Я честно попыталась сделать как она сказала, то есть подняться, но ничего не вышло: тело меня как будто не слушалось. Но это не было моей главной проблемой: в больной голове вертелась куча вопросов, но задавать их я не спешила, пока не верну хотя бы зрение. С этим мне помогла мамуля, совершенно к этому не стремясь: пока я пыталась отвлечься от головной боли, она подошла и дернула с меня одеяло, которое было натянуто до самой макушки. Свет больно ударил по глазам, в голову словно кинули разрывную гранату, увеличив боль в миллионы раз. Зрение вернулось, но толку от этого было чуть: стоило приоткрыть хоть один глаз, свет резал подобно лазеру и я все равно ничего не видела. Я что, стала Дракулой и теперь боюсь солнца? Кожа вроде не дымится, но почему так больно? Хотя, если подумать, свет куда лучше чем чернота, я по крайней мере не ослепла.
– Это же надо так набраться, – опять засмеялась мамуля, она у меня вообще дама веселая. – Давай, рученьки в ноженьки и на кухню. Ты девочка взрослая, так что хватит разлеживаться и изображать из себя страдалицу. От похмелья еще никто не умирал.
– Странно, я бы поставила руку на то, что ты неправа. Нет, лучше глаза, они все равно ничего не видят, – хрипло пролепетала я.
– Ну, для этого тебе надо принять вертикальное положение, не так ли?
– Пять минут, – с трудом выдавила я.
– Пять минут у тебя есть, – смилостивилась она и, судя по шагам, опять меня покинула.
Итак, что мы имеем: отсутствие зрения, предположительно преодолимое, жуткую головную боль, с которой должна помочь обычная таблетка (или целая упаковка), ногу странно подергивает. Это все ерунда… Более беспокоил другой вопрос: какого черта я ничего не помню? Неужели я вчера так сильно набралась с Надькой, что забыла о приезде мамули? Это вряд ли, обычно мы договариваемся чуть ли не за месяц. Живет она в другом городе и довольно далеко, но это еще полбеды: на поезде ехать больше суток, а прямых рейсов из Питера на самолете нет, только с пересадкой. Так что мамулин приезд мы всегда обговариваем заранее и ее встречаю либо я, либо Максим. Чаще я: муж часто бывает в командировках и застать его дома обычно трудновато.
Но раз мама здесь, значит, решила сделать сюрприз и явилась неожиданно. Что ж, я в любом случае счастлива, но счастье мое было бы безграничным, не застань она меня в таком ужасном состоянии. Перед мамой стало стыдно и я в который раз за утро застонала. И где, черт возьми, Максим? Вот уж кто точно не упустил бы возможность выдать пару ядовитых комментариев. Более язвительного человека я не встречала в жизни… так где он? Глядишь, с его комментариями я бы и двигалась бодрее. После появления Макса в моей жизни я вообще стала… бодрее. До него я была другим человеком, жалкой развалиной. И похуже, чем в данный момент.
По шагам я поняла, что вернулась мамуля, потому моментально озвучила мучающий меня вопрос:
– А где Максим?
– Какой Максим? – искренне удивилась мама.
– Ты что, знаешь много Максимов?
– А ты?
– Только одного, – начала злиться я, вот всегда она так: видит, что дочь страдает и начинает издеваться.
– Ну, я знаю не больше трех.
От злости я даже приоткрыла один глаз, но быстро забыла, что хотела прояснить ситуацию с Максимами, потому как взор мой сфокусировался на мамуле. Сказать, что с нашей последней встречи она сильно изменилась – ничего не сказать. Вернула старую стрижку – как минимум. Да и вообще… помолодела сильно.
Я пролепетала:
– Хорошо выглядишь. Но ты опять постриглась и мне ничего не сказала? А ведь говорила, что больше никогда…
– Когда это я такое говорила?
– Когда больше трех лет отращивала длинные волосы. Вот уж не думала, что ты так кардинально вернешься к старому образу.
