Конвоир

Остальные, повечеряв, затеяли говорить. Намолчались по пути в цитадель и в самой цитадели. А здесь – притерлись уже друг к другу, и конвоир всего один, и вдобавок в стороне.

– Жаль, родничок маленький,– сказал Муг, – рыбы наловили бы, ушицы сварили…

– Нажарить тоже неплохо бы, – добавил молчавший доселе Лейт.

– Слышь, братцы, – встрепенулся Фола, – а почему этот…наш… говорит, что огня не можно будет жечь? Как без огня-то? И зверей отпугивает.

– Одних отпугивает, других приманивает, – усмехнулся Лейт. – Да и не зверей тут бояться нужно.

– Ты о чем? – спросил Тевено. Он думал о приятеле своем Рене, о вольной ватаге, с которой тот водил компанию, и где мог бы сейчас оказаться сам Тевено.

– О чем, о чем… – Лейт сплюнул, не впервые за день, но не от отвращения, а от сглаза. – Они разные бывают.

– Так они, я слышал, тоже огня боятся, – возбужденно сообщил Фола. – И брани… это… непристойной.

Квилл ухмыльнулся, однако промолчал.

– Которые самые слабые, может, и боятся, – мрачно сказал Лейт. – Таких-то, конечно, отпугнуть, если знать как, труда не станет. А самые сильные – они самые злые и есть, и твой костер и ругань твоя им нипочем, словно камню укус комариный. А слаще мяса человечьего для них ничего нет. Хуже волков они, хуже рысей голодных.

– У нас в деревне, – зашептал Муг, – был один… охотник… белок бил и перекупщикам продавал. Вот пошел он как-то в лес, и не везло ему очень. Ни белки не встретит, ни лисы, никого. А навстречу ему – некоторый малый. Тоже с виду как бы охотник, только бледный шибко, синюшный, как с похмелья. Пошли, говорит, дальше вместе. Я тебя выведу туда, где гулоны водятся. Тот, дурак, обрадовался, и говорит – раз такое дело, за тобой куда угодно пойду. И белки, главное, как пошли они, кругом так скачут. А чужой говорит – не стреляй, поценнее добычу спугнешь. А лес все глуше, все темнее… И впрямь вдруг гулон из-за дерева выскакивает, хвостом пушистым след заметает… Охотник уж и прицелился, да что-то кольнуло его. Обернулся он на своего спутника, а тот уже ростом выше самых высоких деревьев. И ручищи к нему тянет, и каждый палец длиной в целый ствол, и когти на них железные! Охотник – бежать, да так, как никогда в жизни не бегал! Сам не помнил, как до деревни добрался. А после этого стал болеть и чахнуть, а однажды в лес ушел и там запропал насовсем.

– Это точно, – подтвердил Лейт. Если дал нелюдю обещание – а он же обещал куда угодно с ним пойти – придется держать. Иначе убьет. Или скрадет душу и в клетку заточит.

– Какую душу, если он его сожрать хотел? – удивился Фола.

– Сожрать! – бросил Квилл. – Это сам твой охотник обожрался грибов дурных, вот и примерещилось невесть что. От них же и помер.

Тут некоторое время, несмотря на это замечание, продлился спор, что для нежити нужнее – человечья душа, или мясо, или кровь, и ни к чему этот спор не привел.

– А вот еще я слышал, – возбужденно продолжал Фола, – женщин у них нет совсем. Потому они женщин и воруют. А какая родит от нежитя, тотчас же и умрет.

– Тоже мне! – возразил Фола. – Они из дерева родятся.

– И не из дерева, а из земли!

– И от людей их всегда отличить можно! Если только знать как…

– У них ноздря одна.

– И глаз на груди!

– Одежду не на ту сторону запахивают!

– А колчан носят на животе!

– А на ногах – копыта!

– Да нет, птичьи когти…

Тевено этот разговор был почему-то неприятен. Он встал и отошел от костра, оказавшись между ним и деревом, рядом с которым сидел конвоир и, казалось, спал. У костра оставался еще один человек, которого разговор не просто раздражал – злил.

– Чушь это все и глупость! – сказал Квилл. – Сами себя запугиваете. А умные-то люди говорят – в лесу не нежити бояться надо, в лесу разбойников бояться надо. Нам же и разбойников опасаться нечего.

– Почему? – морща лоб, подозрительно спросил Лейт.

– Да повстречайся нам лихие люди, они на него нападут! – Квилл махнул рукой в сторону конвоира. – А нас не тронут.

Нет, Орен не спал. Тевено не заметит, когда тот поднял голову и стал прислушиваться к разговору. А может, он с самого начала прислушивался?

– Не тронут вас, говоришь, – медленно произнес он.

– А чего нас трогать? – продолжал хорохориться Квилл.– Ни нам до них, ни им до нас дела нет. Мы народ бедный, ни денег, ни товару при нас никакого…

– Дураки! Вы сами – товар. Потому вас и охраняют.

До Квилла не сразу, но все-таки дошло, что имел в виду конвоир. Поняв, он взбеленился.

– Тогда какая разница между разбойниками и крепостью твоей?

– А такая. Крепость гоняет людей на работы. Это на время. А рабство – это навсегда.

Блики костра играли на его лице, и неясно было, усмехается он при этих словах, или нет. Приглядевшись к нему, Тевено заметил то, чего не видел прежде – у Орена были разные глаза, один карий, другой серый. И это уж точно не было игрой огня.

Пальцы его правой руки безостановочно двигались. Он словно бы разминал какую-то щепочку… или трубочку. Скорее трубочку – она была закругленная и гладкая.

– Что это? – спросил Тевено.

– Амулет, – ответил конвоир. После паузы добавил: – И еще, чтобы пальцы упражнять… для стрельбы.

Тевено стрелять не учили, даже из лука. Но в деревне были охотники, и он ни разу не видел, чтоб они упражняли пальцы таким образом. Однако у пограничников, наверное, свои приемы… тем более, для самострела.

Орен молчал, не выказывая намерений продолжать беседы, и Тевено отошел от него.

– Спать хочется, – сказал он остальным.

– И в самом деле, – Муг зевнул. – Заболтались мы, а завтра опять целый день двигать. Давайте спать.

Костер они заливать не стали, оставили догорать. Засыпая, Тевено видел фигуру конвоира, сидевшего прислонясь к дереву, точно и впрямь слившегося с ним, и слышал, как Фола бормотал, неизвестно к кому обращаясь:

– А вот оборотни… они могут в любого зверя… или человек… и никак… никак не отличить….

Орен поднял их на рассвете. Кострище велел засыпать. Потом они вернулись на дорогу. На сей раз топали пободрее – попривыкли немного, да и не случилось с ними ничего страшного, и это, как бы ни пугали они себя с вечера, вселяло некоторую уверенность в будущем.

Постепенно лес становился все мрачнее. Здесь росли по преимуществу ели, старые, черные, мощные, обросшие лишайником. Между иными стволами тянулась завеса паутины в несколько слоев – такую и ветер не колебал. Впрочем, ветра не было. Свет пробивался сквозь деревья только над самой дорогой, а отступи с нее на шаг, и окажешься во тьме.

Если вчера они сохраняли видимость строя, то сегодня сбились в кучу и шагали, как хотели. Орен по-прежнему шел последним. Хотя, с его ростом он мог видеть дорогу и поверх голов остальных. После того, как они снялись со стоянки, он не проронил ни слова, но в целом вел себя не более нелюдимо, чем вчера.

Однако к середине дня он стал выказывать некие признаки беспокойства. Велел всем ускорить шаг, и стоило кому-то замешкаться, сразу же подгонял. Тевено прислушивался и присматривался, пытаясь понять причины таких действий. Каков бы тяжел ни был нрав конвоира, вряд ли он заторопил их из одной лишь вредности ( как, похоже, считали Квилл и прочие). Но Тевено ничего не замечал, а может, спешка мешала ему заметить.

– Быстрее, – сквозь зубы приговаривал Орен. – Быстрее.

– Да что ж это такое! – взорвался Квилл. – Что ж нам – до Рауди бегом бежать? Или ты уморить нас хочешь, чтоб мы задохнулись?

Если он будет столько болтать, то задохнется еще быстрее, подумал Тевено, но додумать не успел. Фола ойкнул. А вслед за ним услышали и другие.

Позади них в лесу что-то ломилось сквозь деревья. И вряд ли это мог быть человек.

Шум раздавался по правую руку от дороги. В нем были уже различимы топот и треск.

Орен мотнул головой влево.

– Прочь с дороги и на деревья!

Они подчинились, двигаясь вприпрыжку через трухлявые лежачие стволы, поваленные не бурями и не людьми, а только временем. Полезли вверх, хватаясь за мохнатые, пружинящие под ногами ветки. Неуклюжий Муг умудрился сверзиться на землю, и Тевено пришлось его подсаживать. При этом он обернулся, и сердце у него заныло.

Верхушки вековых елей отчаянно затряслись, и на дорогу что-то выдвинулось… высунулось…выбежало.

Это оказалась не нежить, какой они стращали друг друга у костра, а всего лишь зверь. Но , пожалуй, лучше бы это была нежить.

Тевено никогда не видел кутху воочию, но слышать – слышал, и сразу узнал. По очертаниями тела кутха более всего напоминал кабана, а вот ростом был примерно с быка. И морда у него была такая, какой ни у быка, ни у кабана нет и быть не может. Ни рогов, ни клыков. зато непомерно вытянутые вперед челюсти, больше всей остальной головы, украшенные острыми мощными зубами. Кутха питался в основном зверьем поменьше, но, говорят, не брезговал и человечиной.

Орен не последовал за своими подопечными. Он внимательно следил за хищником, который, выбежав на дорогу, внезапно остановился.

– Стреляй! – просипел Муг прямо над головой у Тевено.

Но Орен даже не расчехлил самострела.

– Да стреляй же! – душераздирающе завопил Квилл.

Кутха развернулся и понесся в их сторону.

Тевено поднял ставшую вялой руку и уронил ее. Он вдруг представил, как кутха бьется башкой о дерево, как раскачивается ствол, как падают на землю те, кто не смогли удержаться…

Орен завизжал. Нет, визгом звук, что вырвался из его груди назвать было нельзя, но уши от него закладывало. Кутха снова развернулся. И ринулся на конвоира. В ужасе Тевено надеялся, что хотя бы сейчас Орен выстрелит. Но вместо того Орен, легко оттолкнувшись от земли, перекувырнулся и прошелся колесом, исчезнув из поля зрения кутхи. Тот дернулся как ужаленный и понесся в другом направлении. Это длилось несколько мгновений – мелькали в воздухе руки и ноги, красная куртка описывала невероятные круги, дорожная пыль фонтанами выбивалась из-под копыт кутхи. Тевено не удалось следить, как Орен сумел подобраться к хищнику, не будучи сбитым с ног. Но с внезапной ясностью увидел , что Орен стоит перед кутхой и – Тевено не верил обственным глазам – ухватил хищника за нижнюю челюсть. Левой рукой.

Пусть Орен не производил впечатления сильного человека, подконвойные успели убедиться, что слабым его не назовешь. Но чтоб он мог сдержать такую тушу? И не только сдержать – Орен развернул голову кутхи от себя, и в этот миг Тевено готов был предположить, будто пограничник просто свернет чудищу шею. Он ошибся. В правой руке Орна взмыл топор, который конвоир успел высвободить из петли, и пал на загривок кутхи. Тевено решил, что Орен свихнулся – свиней никогда не бьют таким ударом, а у кутхи загривок куда более мощный, чем у любого секача. Но лезвие вошло почти по рукоять. Орен, выпустивший топорище, отскочил назад. Кутха постоял, неестественно свесив полуотрубленную голову, потом передние ноги его подкосились, и он рухнул на дрогу.

