Погрешность

Громов открыл дверь, снял пиджак, аккуратно вешая его в шкаф. Оттуда же вытащил бледно-зеленый хирургический костюм и белоснежный халат. Поморщился от звука звонящего телефона, нехотя перевел глаза к дисплею. Света, чтоб ее.

— У меня мало времени, — произнес отрывисто вместо приветствия.

— Некогда? Ты дома не ночевал! — беснуясь выкрикнула благоверная.

— У меня работа, много работы, — отрезал ледяным тоном, — мне некогда разговаривать, пациент.

Закинул телефон в ящик. Принял душ, переоделся, когда вернулся за свой стол, на нем уже стояла чашка кофе, а рядом лежала карточка пациентки. Через пятнадцать минут в кабинет ворвалась женщина. Хамоватая, с ярко выраженным агрессивным настроем. Долго поливала грязью врача, к которому сама же легла под нож, потому что дешевле. После немного успокоилась, наконец-то присела на стул. Громов слушал ее молча. Иногда кивал. Было интересно, насколько еще хватит ее запала.

— Все? — уточнил с нажимом в голосе.

Дамочка поджала губы, прижимая к груди небольшую сумку-саквояж.

— Когда вы сможете это исправить? — коснулась своей груди.

— Для начала все же давайте проведем осмотр, — надел перчатки, — снимайте верх.

После нескольких манипуляций Степан стянул с рук белый нитрил и выбросил в урну, запустил принтер. Распечатав, пробежал глазами по буквам и вложил лист в карточку.

— Я возьмусь за ваш случай. Сегодня в течение дня с вами свяжется моя ассистентка, обсудите с ней дату следующей консультации, там определимся с имплантами, датой, ценой.

— Но мне нужно как можно быстрее! — никак не могла уняться Морозова.

— Нужно быстрее, тогда подыщите другого специалиста, — отрезал Громов, вновь взглянув на часы. Любезность явно не была его сильной стороной.

Женщина еще немного посокрушалась, но распрощалась с ним уже с улыбкой, правда, напоследок все же от души шарахнула дверью. Громов не повел и бровью, лишь с легкой руки исправил сумму за намечающуюся операцию и отдал бумаги ассистентке.

После этого хлопка дверью внутри поселилось неспокойное ощущение, оно преследовало его еще с прошлой ночи. Девчонка оказалась для него сюрпризом. Никольская и пару лет назад вызывала в нем бурю странных, неконтролируемых эмоций. Он не понимал их, да и не желал разбираться в происходящем. Три года назад он смог сбежать от этого влечения, от мешающих жить эмоций. Грязных, неправильных. Светка тогда появилась очень вовремя, отвлекала, заполняла его внимание собой.

3(2)

Это отвратительно, когда тебя влечет к девчонке-подростку, ненормально. Ульяна всегда выглядела старше, была сообразительной, умной, и в какой-то момент он понял, что она ему нравится. Нравится как девушка. И чем осознанней становились эти мысли, тем сильнее он старался от нее отдалиться. Предложение от клиники в Штатах подвернулось очень вовремя, в тот момент, когда ему было необходимо сменить обстановку, абстрагироваться, улететь как можно дальше. Да и колоссальный полученный там опыт давал кучу преимуществ.

Не сказать, что он как на духу мог сейчас вспомнить испытываемые тогда эмоции в отношении этой девушки, но то, что они были — несомненно. Какая-то затмевающая разум буря. За последние три года он больше не испытывал этого обреченного чувства, а теперь оно возродилось и не могло сулить ничего хорошего.

Громовской прерогативой всегда была прагматичность. Он строил свою карьеру, любил то, что делает, и не хотел отвлекаться, размениваться на интрижки, способные выбить почву из-под ног. Эта всеми любимая игра в любовь была не для него.

Сунув телефон в карман халата, Степан спустился этажом ниже, заглянул к пациентке, которую уже скоро начнут готовить к операции. Сам он редко вел задушевные разговоры и оказывал моральную поддержку. Он не психолог, он хирург, а чтобы унять предоперационную панику, существовали специальные люди.

Домой вернулся после десяти, четыре операции, ворох документов и надоедливые мысли никак не давали закончить этот бумажный бум быстрее.

Света ждала его на кухне. Сидела в самом коротком и самом прозрачном халате из всего ее гардероба. Когда Степан зашуршал одеждой в прихожей, девушка соскользнула с высокого стула и, мягко ступая по паркету, пошла на звук.

— Привет, — улыбнулась, словно и не она вовсе билась в истерике и приступах ревности этой ночью.

— Привет, — даже не взглянув на Талашину.

— Ужинать будешь? Я запекла утку.

Громов кивнул, вымыл руки, сел за стол, аккуратно поправил черную салфетку, лежащую под белой плоской тарелкой.

— Как дела на работе? — Света присела напротив, пододвинула Степе соль, перец и корзиночку с хлебом.

— Нормально.

— Устал, да? — хотела коснуться его запястья, но он убрал руку.

— Терпимо.

— Может быть, развеемся на выходных? Сходим куда-нибудь.

— Посмотрим.

Света нервно поджала губы, но не собиралась отступать.

— Кстати, твоя мама звонила, сказала, ты был недоступен.

Громов впервые за вечер поднял взгляд к Светиному лицу и даже проявил какую-то заинтересованность.

— Что хотела?

— Они приглашают нас на ужин, завтра. Тихий, семейный ужин. Мы же как вернулись четыре месяца назад, они уже в Германию укатили, так и не виделись до сих пор. Оксана Олеговна сказала, что они завтра утром прилетают.

— Во сколько ужин?

— Часиков в семь…

— Хорошо. Я заеду за тобой после работы.

Света расплылась в улыбке, хотела что-то добавить, но ее прервал телефонный звонок, на который Громов ответил, даже не взглянув на экран. Света тут же представила, как долго он смотрит на дисплей во время ее звонков, а после выключает звук, чтобы льющаяся из динамика мелодия не отвлекала его от очередной шлюхи.

— Натаха, тебе чего? — Степан немного повысил голос, но интонация была более чем дружелюбная.

— Степочкин, ты где? Ты занят? — послышалось в трубке, и Света крепче стиснула зубы.

— Дома, только вернулся.

— Отлично. Приезжай в «Бельмонд Гранд».

— Ты в Питере?

— Блин, ты вообще мои истории не смотришь, что ли? Конечно, утром прилетела.

— Люди, между прочим, работают, в отличие от некоторых.

— Громов, ты бяка. Ну составь компанию.

— Токману позвони, вот он рад будет. Оперативно тебе компанию сообразит.

В трубке повисает молчание. Света еще сильнее навостряет уши, стискивая пальцами белую бумажную салфетку.

— Ладно, найду себе развлечение без тебя. И да, когда понадобится помощь, на меня не рассчитывай.

— Так бы сразу, Азарина, шантаж — это явно твое. Жди, скоро буду.

— Целую.

Громов продолжает сжимать смартфон в руке, но убирает его от лица. Делает глоток яблочного сока и поднимается на ноги.

— У меня деловая встреча, — оповещает будничным тоном, словно Света не была свидетелем этого разговора.

— Вообще-то я все слышала. Деловая? И когда это твоя Свобода вдруг стала деловой?

— Давай без скандалов. Вернусь поздно, не жди, — торопливо, словно для какой-то отмазки целует Талашину в щеку и выходит из кухни.

Света смотрит ему в спину и раздосадованно швыряет на стол салфетку, которую она до этого сжимала в руке. Три года, три года она закрывает глаза на шлюх, безразличие и это отвратительное отношение. Нет, Громов не орет, не поднимает на нее руку, дает денег, помогает в ее карьере косметолога, но при этом ведет себя как полный мудак.

Ему абсолютно без разницы, что с ней, где она. Эти отношения ничего для него не значат. Они для него не более чем приложение к его насыщенной повседневной жизни. Выдохнув, Света убирает тарелки в посудомоечную машину, потуже затягивает поясок халата, в очередной раз решая, что ей необходимо действовать хитрее и мягче.

3(3)

***

— Степочка, я так рада тебя видеть, — распахнув дверь, Азарина кидается ему на шею.

— Ага, я тебя тоже, — отдирает Наташу от себя, ставя на пол и удерживая за талию на вытянутых руках.

Наташка высокая, но чересчур тощая брюнетка, на лбу которой написано — стерва.

— Грубиян, — надувает губы, но быстро отходит, — у меня съемки ночью, это к вопросу, что я тут делаю.

— Что снимаете? — Громов садится в кресло у окна.

— Да для шоу сцену. Как дела на работе?

— Отлично.

— Это очень хорошо, — хитро улыбается, слегка поправляя шикарную шевелюру.

— Слушай, Свобода, тебе чего от меня надо?

— Чего надо, чего надо. Я по дружбе, очень старой и крепкой дружбе. Сколько мы друг друга терпим? Лет десять?

— С Суворовского.

— Вот, когда мой Серенька кадетом был? Десять лет назад.

— Пятнадцать.

— Тем более.

— Хитришь же, Натаха.

— Хитрю, — усаживается на огромную кровать и закидывает ногу на ногу.

— Ну?

— Ты Ванечку давно видел?

— Месяца два назад пересекались.

— И как он?

— Ты серьезно только за этим позвала?

— Нет, конечно, — раздраженно откидывает волосы за спину, — у меня к тебе дело.

— Какое?

— Короче, я хочу увеличить грудь.

Громов опускает взгляд к Наташкиной двойке и вновь возвращается к лицу, потирая подбородок.

— Не смотри так, — нервно кусает губы, — да, я хочу сиськи побольше. Что в этом плохого?

— Да ничего. От меня-то чего хочешь?

— Посоветуй клинику, импланты, я бы с удовольствием легла к тебе под нож, но ты сам знаешь, это моментально просочится в прессу, какой бы уровень конфиденциальности у нас ни был. Хочу все сделать тихо, за границей.

— Думаю, я знаю, кого тебе посоветовать. А Ванечке при следующей встрече я обязательно от тебя привет передам, вот он обрадуется.

— Не смей, — Наташа резко подается вперед, — не смей, слышишь?

— Да ладно тебе.

— Хотя какое мне до этого дело. Позвони, как договоришься.

— Позвоню.

— А, у меня в следующем месяце концерт, приглашаю, — протягивает несколько ВИП-билетов, — новая программа.

— Ты разочаруешься, но я и старую не видел, — разводит руками.

— Все, вали, Громов, мне нужно еще к съемкам подготовиться.

— Язва.

Распрощавшись с Азариной, Степан еще около часа катается по ночному Невскому проспекту. Возвращаться в квартиру нет смысла, Светка еще бодрствует. Все чего-то ждет. С ней удобно, с ней действительно очень и очень удобно. Она ничего не требует, делает все так, как он ей говорит, в какой-то степени она идеальна. Идеальна для отношений. Он ее не держит, никогда не держал, но и выгонять повода не было. Она всегда ждет, всегда поддержит, с его работой и графиком это лучший вариант.