В ответ мама закатила глаза и красочно покрутила пальцем у виска. А я наконец-то открыла второй глаз: бог мой, мамуля вовсе не приезжала к нам в гости, вот почему пробудившись, я не увидела ехидную физиономию Макса. Это я каким-то чудным образом перекочевала домой. Черт, ничего не помню… как я могла проделать такой длинный путь и забыть? Это же надо так набраться. Хотя все равно странно, столько часов из памяти исчезло… но у меня есть оправдание: наследственная непереносимость алкоголя. Бокал вина – мой предел, на второй меня подбить трудно. Но, похоже, Надьке это каким-то образом удалось, с ней вообще связываться опасно. Но раньше я как-то не представляла себе масштабы этой самой опасности.
– Какое сегодня число? – решила уточнить я временной провал в памяти. Если честно, боялась услышать что-то вроде «пятнадцатое». Вот это было бы обидно.
Но мамуля меня и обрадовала и подкинула задач одновременно:
– Второе, – теперь мама и смотрела, и говорила с беспокойством.
– Второе… – хмуро повторила я, пытаясь сообразить: за полсуток на поезде домой никак не добраться, значит, я сюда прилетела. Сделала пересадку, похоже, на полном автопилоте, и вот я дома. По времени как раз бы уложилась, но вот уж не думала, что в самолеты сажают пьяных в лоскуты барышень. А ведь я могла и вовсе быть без сознания… И как тут не вспомнить бессмертное «31 декабря мы с друзьями ходим в баню» и последующие путешествия героя? Всегда задавалась вопросом, а как это его в самолет посадили? Оказывается, косяк фильма – не косяк вовсе, меня вот тоже как-то посадили. А очутиться на месте героя-алкаша не очень приятно.
– Похоже, дело совсем плохо, – по своему истолковала мою задумчивость мама. – Давай принесу кофе и обезболивающее сюда.
– А во сколько я прилетела? – вдогонку ей поинтересовалась я.
– Пару часов назад.
Значит, я и вправду прилетела на самолете. И мое ужасное состояние объяснялось довольно просто: Надька умудрилась напоить меня так, что я потеряла память, то есть очень сильно, и это после ужаснейшего рабочего дня. Потом два перелета, хоть не особо продолжительных, но все же… еще надо было умудриться сделать пересадку, выход свой найти, паспорт не потерять, да и вообще, на ногах держаться. Все-таки возьмем за основу версию, что меня не пустили бы в самолет в полуотключке. И после всего вышеперечисленного два часа сна. Удивительно, что я вообще смогла глаза открыть, а между прочим, прямо сейчас я еще и вижу прекрасно. Конечно, глаза сильно слезятся, но где-то я слышала, что слезы – это полезно.
В очередной раз появилась мамуля, водрузила на столик возле кровати кофе и сунула мне в руки стакан воды и две неизвестные таблетки белого цвета.
– Спасибо, – прохрипела я и жадно осушила стакан.
– Пей кофе и собирайся. Уверена, ты захочешь воспользоваться моим тональным кремом, – она присмотрелась и добавила: – И пудрой. И корректором…
– Спасибо, мам! И спасибо, что не осуждаешь.
Она хмыкнула и вышла, а я так и не успела спросить, зачем она меня так рано разбудила. Но этот вопрос быстро отошел на второй план, так как я вспомнила, что сегодня четверг, а в четверг положено выходить на работу. А у меня еще ситуация с Норманом Смитом – как кость в горле…
И как можно забыть о работе? Я же обожаю свою работу, работа для меня – все. Там я ощущала себя… на своем месте. Помнится, Масим часто шутил, что между ним и работой я бы точно выбрала второе, но правда в том, что мы оба трудоголики и в этом друг друга хорошо понимали.
Макс. Странно, что он даже не позвонил, ведь я ночью домой не вернулась. Такого со мной еще не случалось, особенно без повода и предупреждения. Макс должен был беспокоиться, звонить, искать… тут самое время проверить звонки. Маякнуть, что я жива и первым делом позвонить начальнику, наврать, что я больна и вот-вот готова скончаться. Хотя это даже не ложь, учитывая мое плачевное самочувствие.
После залпом выпитого кофе (он немного остыл) я мгновенно почувствовала себя лучше. Как и любой кофе-зависимый наркоман, после полученной дозы я оживала. И силы подняться с кровати тоже как-то нашлись, я наконец приняла вертикальное положение. В голову ударила новая болевая волна, но теперь голова болела не в одиночку, а вкупе с ногой, что немного уравновешивало уровень боли в черепушке.
Я перевела взгляд вниз: коленка разбита. Вернее, не просто разбита, с нее будто сняли скальп. Жуткое зрелище. Вытерев слезы с глаз, я пригляделась к ноге получше, пытаясь понять, что же с ней такое стряслось. Такое чувство, что меня волокли по разбитой дороге, и я тормозила коленкой. Мамуля в детстве величала подобное «асфальтной болезнью». Похоже, детское заболевание вернулось ко мне спустя двадцать лет. Хотя, помню, был в моей жизни один веселый случай: в веселые студенческие времена мы с девчонками поспорили, кто сможет пробраться под забором на территорию университета посреди ночи. Я смогла, но неловко ободрала ногу, вроде даже так же правую. В этот раз, надо думать, ползала где-нибудь по территории аэропорта… позор-то какой! Надьке точно не жить, как она могла такое допустить? Два перелета, скальп на ноге, пропуск важного рабочего дня… Встретиться с Надькой – плохая, плохая идея.
Так, ладно. Сейчас мне нужен телефон. Я быстро окинула свою комнату на предмет такового, но своего новенького айфона не заметила: неужели я его потеряла? Это бы объяснило отсутствие звонков от Макса. Ужас какой, надо срочно позвонить ему с маминого телефона. Мы еще поругались сутки назад, что он мог нафантазировать? Черт…
Пока я в панике рыскала по комнате, случайно наткнулась на свой старый телефон. Вообще-то, я оставила его маме, но та со временем купила аппарат получше, а что стало с этим не упоминала. Похоже, так и лежал в моей комнате. И не грех им воспользоваться, если речь идет о вопросе жизни и смерти. То есть о моей жизни. И о работе. Я включила телефон, убедилась, что сеть ловит и набрала номер, который помнила наизусть.
– Да что ты говоришь?! – рявкнула я ни в чем неповинному телефону.
– Это ты мне? – услышала я мамулин голос.
– Нет!
Еще пять попыток ничем мне не помогли, автоматическая стерва продолжала утверждать, что номера не существует. Такого быть не могло, все пять раз я проверяла: цифры набраны правильно. Забыть их – не вариант. Может, конечно, с моим зрением приключилась совсем хитрая беда и я начала путать цифры, но всерьез в это не верилось. Тяжко вздохнув, позвонила Максиму – та же история. И еще раз. И еще, уже не надеясь на иной результат. Что происходит вообще?
– Я ушла на работу, – заглянув в комнату, сообщила мама. – А ты собирайся и даже не думай опять завалиться спать. Саша приедет и заберет тебя, поняла? Никакой жалости к себе, руки в ноги – и вперед!
Опять ничего не понятно.
– Саша? Куда он меня заберет?
Мама красочно закатила глаза:
– Собирайся и спускайся вниз, Рина. Мое терпение заканчивается.
Сейчас меня редко кто звал Риной, но в семье было так принято. Папина идея, якобы чтобы окружающие не забывали, что я не обычная Сашка и даже не Александра. По мне, Сашка куда лучше, чем какая-то неудобоваримая Рина. Ну и не сложно догадаться, кому принадлежала светлая идея дать мне интересное имя.
– Кстати, где папа? – поинтересовалась я вдогонку. Вроде он должен быть дома, но с ним трудно быть уверенной в чем-либо.
– Ты что?! Он уже месяц как в Каире. Или в Алжире? Всегда путала…
– Опять уехал и ничего не сказал? – вздохнула я. Ох уж эти путешественники.
Папа у меня был археологом и постоянно отсутствовал. Когда-то он преподавал на кафедре местного университета, но долго там не продержался, его натура жаждала странствий и приключений. Он срывался на очередные раскопки и пропадал там, иногда не меньше года. За все время я видела папу не больше десятка раз, он больше походил на призрака, чем на реального человека. Мы с мамой его часто обсуждали, казалось, он реальный член семьи, но… но на самом деле все, что папа сделал для нашей семьи – это дал мне имя.
Александрина. Конечно, папа выкопал имя в недрах обожаемой работы. Александрина – исследовательница Африки. Не знаю насчет знаменитой, но вот папа о ней слышал и даже назвал меня в ее честь. Правда, тезку убили туареги, что вряд ли можно считать счастливой судьбой. Но у нее было призвание, она жила чем-то важным. Наверное, именно из-за отца я часто задумывалась о месте в жизни.
Мам уже начала злиться:
– Терпение, Рина, помнишь? Его уже нет. Отец говорил об отъезде тебе лично, ты обещала его проводить, но не пришла, чем его расстроила.
– Что?
– Собирайся, Саша скоро приедет.
Понимание происходящего стремилось к нулю. Мама, понаблюдав за моим выражением лица, тяжело вздохнула, поцеловала в щеку и торопливо удалилась на работу, на прощание посоветовав больше никогда не прикасаться к алкоголю. Могла бы и не сыпать соль на рану, я уже и сама поняла,
Глава 3
Чем дальше, тем хуже.
В моей голове все возникали вопросы, а ответов на них не находилось. Это ставило в тупик и пугало одновременно. Почему рабочий номер не обслуживается? Почему на телефоне, даже старом, нет интернета? Почему мама выкинула роутер? Где ее ноутбук, с которого можно отправить на работу хотя бы сообщение? Какого черта Макс меня игнорирует и даже не пытается найти?
Саша еще приедет… зачем? Отвезет меня обратно в аэропорт? У меня билет хотя бы есть? Даже телефона ведь нет, чтобы купить. Да и в аэропорт меня бы мама проводить захотела, а не снарядила бы Саньку.
Саша – мамин водитель. Сама она за руль садиться боялась, но машину зачем-то приобрела. Папина идея, как всегда отличная. Он-то не в курсе о страхах жены, с его точки зрения машина была необходимостью. У меня на тот момент прав тоже не имелось, потому и появился Саня, то ли сын маминой подруги, то ли сын одной из ее подчиненных. В свои двадцать пять Саня считался бездельником, и вряд ли это сильно изменилось сейчас. Насколько я знала, сейчас Саня еще больше набрал вес, теперь ему за тридцать. За символическую плату он звал себя водителем и возил маму куда душе угодно (на работу и обратно), в остальное же время катался сам. В общем, все были довольны.
К тому моменту я приобрела наивную уверенность: что сюрпризов больше не будет. Что ж, моя ошибка: я трижды ополоснула физиономию ледяной водой, подняла взгляд и посмотрела в зеркало. На секунду потеряла дар речи, а потом громко завопила. Хорошо, что мама к этому моменту ушла на работу, потому что вопль мой быстро перешел в жуткий вой, а потом и в кашель: не знаю, чем я занималась ночью и какой бес в меня вселился, но то, что кто-то вселился, абсолютно точно. Иначе увиденное не объяснить.
Ночью я умудрилась нарастить волосы. Зачем-то. Но этого мне показалось мало, половину шевелюры я вальнула в красный. Не прилично-красный, а алый, такой, что издалека отлично видно. Я прикрыла глаза, не желая видеть этого пылающего кошмара на своей голове. Одно дело – пустили в самолет в неадекватном состоянии, другое – обслужили в парикмахерской. Некой круглосуточной парикмахерской, надо заметить. За такое надо в суд подавать.
Немного восстановив дыхание, я еще раз подошла к зеркалу: да, прическа хоть куда. У меня была похожая лет пять или шесть назад, те же жуткие красные пряди. Только в тот момент это казалось невероятно стильным, хоть мамуля и утверждала, что я слишком стара для таких экспериментов и стоило их в школе проводить. Ну что ж, если двадцать – это стара, то теперь я вообще бабуля… Странно, что мама никак не прокомментировала мой внешний вид с утра. Наверное, ей все же знакомо материнское сострадание.
