Помоги проекту - поделись книгой:
— Товарищи, а что у вас было по боевым искусствам? — как бы между делом поинтересовался я. — Так кулаки чешутся морды набить, но субординация не позволяет. Никто не желает со мной устроить спарринг по самбо или дзюдо?
— Ты, стралей, не наглей, — хохотнул своей рифме Нечаев. — Вылетишь из отдела в два счёта.
— Понял, со спортом у вас не очень, — ответил я и сел строчить нормальный такой донос. Как говорится, с волками жить — по-волчьи выть.
Илья мою писюльку почитал, что-то там на ней отметил и кивнул, подразумевая, что принял мой опус к сведению. И уже на следующий день меня отсадили в отдельный кабинет, поручив разбор совершенно других документов.
В воскресенье у бабушки, поедая пироги, мы с Ильёй обсудили эту тему. Ему, оказывается, тоже несколько штук докладных на меня принесли. Я ж всё ещё комсомолец, взносы плачу регулярно и высчитываю без обмана. Другой вопрос, что они у меня отличались каждый месяц. Союз художников выплаты производил по известной только ему схеме. О моих доходах начальству известно, а вот комсоргу — нет. Когда я ему почти полтинник отслюнявил, он не сразу понял, что это за один месяц. Бдительность проявил, «накатал телегу». Рассказывать, что это от Малого театра за портрет Елены Николаевны Гоголевой, я не стал, но такой специфический коллектив стукачей начал немного напрягать.
Повезло, что начальство отселило меня, а после нагрузило сверх меры и думать о пустяках времени не осталось. Со сверхсекретными документами я дела не имел, но с грифом «секретно» пришлось поработать.
В начале октября по агентурным каналам из Чехословакии пришло донесение о том, что ЦРУ завербовало в Колумбии советского дипломата. По имеющимся данным, этот человек получил кодовое имя Trigon, то есть треугольник. Сам документ я не видел, но получил письменное распоряжение отсортировать всех сотрудников по возрасту и датам возвращения их в СССР. Список из семидесяти человек мне был предоставлен, доступ к анкетам тоже. Увидел я нужную фамилию, как только дошёл до буквы «О». От волнения даже пальцы задрожали. Подчеркнул нужное имя и отправился к Илье Андреевичу.
— Александр Дмитриевич, — прочитал он и издал звук, напоминающий рычание льва.
— Мы за ним следим уже три месяца. Пока безуспешно, — напомнил я. — Кандидат экономических наук, спортсмен, не курит, не пьёт, тщательно следит за своим телом. Это ещё одно подтверждение того, что уже есть на него.
— Обоснование подготовь, каждого человека из списка в любом случае проверь. Всякое бывает, вдруг это другой, и у нас не один, а два предателя, — распорядился Илья.
Насчёт того, что появился новый завербованный агент ЦРУ, никто не сомневался. У нас имелся другой документ о том, что в конце 1974 года обнаружен ранее неизвестный канал радиопередач, захватывающий Москву и область. Аналитики нашего отдела предположили, что сеансы могли начаться раньше, чем нужный человек вернулся в СССР, это известный приём, чтобы отвлечь внимание от конкретного человека.
Работу с документами я продолжил. Добросовестно отсортировал всех, кто вернулся из Колумбии за последние два года. Согласно имеющимся фактам, произошла утечка информации, касающаяся переговоров в Женеве. Эти переговоры по ограничению производства ядерного вооружения велись с 1972 года, но договорённости так и не были достигнуты. Кто-то сливал американцам сценарий советской стороны. Из всего списка, что мне дали, только три человека имели доступ к Женевским документам и подходили по другим параметрам.
Агент Trigon в их число попал. Настораживало и привлекало к себе внимание то, что Александр Дмитриевич, вернувшись из Колумбии, отказался от нескольких выгодных предложений и остался работать на должности с более низкой зарплатой, чем он мог иметь, зато с доступом к секретной информации. Но наблюдение требовалось организовать за всеми. Отчёты по первым двум фамилиям я перепечатал и с этими данными направился к Илье.
— Снова у нас на этого Тригона ничего нет, — озадачился он. — Будем продолжать наблюдение.
Наружное наблюдение — долгая и кропотливая работа. Начнём с того, что связываются с завербованными агентами не каждый день, а то и не каждый месяц. Да и предателю получить действительно важные сведения не так-то просто. Не шлёт он посылки заокеанским друзьям каждую неделю. Поди поймай такого «на горяченьком».
Ситуация с Тригоном выглядела запутанной ещё и по той причине, что он, будучи работником МИДа, официально считался ещё и внештатным сотрудником КГБ. Обычная такая практика вербовать осведомителей. Конкретно этого человека вербанули в то время, когда он был простым референтом МИДа и только надеялся, что ему повезёт попасть за границу.
Первое подозрительное шевеление возле Александра Дмитриевича случилось тогда же, в начале октября 1975 года. На всякий случай наружники присматривали за парковкой, где иногда стояла «Волга» объекта. Машина, удачно припаркованная под фонарём, поздним вечером хорошо просматривалась. Появившийся со стороны полноватый мужчина выглядел пьяным. И всё бы ничего, но этот «пьяница», не удержавшись на ногах, облокотился на «Волгу». Всего пара секунд, и он двинулся дальше.
Спустя некоторое время одна из групп подошла к автомобилю, чтобы зафиксировать чуть приоткрытое стекло передней дверцы. А за тем «артистом Больших и Малых театров» выдвинулись другие наблюдатели, доведя его точнёхонько до улицы Вавилова, где были квартиры американцев, проживающих в Москве.
И собственно, до конца года о Тригоне больше никаких подозрительных донесений не поступало. Он простыл, заработав серьёзную пневмонию. Позже оформил путёвку и уехал в санаторий. Наружное наблюдение 7-е управление сняло. Зря, конечно, но доказать что-то я не мог, к тому же работы хватало и без этого.
В аналитический отдел стекалась всевозможная информация контрразведки. У меня дополнительно имелось задание по Великобритании. Генералу было интересно посмотреть, что я могу выжать из данных собранных официальным путём. «Ножницами» я уже не работал, но еженедельные отчёты просматривал. Спрогнозировал, что международный валютный фонд предоставит Великобритании заём (на самом деле помнил из истории такое), и собственно, больше ничего.
Зато по событиям в Москве поступало, на мой взгляд, много лишней информации, такие как доставка в посольство США замороженных продуктов из европейских магазинов. Ящики с замороженными овощами и соками выгрузили прямо во дворе посольства. Также перед какими-то большими приёмами из Германии в Москву привозили нечто экзотическое (цитрусовые, авокадо, свежий перец). Порой сами работники посольства делали заказы в Хельсинки, и продукты раз в две недели доставляли в посольство. Интереса ради я взглянул на перечень продуктов и цены. Нехилая накрутка за свежие овощи с поставкой в зимнюю Москву. Два кочана капусты (наподобие китайской) стоили девять долларов, ореховая паста по пять долларов за банку и так далее. То есть представляете, какой шёл тотальный контроль за иностранцами?
Любое посещение американцами ресторанов тщательно отслеживалось и проходило через наше управление. Попасть в рестораны американцы могли только по предварительной договорённости (иначе могло не быть свободных мест), имея при себе соответствующий документ. Обычно на это же время соседние столики оккупировали замаскированные работники КГБ. Давать чаевые иностранной валютой не запрещалось, но официанты не имели право их брать. Если такие инциденты случались, то это тщательно расследовалось.
Другая забавная информация была связана с автомобилями. Многие американцы, уезжая на работу в СССР, отправляли контейнеры с личными вещами, продуктами (их разрешено было пересылать до девятисот килограммов) и машинами. Среди которых были «Вольво», «Мустанги» и прочие модели, не рассчитанные на суровую русскую зиму. Кто посмышлёнее, приобретал «Жигули». В одном из документов писалось, что некая Марта Петерсон купила нашу отечественную модель оранжевого цвета. Наружное наблюдение отметило удобство слежения за таким ярким автомобилем.
Те, кто не учёл русских морозов, пытались подражать «аборигенам». Очередное донесение зафиксировало курьёзный факт. Некий работник посольства, насмотревшись на то, как наши мужики прогревают двигатели паяльными лампами, решил перенять опыт. Отчего-то лично наблюдать за прогревом он не стал, а удалился домой. И выскочил на улицу, лишь когда загорелся соседний автомобиль.
Американцы, эти серьёзные дяденьки и тётеньки, работающие в посольстве, в первое время своего пребывания в Союзе, вели себя словно дети малые. В мороз могли выйти без шапки, за что сразу получали советы от бдительных советских граждан. Пользоваться общественным транспортом толком не умели. Разве что на метро разъезжали с восторгом и удовольствием. Мне и самому московское метро середины 70-х нравилось.
Нет толкучки, нет духоты, вентиляция справляется с тем объёмом подачи воздуха, на который она рассчитана. А стоимость проезда в любом транспорте смехотворная. В Москве его много и разного.
Самих иностранцев в Москве середины 70-х было в разы меньше по сравнению с моим временем. Наблюдение велось в основном за представителями посольства. Особенно если это была капиталистическая страна. Второе главное управление, специализирующееся на контрразведке, тщательно отслеживало контакты. Позже сложится такое общественное мнение, что КГБ следило чуть ли не за каждым жителем страны. Безусловно, такого не было. Просто имелось огромное число осведомителей. Особенно в творческой среде писателей, актёров и музыкантов.
Этих вербовали по линии 5-го управления. Чаще всего под конкретного человека. Доносить на своих коллег от осведомителей не требовалось. Мало ли что люди могли сболтнуть в ходе общения. Комитетчиков больше интересовали связи с иностранцами и родственники за границей. Ещё один интересный момент, если представитель творческой интеллигенции отказывался, то повторно его уже не вербовали, но некоторые козни КГБ мог устроить. Пример тому — кинокарьера Гурченко, которая в своё время отказалась стать осведомителем.
Чисто из любопытства я хотел бы покопаться в архивах 5-го управления, но, увы, приходилось возиться с вероятными шпионами. Что-то, конечно, перепадало и нашему управлению. Так я с удивлением прочитал служебную записку о том, что в декабре 1975 года в своей новой квартире на Кутузовском проспекте Владимир Высоцкий принимал зарубежных гостей из Австрии. Это были телевизионщики, снимавшие фильм «Дети улицы театров».
Упоминание об известном актёре навело меня на мысль посетить спектакль с его участием. На «Таганке» я давно не был. Видел всего один спектакль с Высоцким. Написать Владимиру Петровичу о наркомании Высоцкого? Если истории о том, что артист был завербован КГБ, верны, то моя подсказка должна сработать. Опять же это мои предположения. Ходили слухи, что именно комитетчики были заинтересованы в том, чтобы Высоцкий подсел на иглу. В общем, я своё «озарение» предоставлю, а там уж как решит генерал. Сам я к Высоцкому точно не пойду. Не поймут меня. Вдруг за шизофреника примут и стуканут по инстанциям?
Новый 1976 год встречали привычной компанией — мои дед с бабушкой, Илья и я. Дед был плох, с кровати не поднимался. Хрипел, жалуясь на боль в груди. Пробыли мы у них недолго и уехали через час после полуночи. Илья забросил меня в мастерскую и, ещё раз поздравив, уехал к себе. Первого января я бездельничал, подъедал то, что бабушка дала с собой, смотрел телевизор. Вечером показали премьеру фильма «Ирония судьбы или с лёгким паром».
Второго числа снова вернулся на службу и погрузился с головой в дела.
А пятого января умер дед. На работе я взял несколько дней отпуска, Илья подписал мне его без вопросов. Сам он пришёл в день похорон. Пытался меня поддержать и успокаивал бабушку. Для ветерана, имеющего столько ранений, дед пожил неплохо. Но несильно это знание помогало. На поминках я пытался заглушить свою боль и выпил неприлично много водки.
— Илюха, — обнимал я старшего друга. — Ты не понимаешь… не понимаешь… — заплетающимся языком пытался что-то объяснить. — Он же для меня был чуть ли не единственным родным человеком в этой жизни. Любил деда как своего.
Илья слушать мои бредни не стал, загрузил в свой автомобиль и отвёз в квартиру. Сам не остался, но утром я обнаружил на столе бутылку кефира, как послание от него. Промучился полдня головной болью, вылакал кефир, сходил ещё за двумя бутылками. К обеду уже оклемался, напился кофе и стал вспоминать, чего наболтал в предыдущий день.
Память возвращалась частично. Ни разу за свою жизнь в этом времени я не позволял себя подобного. А ведь нас в школе КГБ учили, как пить и не напиваться. Есть такие штучки у комитетчиков. Секрет простой — до начала попойки употребить любые антациды. Самый доступный — это пищевая сода. Активированный уголь тоже подойдёт. Есть ещё дорогой и мало кому доступный метод: за два дня до серьёзной попойки начать употреблять йодосодержащие продукты: мидии, кальмары, креветки, фейхоа. Благодаря этому щитовидная железа выбросит в организм значительное количество гормонов, способствующих нейтрализации алкоголя.
После третьей-четвёртой рюмки обязательный поход в туалет. Предварительно лучше бы выпить пару стаканов воды и дальше два пальца в рот, пока алкоголь не успел впитаться и разойтись по крови.
Похороны деда сорвали все тормоза и я не задумывался о последствиях. Собственно, никто моего пьяного бреда не слышал, а Илья мог ничего не понять. Как бы не так. Заявился он вечером, притащил пирожки с ливером и пачку чая.
— Зелёный человечек, ты уже оклемался? — поинтересовался Илья. — Чаю попьём?
— О! Тёпленькие ещё, — обрадовался я пирожкам. — Стесняюсь спросить, к какой части тела ты их прислонял, чтобы сохранить температуру?
— В машине тепло, — хмыкнул Илья, ставя чайник на огонь. — Как самочувствие? Прогуляемся после на свежем воздухе?
— Прогуляемся, — обречённо ответил я.
Ничего Илья не забыл, мои слова вызвали у опытного комитетчика ожидаемые вопросы. Можно было спустить всё на тормозах и уйти в несознанку: типа был пьян и за свои слова не отвечаю. Но сначала послушаю вопросы, основное для себя я уже решил.
Глава 6
Начнём с того, что хитромудрому дяде Вове я никогда не доверял. У него были свои интересы, касающиеся прежде всего карьеры. На самом деле не так-то и плохо иметь дружеские отношения с генералом, но ему уже за пятьдесят. Через десять лет, когда начнётся передел власти, он будет ещё «в седле», но уже через двадцать — заслуженный пенсионер. Илья в плане перспектив устраивал меня больше. Оставалось услышать, что он хотел спросить.
— Холод собачий, — заметил я, когда вышли из дома.
— Отъедем немного, в машине поговорим.
Долго кататься по проспекту не стали, нашли место, где припарковаться, там и встали не глуша мотор.
— Сашка, так что ты там вчера заливал про почти родного дела? — без прелюдий задал Илья вопрос в лоб. Сразу отвечать не стал, сделал паузу, прикидывая, с чего начать разговор.
— Скажи, братишка, что тебе показалось странным с первого дня нашего знакомства? — не стал я отвечать конкретно на вопрос.
— Ты в свои пять лет был очень смышлёным, — не задумываясь, сообщил Илья.
