За тридевять земель

– Тогда, – Василиса обернулась на хмурого Веслава, – тогда Боги вновь незримо поведут нас. Просто, наверное, ещё не пришло время, – прошептала царица, целуя мужа. Веслав хотел возразить, но Василиса не позволила ему сказать.

– Ну, душа моя, вот и прибыли мы в Солнцеград, – улыбнулся Мухома Фросье, которая вместе с их дочкой Ясной шла рядом с Зайцем по белокаменному причалу столицы. – Отправлял я бересты[8] Веславу, ждёт нас царь.

За Мухомой и его семьёй к парадным вратам столицы шёл их слуга Осьмуша – нескладный долговязый юноша, который нёс вещи князя Волыньки и его жены, и два княжеских витязя.

– Как думаешь, про Агнешу сразу скажем им? – тихо спросила Фросья. Заяц испуганно взглянул на жену.

– Я, душа моя, вообще не хочу говорить эти басни глупые, – признался Мухома.

– Ты сам знаешь, что не басни это! – возмутилась Фросья.

Мухома покорно кивнул.

– Тогда сразу всем поведаем, в трапезной, – решительно сказала Фросья. – Сегодня царь устраивает торжественный обед, как писал тебе в бересте, и Гоенег с Белозёром, которые теперь веденеями стали, тоже пусть послушают.

– Может, не надо при всех-то, – нахмурился Мухома. – Не только мы на царском приёме будем, может, князья ещё какие-нибудь, советники. Вся та свита, которая теперь за Веславом ходит.

– А сам-то ты теперь кто? – усмехнулась Фросья. – Тем более надо, князья князя послушают, за басню наш рассказ не примут, – уверенно проговорила Фросья и указала на ожидающего их царского извозчика, который с запряжённой лошадьми повозкой и двумя витязями ждал гостей царя подле левого обелиска сокола Рарога.

Веслав и Василиса в окружении свиты спустились по парадной лестнице Царского Терема навстречу Мухоме и его семье. Ни Василиса, ни Веслав не соблюдали вековых традиций, которые накладывали ограничения на жизнь правящей четы. И царь, и царица могли самостоятельно отправиться на торговую площадь или гулять по городу, как обычная пара, среди простого люда. Конечно, за Веславом и Василисой всегда следовали царские витязи, но охрану царь держал на расстоянии. Такое поведение царя и царицы только больше располагало к ним народ.

И сейчас, вместо того чтобы дожидаться в приёмных покоях, царь и царица вышли к гостям, на радость гуляющих на Царской Площади людей. Царь широко улыбнулся другу и крепко обнял Зайца.

– Сколько лет прошло, – улыбался Веслав, оглядывая княжеское платье Зайца. Мухома ещё больше располнел, а его рыжие волосы тронул пепел седины, – князь Волыньки! – покачал головой царь и перевёл взгляд на маленькую Ясну, которая пряталась за Фросьей, и помахал ей рукой, отчего девочка только больше спряталась за мать. Фросья по-прежнему оставалась пышущей здоровьем крепкой дамой.

– Ну же, – пыталась приободрить дочь Фросья. – Поздоровайся с царём и царицей!

Ясна отрицательно покачала головой и закрыла лицо маминой юбкой.

Василиса и Веслав рассмеялись и пригласили гостей в Теремной Дворец.

– Ну, а у вас когда? – тихо спросил Заяц Веслава, когда Василиса и Фросья с Ясной прошли вперёд и стали подниматься по ступеням Царского Терема. – Наследник будет у Сваргореи?

– Будет, – мрачно ответил Веслав и опустил взгляд. – Когда благословят Боги.

– Может, к волхвам, а?

– Обращались уже, – пожал плечами Веслав и вновь посмотрел на обеспокоенного Зайца. – Думаю, тут дело в видениях жены. Мор зовёт её с тех пор, как оберег спас её душу, – горько проговорил Веслав, и Мухома округлил глаза. – Но я Василису Мору не отдам. Я её никому не отдам, и другой жены мне не надо. Не получится у нас – Злата править будет, – заверил он друга. Заяц хотел было спросить Веслава, но царь предупреждающе покачал головой: – Потом поговорим. И прошу тебя, не говори об этом с ней, – царь кивнул в сторону жены. – Она очень тяжело это переживает.

Заяц кивнул, и они проследовали в приёмные палаты, которые в виде галереи обрамляли первый этаж теремного дворца. В приёмных палатах уже ждали Яромир и Яра с сыном Любозаром, которые остались жить в Солнцеграде. Яромир сделался царским веденеем и вместе с Вороном и военным советником Здебором участвовал в делах дружины. Несмотря на года, что сделали седыми волосы, богатырь был всё ещё крепок и меч бы уверенно держал. Яра почти не изменилась – счастье так долго ожидаемого материнства и спокойной столичной жизни будто сделали время не властным над нею – её волнистые русые волосы так и не украсила седина, а взгляд светился беззаботностью и миром бытия.

Яромир и Яра, оба в парадных одеждах, радостно приветствовали Мухому и Фросью, а Любозар пытался познакомиться с маленькой Ясной, которая вновь пряталась за мать, чем смешила взрослых. Привыкшая к спокойной деревенской жизни, княжна испугалась шумной и помпезной столицы и незнакомых людей, которые всё время желали с ней говорить.

Слуги проводили Зайца и Фросью в гостевой терем, который располагался за Теремным Дворцом. Между Царским Теремом и гостевыми теремами был разбит небольшой сад, в центре которого на небольшой площади искрился зачарованный фонтан. Гостевых теремов подле Царского Терема было три, и все они связывались между собой крытыми галереями на высоких арочных опорах. Позади гостевых теремов находился пруд, в котором раньше обитал Горыч, а сейчас жили благородные кьор. А за прудом и большим садом, что располагался за гостевыми теремами, на самой высокой выполненной в форме цветка с шестью лепестками площади Солнцеграда высился Перун.

К вечеру слуги богато украсили трапезную Царского Терема для торжественного обеда, который царь устраивал в честь своих гостей. Веслав ещё ранней весной отправил приглашение Мухоме, которого избрали первым князем Волыньки и дарованных короной деревне земель. Царь позвал и Яромира с семьёй, и Гоенега с Белозёром, что жили при дворе. Веслав хотел развеять тоску Василисы, которая из-за своих видений и тщетных попыток стать матерью совсем погрузилась в печаль. Ах, как бы ему хотелось вновь услышать её звонкий смех! Но сны царицы сводили с ума и царя, и Веслав вновь не знал, что делать. Самым страшным кошмаром царя было не то, что его дядю, возможно, спас Бог Неяви, а то, что однажды Веслав не сможет разбудить Василису. От подобной мысли, что Мор может забрать царицу, стыла кровь.

Когда свечи были зажжены и на белоснежных скатертях стояли изысканные блюда, слуги торжественно распахнули двери трапезной перед царём и его гостями. Правящая чета Сваргореи и приближённые Короне гости сели за стол, напротив которого на небольшом возвышении располагалась сцена.

Сквозь разноцветную мозаику окон лились мягкие лучи вечернего солнца; отсветы от пламени свечей играли на золотой росписи багряных стен и начищенном столовом серебре. В зал прошли музыканты и, поклонившись царю и царице, расположились на сцене. Заиграла нежная музыка, и слуги стали обслуживать пирующих людей. Ясна вновь пряталась за мать, а Любозар не хотел сидеть за столом, желая пройти к музыкантам, и Яра с Яромиром с трудом удерживали непоседливого сына.

Гоенег сидел подле Василисы, а Белозёр – рядом с Веславом. Хоть Гоенег и потерял крепость тела, сделавшись под стать своим годам, его взгляд был по-прежнему остр; глаза сухонького Белозёра ещё больше украсили морщины. Веслав даровал старикам титулы веденеев, но ни охотник, ни рыбак так и не занялись государственными делами. Зато оба давали молодому царю житейские советы, и именно они предложили Веславу вновь собрать своих друзей. Гоенег сильно переживал за дочь, но, как и Веслав, не представлял, что делать. Гоенег знал, что, по просьбе Василисы Яра обращалась за помощью к сестре покойной травницы Настасьи (Настасья умерла от старости год назад) – Малуше, но её рецепты не помогли. Гоенег даже уговорил Василису сходить в Свагобор, волхва-врачевательница которого прописала царице травы, что должны были справиться с её кошмарами. Но и это не помогло. Не помогло и снадобье волхвов Велейных островов, которое Гоенег купил у купцов, обещающих, что чудесный отвар поможет деве стать матерью. И сейчас бывший охотник видел, что, несмотря на старания музыкантов и встречу с давними друзьями, царица оставалась печальной. Василиса, конечно, улыбалась, но её улыбка была вымученной. О своём последнем видении Василиса не сказала отцу, просила Всеслава никому не говорить. Царю не понравилось желание жены молчать о таких важных вещах, однако он исполнил её просьбу.

Мухома, который понял, почему царь устроил торжественный приём, собрав только самых близких (других князей и веденеев, как думал Мухома, на обеде не было), искренне пытался развеселить Василису. Его душевные порывы были не всегда уместными, и Фросья несколько раз одёргивала мужа за его попытки рассмешить царицу не очень культурными байками.

– Василиса, – Фросья положила руку на сердце, – не серчай на Зайца. Он порой не очень дружен с головою.

– Как ты говоришь, душа моя?! – наигранно воскликнул Мухома. – Я же князь теперь!

– Князь, – усмехнулась Фросья. – Если бы с титулом ещё и воспитанность даровали!

– Это тебе бы точно, Мухома, не помешало бы, – подтвердил Яромир, всё ещё старающийся уговорить сына сидеть спокойно.

– Не серчаю я на Зайца, – понимающе ответила царица и кротко улыбнулась. – Не ругай его, Фросья.

– Видишь! – улыбнулся Фросье Мухона. – Сама царица за меня заступается!

За столом рассмеялись. Ясна наконец оставила подол платья матери и своими большими глазами посмотрела на смеющихся людей.

– Как поживает Агнешка? – спросила Василиса Мухому, и князь чуть не подавился. Фросья сердито взглянула на мужа и перевела взор на Василису, которая, почувствовав неладное, хмуро смотрела на Зайца. Царь тоже внимательно смотрел на князя Волыньки.

– Василиса, – заговорила Фросья, когда поняла, что муж не хочет отвечать. – Ты знаешь, Агнеша очень любил лес. – Княгиня смотрела в хмурые глаза царицы. – Агнешка сначала рассказывал, что общался в лесу с женщиной, – теперь и Гоенег с Белозёром обратили взоры на Фросью. – Затем сын рыбака Тихона уверял всех, что встретился с лесным народом.

– С лешими? – удивлённо переспросила Василиса.

Мухома и Фросья кивнули.

– Агнеша говорил, что у него появился друг из леших, – ответил Мухома. – Говорил, что этого его лешего Индрик послал. Кроме меня сыну рыбака никто не верил, – добавил князь.

– А что ещё Агнешка говорил, Мухома? – спросил Веслав.

– Он говорил, что… – Заяц бросил взгляд на Фросью, которая ему кивнула. – Он говорил, что Индрик передал, будто грядёт тёмное время для Света. Агнеша молвил, что Царь Зверей звал его ради важного дела, а когда я пытался узнать, ради какого дела, юноша мне не сказал. – Фросья кивнула словам мужа. – Я даже пытался отправиться вместе с Агнешкой к лесному народу, говорил сыну Тихона, что знаком с Индриком, да только мальчик не слушал меня, – сокрушался Заяц. – Сам Тихон не слушал меня, всё к волхвам в Половодье сына везти собирался, пока… пока Агнешка не пропал.

– Как? – удивилась Яра, и Любозар передразнил мать, так же удивлённо открыв рот. Но взрослые не обратили внимания на мальчика.

– Да вот так, – пожал плечами Мухома. – Отправился в лес и не вернулся. Правда, перед тем как уйти, Агнешка ко мне пришёл и попросил тебе, Василиса, кое-что передать. – Заяц испуганно посмотрел на царицу. – А я, глупец, сразу и не понял, что Агнешка тогда прощался…

– Он бы всё равно ушёл, – уверенно ответила Василиса, – ты не виноват. Что он передал мне?

Мухома обернулся на Фросью, и она накрыла своей ладонью его ладонь. Веслав нервно сжал в руках столовые приборы. Ясна тоже глядела на отца.

– Что он просил передать? – вновь спросила Василиса. – Не тяни, Мухома! Прошу!

Князь вздохнул и посмотрел на царицу.

– Знайте, я не хотел эти басни говорить… – признался он.

– Мухома! – Терпение лопнуло и у Веслава. – Скажи прямо как есть.

Князь долго смотрел на царя и царицу. Зайцу было боязно говорить о том, о чём он пытался мыслить как о байке юного мальчишки. Но чем больше Заяц думал о том, что поведал ему сын рыбака Тихона, тем яснее чувствовал, что юноша ничего не выдумывал.

– Агнешка сказал, что женщина из леса просила тебя не смотреть в видениях в Колодец, – наконец проговорил Мухома, и за столом воцарилось молчание. – Я не знаю, о каком Колодце толковал Агнеша, но…

– Что «но»? – едва дыша, спросила Василиса.

– Та женщина в лесу говорила Агнеше, что он заставит тебя смотреть, – ответил Мухома. – Ума ни приложу, о ком тут речь и что это за Колодец. И вот когда он наберётся сил, он пону́дит тебя смотреть, и ты должна не отвечать на его зов. Ибо если ответишь, то… – Заяц не выдержал и замолчал.

– Если я отвечу, то меня заберёт Мор, да? – закончила за Зайца Василиса, и Мухома кивнул.

– Околесица какая-то, да? – растерянно проговорил князь Волыньки.

– Ещё какая, – нахмурился Белозёр, обеспокоенно глядя на названого сына.

Василиса положила приборы и закрыла лицо руками. Веслав, невзирая на этикет двора, обнял жену.

– Я никому тебя не отдам, – заверил он Василису, но она только покачала головой.

– Если бы я тогда по-настоящему умерла, этого бы не было, – тихо сказала царица, и Гоенег всплеснул руками. «Отец Сварог!» – прошептал Белозёр, схватившись за сердце. Яра и Фросья ахнули. Ясна попробовала удивиться, как и взрослые. – Равновесие сил было бы сохранено: погибла Агния и должна была погибнуть я.

– Что ты говоришь, родная?! – ужаснулся Веслав. – Никогда так не говори! Даже Птицы спустились помочь тебе, твоя жизнь – дар Богов! И… я бы никогда не стал царём, не будь тебя рядом. Если бы ты тогда погибла, я бы ушёл к волхвам.

– Да, дочь, – кивал Гоенег, – послушай мужа, он дело говорит! И как ты можешь так думать, что тебе надо было… – Гоенег запнулся, – умереть?

Василиса опустила руки и посмотрела на собравшихся за столом родных. Тёплые свечи освещали просторный зал трапезной, играли музыканты и слуги подносили новые яства. Но казалось царице, будто ледяной холод её видений, что мучали её ночами, витает даже в Теремном Дворце. Она обернулась на мужа, который хмуро смотрел на неё, и попыталась улыбнуться.

– Я не прыгну в Колодец, обещаю, – заверила Василиса Веслава, и царь крепко сжал её ладонь. – Я не буду внимать Песне Мора.

– Подождите, – проговорил Яромир, – то есть то, что поведал Заяц, – не сказки мальчика, который наелся в лесу мухоморов?

– Папа, мухоморы не едят! – поправил отца Любозар, но Яромир, хмурясь, смотрел на Василису.

– Нет, – ответила ему Василиса. – Я вижу те сны, о которых говорит Мухома. – Царица посмотрела на замершего Зайца. – Это Колодец Мёртвого Града, который находится на Севере. К стене того Колодца Мор приковал цепями Драгослава. Кощей теперь слуга Неяви и царь Мёртвой Страны.

– Что? – хором спросили все, кроме Веслава, который сидел, понурив голову. Торжественный обед в кругу близких, которым царь хотел поднять настроение жене, только больше тяготил душу. Но, думал Веслав, Василиса хотя бы расскажет о том, что видит, остальным. И кто знает, может, Боги явят через кого-нибудь ответ. Даже Мухома принёс весть от самого Индрика, а это вселяет надежду на то, что Боги ещё помнят о людях.

– Я видела пленённого Кощея, – со вздохом ответила царица. – Его спас Мор. И Кощей звал меня.

– Отец Сварог… – еле вымолвил Заяц.

– Папа? – тоненьким голоском поинтересовалась Ясна, но Фросья приложила к губам палец, призывая дочку сохранять молчание. Ясна вновь спряталась за мать.

– Перун Всемогущий, – прошептал Белозёр, хмуро глядя на Веслава. Какие же ещё испытания Боги преподнесут и так натерпевшемуся от них сыну?

– Что же ты молчала, дочь?! – воскликнул Гоенег и укоризненно посмотрел на Веслава. – И ты, царь-батюшка, потакаешь ей! Такие вещи надо сразу говорить, к волхвам обращаться!

– Мы обращались, отец! – не дала ответить Веславу Василиса, и Гоенег сокрушённо покачал головой.

– Хоть и стала ты царицей, а разума не набралась…

– Даже твои снадобья не помогли мне, отец! – печалилась царица. – Правильно Агнешка передал – только мой дух способен защитить меня.

– Позволь нам помочь тебе, – обратился к жене Веслав. – Не закрывайся от нас.

Василиса посмотрела во встревоженные глаза мужа: как бы она хотела, чтобы он был в силах ей помочь. Но Веслав не видел её снов, он не чувствовал того холода, который сковывал её сердце. Царь не ощущал силу Неяви, как она: Веслав никогда не умирал. С тех пор, как начались видения, Василиса поняла, что после того, как душа покидает тело, она становится иной. Её душа вернулась в тело из оберега, но этого было довольно для того, чтобы почувствовать дух Неяви, холод и одиночество вечности. Царица кротко кивнула мужу только потому, что любила его. Но Василиса знала, что ей никто и никогда не сможет помочь: никто из живущих не чувствовал студёного ветра от взмахов крыльев смерти.

– Я буду обо всём говорить, – заверила близких царица, но Веслав продолжал хмуро смотреть на жену. Такие обещания Василисы не сулили ничего хорошего: царь боялся, что она и ему перестанет рассказывать о снах.

– Давай обратимся к Великому Волхву за советом, как твой Дух укрепить в борьбе с Неявью? – предложил жене царь.

Василиса вновь покорно кивнула и обвела взглядом близких людей. Несмотря на тоску, в которую погружали Василису видения Мора, царица радовалась тому, что её родные собрались вместе. Как в те беззаботные времена, когда они ещё жили простой деревенской жизнью и сидели не за царским, а за деревянным столом, а сама она, Василиса, пекла для них блины и хлеб. Теперь, кажется, она понимала Веслава, который всегда стремился к тихому бытию. Но…

– Если Боги передали нам весть о том, что Драгослава спас Мор, значит, дадут и силы и вновь направят нас на путь. – Василиса попыталась улыбнуться. – А теперь давайте оставим мысли о Кощее в стороне Неяви.

– Вот теперь я узнаю свою дочь, – улыбнулся Гоенег, и Василиса тепло посмотрела на отца.

– Силам Неяви не одолеть Свет, – уверенно сказал Белозёр, глядя на Веслава и Василису, которая кивнула свёкру.

Слуги принесли новые блюда, и мальчик-служка доложил о том, что артисты прибыли ко двору. Василиса удивлённо взглянула на мужа, но Веслав, пожав плечами, дал разрешение приглашать артистов.

Музыканты закончили играть, слуги отворили двери, и перед царём и его близкими предстали девушки в белых с широкими алыми поясами платьях и кокошниках с фатой. Девы поклонились царю и царице в пол и встали перед музыкантами, вытянувшись, как струнки.

Заиграла музыка, и девушки стали танцевать. Их движения были плавны, легки и грациозны, подолы платьев поднимались, открывая худые ноги, украшенные лентами танцевальных туфелек. Вначале танец был мягким и нежным, но музыка убыстрялась, вместе с ней и быстрее кружились в хороводе танцовщицы, которые теперь будто плыли над полом. Прозрачная фата кокошников летела за девами, словно ветер, и плясуньи непринуждённо исполняли сложные па, танцуя слаженно, все как одна. Когда музыка достигла своего апогея, девы закружились в быстрых поворотах, юбки их платьев поднялись, сделав девушек похожими на цветы. Музыка, громыхнув, внезапно оборвалась, и девы тут же замерли, будто статуэтки.

От увиденного чуда Василиса рассмеялась, Яра всплеснула руками. Непоседливый Любозар и Ясна во все глаза смотрели на прекрасных дев. Танцовщицы поклонились и расступились перед молодым гусляром в золотых одеждах. Царские слуги принесли поэту стул, и гусляр, поклонившись обедающим в пол, сел и заиграл. Музыканты тихо ему аккомпанировали. Голос у поэта был сильный, мощный, бархатный и глубокий. Гусляр пел древние сказания о Золотом Веке, былины и легенды. По просьбе царя певец не исполнял так горячо любимых народом песен о нём самом и о Василисе, что освободили Сваргорею от ворожбы Полоза. Когда сказитель закончил петь и с поклоном удалился, Василиса искренне улыбалась. Любозар и Ясна хлопали в ладоши.

После гусляра вновь плясали девы, за которыми выступали факиры с небесным огнём-Сварожичем, и снова танцевали юные плясуньи…

Веслав обернулся на жену: на щеках Василисы проступил здоровый розовый румянец. Улыбка царицы была настоящая, как в те времена, когда они только вернулись из Блажена в Солнцеград, и им обоим казалось, что всё плохое позади. Значит, подумал царь, он будет чаще веселить жену, он обратится к волхвам, он сделает всё что угодно, но не позволит силе Неяви забрать Василису. Царь думал о том, что проведёт Великий Царский Собор, на который созовёт князей Палаты, что учредил ещё его дядя, и царских веденеев, и волхвов. Веслав увеличит жалованье дружине и за лето построит ещё корабли. Царь будет готов к тому, о чём предупреждал Искрен, даже если двор и волхвы его в том не поддержат, – ведь только тогда Боги смогут направить его по пути.

Глава 4

Веснянка