Я пробежалась пальцами по корням волос: слабая надежда, что это приколотые пряди, канула в небытие, волосы были определенно мои собственные и как следует выкрашенные. Кстати говоря, следов наращивания я тоже не обнаружила. Надо же, как сейчас круто делают, я всегда искренне считала, что наращивание всегда заметно, хотя бы на ощупь. Наверное, я потратилась на волосы в каком-нибудь хорошем салоне.
Кое-как пригладив волосы в аккуратный пучок (красные пряди все равно выбивались на первый план, несмотря на все старания скрыть эту жуть), я наконец-то вгляделась в лицо. Глаза красные, под цвет волос, но в остальном ночные возлияния сказались на мне не так уж и сильно. Ну кроме всех этих странных приключений, конечно.
Следующий этап: одежда. Как я ни пыталась, не смогла отыскать свой вчерашний наряд. Даже пальто исчезло в неизвестном направлении. Можно было позвонить маме и узнать, куда она все дела, но дергать ее лишний раз не хотелось. Представляю, что она и так сейчас думает. Стыдно-то как!
Решив справиться своими силами, я чудом отыскала старые джинсы. Примерила – как раз. Наверное, сели после стирки. К джинсам присоединилась белая рубашка, тоже из старых запасов. Вполне прилично, на улице показаться не стыдно. Если о волосах забыть, конечно.
Зазвонил телефон, мама оставила его утром дома. Наверное, это ее запасной, или мой визит так выбил ее из колеи, что она обо всем на свете забыла.
Я глянула на дисплей: звонил Саня. Не раздумывая, схватила трубку:
– Да?
– Ринка? – раздался недовольный Санин голос. – Ну где тебя носит, ёшкин кот? Стою тут, жду тебя, жду… ты вообще можешь хоть раз не опоздать?
– Выхожу, – буркнула я и отключилась. Вот тебе и «приветствие» от Сани.
Напялив туфли, само собой, тоже из старой домашней коллекции, я покинула квартиру, заперев за собой дверь. Не придумав ничего умнее, сунула ключи в почтовый ящик на первом этаже: я же еду в аэропорт, верно? Надеюсь… Во дворе я помахала рукой соседке и вприпрыжку припустилась к машине. Как обычно, устроилась на пассажирском сидении и вежливо поздоровалась. Саня, все это время нетерпеливо постукивающий по рулю, смерил меня недовольным взглядом и злобно буркнул:
– Наконец-то. Ну за что мне это? Опять двадцать пять…
– Что нового? – поинтересовалась я, не придумав достойного ответа на его комментарий.
– Можно подумать, со вчерашнего дня у меня много нового, – усмехнулся Саня, ловко выруливая со двора и выворачивая на проспект.
– Со вчерашнего? – похоже, это Саня меня домой привез, вот теперь и злится.
– Вчерашнего, вчерашнего, – поддакнул он, подтвердив мои догадки. Саня, кстати, выглядел очень даже ничего: мамуля утверждала, что он поправился еще больше и теперь с трудом заталкивает себя даже в ее просторный автомобиль, но ничего подобного: он в прекрасной форме, по крайней мере относительно того, что я видела год назад.
– Прекрасно выглядишь, – не удержалась я.
Он с недоверием оглянулся на меня, но все же выдавил:
– Ага… то есть спасибо. Наверное.
– Так куда мы едем? – я выглянула в окно: мы как раз выехали на центральную улицу и теперь двигались в северном направлении. В сторону аэропорта, то есть.
А город постоянно менялся, хотя я раз в полгода маму навещала. И как-то не в лучшую сторону менялся… Помню, мама рассказывала, что всю улицу Гагарина отремонтировали, а тут опять ямы размером с бассейн. И киосков этих ужасных опять понаоткрывали везде, невозможно от них избавиться окончательно. И где новые трамваи? Все те же ретро-вагоны катаются, хотя визуально они интереснее новых. Если смотреть на них из окна машины, конечно.
– А куда, по-твоему, мы можем ехать? – съязвил тем временем Саня.
– По-моему, вариантов может быть много.
– Издеваешься?
– Даже не думала.
Мы свернули на узкую улочку, видимо, Саня решил объехать пробку. На выезде из города утром частенько собирались машины.
– Тогда что за вопросики?
– Нормальные вопросы, ты чего?