— Таким умным мальчиком, что без проблем и, заметь, без учебников по истории разбирался в ситуации на Кубе, знал такие слова, как «революция» и прочие?
Илья молчал, не вставляя замечаний, видимо предполагая, что если я начал говорить, то выдам всё до конца.
— В общем, не знаю что и как. Ты же у нас атеист, да и я во всякое такое, — неопределённо покрутил рукой, — не верил. Однако моё сознание взрослого человека перенеслось хм… сквозь время и пространство, чтобы вселиться в тело мальчика Саши.
Видя недоверие в глазах друга, привёл ему некоторые факты, что он в своё время упустил.
— То есть ты наш советский человек, но из будущего, — резюмировал Илья, выслушав меня.
— Насчёт советского тут не всё так просто, — тяжело вздохнул я. — Начнём с того, что СССР в моём времени давно распался.
Примерно за полчаса я кратко и без подробностей изложил будущую историю страны.
— Сашка, брешешь, — развернулся ко мне всем корпусом Илья. — Скажи, что от начала и до конца ты всё придумал.
— Не скажу. Мне нужен надёжный человек и своя команда на будущее.
Проговорили мы до середины ночи. Илья, как и положено нормальному комитетчику, предложил решить все проблемы силовым путём — «нету тела, нету дела». Пришлось кропотливо разъяснять ему, что, к примеру, убийство Брежнева ничего не изменит. На его место встанет Суслов или Кириленко. Это будет равноценный обмен.
— Уже через несколько лет у Кириленко станет заметен старческий маразм. И тем не менее убрать его с поста секретаря ЦК КПСС смогут только после смерти Брежнева, — пояснял я.
— А когда Брежнев умрёт, ты в курсе? — с надеждой в голосе поинтересовался Илья. Выдал ему всем известную дату. — А я когда? — не унимался он.
— Откуда же мне знать? — искренне удивился я. — Мы с тобой в моей первой жизни не встречались.
— В первой жизни… — хмыкнул Илья. Он, похоже, никак не мог принять этот факт.
Я же продолжил расклад по персонам. Даже вспомнил одну историю маразма Кириленко.
— Приходит к нему один из секретарей обкомов, докладывает о разворачивающейся стройке. А Кириленко давай кричать, что в его области такой завод не нужен. «А вот Леонид Ильич сказал, что нужен», — возразил секретарь. «Вы мне бросьте вбивать клин между мной и генеральным секретарем! Мы с Леонидом Ильичом всегда думаем… — и замолчал, никак не мог вспомнить слово «унисон». — В один унитаз!»
— Сашка, ты придумал. Скажи, что придумал. Не может такого быть, — не верил друг.
— Если бы, — покачал я головой. — Кириленко читать и писать разучится, а его будут на работу привозить. Там же и Брежнев уже будет словно мумия ходячая. Вот ещё анекдот на эту тему:
«Брежнев на заседании Политбюро говорит: «Товарищи, вынужден констатировать, что у нас в Политбюро наблюдается маразм. Например, вчера на похоронах товарища Суслова (кстати, почему я его тут не вижу?), когда заиграла музыка, только я догадался пригласить даму на танец!»
Анекдот Илью не развеселил.
— А что Суслов?
— Серый кардинал? Предположу, что какое-то преимущество перед тем же Кириленко у него есть, но не забывай, что ему сейчас семьдесят четыре года. Умрёт раньше Брежнева. Ходили слухи о причастности Андропова к его смерти. Но согласись, когда человеку восемьдесят, проблемы с сердцем вполне ожидаемы. И инсульт в том числе. Но, собственно, я не об этих пеньках замшелых завёл разговор, а о тех, кто будет рваться в власти. Не знаю, получится ли что-то изменить в стране, но некого товарища Горбачёва лучше бы устранить. — Илья метнул на меня взгляд, а я поспешил пояснить: — На этом этапе достаточно нарыть компромата. Чуть подпортить репутацию, чтобы он не взлетел вверх.
