Помоги проекту - поделись книгой:
— Мне кажется, что ты говоришь искренне и желаешь мне добра, но ты не знаком с фактами,
— Фактами? — журналист сорвался с места. — У меня есть конкретный пример.
Директор, однако, продолжал говорить, погруженный в свои мысли.
— … а факты таковы: ежедневно со всего мира поступает в Центр около 200 тысяч предложений, причем число их неустанно растет. Надо оценить пригодность этих предложений, чтобы не вносить в запоминающие устройства нужные вещи вместе с чепухой. Ну, скажи мне, пожалуйста, кому нужен стойкий ароматический препарат для пропитки пальмовых листьев? А ведь и такие заявки приходится рассматривать, сортировать и хранить. Каждый, даже самый идиотский на первый взгляд замысел, может оказаться ключом к решению серьезных проблем.
— Что ж, это верно — нетерпеливо прервал его журналист. — нельзя отрицать — бывают изобретения, ценность которых очевидна для всех. Но и они гибнут в твоем спокойном, как стоячее болото, учреждении. Есть такой химик, по фамилии Цетрик…
— Он внес к нам какую-то заявку? — быстро спросил Лаварский.
— Да.
Лаварский включил микрофон и нажал соответствующую кнопку.
— Четверка, принесите мне материалы заявки некоего Цетрика. Нет, имени не знаю…
— Дарий, — подсказал Кальсон
— Дарий Цетрик… Что-то, связанное с химией.
— Он сделал поразительное открытие, это говорю тебе я, человек не занимающийся наукой! — сказал журналист.
— Поразительное? Возможно. Но какова оборотная сторона этой медали? У нас есть здесь полная документация на таблетки мудрости. Не смейся: таблетки, после принятия которых без обучения получаешь соответствующий объем знаний по определенному предмету, например, по географии, геологии, физике. Как будто кто-то наполнил твою голову всеми этими премудростями. Ничего не знаешь, проглатываешь перед сном таблетку, и на следующий день никто не сможет тягаться с тобой, например, в области истории географических открытий.
— Ты, конечно, выдал разрешение на их производство?
— Ничего подобного. Таблетки так прочно закрепляют знания, что не допускают никаких изменений, или дополнений. Человек, который принял их, уже не способен к творческой работе. Хуже того: он вообще не сможет усвоить какие-либо новые сведении. Из образованного он превратится в неуча.
Итак, мы не можем допустить распространения таблеток. Но изобретение, само по себе, настолько поразительно, что мы создали в нашей лаборатории специальный отдел, который старается усовершенствовать эти таблетки.
Он задумался.
— Или возьмем другое: летающее кресло. Радиус полета невелик — 50 километров, но это не имеет значения. Усаживаешься поудобнее в кресле, пристегиваешь ремни, запускаешь мотор и… летишь на высоте нескольких или нескольких десятков метров, между домами или над домами. Не страшны тебе пробки, которых так много на шоссе. Подлетаешь к террасе дома, приземляешься в саду или даже на балконе у приятеля. Здорово, правда? Здорово, пока такое летающее кресло будет только у тебя. Однако, как только начнется массовое производство таких кресел, как только миллионы жителей твоего города захотят передвигаться таким образом, в небе настанет такая толчея, которую трудно себе представить, а еще труднее будет навести там порядок.
И поэтому, прежде чем мы дадим разрешение на производство летающих кресел, нам надо изучить, можно ли разработать такие правила движения в воздухе, которые предотвратят столкновения, катастрофы и такие же «пробки», как на автодорогах. Ну, убедил я тебя или нет?
Вместо ответа Кальсон открыл цапку и вынул из нее платок.
— Посмотри, вот изобретение Цетрика. Этот платок сделан из минерального полотна…
Раздалось приглушенное гудение, и из стены выдвинулось что-то вроде ящика, откуда Лаварский вынул скоросшиватель с документами.
— … из мягкого полотна, приятного наощупь, очень прочного, очень гигиеничного, как отметили врачи, а прежде; всего — дешевого. Цетрик утверждает — а у меня есть основание верить ему — что белье из такого материала будет в десять раз дешевле…
Журналист замолчал, поскольку Лаварский погрузился в изучение документов, находившихся в скоросшивателе.
— Я тебя слушаю, — сказал, наконец, Лаварский и Кальсон продолжал:
— … чем же объяснить эту проволочку? Почему столько лет вы не даете разрешение на производство этого полотна?
Кальсон говорил сначала спокойно, однако постепенно, вопреки своим привычкам, стал горячиться:
— Пора с этим покончить! Из ученых и инженеров вы превратились в чиновников! Я подниму шум на весь мир! К счастью, у меня есть неопровержимое доказательство!.. — он размахивал платком из минерального полотна, словно боевым знаменем.