Прошло некоторое время, прежде чем сотоварищи Тевено, убедившись, что кутха не собирается вскакивать на ноги, а из лесу не показывается его родня, рискнули слезть с деревьев и медленно побрели к дороге.

Орен не двигался с места. И приблизившись, они поняли, почему. Кутха, может, и подыхал, но тело его еще сотрясали конвульсии, и не соблюдая осторожности, можно было получить удар копытом, способный раздробить кость. Молча, словно зачарованные, они смотрели, как кутха замирает.

Затем Фола произнес:

– А его разделать, наверное, можно…

Никому в голову этого не пришло. Но у Фолы голод, видимо, пересилил недавний страх.

– Попробуй, – откликнулся Орен.

Фола мялся, поглядывая то на конвоира, то на остальных. Он не понимал, шутит Орен или нет. Тевено тоже этого не понимал.

– Попробуй, – повторил Орен.

Фола сделал нерешительный шажок к туше. Покосился на рукоятку топора.

– Чтой-то мне не хочется, – сообщил он.

Орен шагнул вперед, с видимым усилием вырвал топор из загривка кутхи. При этом Тевено обратил внимание, что хотя под тушей натекла целая лужа темной крови, на лицо и одежду пограничника не попало ни капли. А может, на красной куртке не было видно.

– Тогда нечего стоять, – сказал конвоир. – Идите.

Место для ночлега на сей раз он определил возле небольшой речки. Берег с их стороны был пологий, к воде выходил широкой песчаной полосой, с обеих сторон окруженной негустым ивняком. На противоположном крутом берегу был тот же ельник, но начинался он не у кромки обрыва, а несколько дальше.

После того, как они умылись и напились воды, Орен не разрешил оставаться на берегу. Не разрешил он и разводить костра.

– Есть же хочется!– возмутился Муг. – Что нам, пустые сухари грызть?

– Кто хочет, пусть ловит рыбу.

– Какую рыбу, если огонь нельзя развести?

– Сьеште сырой.

И опять нельзя понять, шутит он или нет. Или издевается. После этого он, как и в прошлый вечер, ушел осмотреться. Никто его совету насчет рыбы не последовал. Где это видано – рыбу сырой есть! Поужинали сухарями, запивая водой. Вчерашний ужин вспоминали, как пиршество. Настроение, в общем, было унылое, а кое у кого и похуже.

– Этот гад нарочно не стрелял, – сквозь зубы пробормотал Квилл. – Нас на растерзание кутхе отдать хотел.

– Если б ты не заорал, кутха, может, мимо бы пробежал, – сказал Тевено.

– Если б он выстрелил, я бы не кричал, – упорствовал Квилл.– Все ведь видели, что он не хотел нас провожать. Вот и злобствует…

Внезапно Квилл умолк – Орен вернулся. Опустился на землю в стороне от остальных и принялся обстоятельно чистить топор. Тевено встал и подошел к нему. Конвоир не повернулся.

Надо было решаться. Тевено понимал, что если он чуть промедлит, у него не хватит смелости задать вопрос.

– Орен, почему ты не стрелял?

– У кутхи шкура очень толстая, – спокойно ответит пограничник. – Его стрелой не убьешь, только ранишь. А на загривке у него слабое место. как у человека. А там, откуда я родом, учат убивать с одного удара. Если уж обязательно нужно убить.

– Почему?

– Чтобы не причинять мучений.

– И зверям?

– Особенно зверям. Кто радуется боли, сам испытает боль.

Все разъяснилось. Но нечто в словах конвоира смущало Тевено. Не было ничего сходного в том, что сказал Орен, с речами захожих жрецов или деревенских заклинателей. И в то же время было. Тевено вздохнул и уселся рядом с конвоиром.