Не будите спящую принцессу

— Зачем вообще тогда сюда ехал? К колодцу надо было!

— Так сказано же — как пожарную тревогу бьют, поспешать к месту возгорания немедля...

— А остальные где?

— Нету их в городе. В садах они. Вишенки поливают... дождя-то нету.

Вассерсуп размахнулся и невеликим кулаком саданул водовоза по скуле.

Я отвернулась. Но зрелище внутри двора было не лучше. Проинструктированные приставом горожане так бойко махали лопатами, что порушили не только незасыпанную могилу Шнауцера, но и всю лужайку с захоронениями. Как сказал бы какой-нибудь отсутствующий в Киндергартене алхимик, за неимением стихии воды со стихией огня боролась стихия земли. Похоже, у них был шанс помешать распространению огня, но потушить — вряд ли. Дым висел над двором, черный, как грозовая туча.

— Адские силы выбрались на волю, — прохрипел поблизости Суперстаар. Он прижимал к груди спасенную святыню, лицо и волосы его были в саже, по щекам катились слезы.

Если б я сказала доброму ректору, что такое явление, в принципе, возможно, чему я была свидетельницей, он бы все равно мне не поверил. Тем более, что Суперстаар и не собирался меня слушать. Он прислонил образ к покосившемуся надгробию и снова заковылял к горящему храму.

Я бросилась за ним.

— Куда вы! Вы ведь уже спасли, что хотели!

— А архивы?

— Какие еще, к Ядреной Фене, архивы?

— Во-первых, не поминайте языческих богов. Во-вторых, я говорю об уникальном собрании манускриптов, хранящихся в дальнем приделе храма. Там есть документы, которым не одна сотня лет. Вы поняли?

— Поняла, что я полная дура, — буркнула я.

«И что мне было вчера не в книжную лавку шляться, а зайти к присноблаженному Фогелю? И что мне было к тому небольшому количеству заклинаний, выученных в МГБ, не добавить еще одно — противопожарное?»

Во двор, толкаясь и разливая драгоценную влагу, ввалились те, кого Гезанг послал к колодцу. Я выхватила ведро у ближайшего и окатила себя водой. Хватило также и ректору.

— Что вы делаете? — отплевываясь, возмутился он.

— Принимаю меры безопасности. Как вы сказали — в дальнем приделе? Бежим, может, еще что-то спасем.

В Ойойкумене не так много людей, сумевших побывать на Том-еще-Свете и вернуться. Наверное, только я и есть. Свидетельствую — ничего страшного там нет. Так, печальная призрачная долина. Но меня предупредили — это не все посмертие, а наиболее населенная его часть. Праведники попадают в Злачное Место, а самые большие злодеи низвергаются в Тартарары. Подчеркиваю — чтобы заслужить квартиру на нижнем этаже, нужно быть редкостным гнусом. Достаточно сказать, что никто из павшей в былых войнах солдатни, составившей Армию Теней — а были они убийцами как до смерти, так и после нее — в Тартарары не попал.

В отличие от солдат Армии Теней я никого не убивала (без необходимости) и не грабила (предпочитаю честный обман). Но теперь могу предположить, что еще до смерти получила некоторое представление о том, как пресловутые Тартарары выглядят. Впрочем, в тот момент, когда мы с ректором бросились в огненные врата, я не была уверена, что смерть еще не наступила. И больше я такой подвиг повторить не решусь, даже ради ценнейшего манускрипта в мире.

Если бы не Суперстаар, я бы ничего не нашла и вообще не добралась бы до места. Никогда не подозревала, что храм Присноблаженного Фогеля столь велик. Точно — изнутри он явно был больше, чем снаружи. Или так казалось из-за дыма, затянувшего все помещения. Но Суперстаар, несомненно, мог бы найти дорогу и в полном мраке и вел, не сбиваясь с курса. Перед низкой дверью он извлек связку ключей, но тут же его сотряс приступ неукротимого кашля. И то — дым забивал легкие.

— Открывайте, ректор, пока крыша не рухнула!

— Не могу... руки трясутся...

Я разбежалась и пнула дверь. Со всей силой, но без особой надежды. В подобных строениях двери обычно дубовые и окованные железом. На счастье, именно здесь строители схалтурили. Дверь слетела с петель, и мы ввалились внутрь.

В полумраке смутно виднелись полки, заставленные, свитками, книгами, просто пачками листов.

— Что здесь самое ценное?

— Здесь все бесценно... — проперхал Суперстаар.

— Тогда хватаем все, что можем — и ходу!

Обратный путь показался еще хуже. Крыша держалась из последних сил. Мы еле уворачивались от ливня горящих искр и града черепицы.

А когда мы выскочили во двор, аккурат за нашими спинами рухнула несущая балка.

Суперстаар в изнеможении опустился на искрошившиеся ступени — они не выдержали, и он поехал вниз, как ребенок с горки. Я поплелась следом и получила прямо в физиономию полную кастрюлю воды. Ту же порцию отмерили и ректору.

Это вернувшийся Гезанг приказал облить нас с головы до ног. И правильно сделал — одежду и волосы, несмотря на принятые мною предосторожности, мы подпалили.

Ректор, правда, действий экс-пожарного не оценил.

— Что вы натворили! Пергаменты! Вы погубили их!

Увы — документы, спасенные из огня, тут же намокли. Я со вздохом выпустила из объятий спасенные манускрипты, положив их к ногам ректора.

— Вот, получите. Потом я помогу вам разобрать то, что уцелело.

От нас с Суперстааром валил пар. Какой-то сознательный горожанин протянул мне большую стеклянную бутыль со словами: «У вас волосы дымятся». Жидкость в бутыли выглядела вполне прозрачной, но, прежде чем вылить ее себе на голову, я сообразила, вытянув пробку, понюхать содержимое.

— Урод! Ты что, сжечь меня хотел?

Дымящуюся прядь я предпочла вырвать. Сознательный побледнел и проблеял нечто нечленораздельное.

— И где ты это взял?

— В целительской лавке... и там же написано было: «вода».

Грамотный попался, на мою голову. В прямом смысле. Aqua там, конечно, было написано, но прибавлено еще и vitae.

Раздался оглушительный грохот. Это окончательно рухнула крыша. Несмотря на весь жар, меня что-то зазнобило. И я почувствовала, что кое-где пламя меня лизнуло. Ладно, пара-тройка ожогов моей красоты не испортит...

Я приложилась к бутылке с аквавитой, потом, подумавши, передала ее возникшему рядом Гезангу. Покуда тот пил, в очередь выстроились Вайн, Вайб и, что характерно, ван Штанген. Большинство народу во дворе были в саже и копоти, мокрые и встрепанные, а самым большим чучелом выглядела я. Дознаватель же был чист, словно только что с парада. Или даже перед парадом. Немного запыхался, и все. И как ему это удается?

Суперстаар плакал, перебирая мокрые пергаменты. Горожане продолжали заливать развалины водой из подручных посудин (если они притащили не одну бутыль с аквавитой, можно их поздравить) и забрасывать землей. Из ямы, в которой с трудом опознавалась могила, торчал позабытый всеми гроб.

— Да, таких похорон Киндергартен точно не видел, — пробормотала я. — И, надеюсь, впредь не увидит.

Ван Штанген залпом допил остатки аквавиты, поставил бутыль на землю, коротко поклонился мне — вот уж чего не ожидала. Спросил:

— Жертвы есть?

— Погибших нет, — ответил Гезанг. — Но с дюжину народу с ожогами разных степеней. Тех, которые в истерике, я не считал.

— Надо бы оказать медицинскую помощь, —сказала я.

Отозвался подошедший Пулькер — он слышал мою реплику.

— А доктора опять нет. И в этом весь наш почтенный Обструкций — как только он нужен, его не доищешься.

— Ну, сегодня он не сваливал с места событий, — защитила я медикуса. — Доктора не было с самого начала.

— Вот как? — медленно произнес ван Штанген. — А почему его не было?

Никто из нас не сумел ему ответить.

Испытания в тот день на сем не закончились. Поначалу мы нашли подводу и загрузили на нее Суперстаара со спасенными реликвиями. Им предстояло найти временное пристанище в ратуше. Вассерсуп, махнув рукой, дал на это разрешение. У него и без того было полно забот. Храм сгорел, что в ближайшем будущем означало невосполнимый урон для городской казны. Даже то, что драгоценный образ спасен, а большого пожара удалось избежать, не могло утешить бургомистра.

Было слишком поздно, чтобы заниматься разбором вынесенных из огня документов, и мы все слишком устали. Единственное, чего мне хотелось, добраться до дому и переодеться. Но когда я пришла к себе, оказалось, что у дверей меня ожидает посетительница — почтенная горожанка средних лет. В последние дни как на подбор образовались у меня собеседницы: экономка Шнауцера, госпожа Мюсли, мамаша Фикхен... Но к ним я сама приходила, а этой-то что от меня надо?

— Помощи, — простонала посетительница, сложив руки на обширной груди. — Не откажите в помощи, милиса!

Я отперла дверь, с тоской озирая прилипшую к телу одежду. Сегодня постирать уж точно не придется.

— Вот что. Я сейчас переоденусь, а вы сядьте и успокойтесь. А потом расскажете, как вас зовут, и что вас привело ко мне в столь неурочный час.

Уже стемнело, а порядочные женщины в Киндергартене в это время из дома не выходят. А непорядочных здесь не водится. Исключения — типа меня — лишь подтверждают правило.

Она представилась, как только я вернулась в домашнем платье — с неотмытой копотью на лице и подпаленными волосами оно меня еще больше украсило. И ответ на первый вопрос заключал в себе ответ и на второй.

— Меня зовут Бундеслига Штюккер...

— А! Жена сапожника!

— Так точно, милиса.

— Я слышала, ван Штанген посадил вашего мужа.

— Потому я и пришла.

— А я-то здесь при чем? Дело передано в ведение герцогской полиции, меня от следствия отстранили.

— Но Сай не виноват!

— Да знаю я, что не мог он убить портного Броско...

— Не в этом дело... Там, конечно, все ненарочно вышло. Но даже если б он портного злоумышленно застрелил... Сая уже судили за это.

— Верно. Приговорили к штрафу. И никто не может быть осужден дважды за одно и то же преступление. Есть такой закон. Хотя закон — что дышло...

Сапожничиха всхлипнула, но сдержала слезы. При том, что у нее, в отличие от госпожи Мюсли, были причины плакать.

— Этот приезжий господин... он думает, что мой бедный Сай причастен к гибели советника Шнауцера... и не только.

— Что значит «не только»?

— Сегодня они приходили снова... уже вечером... они ищут того, кто устроил пожар... и снова спрашивали про Сая.

Мысль о поджоге до сего момента не приходила мне в голову. День, как было помянуто, выдался теплый, сухой, в храме горело множество свечей и толпилось большое количество народу. Пожар вполне мог возникнуть случайно. И все же...

— Ну, Бундхен — ничего, что я так запросто? — этого преступления ван Штанген вашему мужу не пришьет. Во время пожара он благополучно сидел в узилище.

— Я то же и сказала... а они, идолы мордатые, знай себе твердят: это неважно! Не поджигал, мол, так мог знать, кто поджег! Все, мол, связано... Госпожа милиса, помогите! Подведут злодеи моего Сая под каторгу и виселицу...

— Что-нибудь одно — либо каторга, либо виселица.

—... а у меня дети, их кормить надо, в ученье отдавать! Никто ж не возьмет детей каторжника! Помогите, а я в долгу не останусь...

Я медлила с ответом. Обирать бедную женщину было неловко, а бесплатно я не работаю принципиально. Впрочем, расплачиваться можно не только деньгами. Не подумайте плохого, я имею в виду информацию.

— Приставы только вас сегодня посетили?

— Нет. Соседка сказывала: они к «Могучему Киндеру» заходили.

— В пивную и просто так люди заходят. Особенно после трудного дня.

— Нет, — повторила сапожничиха и покачала головой. — Выпивку им из «Ушастой козы» носят, мне тамошняя прислуга говорила. И еще куда-то они ходили, только я не знаю, куда...

— Так узнайте. Вдруг это нам поможет.

— Нам? Вы беретесь за это дело?

— Я... попробую. А вы тоже держите ушки на макушке. И как услышите что-нибудь, сообщайте мне.

Она ушла. А я не сразу уснула, несмотря на усталость.

Ван Штанген говорил мне, что гибель Броско и убийство Шнауцера связаны, и я была с ним согласна. А теперь оказалось, что он поставил в тот же ряд и сегодняшний пожар... или поджог?

Мне-то казалось, что это явление никакой мистической подоплеки не имеет. Но вдруг он прав и на сей раз?

После того, что произошло нынче, я не могла с пренебрежением относиться к ван Штангену и его подручным. Не такие уж они были болваны, эти приставы.

Но какое отношение имеет сапожник Штюккер к пожару? Какие такие сведения собирается выжать из него столичный дознаватель?

Хорошо, что погибший Броско жены не имел. Каково бы мне пришлось, если бы и мадам Броско явилась требовать помощи?

Хотя... какое-то здравое соображение здесь есть. Я слишком рано сбросила персону Броско со счетов. Надо проверить его связи. Надеюсь, ван Штанген не будет возражать. Это укладывается в рамки дозволенного мне женского любопытства.

Потом — узнать, что занадобилось столичным сыщикам в «Могучем Киндере». Кроме пива, конечно. Полагаю, там мое появление тоже не вызовет подозрений. Исполняю свой долг по доставке домой подгулявших горожан, и все такое.

Что еще? Ну, разумеется, разбор полетов... то бишь документов, спасенных из огня. Если Суперстаар меня к ним допустит. Должен бы допустить, учитывая мою роль в их спасении. Но я давно перестала верить в людскую благодарность. Ладно, посмотрим по обстоятельствам. А сейчас — умыться и спать... спать...

Однако наутро весь этот замечательный план действий пришлось переиграть. Потому что, едва я успела продрать глаза, как в контору прибежал Бабс и сообщил, что меня вызывают в ратушу. А вот в каком качестве — это еще предстояло выяснить.