А Лаварский, раскачиваясь вместе с креслом то взад, то вперед, сначала молчал, а потом рассмеялся громко и искренне. Он смеялся до слез.
— Доказательство! — с трудом выговорил он сквозь смех. — Нечего себе доказательство! Ну-ка, дай его сюда! Он вырвал платок из рук ничего не подозревавшего Кальсона и бросил его в горящие в камине дрова.
— Нет! Нет! — крикнул журналист, пытаясь воспрепятствовать этому.
— Не огорчайся… Получишь свое сокровище, целое и невредимое. Ну, посмотри… произошло что-нибудь?
Лаварский вытащил щипцами платок из камина. Кальсон же смотрел на него в явном замешательстве.
— Ну и что, посмотри-ка! — приговаривал Лаварский — не горит… не обугливается… не плавится… причем не только в этом огне, но и при высоких температурах. Можешь мне поверить, мы провели очень тщательные испытания. Вот их результаты! — он похлопал рукой по скоросшивателю. — Можешь убедиться, что на эту чертовскую штуку не действует ни серная, ни азотная кислота, она не разлагается, не гниет, с ней вообще ничего не происходит. Ты можешь себе представить что будет, если мы позволим производить такой материал? Что будет с сотнями миллионов рубашек, которые, ведь, через какое-то время станут малы, узки или просто-напросто выйдут из моды? А ведь из него стали бы делать не только рубашки. Минеральное полотно — материал почти совершенный. Я знаю, что говорю. Можешь мне верить. Оно годится для производства технических тканей, тары и многих других вещей. Оно может найти широчайшее применение. А знаешь ли ты, чем это грозит? Чем это грозит не только нам, чиновникам, как ты нас назвал, но и тебе, всем работникам твоей редакции и вообще всем людям на земле? Это грозит погибнуть от отходов, потому что через несколько десятков лет исчезнут некоторые горы, а вся наша земля будет покрыта толстым слоем изготовленного из них полотна.
— И ничего с этим не поделаешь? — удивился Кальсон.
— Что ж, можно было бы отправлять его за пределы земли. Однако для этого потребовалось бы на долгое время подчинить все космические полеты одной цели — вывозу мусора. Впрочем, превращение космоса в помойку могло бы оказаться пагубным для человечества. Есть, правда, способ уничтожения минерального полотна, однако, такой дорогостоящий и сложный, что применение его в массовом порядке обошлось бы слишком дорого.
После минутного молчания Кальсон спросил:
— Почему же вы не дали Петрику отрицательный ответ? Почему не объяснили ему в чем дело? Почему тешите его надеждой на успех изобретения?
— Вот в том-то и дело, — сказал Лаварский, подавшись в своем кресле вперед. — Ты понимаешь, сколь ценным был бы для людей этот материал, если можно было бы легко и просто уничтожать его, ликвидировать продукты распада. Именно поэтому несколько наших самых способных «чиновников», работают уже долгое время над этим вопросом и, как мне кажется, кое-что им уже удалось сделать. Ну и что, ты доволен, мой петушок?
Петушком приятели дразнили когда-то Пата Кальсона. Надо сказать, что это прозвище никогда ему не нравилось. И на этот раз он буквально позеленел от злости. «Погоди, уж я тебе покажу!» — решил он про себя.
На этот раз он имел в виду своего главного редактора.
Как
В 1885 году профессор Вильгельм Рентген прервал свою поездку по университетским городам и вернулся в Вюрцбург, чтобы возглавить кафедру физики в том же институте, где за десять с лишним лет до этого он начинал свою научную карьеру, работая ассистентом у профессора Августа Кунда. Вскоре после возвращения в Вюрцбург Рентген занялся исследованиями, которые, как оказалось позже, принесли ему славу и широкую известность. Ученого заинтересовало, что некоторые вещества под влиянием катодных лучей начинали светиться. Катодными лучами назвали потоки электронов, получаемые в вакуумной стеклянной трубке для электрических разрядов с впаянными металлическими электродами. Из трубки откачивался воздух, к электродам прикладывался ток высокого напряжения. Между электродами образовывался поток электронов, вылетающих из отрицательного электрода, или катода (отсюда и название — катодные лучи). Эти лучи обладали рядом интересных свойств. Падая на некоторые вещества, называемые люминофорами, они вызывали их свечение. Это явление было названо люминисценцией. Именно оно заинтересовало Рентгена. Ученый изучал его в течение ряда лет, действуя с присущей ему педантичностью. Однако, как это часто бывает с великими открытиями, на помощь пришел случай.
