, еще лучшую дорогу-трассу, соединяющую границу СССР со столицей Афганистана. Хайратон – Кабул называлась эта «дорога жизни». Мощным потоком каждодневно перемещались по ней различные советские грузы, подпитывая ДРА, как главный сосуд артериальной системы в организме человека – аорта, питающая клетки тела. Автоколонны иногда насчитывали сотни автомашин. Советские автоколонны чередовались с афганскими. Часто попадались местные «бурбухайки» и легковые автомобили частников – предпринимателей, а также такси с желтыми разводами. По ней же курсировали и военные окрестных воинских частей и колонны танков, гул которых слышен уже за пять километров. Оживленная трасса, поток машин в оба конца. Вдоль всей дороги справа, от Хайратона до Кабула тянутся две трубы 150-миллиметровые, по которым перекачивается из СССР солярка и керосин, иногда бензин. Трубы лежат открыто, чтобы при взрывах не выкапывать. Их охраняют специальные подразделения советских или афганских войск – по всей дороге стоят посты.
Отсюда до Самангана как от Кузнецка до Пензы – 120 км. Еремей с любопытством смотрел вокруг. Проехали мимо Ташкургана – огромный населенный пункт. Говорили, что он объединил 130 кишлаков; еще конница Буденного освобождала его от басмачей, но потомки их продолжают сражаться с народной властью и сейчас.
Сразу же за населенным пунктом заканчивается степь. Дорога серою лентою пересекает изгиб горной речушки и с разбега втискивается в разинутую пасть промытого ею километровой высоты каньона.
Преодолев невысокую горную гряду и последний перевал, дорога пошла вниз, чтобы продолжить свой путь по степной равнине. Это продолжается провинция Саманган, входящая в зону «Север». Население – 275 тысяч жителей, из которых таджики и узбеки – 80 процентов, остальные коренные афганцы. Насчитывает более 400 населенных пунктов, разделенных на три уезда. Народная власть имеет две с половиной тысячи штыков, а 17 исламских комитетах, органы власти оппозиции – более пяти тысяч.
Центр провинции – Айбак, куда Ваханов вскоре прибыл, не вызвал в сознании той мрачности, как при въезде в Мехтерлам. Он был раза в три больше, светлее и просторнее. Этому впечатлению способствовали также постоянная солнечная погода и тепло, которые, однако, не зашкаливали как в Лагмане. Дом, где проживали советники МВД ДРА, стоял в трехстах метрах от трассы, в развилке дороги, ведущей в центр города. Дворик, огороженный забором, по периметру составлял триста метров и охранялся афганскими солдатами. Волейбольная площадка, и несколько апельсиновых деревьев создавали приятные впечатления чистого, аккуратного дворика. Двенадцать советников и переводчиков составляли советнический аппарат афганской полиции Самангана. Ваханова встретили доброжелательно, выделили для проживания отдельную комнату, напоминающую монастырскую келью с одним окном наверху, но умещалась кровать и маленький столик, а вечером он уже пел морские песни в столовой. Спирт для знакомства оказался очень кстати. Но здесь спиртным не увлекались как в Лагмане, и самогонного аппарата не было. Условия бытовые значительно лучше предыдущих: автономное электричество (электродвигатель), приличная столовая, два повара из советского батальона, баня и отдельно душ. И боевая обстановка спокойнее, несмотря на превосходство в живой силе противника. Банды не такие злобные, как в Лагмане или Газни; или дружат с народной властью, или воюют между собой. Народ лояльнее, все-таки одной национальности с советскими таджиками. Подстать жителям и кровососущие: донимают, но малярией никто не болеет. На Еремея они тоже набросились, думали, новичок. Но кусали только дня два, пока он не применил Лагманский опыт – повыбивал им зубы. После чего они старались не приближаться, а других кусали.
Афганский цирюльник
Известно, что в экстремальных и военных ситуациях времени на раскачку нет, поэтому уже на другой день Ваханов нанес визиты в отдел уголовного розыска, который должен курировать до приезда нового советника и спецотдел. Оперативный состав этих отделов, на первый взгляд, значительно отличался от Лагманских. Они хотя бы знают, что надо делать. Позднее познакомился с руководителями советнических ведомств ГРУ и КГБ.
Начались обычные будни в чужой стране, отличающиеся от лагманских тем, что там приходилось много летать, а здесь столько же ездить. Первая поездка в районный центр за 40 километров. В машине Ваханов с переводчиком и начальником спецотдела по имени Шариф. За рулем тоже афганец. В курируемом отделе максусе положено шесть машин, а в наличии – две: советский УАЗ и иномарка, закамуфлированная под такси. Чаще использовалась вторая – меньше риска.
За два дня Еремей успел и постираться, тазик искать не надо, есть стиральная машина, и попасть в баню – выпал банный день. Баня тоже лучше лагманской, жаль эвкалипт здесь не растет. Зато грецких орехов, миндаля (типа абрикосов), апельсинов – рядом целый сад. За орехами и миндалем и лазить на дерево не надо – сами падают, спелые.
Еще в Лагмане обезьянка Чик обнаружила, что у Еремея на голове мало растительности, но он наивно полагал, что в новой провинции у него вырастет буйная шевелюра и решил вновь постричься наголо. На эти грабли он уже наступал в Газни в период первой командировки. Но все забывается и надежда в ярком, привлекательном наряде снова воскресла перед ним. Много людей мужского пола имеют проблемы в этом вопросе, а философы до сих пор не пришли к однозначному выводу – то ли дурной волос покидает умную голову, то ли, наоборот, умный – дурную. Но если окунуться в греко-римскую древность, то там считалось «лысина не порок, а свидетельство мудрости», и у нас есть примеры, начиная с Ленина. Ведь с возрастом приобретаешь мудрость. Осталось только перешагнуть через камень сомнения, лежащий на дороге.
В провинциях, где служил Ваханов, не принято пользоваться услугами афганцев, стригли сами себя, а в этой решил рискнуть. Показали парикмахерскую и Еремей храбро вошел в темное и не очень чистое помещение. Старый афганец – парикмахер от неожиданного предложения «шурави» постричь его чуть не уронил ножницы на голову сидящего клиента, которого затем, недостриженного попросил освободить единственный стул. Мастер очень старался угодить, стриг долго и тщательно, как на международном конкурсе причесок, суетился, зачем-то тряпкой несколько раз стирал пыль с грязного стола, около которого сидел Еремей, постоянно ощупывал в полутьме его голову руками – проверяя, не пропустил ли волосок. «Мушавер» молча терпел. Но когда, закончив пытку, парикмахер этой же тряпкой начал сметать волосы с его лица и головы, терпению пришел конец и он решительно встал. Лучше уснуть на доске, чем на муравейнике. Деньги афганец брать категорически отказывался, но Еремей насильно вручил ему, чтобы забыть дорогу в эти заведения.
Поделиться книгой: