Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

Алексей Калинин

ВЕДАРЬ БЕРЕНДЕЙ

Глава 1

В проблесках огня из печи тускло отсвечивает дробовик на стене. Темноволосая девушка берет книгу и садится возле детской кроватки. Свет от лампы падает на бледное лицо, оттеняет глаза. Из кроватки слышится негромкое агуканье.

— Люда, ты лучше бы песню спела, — говорю ей негромко.

Не то, чтобы не хотел слышать её чтение — вовсе нет. Людмила великолепно читает, но она может размеренным ритмом усыпить не только ребенка, но и меня. А пока третий из нашей группы не вернулся — спать нельзя.

— Можешь заткнуть уши, — улыбается девушка.

Я подхожу к окну, за которым темнота скрывает нежеланных гостей. Пока ещё не видно красных белков глаз, но я чувствую, что эти твари где-то рядом.

— Эх, ладно, валяй, — машу я рукой и присаживаюсь у стола.

Девушка начинает читать тихим, ласковым голосом, и волшебные картины встают передо мной:

«Песня плыла над широкой рекой. Она залетала в камыши, касалась плакучих ив. Тягучей волной шелестела по замершей траве.

Спешу по дороге любимой навстречу, Сердце поет, ожидая свидания. Дождик бисером ложится на плечи, И капли смывают слезы прощания.

На незнакомые звуки слетались любопытные птицы. Звери подкрадывались ближе, чтобы рассмотреть певца на утесе. Даже облака замедляли извечный бег и собирались над развесистым дубом косматыми кучами.

Луна из-за туч ярким глазом моргает, Звезды крикнут с небес: „Тебя заждались!“ И ветер, что с листьями в салки играет, Слегка подтолкнет: мол, давай, торопись.

С каждым новым словом в дубовых ветвях затухал шепот ветра. Русоволосая девушка в льняной рубахе, подпоясанной голубоватым пояском, внимала каждому слову. По румяным щекам катились слезы от нахлынувшей тоски — вот если бы её так любили. Она рассматривала певца, пока тот её не видел.

Девушка слушала и удивлялась, как много звучит боли от того, что нет рядом возлюбленной, и так много счастья — что любимая есть на белом свете.

Шепчутся тихо кусты у дороги: — Взгляни на него, до чего же счастливый… Спешу я навстречу, и несут меня ноги К единственной, милой, родной и любимой.

Неизмеримая любовь к той, ради кого оставил дом, звучала в каждом слове. Слышалась бескрайняя нежность к той, чье имя согревало холодными ночами. К той, чьи глаза блазнились в каждом сне.

Заветный цветок на груди притаился, Насквозь пропитался души теплотой. Пусть он расскажет, как я влюбился, Пусть он споет про пропавший покой.

Старик с длинной седой бородой прислонился к шершавому стволу огромного дуба. Глаза печально осматривали речные просторы, камышовые заросли на другом берегу, столетние сосны.

Стоптанные лапти, худая на правом боку рубаха, грязные штаны — все уходило в сторону, когда он бархатным баритоном выводил следующее слово. В плечо черными коготками вцепился серый соловей. Маленькая птичка склонила головку и слушала старика.

Мягкий свет струится из окна, Медленно сгорают тяжелые свечи. Мы одни на Земле, и нам не до сна В этот волшебный и сказочный вечер.

Прозвенело последнее слово. Эхо унесло песню дальше — ранить сердца влюбленных.

Девушка набрала было в грудь воздуха, чтобы похвалить певца, когда старик извлек из-за пазухи пастушью дудочку. Птичка встряхнулась на плече и увидела русоволосую девушку. В черных соловьиных глазках померещилась мольба: „Не мешай“. Девушка тихо выдохнула.

Морщинистые губы тронули сопель, и красивая мелодия понеслась вслед за улетевшей песней. Ласковому наигрышу вторил серый комочек. Пронзительными, пробирающими до глубины души трелями невзрачная птаха рисовала искусную вязь.

У девушки перехватило дыхание, а из глаз пуще прежнего полились горячие капли, слезы радости. Чарующая дудочка обещала, что всё будет хорошо. Рулады маленького певца вели мелодию за собой. Они вместе касались верхушек облаков и падали, чтобы взлететь ещё выше. И завтра будет новый день — пели они — и всё наладится, и люди станут немного добрее, немного лучше, немного счастливее.

Волшебная мелодия оборвалась на пронзительной ноте и словно провела перышком по душе. Старик тяжело вздохнул и аккуратно убрал дудочку-сопель.

— Дедушка! Как же ты дивно поешь и играешь! — не смогла удержаться девушка.

Старик вздрогнул, усталые глаза поднялись на девушку:

— Давно ль ты здесь, краса-девица?

— Только твою песню прослушала да переливы соловушки. Очень уж вы жалостливо выводите, аж сердце разрывается на мелкие кусочки. Но так хорошо потом, словно утренней росой душу окропили, — всхлипнула девушка и вытерла глаза кончиком платка.

— Спасибо, красавица, за слова добрые. Давно я здесь не был, вот и накатила грусть-тоска по родным местам. А птаха вольная песней поддержала, — произнес старик, сучковатые пальцы осторожно пригладили перышки соловья. — Прибилась на днях, все же не так скучно по ковылю ступать.

— Уезжал куда, деда? — девушка помогает старику встать.

— Да, уезжал, — вздыхает старик. — Три года в провел поисках, а нашел возле дома.

— Три года? Знать, много где побывал? Много чего видывал?

Старик и девушка осторожно спускались с утеса, серая птичка крепко вцепилась в рубаху. Из-под ног прыскали ящерки, издалека доносились жалобы кукушки на тяжелую долю.

— Побывал на востоке, где восходящее солнце окрасило кожу людей в желтый цвет. На западе тоже искал, там от закатного солнца у всех кожа красная. На юге особенно жарко, поэтому люди голые ходят, черные как головешки в печи. Непривычно везде для северян, ох и непривычно. Всё одно дома краше! — старик смотрел на заливные луга, линию густого леса на виднокрае.

— А что искал-то, деда?

— Цветок, что сравнится по красоте с моей любимой. Искал далеко, а нашел почти под боком. Теперь несу своей избраннице. Зарок у нас такой случился: принесу цветок, и она выйдет замуж за меня.

При этих словах соловушка издала жалобную трель.

Девушка внимательно слушала старика, поддерживала его за локоть при спуске.

— Цветок-то нашел, да только куда ей такой старый-то нужен буду? На него обменял у колдуна свою молодость, но зато зарок исполню — докажу свою любовь. А там будь что будет, — покряхтывал старик. Больше себя успокаивал, чем рассказывал девушке.

Он достал из-за пазухи небольшой мешочек. Из вышитого кисета протянулась вверх черная ромашка. Ничего особенного, но взгляд притягивает — не оторвать. Лепестки, прожилки, листья — никакому мастеру не повторить. Поставь рядом с самыми красивыми цветами — не увидишь цветов.

— Ой, деда, ты никак шутить надо мной вздумал? Совсем глупой считаешь, если старые сказки рассказываешь? Ох, и насмешил… а цветок и взаправду красивый.

Нахмурившийся старик убирал ромашку обратно.

— Не сказки то, девица! Три года я искал цветок, а нашел недалече отсюда, в хижине у колдуна. Видать, поселился здесь за время моего путешествия, коли я не слышал о нем никогда. Попросился к нему переночевать, а он давай отказываться, мол, ночи у него долгие. Но всё же упросил, а утром заметил во дворе эту красоту неземную. Я совсем было отчаялся, и с повинной домой возвращался — а тут такой подарок. Колдун продать не согласился, но предложил обменять на молодость. А мне без любимой и молодость ни к чему. Вот и поменялись.

— Деда, перестань над наивностью смеяться! Какие ты три года искал? В нашей деревне рассказывали, как молодой пастух тридцать лет назад влюбился в местную красавицу Ладославу да жениться ей предложил. А та в ответ: „Принеси цветок, что по красоте со мной сравнится, тогда и выйду за тебя замуж!“ Парень ушел и пропал. А Ладослава покоя не находила, всё корила себя за насмешку над молодцем и лет через пять тоже исчезла. Говорят, что сбросилась с этого утеса. Но это все до моего рождения было. Да и нет у нас поблизости никакого колдуна. Дедушка, что с тобой? — девушка подхватила тщедушное тело.

Старик побледнел и опустился на землю. Ноги не держали. Из черных бусинок-глаз птички полились мелкие слезы.

— Как звать-то тебя, девушка? И кто твои родители? — выдохнул старик.

Из сухой груди рвется отчаянный крик. Но старик ждет ответа, хватается за спасительную ниточку надежды, что все это неправда, и девушка разыгрывает его. Вот, сейчас. Вот. Сейчас она рассмеется, и вместе продолжат путь. А там…

— Родитель мой, Гордибор-кузнец, Яромилой назвал. Деда, может знахаря позвать? На тебе лица нет, — отвечала девушка, суетясь возле старика.

— Не надо, Яромилушка. Ты иди домой, а я посижу немного, охолону да и пойду потихоньку дальше. Кланяйся отцу, немало мы с ним игрищ провели, а на кулачках всегда спина к спине стояли. Иди, девица, иди, — пробормотал старик. Седая голова опустилась ниже.

Птичка на плече огорченно выводила трели, словно утешала старика.

— Так ли всё хорошо, дедушка? — Яромила дожидалась кивка и снова спрашивала. — А от кого поклон-то передавать?

— Скажи, что от Светозара, — улыбнулся старик.

Горечи в этой улыбке было больше, чем в кусте старой полыни.

Девушка оставила сидящего старика и побежала домой, намереваясь позвать знахаря. Мимо пролетал чертополох, васильки берегли лохматые головки от босых ступней. Яромила торопилась, репей впивался в подол, одуванчики осыпали мелкими пушинками.

На горизонте показался край деревни, когда Яромила неожиданно остановилась.

Светозар!

Именно так звали того пастуха!

А она своими словами…

Девушка бросилась назад.

Издалека слышны отчаянные соловьиные трели… Утес… Седовласая фигура на вершине… Она не успевает…

Чтобы окрикнуть не хватает дыхания.

Еще шаг и старик упадет. В руках покачивается черная ромашка. Над седой головой кружится птичка, кидается крохотным тельцем на грудь.

Яромила бежала. Под ноги попалась кротовина. Упала на землю.

— Стой, — прошептали перепачканные землей губы.

По запыленным щекам пролились две дорожки. Растрепанные волосы лезли в глаза.

Пронзительный крик сокола в вышине…

Шаг…

Из косматых туч ослепительно сверкнула молния, золотым росчерком ударила вниз, к дубу. Грохот грома прижал травинки к земле.

В старика врезался огромный белый сокол, и Светозар отшатнулся назад. Цветок упал на землю, к другим ромашкам, белым. Пастух безучастно смотрел, как сокол ударился о землю. Напротив Светозара встал глубокий старец в светлых одеждах.

— Так вот кто был колдуном, — сказал Светозар. — Жестокий ты. И время забрал, и молодость, и Ладославушку. Отойди в сторону, я хочу забыться. Не осталось у меня ничего, ни веры, ни надежды, ни любви.

— Так ты распоряжаешься дарами, данными свыше? — громовым раскатом прогремел голос, Яромила вжалась в нагретую траву. — За прихоть любимой ты отдал молодость, а сейчас еще и жизнь хочешь отдать неизвестно за что!

К шее Светозара прижалась серенькая птичка. Тельце дрожало, тихие трели звучали как всхлипы. Пастух снял её с плеча, но соловушка снова взлетела на прежнее место.

Громогласный старец кивнул на птичку.

— И она также отдала свою человеческую жизнь за возможность быть с тобой, Светозар! Как и тебе, я не дал ей сорваться с обрыва. Тогда она попросила только об одном — всегда быть с тобой рядом, и неважно, в каком обличье.

Светозар удивленно посмотрел на старца. Кругом всё замерло. Могучий дуб не позволял шевельнуться и листочку.

— Разозлили вы меня оба, но коли любите друг друга, то могу помочь вам соединиться вновь, — прогремел старец.

— Ты видишь, что нам жизнь друг без друга не дорога, — выдохнул Светозар.

Он держал в руке небольшую птичку. Держал как драгоценный кубок из тончайшего хрусталя, боялся пошевелиться, чтобы не разбить.

— Ты говорил о любви, она в твоих руках. Ты говорил о вере, она в твоем сердце, коли сразу узнал меня. Ты говорил о надежде, так подними с земли цветок.

У Светозара в руках чёрный цветок окрасился белым.

Обычная луговая ромашка…

— Видишь, на что ты променял молодость? На обыкновенную ромашку! — Светозар склонил голову, а старец обратился к птичке. — А ты хочешь остаться с ним, хотя ему осталось две седьмицы?

Черный клювик тут же опустился.

— Великий Род, зачем ты так? — молвил Светозар. — Если бы не ты, то не прошло бы столько времени за одну ночь.

— Я проучил вас!!! Отдал бы ты цветок, а она захотела чего-нибудь ещё. И, в конце концов, ты бы сложил голову за очередную прихоть, и она осталась ни с чем! Безумные влюбленные, вы видите — из-за чего друг друга мучаете? Вы не бережете того, что имеете!

Белый лепесток плавно спустился к башмачкам девушки, возникшей из пустоты. Взлетевшие серые перышки подхватил ветерок и весело унес их прочь.

— Ладославушка, — прошептал молодой парень с ромашкой в руках.

Статная девушка прижалась лицом к широкой груди. Беззвучные рыдания начали сотрясать стройное тело.