После девятилетних экспериментов Рентген ставил в лаборатории очередной опыт. Это было в ночь с 8 на 9 января 1895 года. Идя по пути, проложенному его коллегой, физиком Генрихом Герцем, который открыл, что катодные лучи могут проходить через тонкую металлическую пластинку, профессор Рентген собирался проверить, не пройдут ли они и сквозь стенку стеклянной трубки. Подготовленная для эксперимента трубка была закрыта черной бумагой. Сквозь тщательно зашторенные окна не проникал свет уличных фонарей. Рентген включил индукционную катушку, которая служила источником тока высокого напряжения Но что это такое? В темноте, царившей в лаборатории, неожиданно засветился отложенный в сторону после одного из предыдущих экспериментов люминисцентный экран. Недоумевающий физик выключил ток. Свечение исчезло. Но стоило ему снова включить ток, как опять появилось бледно-зеленое свечение. После нескольких попыток никаких сомнений уже не оставалось. Как только включалась аппаратура, экран покрытый люминофором (это был сульфид цинка), начинал светиться. Но поскольку разрядная трубка была закрыта черной бумагой, а свет на экран не падал, свечение происходило под воздействием какого-то невидимого излучения. Это не могло быть результатом влияния катодных лучей, образующихся в трубке, поскольку — как это уже было установлено раньше — в воздухе они могли распространяться всего лишь на несколько миллиметров, а люминисцентный экран находился на расстоянии нескольких метров от аппаратуры.
Рентген, захваченный неожиданным открытием, не мог скрыть своего волнения. Машинально поглаживая свою густую курчавую бороду, он задумался над тем, что предпринять. Некоторое время спустя он взял картонный экран с люминофором и начал попеременно то приближать его к разрядной трубке, то отодвигать. Световое пятно то увеличивалось, то уменьшалось. Оказалось, таким образом, что это таинственное излучение, которое вызвало бледно-зеленое свечение люминисцентного вещества, испускается стенкой стеклянной трубки в том месте, где на нее падает поток электронов (катодные лучи). Вильгельм Рентген назвал новое, открытое им излучение х-лучами и начал изучать их свойства. Прежде всего он сконструировал новую трубку для электрических разрядов. Сейчас мы называем ее рентгеновской лампой. Это был стеклянный сосуд, такой, как показан на рисунке.
Из нее был тщательно откачен воздух, так что внутри остались лишь немногочисленные молекулы газа. В стенки сосуда были впаяны металлические электроды: анод и катод, к которым подсоединен ток высокого напряжения. Напротив катода, под углом 45°, находилась металлическая пластинка, названная антикатодом. После включения тока оставшиеся в лампе молекулы газа бомбардировали катод, выбивая из него электроны, которые с огромной скоростью устремлялись к аноду. Однако они не достигали его, поскольку ударяли в металлический щит — антикатод. В результате внезапного торможения их энергия превращалась в энергию коротких электромагнитных волн — таинственные х-лучи. Конечно, во время своих экспериментов с х-лучами Рентген еще не знал о том, что это особый вид электромагнитных волн. Однако он очень быстро обнаружил, что х-лучи не отклоняются в магнитном и электрическом полях и обладают поразительной проникающей способностью. Они с легкостью проходили сквозь колоду карт, доску, даже сквозь 1,5-миллиметровую алюминиевую пластинку. Во время одного из многочисленных экспериментов ученый поставил между своей лампой и экраном толстую книгу. Каково же было его удивление, когда он увидел на экране тень ключа, который безуспешно искал раньше. Так он установил, что металлы обладают большой способностью поглощения х-лучей.
Ученый решил просветить ими металлический шар. На экране должна была появиться окружность, более темная по направлению к центру. Когда он поместил шар между лампой и экраном, то полученная картина чрезвычайно удивила его. Рядом с предметом, который он держал в руке, были видны кости кисти его руки.
— По всей вероятности кости также сильно поглощают х-лучи, — подумал Рентген, когда пришел в себя от удивления. Почти два месяца Рентген провел безвыходно в лаборатории. Он установил, что проницаемость х-лучей тем выше, чем больше напряжение тока, поступающего в электроды лампы, и вывел закон поглощения х-лучей веществом. Он открыл, что эти лучи способны ионизировать газ и засвечивать фотопластинку. Предварительные результаты своих исследований в области х-лучей Рентген опубликовал в 1896 году. Тогда же он выдвинул предположение, что эти лучи являются электромагнитными волнами и предложил применять их в медицине. Изучением этих лучей, названных рентгеновскими, занялись многие видные физики. Так что за сравнительно короткое время эти таинственные лучи были изучены довольно тщательно. Заслуги профессора Рентгена получили высокую оценку еще при жизни ученого. В 1901 году ему была присуждена Нобелевская премия. Рентген был первым физиком — лауреатом этой почетной премии. Сегодня трудно себе представить работу врачей многих специальностей без изобретений этим великим ученым рентгеновской лампы, хотя конструкция ее сейчас несколько изменена. Точно так же как просвечивается тело человека, можно просвечивать и различные предметы. Например, с помощью рентгеновских лучей можно узнать, нет ли внутри дорогостоящей литья каких-нибудь трещин. Оказалось что существуют не только рентгеновские лучи, получаемые искусственным путем. Их испускают и некоторые небесные тела, в том числе Солнце. В настоящее время ведутся исследования, которые ставят своей целью определить, от чего зависит интенсивность рентгеновского излучения Солнца с тем, чтобы можно было предвидеть солнечные взрывы, опасные для жизни космонавтов и влияющие на состояние земной атмосферы.
Веселая математика
— … нет, и не согласен получать меньше, — крикнул Мишка вскочив с пенька. (От возмущения у него даже дрожали уши, а шерсть встала дыбом).
— Или вы будете давать мне каждый день по литру меда в течение всего года, или я разнесу в пух и прах ваши трухлявые ульи.
Пчелиный рой тревожно загудел.
— Если ты не соглашаешься получать меньше, то может быть смилостивишься и примешь больше, — сказала самая молодая пчелка — работяга Улька.
— Что это еще за шутки? — спросил удивленный мишка.
— Мы могли бы с тобой заключить договор, скажем, на месяц. Каждый день будем давать тебе десять тысяч литров меда.
— Сколько? — крикнул Мишка, не веря своим ушам.
— Да, да, — спокойно продолжала пчелка — десять тысяч литров меда в день в течение месяца. Однако за это ты по доброй воле пожертвуешь нашей королеве наперсток меда.
— Только наперсток? — спросил, еле сдерживая смех Мишка — один кубический сантиметр за десять тысяч литров?
— Это в первый день, — сказала пчела — на второй день, за следующие десять тысяч литров меда ты пожертвуешь два наперстка, на третий день — четыре и так далее в течение месяца, каждый день удваивая эту ничтожную жертву.
— Я согласен, конечно согласен… воскликнул обрадованный медведь.
— Да, но мы не согласны, — загудели пчелы. — Ты, видно, сошла с ума, Улька. Ты всегда был хитра на выдумки, но на этот раз, прости, твое предложение кажется нам безумным.
— Что ж поделать, — сказала Улька. Сейчас не время убеждать вас, что эта сделка выгодна для нас. У меня есть другое предложение. Медведь требует, по крайней мере, литр меда в день, давайте дадим ему больше, но при условии, что он сам, без чьей бы то ни было помощи, будет брать у нас этот мед и относить его к себе в берлогу.
Медведь снова оживился. Эти глупые пчелы не приняли первое предложение Ульки, но видно маленькая пчелка заботится о его благе, если хочет дать ему больше меда, чем он требовал. Ну, что ж, послушаем…
— Давайте дадим ему сегодня, продолжала пчела, — литровый бидон меда, завтра он получит трехлитровый, послезавтра снова в три раза больше: — девять литров и так далее, и так далее, до тех пор, пока мед совсем не опостылеет ему. Сказав это, она наклонилась к подружкам и стала что-то шептать им.
— Хорошо, — загудели в ответ пчелы, — если ты согласен, то мы можем составить договор.
— Согласен. — поспешно произнес довольный Мишка. — Давайте составим договор.
В тот же день вечером Мишка, распевая веселую песенку, возвращался в свою берлогу, размахивая литровым бидончиком, наполненным пахучим лесным медом. На следующий день около улья стоял, поджидая его, трехлитровый бидон. Мишка подхватил его, довольный тем, что пчелы соблюдают договор. На третий день он шел в берлогу с десятилитровым бочонком меда на плече. На четвертый день он слегка вспотел, пытаясь взвалить на плечи двадцатисемилитровую бочку меда, однако, по-прежнему не чувствовал подвоха.
На пятый день его охватила, однако, легка тревога. «Уж не посмеялась-ли над ним маленькая Улька?» Около улья поджидала бочка меда, которая была больше его самого. Согласно договору в ней был восемьдесят один литр меда. Однако, навалившись на бочку, медведь опрокинул ее и сопя и пыхтя, покатил к берлоге.
На шестой день, несмотря на все старания, Мишка так и не смог забрать причитающийся ему мед. Огромную бочку, наполненную 243 литрами меда, он даже не мог опрокинуть на бок. Пришлось Мишке признаться, что его любовь к лакомству была наказано.
Печальный шел он к себе в берлогу, размышляя о том, как бы было хорошо, если бы пчелы приняли первое предложение Ульки. Он, наверное, очень удивился бы, узнав, что за всю свою медвежью жизнь, не смог бы расплатиться с пчелами.
Вы тоже удивляетесь? Что ж, подсчитайте, а потом сравните результат с ответом.
Поделиться книгой: