Девушка в бегах

– Мистер Яблонски, вы знаете, что ваша дочь была без ума от Дерека Эббота?

Я невольно прикрываю рот рукой. Это мой дедушка. Он умер незадолго до того, как я родилась, так что я никогда не видела его фотографий. Мама всегда говорила, что ее детство не стоит того, чтобы его помнить. Но сейчас он прямо здесь. Или был – напоминаю я себе. На мгновение мне становится больно от мысли, что я никогда его не знала, но я прогоняю ее.

Он пытается схватить микрофон журналистки, но промахивается. Та ловко уклоняется и снова подносит микрофон к его лицу:

– Вы виделись с ней после того вечера, когда погиб Дерек?

– Она не сделала ничего плохого. Вы обвинили ее просто потому, что какой-то парень из богатой семьи указал на нее. Вы сгниете в аду, все до последнего.

– Так значит, вы не думаете, что она совершила ошибку, когда…

– Достаточно? – Малькольм протягивает руку к клавиатуре, чтобы остановить видео.

– Что? Нет. Это мой дедушка. Он не думает, что мама убила его. Он…

Но Малькольм уже закрыл браузер. Еще несколько кликов, и на экране снова появляется программа для регистрации клиентов. Я проталкиваюсь мимо него к компьютеру, но тут колокольчик над дверью звонит, и в кабинет заходит недовольный менеджер с ящиком для инструментов в руке. Он застывает на месте, увидев нас за столом.

– Эй, вам сюда нельзя, – произносит он. Легкая дрожь в голосе выдает его настороженность.

В одно мгновение я вспоминаю, как мама непринужденно улыбалась мистеру Гиллори, и мгновенно нацепляю такую же улыбку на собственное лицо.

– О, простите. Тут никого не было, так что мы просто решили осмотреться на случай, если кто-то оставил записку у компьютера или что-то подобное. – Если бы я была одна, я бы точно его убедила, но Малькольм выглядит так, словно его избивали стенобитным орудием. На лысой голове менеджера начинают проступать мелкие капельки пота, и он даже слегка пятится назад.

Я сдвигаюсь так, чтобы мои драные джинсы и порез на бедре были ему не так заметны. Затем, инстинктивно наклонившись к Малькольму, я обхватываю его руками за талию. Я чувствую, как он вздрагивает.

– Джейк – боксер-любитель, в полусреднем весе, и, хотите верьте, хотите нет, он сегодня победил. – Я еще шире улыбаюсь менеджеру.

Малькольм обнимает меня за плечи и целует меня в лоб.

– Дорогая, с тобой я всегда побеждаю.

Когда его губы касаются моего лба, моя улыбка на мгновение исчезает, потому что я вспоминаю Эйдена. Эйдена, который понятия не имеет, где я – и виноват в этом Малькольм. Я хочу отшатнуться, схватиться за нож и произнести угрозу, которую я действительно смогу исполнить. Но вместо этого я снова заставляю себя улыбнуться во весь рот и молюсь, чтобы менеджер повелся на нашу историю, чтобы он не заметил, как сильно я стискиваю зубы.

Менеджер еще несколько раз переводит взгляд то на меня, то на Малькольма, а затем его плечи расслабляются, и он вздыхает.

– Скидок я не даю, что бы вы там ни выиграли. А теперь вон из-за моего стола.

Мы быстро направляемся к выходу, при этом я тщательно слежу за тем, чтобы он не увидел порез у меня на бедре.

– Номер стоит шестьдесят пять долларов.

Прежде чем я успеваю придумать ответ, Малькольм наклоняется вперед и понижает голос:

– Слушай, мужик, ты точно не дашь скидки? А то у меня только полтинник остался.

С невозмутимым видом менеджер провожает нас к выходу.

* * *

Мне удается побороть свое желание броситься прочь, как только мы будем вне поля зрения, чтобы оказаться подальше от Малькольма. И только пепельная бледность, которая заливает его лицо, когда он делает резкое движение, удерживает меня от того, чтобы снова вытащить свой нож.

– Больше так не делай, – говорю я.

Тяжело дыша, он опирается на стоящую неподалеку машину.

– Что именно? Следовать твоей легенде, чтобы этот тип не вызывал полицию?

– Неужели это было так ужасно? Ты больше не связан. Мне не пришлось бы ничего объяснять. А вот тебе пришлось бы.

Я впервые осознаю, что мне не нужно оружие, чтобы его запугать. Мне даже не нужно напоминать ему о его коллеге, охотнике за головами, который может снова его найти.

– Почему ты не предложил мне позвонить в полицию? Если все, чего ты хочешь – чтобы убийца, – я слегка поморщилась на этом слове, но продолжаю, – получил справедливое наказание, то почему ты не предложил это в первую очередь?

Он пристально смотрит на меня, и лишь через несколько секунд его лицо смягчается.

– Если позвонить в полицию, твою маму ждет еще больше неприятностей.

Холодный воздух не стал теплее, но холод, который пропитал меня изнутри, чуть отступает.

– Ты что ли внезапно забеспокоился за мою мать? Для чего именно тебя наняли и сколько тебе за это платят?

– Нисколько, если я ее не найду. – Прежде чем продолжить, он шумно сглатывает, явно не желая говорить дальше. – Найти твою маму обычными методами не удавалось в течение примерно двадцати лет. Меня наняли, чтобы попробовать альтернативные способы.

– Ты хочешь сказать, нелегальные.

Он не возражает.

– Я делал то, что было нужно.

Меня окатывает отвращение.

– То, что случилось с тобой – а тебя избили и связали, – могло случиться и с моей мамой. А может быть, и что-то похуже. И эта перспектива никуда не делась. – Я не позволяю себе думать о том, что что-то вроде этого уже могло произойти. – И все это чтобы ты что – мог оплатить учебу? Купить новую машину, на этот раз такую, у которой багажник открывается изнутри?

Прищурившись, он сует руку в задний карман, и я отшатываюсь, и только потом замечаю, что у него в руках всего лишь кошелек. Он бросает его мне, и я непроизвольно его ловлю.

– Открой его.

Кожа, из которой сделан кошелек, – маслянисто-гладкая. Внутри я нахожу водительские права, студенческое удостоверение Пенсильванского университета, несколько других карточек и кучу корешков от билетов на концерты. А еще я обнаруживаю там фотографии – десятки фотографий. На всех одна и та же пожилая женщина, с такой же темной кожей, как у Малькольма, и глубоко посаженными глазами. На многих фото он рядом с ней. Вот он задувает пять свечек на домашнем пироге, который держит в руках эта женщина. А вот он стоит в шапочке и мантии, а женщина, которая выглядит куда более хрупкой, улыбается ему. На самом последнем фото он целует ее в щеку, а она лежит на кровати – явно в больнице.

– Это бабушка. Она забрала меня, когда мне было шесть. Именно благодаря ей я попал в колледж. Когда она заболела, я лишился стипендии, потому что должен был заботиться о ней. А когда ей понадобилось еще больше денег на лечение, я взялся за эту работу – найти женщину, которую обвинили в убийстве. И я уверен, что я ее найду.

Он по-прежнему смотрит на меня, почти что провоцируя меня усомниться в его мотивах.

– Думаешь, я подписался бы на это, если бы знал, что в итоге буду ехать в багажнике – вероятно, с перспективой оказаться в неглубокой могиле?

– Но ты не прочь обречь на такую судьбу меня и маму? Незнание не освобождает от ответственности.

Скрипнув зубами, он отвечает:

– Ты вообще слушаешь? Я ничего не знал о тебе. Я даже не знал ничего о твоей маме – кроме того, что я прочитал в полицейском отчете и нашел онлайн. Имя и несколько фото, несколько разрозненных фактов. Вот и все.

Он ждет, пока я чуть отойду и начну дышать ровнее.

– Предполагалось, что я отправлю уведомление, когда найду ее, но я засомневался, когда, – он замолкает на несколько секунд, – …узнал о тебе. И тут ко мне явился наш общий знакомый и стал угрожать выбить мне зубы, если я не выдам ему все, что знаю… – Его голос затихает. – Вы с мамой уже ушли, когда мы добрались до вашего дома. Он потащил меня с собой, решил, что я смогу что-то найти в твоем ноутбуке. Я не нашел. Я даже не стал заходить в твою комнату, так что он мне его вынес.

Только теперь я понимаю, что он считает, будто оправдывается, будто то, что он рассказывает, снимет с него вину в моих глазах.

– Так значит, ты просто ждал в коридоре, пока он пороется в моей комнате и принесет тебе мой ноутбук? Думаю, тебе как раз хватило времени, чтобы украсть то наше с мамой фото, которое я нашла у тебя в кармане.

– Я не подумал. Я просто… не хотел, чтобы оно ему досталось.

Мой голос холоден как лед.

– Ты привел его к мотелю.

– Он бы убил меня, если бы я этого не сделал. Я взломал уличные и дорожные камеры, и мне понадобилась пара дней, но количество мест, где можно спрятаться, ограничено.

– А моя мама? Ты рассказал ему, где найти и ее тоже?

Он качает головой, его глаза совсем рядом с моими.

– Я не знаю, где она. Я думал, она с тобой. Это правда.

Проблема не в том, что я считаю, будто он врет. Я ему верю. И если он не знает, где моя мама, я просто не понимаю, что делать дальше.

– Сможешь найти ее так же, как меня?

– Честно? Единственная причина, по которой ее нашли на этот раз…

– Из-за меня. Это я создала профиль на сайте знакомств и загрузила то фото.

Я моргаю, чувствуя, как что-то колет глаза, и понимаю, что Малькольм смотрит на меня. Он не отводит взгляд.

– Что? – спрашиваю я.

– Я не врал. В новостях рассказали то же, что говорил я.

Нет, он не врал. Но от того, что он дословно повторил историю, правдой она не становится – и выражение моего лица это выдает.

Взмахнув руками настолько, насколько ему позволяют его ребра – в которых явно есть несколько трещин, если не переломов, – Малькольм произносит:

– И что теперь? Больше у меня ничего нет.

Он показывает обратно на офис администрации.

– Я говорю тебе правду. Она тебя не устраивает, слушай, я понимаю – такая правда никого не порадует. Тогда я показываю тебе репортаж, в котором рассказывают то же самое, и ты по-прежнему не хочешь верить. А ведь это даже не старый репортаж, ему лет пять, а история все та же. И правда не изменится, так что…

Он резко замолкает, подавившись словами, когда я подхожу к нему вплотную.

– Пять лет назад? Ты уверен?

– Даааа. – Он произносит это протяжно, стараясь отодвинуться, но я буквально нависаю над ним.

Меня даже не волнует, что мама, получается, соврала мне и в этом. Потому что теперь я знаю, что делать.

Мой дедушка не умер до моего рождения.

И Малькольм поможет мне найти его.

Вербовка

Когда я сообщаю о своем плане Малькольму, он смеется.

– Ну да, конечно.

Когда я не смеюсь в ответ, он хмурится.

– У тебя есть предсмертное желание? Посмотри на мое лицо. Вот что случится, если нас поймают. Что, думаешь, охотник за головами обойдется с тобой получше, потому что ты девочка? Он сделает все, что потребуется, чтобы найти твою маму и получить свои сто тысяч.

– Сто тысяч долларов? – Я чувствую, как подгибаются колени. – Столько миссис Эббот готова заплатить за мою маму?

Малькольм косится на меня.

– Она ждала больше десяти лет, чтобы найти убийцу своего сына.

Я резко выпрямляюсь.

– Перестань так ее называть. Ты же тоже видел репортаж. Ты слышал, что говорил мой дедушка. Он не думал, что она это сделала, а он знает ее лучше, чем кто угодно еще.

– Это называется «отрицание».

– Нет, это называется «сомнение», и именно это чувство я сейчас испытываю в отношении тебя. Если бы ты не был так одержим своим желанием получить награду, ты бы тоже задался этим вопросом.

Впервые с того момента, как я нашла Малькольма в багажнике, я поворачиваюсь к нему спиной. Я больше его не боюсь, и мне кажется, что он почувствует себя оскорбленным, если я покажу ему это. Прикусив губы в попытке отвлечься от боли в груди, я снова поворачиваюсь к нему.

– Вот чего я хочу: поговорить с мамой, услышать от нее правду. Но я не могу этого сделать. Ты только что подтвердил, что единственный человек, который по-прежнему верит в ее невиновность, еще жив. А ты столько всего изучил, пытаясь выяснить, где найти мою мать. Ты же знаешь, где он, так ведь?

Малькольм смотрит на меня и ругается себе под нос.

– Он живет в доме престарелых в окрестностях Филадельфии, в тщательно охраняемом доме престарелых. Кроме того, персоналу дали инструкции звонить детективу, если кто-то хотя бы приблизится к нему. А потом звонок будет передан людям вроде нашего знакомого в сапогах со стальными носками. Догадаешься, что случится, если ты туда явишься? А если я буду с тобой? Держу пари, это будет еще круче, чем сидеть в багажнике. Так что, нет. Можешь взяться за свое оружие и спросить у меня еще что-нибудь.

Я снова беру в руку свой самодельный нож, но совершено непроизвольно, вовсе не желая запугивать Малькольма. Хотя он выглядит уверенным, его взгляд слегка дергается, как тогда, когда мы прятались под кроватью. Он не недоверчив, он напуган.

– Подумай о…

– О, я уже подумал. Видишь ли, когда ты день за днем лежишь связанным в багажнике, заняться особо нечем. Насколько я понимаю, твоя мама собирается вернуться за тобой, как только решит, что это безопасно. Пока я держусь рядом с тобой, я смогу сразу же заметить ее появление, позвонить куда надо, получить свои деньги, перевести свою бабушку в больницу получше и забыть, что кто-то из вас вообще существовал. Вот мой план. Твой план… – Он поднимает брови так сильно, что они почти касаются линии волос. – Любой план, для которого потребуется добровольно приближаться к людям вроде того охотника за головами, может идти к черту.

– Но в этом-то все и дело, – отвечаю я. – Безопасно уже не станет. Я никогда не буду в безопасности рядом с ней, если за ней охотятся. Она это знает. Вот почему она ушла, вот почему она не возвращается.