Всё, что я хотел обсудить, за один раз не успел. Нам же с утра на работу. Попросил Илью подобрать вопросы, которые он считает наиболее важными, а я, по мере возможности, отвечу на них. Вопросов у него было много. Андропова он тоже не забыл. Я дал ему неоднозначную оценку. И снова Илья пристал со своей «ликвидацией».
— У Андропова два зама, которые докладывают о каждом его шаге Брежневу — Цвигун и Цинаев. Кто-то из них займёт освободившееся место и нет гарантии, что этот человек будет лучше.
Моё оперирование именами и должностями, которые простые смертные не должны, по идее, знать, всё больше убеждало Илью, что я ничего не сочиняю. Единственное, что он не понимал, отчего произошёл развал социалистического строя.
— Там не один фактор и не лично Горбачёв во всём виноват. Он ускорил процесс, пустив его по определённому пути.
— Какие факторы, какие? — недоумевал Илья.
— Начнём с коррупции, перекосов выпуска товаров тяжёлой и лёгкой промышленности. Национальные проблемы, которые стараются не замечать, давление идеологии, запрет на общение с иностранцами.
— Что хорошего в тех иностранцах? — перебил меня друг.
— Не само общение, а лицемерие верхушки. Они заявляют одно, а сами разъезжают по заграницам, посылают своих детей отдыхать по путёвкам. Имеют доступ к товарам в «Берёзках», — перечислил я.
— Иначе нельзя. Откроешь границу, и всё…
— Что всё-то? — переспросил я. — Будет эта граница открыта и более-менее развитые страны сами не захотят принимать наших граждан. Знаешь, какого труда мне стоило получить рабочую визу в Великобританию?
На этом месте пришлось прерваться от обсуждения причин развала СССР и вернуться к моей персоне.
— А я ведь заметил, что не сильно ты был удивлён Лондоном. Списал на твою необычность, а ты, оказывается, лучше меня город знал.
— Я знал другой Лондон, за сорок лет даже он серьёзно изменился.
Кратко изложил те несоответствия, упомянув супермаркеты, и от них плавно перешёл к проблеме дефицита у нас в стране.
— Советский Союз на данный момент уже подсел как наркоман на «нефтяную иглу». Это не только самый простой способ пополнить бюджет страны, но и большая зависимость от мирового рынка и игр на бирже. Когда в 1985 году резко упадут цены на нефть (американцы подсуетятся), то это станет крахом для многих планов.
— И что, мы ничего не сможем сделать и изменить?! — возмущался тому, что узнал, Илья.
— Вдвоём не сможем, да и группой тоже. Даже организуй мы какую-нибудь подпольную организацию, изменить что-то глобально не получится. Мы не перекроим госпланы по выпуску оборонной продукции, не изменим красивую и сытную жизнь аппаратчиков, не наполним пустые полки товарами. Плюс СССР в эпоху Брежнева начал сильно отставать от запада в техническом плане.
— Сашка, так нельзя! Нужно что-то менять!
— Угу. У нас ещё Афганская война через три года. И не предлагай пойти к Устинову рассказать, что ничего она не даст.
— К Устинову соваться не стоит.
— Афганскую войну поддержат Андропов и Суслов, — добавил я.
— И что нам остаётся делать?
— То, что и делали. Ловим шпионов, защищаем страну как умеем.
Под это дело я рассказал Илье о своих «озарениях», конкретно о генерале Полякове из ГРУ и прочем.
— Теперь мне понятно, отчего Владимир Петрович твои докладные по Великобритании велел приносить ему.
— Я лишь немногое вспомнил. В основном то, что специально изучал и сдавал по тестам в Англии. Про Маргарет Тэтчер информация стопроцентная. «Железная леди» надолго станет премьер-министром.
Вопрос об Англии в очередной раз завёл Илью. Типа как я мог предать Родину. Уехал!
Поделиться книгой: