Если с собой трудно. «Слепые пятна» личности и внутренние конфликты

Как выстраиваются отношения такого человека с его телом? Во-первых, он использует его для демонстрации силы и власти. Например, мужчинам может быть очень важно обладать сильным, накачанным телом – отсюда увлечение бодибилдингом. Люди описываемой группы могут иметь особый интерес к боксу, боевым искусствам, единоборствам. Нередко их также привлекают силовые виды спорта. Женщины нередко желают получить и утвердить власть над мужчиной посредством собственной привлекательности. В этом случае они могут прибегать к интенсивным занятиям спортом, специальным тренировкам, диетам для того, чтобы получить сексуально притягательное тело. Оно обязательно будет демонстрироваться посредством умело подобранной одежды; волосы, лицо умело оформляются и грамотно подаются. В то же время так бывает далеко не всегда. История знает немало примеров, когда очень властные люди обладали «средней» внешностью и не были особенно привлекательными. Тенденция к доминированию обычно проявляется у такого человека и в сексуальных отношениях. Это властные и контролирующие любовники. Вместе с тем секс часто используется такими людьми как инструмент получения контроля над партнером.

Вторая особенность человека с выраженной тенденцией доминирования во взаимодействии с собственным телом заключается в том, что он ощущает свое тело как подконтрольное ему, подчиняющееся полностью его воле. Например, он получает удовольствие от того, как быстро или долго он может бегать или плавать под водой, как неистово танцевать. Однако при этом ограничения тела, то, что оно может с возрастом слабеть, стареть, игнорируются. Поэтому факт старения или болезни воспринимается болезненно, его осознание сопровождается гневом и импульсом к сопротивлению: «Я не сдамся!» Болезнь страшит такого человека утратой контроля над функциями собственного тела и воспринимается как катастрофа. Он предпринимает героические усилия на пути к выздоровлению, что производит сильное впечатление на окружающих – может переносить серьезные ограничения в пище, полностью изменять стиль жизни, соглашаться на болезненные медицинские вмешательства и т.п. Однако стоит состоянию ухудшиться, становится заметно, как тяжело это переносит человек – он буквально зациклен на теме недопустимости утраты контроля над собственным телом.

Как правило, в стабильных любовных и семейных отношениях такие люди выбирают себе людей, склонных подчиняться, – как гласит народная мудрость, два тигра не уживаются в одной клетке. И даже если партнер на заре совместной жизни проявлял выраженные признаки своеволия, впоследствии происходит четкое распределение власти в паре, и он проявляет себя куда более покладистым. Кроме того, иногда бывает так, что человек с выраженной потребностью в доминировании оставляет за своим партнером (партнершей) полное право принятия решения в какой-то ограниченной области (например, приготовлении пищи или уборке квартиры) при фактическом отсутствии такого права во всех других. Внешне это выглядит как уважение автономии партнера и равноправие с ним, хотя реально это, конечно, не так.

2.3. Конфликт самооценки

Самооценка человека, уровень его самоуважения определяет все его взаимодействие с окружающим миром и другими людьми. Каждый нуждается в том, чтобы ощущать собственную ценность, значимость в своих глазах и глазах других людей; потребность в уважении и признании является фундаментальной человеческой потребностью.

В житейском словарном запасе есть понятия завышенной и заниженной самооценки: таким образом мы предполагаем, что существует некий оптимальный, «средний» уровень оценивания себя, который является в целом адекватным. В данном разделе речь пойдет о людях, имеющих серьезные сложности с тем, чтобы ценить и уважать себя. Сразу оговорюсь, что с этим обычно связаны крайне дискомфортные переживания стыда – сам по себе стыд является одной из самых труднопереносимых эмоций. Ощущение себя неподходящим, плохим, неуместным, нелепым, не таким, как нужно сопровождает конфликт самооценки, и обычно наша психика прибегает к самым разным защитным реакциям, чтобы уйти от этого переживания. Как мы увидим позже, и одна, и вторая форма проявления данного конфликта связаны с недостаточностью переживания человеком собственной ценности – разница лишь в том, каким образом констеллируются (соединяются) психические защиты, каким образом наша психика справляется с болезненным переживанием стыда и собственного «несоответствия».

Болезненно значимой темой для всех людей, переживающих конфликт самооценки, является их личное достоинство и уважение к ним со стороны окружающих. Многие ситуации рассматриваются ими через призму данной темы. Многие обстоятельства могут восприниматься ими как унижающие, подрывающие их достоинство, свидетельствующие о неуважении к ним со стороны окружающих. Например, преподаватель, проверяя студенческие работы, чрезвычайно внимательно подходит к оцениванию показателей антиплагиата. «Они что, думают, что я дурак и меня легко можно провести, подсовывая мне скачанный из интернета материал?» – рассуждает он. – «Я не дам им повода воспринимать меня как лоха». Видите, какой интересный ход мысли? Ему важно в первую очередь не оказаться в унизительной позиции.

Или возьмем другой пример. Молодой человек объясняется в любви девушке, своей коллеге, вместе с которой он трудится в подразделении коммерческой фирмы. Слушая его, она внутренне возмущается: «Он думает, что я наивная дурочка и вот сейчас поверю ему и лягу с ним в постель? Он что, уверен, что я совсем безмозглая?» На самом деле таких мыслей у молодого человека вовсе и нет. Однако девушка крайне насторожена в отношении возможного неуважения, она видит его и там, где для этого нет никаких оснований. Получается так, потому что очень глубоко внутри она ощущает саму себя как кого-то несуразного и глупого, кого-то, кого можно только стыдиться; соответствующее неуважительное отношение приписывается окружающим: «Они меня не уважают!»

Проблемы с самооценкой и самоуважением являются частыми в подростковом и юношеском возрасте. Нередки они и в молодости. Однако большинство людей, становясь старше, отмечают стабилизацию самооценки и самоуважения, чему в немалой степени способствует накопленный жизненный и профессиональный опыт. Однако у людей с описываемым конфликтом этого не происходит – их самоуважение оказывается весьма уязвимым и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят лет, и много позже.

Очень важно здесь отметить, что речь идет не о том, что окружающие люди, семья и коллеги мало поддерживают такого человека, и поэтому ему кажется, что он не заслуживает уважения. Суть в том, что человеку самому очень трудно или невозможно ощутить собственную ценность и самоуважение (в своих глазах) часто вопреки мнению о нем близких или просто других значимых людей. Эту проблему не исправишь, постоянно нахваливая его или давая ему позитивную обратную связь относительно его работы, выполняемых функций, душевных качеств и т.п. Часто можно заметить, что «провал» в переживании самоценности у таких людей испытывается ими именно тогда, когда они переживают объективный успех или получают признание. Например, закончив в срок отчет, такой сотрудник продолжает переживать по поводу его несовершенства (и собственного воображаемого разгильдяйства) даже тогда, когда отчет принят; если же руководитель отзывается об отчете как о «хорошем», они ощущают это как неудачу, как свидетельство собственного провала, ведь «можно было сделать гораздо лучше».

Конфликт самоценности проявляется в двух основных формах: активной и пассивной. Рассмотрим их по отдельности.

Конфликт самооценки: пассивная форма

Пассивная форма конфликта самооценки наблюдается тогда, когда человек хронически переживает провал в чувстве собственного достоинства, ощущая себя как ненужного, неважного, неумного, некрасивого, неудачливого, непривлекательного, непрофессионального, неуместного. Его переживание себя связано с выраженным чувством стыда; это чувство становится хорошо заметным, когда такой человек говорит о себе. Интересно, что оно никак не связано с его реальными успехами и достижениями, внешностью, симпатиями к нему со стороны окружающих. Такой человек с горечью и болью говорит о своем непрофессионализме, будучи прекрасно реализованным профессионально; он всегда недоволен своей внешностью и своим телом, даже тогда, когда нет никаких оснований для этого. Он считает себя плохим сыном и отцом, даже если это очевидно не так. Люди с пассивной формой конфликта самооценки всегда не удовлетворены собой, и в этом нет притворства и гордости: они действительно переживают это весьма болезненно. Иногда их самоунижение кажется демонстративным и преувеличенным. Например, гостья дома делает пышные комплименты хозяйке, уверяя ее, что сама ни за что не смогла бы приготовить такое вкусное блюдо, что дома у нее грязно, потому что, в отличие от таких организованных людей, она никак не может заставить себя систематически поддерживать порядок. Она превозносит ухоженность хозяйки и ее потрясающий внешний вид на контрасте с собой («Не то что я, голова, как у вола», «Моим жирным бокам до вашего изящества далеко, как до Луны!»). От всех этих слов становится попросту неловко. Однако она совсем не лицемерит, когда говорит это, – она искренне так считает. В том, как неумеренно, демонстративно она сообщает об этом, проявляется работа ее бессознательных защит: таким способом, сама того не осознавая, она парадоксальным образом укрепляет ощущение собственного Я («Да, мое Я слабое и ничтожное, но это и есть мое Я!»).

Такой человек чаще всего убежден в собственной сексуальной непривлекательности. Поскольку это в ряде случаев очевидно противоречит реальности, партнер (партнерша) находится в растерянности и недоумении, однако переубедить его практически невозможно. Такой человек может искренне восхищаться красотой и внешностью других людей, однако никак не может принять то, что его тело, внешность также могут заслуживать признания. Парадоксальным образом юные красавицы могут переживать себя как кого-то несуразного, обладающего многочисленными недостатками внешности, слишком толстого или слишком худого. Из-за такого ощущения самого себя такой человек имеет обычно много трудностей в жизни: например, у него очень низкий уровень притязаний, что входит в очевидное противоречие с объективными возможностями, ресурсами и данными, которыми он располагает. Такой сотрудник может годами оставаться в организации, эксплуатирующей и крайне низко оплачивающей его труд, потому что он уверен, что по-настоящему не заслуживает хорошей заработной платы, поскольку не является высокопрофессиональным работником. Девушка вступает в отношения с молодым человеком, заведомо не имеющим никаких серьезных намерений, потому что переживает себя недостаточно хорошей для того, чтобы кто-то мог всерьез рассматривать ее как будущую спутницу жизни. Такой человек часто говорит о себе в неуважительной манере, принижает свои достоинства, что, к сожалению, нередко воспринимается окружающими как сигнал того, что к нему можно соответствующим образом относиться.

Такие люди в подростковом возрасте переживают тяжелейшую, острую неудовлетворенность собой во всех отношениях; в последующие годы, хотя и в несколько смягченной форме, это чувство остается. Что же происходит, когда такой человек начинает стареть, болеть?

Легко понять, что с прожитыми годами, с неизбежными изменениями во внешности такой человек находит все новые поводы для собственной неудовлетворенности собой и своим телом. Довольно часто в личной беседе можно услышать от него (нее) сказанные с горечью слова: «Я сейчас не красива, красива я была в молодости» (она забывает, что в молодости переживала себя как кого-то уродливого), «Я так безобразна», «Голова у меня уже не та, что раньше» (даже если это совсем неправда), «Со мной рядом может быть неприятно, боюсь, что я источаю гадкий запах, как и большинство стариков». Болея же, в особенности серьезно, такой человек воспринимает недуг как новое основание для того, чтобы переживать себя ущербным. «Теперь я никому не нужен», – рассуждает он. – «Я больше ничего не заслуживаю в этой жизни». Болезнь подтверждает чувство собственной несостоятельности и «неподходящести», укрепляет базовое переживание собственного Я таких людей. Именно поэтому на бессознательном уровне человек с пассивной формой конфликта самооценки так ею дорожит.

Здесь мне хочется отдельно отметить один значимый момент. Важным переживанием таких людей, присутствующим в их отношениях с окружающим миром, является обида. Она тесно связана с переживанием их неполноценности: реальные или воображаемые унижения и обиды, нанесенные другими людьми, бьют по самой больной точке такого человека – переживанию чувства собственного достоинства. Он болезненно реагирует на ситуации, где присутствует реальное или воображаемое им стремление окружающих принизить его, он чрезвычайно чувствителен к обидам и в подобных ситуациях «заводится с пол-оборота»: ему больно, он злится, внутри него все буквально прыгает и трясется от обиды; он может защищаться, предъявлять требования и претензии, при этом одновременно выглядит и очень уязвленным, и очень гневным. Во внутреннем мире такого человека обиды занимают особое место. Они долго помнятся, с трудом прощаются (если говорить не о формальном, а о фактическом прощении). Такой человек на каком-то внутреннем уровне ощущает себя несправедливо обиженным всем миром, самой судьбой, тем, чье достоинство попрано, кого так и не признали, тем, кто не ценен по-настоящему ни для кого. Поэтому такого человека трудно назвать кроткой овечкой: не обязательно высказывая это вслух, внутри себя он полон старых обид и ожидает новых. В обиде всегда есть доля агрессии: именно так, непрямым образом, она чаще всего и проявляется у людей с пассивной формой конфликта самооценки. Важно, что в реальной ситуации для этого далеко не всегда присутствуют основания: чаще всего они надуманы либо сильно преувеличены. Например, своим поведением такие люди нередко провоцируют у окружающих несколько пренебрежительное отношение к себе. Например, после того, как такая девушка расскажет своей подруге о том, какой некрасивой считает себя, та может несколько снисходительным тоном дать ей несколько советов «для улучшения внешности». Эти снисходительные нотки в голосе немедленно будут уловлены и вызовут переживания собственного унижения и обиды («Она считает, что вправе свысока разговаривать со мной!») После этого девушка может почувствовать нежелание вообще близко общаться с подругой и постарается держать дистанцию; обида будет занесена во внутренний список и не скоро забудется.

Мотив обиды часто присутствует в отношениях таких людей с миром: это проявляется в отношениях с родственниками и коллегами; именно возможности доверительно поделиться своими обидами и унижениями, получить утешение и поддержку ищут они в близких отношениях с друзьями и представителями противоположного пола. Довольно часто, когда такой человек рассказывает о своей жизни, хорошо слышны нотки обиды и упоминания о многочисленных ситуациях, ставивших под угрозы или обрушивающих их чувство собственного достоинства. В качестве примера приведем отрывок из рассказа молодой женщины о своей работе: «Я работаю там уже восемь лет. Никакого уважительного отношения к сотрудникам, в том числе и к себе, я никогда не видела. У нас из людей выжимают все соки. Чего стоит, например, письмо, которое я недавно получила от своего непосредственного руководителя прошлой зимой! Собственно, не только я, она поставила всех сотрудников отдела в рассылку, это было им всем. “К такому-то числу должно быть это и это. В противном случае на ковер к руководителю департамента”. Что за хамство? Почему они считают, что имеют право обращаться с людьми как со свиньями? И это неуважение во всем. Мелочный контроль за сотрудниками, везде камеры. Один раз я вышла в туалет. Возвращаюсь – меня начальница ищет чуть ли не с собаками. Почему, мол, ты отсутствуешь на рабочем месте? Это вообще что? Может быть, мне вещественные доказательства ей предъявить того, что именно я в туалете делала? И так во всем. За все восемь лет меня не то что ни разу не повысили, меня даже ни разу не похвалили и не наградили ничем. Это вообще мне непонятно, потому что других сотрудников, которые со мной в отделе работают, награждали. В прошлый Новый год выдали почетные грамоты старейшим сотрудникам, дали и той, что работает шесть лет. А я-то восемь! Я так шокирована была, что промолчала. Моя напарница не выдержала – она такая непосредственная девочка, у начальницы спрашивает: “А как же Маша, она восемь лет работает!” А та на меня посмотрела, улыбнулась так и говорит: “Ой, а разве Маша восемь лет? Как-то мы про нее не подумали!” Вот так! Про меня можно даже не вспоминать, да и кто я такая, чтобы обо мне помнить? Тихо работаю себе и все».

Легко понять, что такие люди обычно держатся особняком, не склонны поддерживать контакты с большим количеством людей, но предпочитают доверенных лиц. Они могут выглядеть одинокими или даже очень одинокими.

В близких отношениях человек с пассивной формой конфликта самооценки будет искать того, кто сможет разделить с ним эту историю обид и унижений, поддержать его в восприятии окружающего мира. Очень часто тем общим, что скрепляет отношения и сплачивает пару, становится разделяемая партнерами тема «Нам не хватает» («Мы обделены», «Мир к нам несправедлив»). Каждому есть на что пожаловаться, у каждого есть обиды и грустные истории, которыми хочется поделиться. Она расскажет ему о том, как плохо обходились (и до сих пор обходятся) с нею родители, как подруга оказалась совсем и не подругой. Он поведает ей о происках коллег на работе и о неприятных клиентах, которых приходится обслуживать, о глупом начальнике и несправедливом распределении оплаты труда. Эти двое четко отмежевываются от людей, которых считают более благополучными, чем они сами, не поддерживают с ними отношений. «Униженные и оскорбленные» – так можно сказать об этой паре, и в этом унижении и оскорблении они понимают и поддерживают друг друга. Ситуация, когда беды заканчиваются или их нет на горизонте, непонятна для обоих, в ней нет ни очарования, ни возможности опереться друг на друга. Даже в беззаботные дни они обязательно найдут (или вспомнят) тяжелую ситуацию, которой можно заняться, чтобы привычным образом ощутить себя несчастными.

Именно поэтому такие люди обычно рассказывают о собственной семье и отношениях с родителями (в прошлом и настоящем) в негативном ключе. Конечно, это не означает, что ситуация была безоблачной, вовсе нет – однако, помимо грустных или тяжелых моментов, было и иное. Но такой человек сфокусирован на негативе. Как правило, такой человек сообщает о том, что родители возлагали на него большие ожидания, которые он оказался не в силах оправдать (в сфере успеваемости, профессионального обучения или карьеры, заработка или удачного замужества), в связи с чем отношения с близкими родственниками весьма напряженные. Вероятно, в определенной степени так оно и было, и эти рассказы, по крайней мере отчасти, вполне соответствуют действительности. Однако тяжесть эмоциональных акцентов может оказаться явно преувеличенной по сравнению с реальной ситуацией. Важнее не то, какие ожидания возлагались на такого человека родителями, а то, что в глубине души он чувствует себя неудачником, не оправдавшим собственных надежд. Это очень болезненное чувство. Такому человеку стыдно за самого себя, он привычным образом ощущает себя никчемными неадекватным человеком независимо от того, кем является на самом деле.

Иногда рассказы о семье бывают иными, однако все равно они перекликаются с темой «Я не такой, как надо». Человек может рассказывать о том, какие замечательные люди – его семья и его родственники, как многого добился в жизни его отец, каким интересным человеком является его мать, как она красива, как талантливы его братья и сестры и т.п. В этом взгляде содержится явная идеализация близкого окружения (в реальности это, как правило, вполне обычные люди), на фоне которой человек обесценивает себя («Мне до них далеко», «В отличие от них, у меня нет никаких талантов», «На мне, как сказано в известной поговорке, природа отдохнула»). Здесь снова заметен явный перекос в оценке себя и окружающих, которая очень далека от реальности.

Проходя обучение или работая, люди с пассивной формой конфликта самооценки обычно проявляют себя как трудолюбивые, старательные и ориентированные на высокие достижения: например, сотрудник стремится стать одним из лучших работников подразделения, а студент стремится закрывать сессии только на «отлично». За этим стоит бессознательное стремление таких людей компенсировать чувство собственной ущербности, которое они внутренне отчетливо ощущают. С другой стороны, им крайне неприятно быть объектами порицания и критики, которую они воспринимают крайне болезненно и которая вызывает много обиды. Они боятся стать объектами негативного влияния. Поэтому выговор или публичное замечание для них – нечто крайне неприятное. Таким образом, эти люди – хорошие работники, однако до высоких постов они, как правило, все равно не дослуживаются. Их не выдвигают на посты руководителей подразделений, начальников и даже ведущих специалистов – получив сложную работу, такой человек сильно нервничает («Я не справлюсь с этим!», «У меня не получится!»), ощущая себя неспособным соответствовать ее требованиям. Он впадает в настоящую панику там, где требуется приложить усилия для того, чтобы освоиться и немного подучиться, может обратиться к руководству с просьбой освободить его от сложного, но перспективного поручения. Такие люди работают лучше в условиях постоянного подтверждения их заслуг и подбадривания, в условиях постоянного «положительного подкрепления» самооценки, однако это подтверждение и подбадривание словно падают в бездонную бочку, не задерживаясь внутри, – самооценка не стабилизируется и не возрастает, а остается на прежнем, плачевно низком уровне.

Такого человека обычно привлекает идея обладания значительным имуществом. Им нравится ощущать себя владельцем недвижимости – квартиры или комнаты, дачи с участком земли или сельского домика. Их душу греет сознание того, что они являются владельцами дорогих вещей, что у них есть деньги. Материальные средства сохраняются и приумножаются – такому человеку не очень нравится тратить, он склонен беспокоиться о накоплениях и к зрелому возрасту, как правило, уже делает их. Тенденция к накопительству является бессознательным способом компенсировать переживание собственной неполноценности и почувствовать себя в большей безопасности. Однако даже обладание весьма значительным имуществом или капиталом не делает таких людей самоуверенными зазнайками. Они не склонны даже в этом случае презрительно вспоминать о своих менее обеспеченных знакомых как о неудачниках и превозносить свое величие, самоутверждаться, принижая достоинство окружающих. До конца своих дней они остаются неуверенными, скромными людьми, ощущающими собственную ущербность и стыдящимися самих себя.

Конфликт самооценки: активная форма

Первое впечатление о человеке с активной формой конфликта самооценки убедит вас в том, что у него нет и не может быть никаких проблем с самоуважением. Его уверенность в себе явно граничит с самоуверенностью, а внешне он выглядит ухоженным и благополучным. У него дорогая одежда, прическа всегда в порядке и стильные часы из последней коллекции. Он холоден, надменен и легко замечает недостатки других, в особенности легко – недостатки, связанные с внешним видом окружающих, и признаки, свидетельствующие об их невысоком социальном статусе. Именно он с сомнением посмотрит на вашу старую сумку или раскритикует манеру говорить (которая, с его точки зрения, «деревенская»). Если вы не учились в Стэнфорде или Гарварде, то ваше образование, по его мнению, ничего не стоит. Этот человек делит людей на «особенных» и «быдло», для этого человека нет худшего оскорбления, чем сказать: «Вы, как и все, обычные люди (можете ошибаться, стареть, болеть, нуждаетесь в отдыхе, иногда грустите и т.п.)». Ведь он считает себя совершенно исключительным.

На многих людей контакт с таким человеком производит действие горгоны Медузы: они съеживаются, сразу вспоминая о том, что утром забыли вычистить свои ботинки, а маникюр (прическу, одежду) уже давно пора обновить. Они чувствуют себя какими-то нелепыми и недостойными, и это переживание, в котором много стыда, – результат обесценивания, исходящего от такого человека. Да, с его точки зрения очень немногое вокруг него представляет собой какую-то ценность. Такой студент расскажет вам, что ему приходится учиться вместе с «отстоем» (так он называет однокурсников) у «лузеров безмозглых» (это уже о преподавателях). Это резко контрастирует с тем, как ведут себя люди с пассивной формой описываемого конфликта, описанные выше: они склонны (хотя и не всегда) идеализировать окружающих и обесценивать себя, в данном случае же все наоборот: идеализирование себя на фоне полного обесценивания окружающих. Как это выглядит в контакте?

Такой человек создает и поддерживает в восприятии других людей образ себя как успешного, благополучного, «идеального» человека. Он никогда не расскажет о каких-то своих неудачах, страхах, поражениях, о том, что у него что-то не получается, о том, что он из-за чего-то переживает и с чем-то не справляется. У него «все хорошо». Неопытный или наивный человек может в это поверить, однако этот образ очень далек от реальности: зоны уязвимости тщательно прячутся от посторонних глаз. Такой человек объявит красивую девушку «дешевкой», к которой «ни один нормальный человек не захочет подойти», а все потому, что опасается быть отвергнутым ею (или ему уже дали понять, что он отвергнут). Получается, что он обесценивает все, что реально может поставить под угрозу его «идеальность», случись ему к этому чему-то или кому-то приблизиться.

Такой человек болезненно, нередко с яростью реагирует на любые поступки и высказывания других людей, которые, как ему кажется, могут поставить (или ставят) под сомнение его «идеальность». Например, сотрудница, которая заметит вслух, что пластиковые папки (наподобие той, в которой он принес свой отчет) обычно не слишком удачны с точки зрения удобства, получит немедленный яростный отпор: такому человеку очень трудно переносить ее слова спокойно, потому что он слышит их как указание на собственную, по выражению одного из клиентов, с которым мы вместе работали, «быдловатость», а ситуацию воспринимает как публичное унижение. Иногда какая-то своя привычка или черта, которая явно не выглядит социально привлекательной, выставляется таким человеком напоказ как «неидеальная», и это позволяет на контрасте преподнести все остальное как исключительное. Один мой коллега еще в те времена, когда я работала в бизнесе, любил рассказывать: «Я всегда говорю им: вот, у меня ужасный почерк, ну, чтоб они понимали: хотя бы одним недостатком должен же я обладать – пусть это будет почерк». Для такого человека катастрофично указание на какую-то его ошибку, на то, что ткань, из которой пошит его костюм, кажется, легко мнется, на то, что его машина, по-видимому, добротная (ведь не сказано же, что самая лучшая), что он, как и кто-то, очень умен (если этим кем-то не является выдающаяся личность).

Такой человек поддерживает свой успешный образ любыми способами. Он расскажет вам о своих достижениях и победах, продемонстрирует награды и почетные грамоты, кубки и медали; такой человек не будет скрывать, что учился в самом лучшем учебном заведении (или, наоборот, будет стараться переключить разговор в какое-то другое русло, если вуз, где он учился, – не из «орденоносных»). Он покажет вам свою девушку – редкой красоты модель или весьма успешную в карьере или бизнесе интеллектуалку. Он же будет прятать свою подругу или супругу, если они, как ему кажется, могут «бросить тень» на его «идеальный облик». Он скрывает, что родился в бедной рабочей семье, он стесняется собственной бедно одетой, простоватой старенькой матери. Такой человек может много работать, чтобы его ставили в пример другим сотрудникам или возвысили над ними. Печально, но одним из главных способов самоутверждения и поддержания самооценки является принижение других людей.

Так происходит потому, что самооценка такого человека, вопреки тому, что может показаться – весьма шаткая, неустойчивая, весьма уязвимая. Где-то в глубине души, в тех глубинах, в которые ему не хочется спускаться самому, таится его переживание собственной слабости и ничтожества, его собственное переживание себя как кого-то неуспешного и напуганного, кого он презирает и кого стыдится. Самооценка такого человека ни в коем случае не является высокой, а самоуважение – стабильным и прочным. Все как раз наоборот. Он тратит огромную массу энергии на то, чтобы выстроить и в чужих, и в собственных глазах фальшивый, поддельный образ успешного Я – того, кем ему очень хотелось бы быть, но которым он не является. Эта фальшь легко улавливается в контакте: эти люди слишком лощеные, слишком «идеальные», и вместе с тем такие холодные, что вызывают ассоциации или с манекеном, или с протезом, или со сверкающей искусственной вставной челюстью. Красиво и совершенно фальшиво, безжизненно. Я говорю сейчас не о них самих в целом, а о том фасаде, который они демонстрируют сами себе и окружающему миру.

Когда кто-то добивается успеха, когда в его жизни происходит что-то хорошее – появляется любовь, рождается ребенок, приходит повышение по службе или высокие оценки в учебе – это бесконечно унижает и задевает слабое Я такого человека, напоминая ему о собственной несостоятельности. Такие люди бесконечно завистливы, любой чужой успех воспринимается как отнимающий и без того шаткое чувство собственной ценности. Поэтому, чтобы как-то спасти его, такой человек вынужден обесценивать чужие удачи и достижения. Например, он скажет: «Ума ребенка родить не надо, это и животные могут», «Счастлива, что дурак нашелся и замуж взял, потащила под венец, пока не передумал», «Те, у кого нет мозгов пробиваться своим умом, прячутся за мужа и беременность», «Его повысили, потому что начальник у нас дурак, с чужого голоса поет» и т.п. Девушка с активной формой конфликта самооценки может настолько завидовать приятной внешности своего избранника, что у нее появляются отчетливые фантазии о том, чтобы «отнять» ее. Молодой человек с описываемой формой данного конфликта настолько завидует успехам своей коллеги (и одновременно возлюбленной) в работе, что попеременно чувствует к ней то любовь, то ненависть и вынужден бросить ее, чтобы не разрываться между ними.

Каким образом такой человек строит близкие отношения? Очевидно, что далеко не каждого он подпустит к себе. Выбор партнера обычно обслуживает задачу возвышения собственного Я, поэтому выбираются обычно люди, которые либо помогут сделать его предметом восхищения, либо сами являются им (и отблеск их сияния «освещает» и их партнера). Чаще всего это люди, обладающие атрибутами социального успеха либо обладающие атрибутами, имеющими социальную ценность. Например: девушка с активной формой конфликта самооценки старается найти молодого человека, который очень много зарабатывает либо очень перспективен в плане карьеры, либо является обладателем значительной собственности, либо является отпрыском какой-то известной фамилии, либо обладает очень мужественной, привлекательной внешностью (на худой конец). Она будет «подавать» его на встречах со знакомыми и подругами с самой выгодной стороны, при этом неизменно нервничает, когда кто-то отзовется о нем критически или, с ее точки зрения, обесценивающе – ведь в глубине души она не уверена в том, что сделала правильный выбор, потому что наверняка найдутся еще более успешные молодые люди. Если избранник только начинает свою карьеру и представляет интерес в первую очередь с точки зрения собственной перспективности, она очень беспокоится о том, станет ли он по-настоящему успешным (ее планка при этом очень высока), ведь если нет – получается, она даром вложила свои силы и время в «провальный проект». Поэтому она постоянно подгоняет и понукает его, устраивает ему разносы за разгильдяйство, обзывает слабаком и размазней. Ее избраннику не позавидуешь. В утешение можно сказать только то, что в этой ситуации либо ему действительно (хотя бы из чувства самосохранения) придется стать очень успешным, либо его выкинут, как грязную тряпку. Третьего не дано.

Молодой человек с описываемым видом конфликта постарается выбрать девушку очень красивую либо очень успешную (карьера, известность), либо также принадлежащую к какой-либо известной или богатой фамилии («принцесса королевской крови»). При этом ее ценность в его глазах определяется именно деньгами, известностью или перспективностью: подобным образом некоторые люди кичатся породой собственной кошки или маркой машины, стоящей в их гараже. Стоит ей потерять собственные атрибуты успешности – деньги, стройность или молодость, – она теряет всякую привлекательность в глазах избранника, и ее меняют на более «прокачанную модель». Иногда в подруги выбирается девушка – «серая мышка», которая не слишком хороша собой, не богата и никому неизвестна. В этом случае ей уготована участь восхищаться своим партнером, поддерживать (часто по контрасту с самой собой) его чувство собственной ценности и обслуживать его. Ожидается, что она будет нести всю тяжесть работ по дому и хозяйству (ее будут попрекать за малейший недочет), вкладываться в выполнение всех его дел и обязанностей, в том числе профессиональных, оплачивать его счета и брать для него кредиты, «разруливать» его проблемы и при этом быть ему благодарной за то, что он «осчастливил» ее своим выбором. «Помни, кем ты была до встречи со мной», «Надеюсь, ты не забыла, из какой грязи я тебя вытащил», – то и дело будет она слышать от него. Никакого признания и уважения, даже простой похвалы не дождаться ей от своего избранника, наоборот – ей будут постоянно указывать на ее ошибки и недостатки, попрекать тем, что она ничего не делает для отношений, ничего «не дает», тем, что она «не такая, как нужно». Она столкнется с обесцениванием себя, настолько мощным, что ее самооценка и самоуважение не смогут долго выдерживать его напор. Отношения с человеком, страдающим от активной формы конфликта самооценки, всегда травматичны или, если употребить модное слово, токсичны.

Внутренние потребности такого человека, диктуя ему особенности выбора партнера, также проявляются и при выборе социального окружения. Такой человек изыскивает социальные группы, принадлежность к которым способна выставить его в самом выгодном свете в глазах окружающих и сделать предметом всеобщего восхищения. На страницах в социальных сетях он размещает фотографии с мероприятий для «элиты», легко увидеть его селфи на фоне культовых отечественных и заграничных достопримечательностей, интерьера дорогих магазинов и так далее. Все эти изображения призваны вызвать зависть и восхищение у тех, кто будет их просматривать. Смешно и грустно видеть, как такой человек боится, что его кто-то заметит в компании нестатусных лиц, потому что это, как он чувствует, представляло бы угрозу для его образа в глазах окружающих.

Деньги и собственность очень ценны для такого человека, потому что являются, с его точки зрения, непременным атрибутом успеха и утверждают тем самым его чувство собственного достоинства. Такой человек будет экономить на еде, однако купит дорогую одежду элитной марки. Если у него есть деньги, то ими распоряжаются таким образом, чтобы создать у окружающих впечатление изобилия. А если их нет, он будет стараться выглядеть и вести себя так, словно они у него есть, и приложит все усилия для того, чтобы их реально заполучить.

Внешность и тело эксплуатируются человеком с активной формой конфликта самооценки таким же образом. Ему невыносимо быть обладателем «неидеальной» внешности – неспортивного тела, пивного животика, стареющего лица с морщинами и т.п. Все это переживается как нечто унижающее, подчеркивающее принадлежность к низкому статусу. Поэтому обычно такой человек прикладывает все усилия к тому, чтобы выглядеть молодо, спортивно, привлекательно, и не жалеет для этого ни времени, ни сил, ни средств. Его можно видеть в фитнес-центре, бассейне, у массажиста, хорошего стоматолога, специалиста по уходу за телом или пластического хирурга. Такой мужчина поморщится при виде своего знакомого: «Господи, как можно ходить с желтыми зубами, собери деньги на хорошую процедуру отбеливания!» Такая женщина стоически выдерживает жесткие ограничения в еде и придерживается драконовского режима питания – и все для того, чтобы знакомые восхищались ее стройной, как у юной девушки, фигурой. Они оба ощущают себя неуязвимыми в броне собственной физической формы и искренне не понимают, как другим людям не стыдно и не страшно иметь такие дряблые тела, морщины, сутулость, неухоженные пятки и пигментные пятна. Они исключительно высоко оценивают и свою сексуальную привлекательность – по правде говоря, значительно выше, чем оценили бы их большинство окружающих. Они фантазируют о том, что другие люди мечтают стать их сексуальными партнерами. Учитывая все сказанное, становится понятно, какой драмой для такого человека становятся старение и связанные с ним неизбежные перемены во внешности. Он с ужасом наблюдает, как изменяются очертания прежде безупречной фигуры, как оплывает живот или линия плеч, как меняет форму овал лица, как появляются на лбу предательские морщины. Это рождает ощущение, что рушится собственное Я, чувство, связанное с паническим страхом и переживанием унижения. Убедившись, что с изменениями физического облика ничего нельзя поделать, такой человек будет искать какую-то другую область, значимый успех в которой сможет хотя бы отчасти спасти его личное достоинство и компенсировать ощущение провала – деньги, карьерные достижения либо что-то еще.

Для людей с активной формой конфликта самооценки характерна идеализация не только самих себя, но и всего того, что их окружает, в том числе родительской семьи. О себе они нередко любят рассказывать как об отпрысках «особой» семьи – интеллигентной, или очень богатой, или имеющей особенное происхождение («особенные корни»), говорить о своей принадлежности к избранной («благородной») фамилии. Как правило, такие рассказы содержат значительные искажения истины и представляют собой не более чем идеализацию, призванную поддержать чувство личного достоинства их автора. В тех же случаях, когда гордиться точно «нечем» – человек вырос в небогатой и незнатной семье, кто-то из родителей пил, родители обладали непрестижными профессиями, – он демонстрирует удивительную забывчивость во всем, что касается его детства, избегает в разговорах тем, связанных с родительской семьей, игнорирует предложение рассказать что-то о его ранних годах или рассказывает весьма лаконично и формально. В подобных случаях такие люди ощущают много стыда, связанного с родительской семьей, – словно она позорит их, снижает их статус, несмываемым пятном ложится на их жизнь. Стыд этот достаточно легко может быть замечен во время непосредственного контакта. Аналогичным образом такой человек может очень стыдиться своей старенькой «немодной» матери, когда кто-то приходит к нему домой и застает его с родными, и поэтому всячески избегает приглашать знакомых или коллег к себе.

Может показаться, что люди с активной формой конфликта самооценки – надутые, напыщенные, самовлюбленные павлины, к которым не может быть никакого сочувствия. Однако это далеко не так. Со стороны бывает трудно ощутить то, что на самом деле происходит у них в душе, то, что они всеми силами стараются скрыть от глаз окружающих, – постоянное чувство своей ничтожности и неуместности, постоянный жгущий стыд в связи с собственным Я, постоянные усилия, направленные на поддержание собственного достоинства всеми доступными средствами. Внутреннее ощущение себя у такого человека похоже на то, что мы могли бы почувствовать, если бы постоянно ощущали грызущий голод и, пытаясь утолить его, при любой возможности набрасывались на еду, однако даже с полным желудком продолжали бы ощущать тот же голод. Реальное ощущение Я у таких людей совсем не связано с чувством величия – это переживание голодного, ничтожного и несчастного Я с крайне нечеткими границами, и от него они всеми силами пытаются защититься, собирая извне доказательства того, что с ними все в порядке, что они значимые и весьма достойные люди, однако эти защиты работают лишь очень короткое время. Такой человек приложит все свои силы для того, чтобы заключить на работе самую выгодную и дорогую сделку, получить статус лучшего студента на курсе, прославиться в качестве самого высококлассного менеджера, однако в лучшем случае лишь на пике своего торжества он ощутит себя более комфортно, чем обычно. Уже проснувшись на следующий день утром, он почувствует в глубинах своей души привычный холод, опустошенность, горькое одиночество и переживание собственной ничтожности.

Таким образом, активная и пассивная формы конфликта самооценки связаны с изначальным переживанием собственного недостоинства и неценности и стыда в связи с этим. И в том, и в другом случаях человеку трудно ценить и уважать себя. Однако в ситуации с пассивной формой он переживает это более непосредственным образом, не развивая самоуверенности и высокомерия, а также постоянного принижения других с целью защиты собственного Я.

2.4. Обвинение себя – обвинение других

Вина – это переживание, которое возникает, когда человек в реальности или в воображении (фантазии) причиняет ущерб другому (другим), ущемляет его интересы или права. Также вина может быть связана с тем, что человек в действительности или в мыслях нарушает социальные ценности и нормы, которые разделяет. Социальные нормы и представления и их нарушение являются центральной предпосылкой, опосредующей чувство вины. Например, если я разделяю норму, что по отношению к старшим родственникам (и не только родственникам) необходимо проявлять почтительность, то буду переживать вину всякий раз, когда в реальности (или в своих фантазиях) буду поступать с кем-то из них непочтительно. Муж, изменяющий своей жене и придерживающийся нормы о супружеской верности при этом, будет мучиться от сильного чувства вины; тот же, кем эта норма не интернализована (не присвоена), чувства вины не испытывает, а лишь старается держать все в тайне, опасаясь скандала.

Чувство вины, таким образом, является культурно обусловленным: ведь социальные нормы разных культур существенным образом различаются. Девушки, вступающие в сексуальные отношения до брака, несомненно, переживают это в первой трети XXI века несколько иначе, чем в первой трети XX.

Вина, таким образом, возникает там, где социальная норма вступает в противоречие с эгоцентрическими тенденциями человека. Семилетний ребенок, поддавшийся непосредственному порыву и съевший верхний слой именинного торта еще до того, как тот был подан на стол, несомненно, оказывается именно в такой ситуации. Они нередки в жизни каждого из нас, однако для людей с описываемым типом психологического конфликта они очень актуальны и значимы. Обычно существуют какие-то внутренние причины для того, чтобы это было так. Например, во внутренней реальности человека присутствует некая жесткая и даже жестокая, потенциально обвиняющая и карающая часть, которая требует неукоснительного соблюдения моральных норм и принципов и наказывает его, когда этого не происходит. (Некоторые люди называют эту часть совестью, однако я не могу с этим полностью согласиться. Мне больше близка точка зрения, что истинная совесть говорит из глубины души человека тихим шепотом, а вовсе не тащит его на плаху за то, что он, например, недостаточно почтительно разговаривал с кем-то или что-то упустил.) Как правило, эта внутренняя часть формируется, когда ребенка воспитывают в условиях жестких моральных норм, ограничений и запретов («голоса родителей» потом будут звучать у него внутри) либо тогда, когда родители поступали вразрез со своими обязанностями (пили, гуляли либо попросту отсутствовали), а ребенок был вынужден со многим справляться без опоры на них. В этом случае ему приходится «выращивать» в себе внутреннюю опору, которая руководит его поведением, и ею обычно оказывается эта «озабоченная» соблюдением правил, в том числе и моральных, часть.

Для понимания сути описываемого конфликта очень важно проводить четкую грань между переживаниями вины и стыда.

Вина связана с осознанием человеком того факта, что он поступил «плохо» или «неправильно» – кого-то обидел, кому-то нанес ущерб, ущемил чьи-то права, совершил поступок, идущий вразрез с социальными или моральными нормами. Чувство вины, в отличие от стыда, не затрагивает личности в целом и связано с конкретными ее поступками. В этом контексте можно говорить о так называемой репарации вины, то есть поступке, который может загладить вину и возместить причиненный ущерб. Если я обидел человека, то могу принести свои извинения, если разбил чужую тарелку – купить новую. Если годами не приезжал к собственному ребенку – приехать, поговорить с ним о произошедшем и о своих чувствах, проводить с ним время, искать контакт, восполнять упущенное, насколько это возможно в нынешней ситуации. Вина – это то, что поддается исправлению. В жизни мы чаще реагируем на собственную и чужую вину не в конструктивном, «взрослом» ключе, изыскивая возможности для репарации, а наказываем себя или других – тех, кто, по нашему мнению, виноват. Месть также служит орудием наказания. Наказать – это причинить как минимум равноценный (или с процентами) ущерб тому, кто виноват.

Помню случай из моего детства. Мы жили в коммунальной квартире; на общей кухне стояли два цветка в горшках – наш и соседки, симпатичной женщины лет тридцати пяти (она мне казалась настоящей красавицей). Однажды моей маленькой сестренке пришла в голову мысль поэкспериментировать с тем, оставляет ли ее ноготь след на листе алоэ (это был цветок соседки, на котором она оставила несколько следов своих ногтей). Когда на следующий день я вышла на кухню, то увидела ряд симметричных надрезов, сделанных ногтями, на листе уже нашего растения. Это была месть. «Ты испортила ему лист, вот и я сделала то же самое», – спокойно сказала сестре соседка – в ее голосе все-таки пробивалось затаенное торжество. Помню собственное чувство недоумения: ведь можно было просто поговорить, и сестренка, конечно, извинилась бы. Фактически соседка своим поведением сообщила следующее: «Ты виновата и наказана за это» (кроме этого, ее поведение, несомненно, содержало ряд посланий моим родителям).

В отличие от вины, стыд связан с переживанием «неподходящести», неуместности собственной личности – для данной конкретной ситуации или для этой жизни в целом. Это переживание мучительной неловкости, собственного несоответствия; это желание сгореть или провалиться сквозь землю, исчезнуть – все что угодно, но только чтобы тебя здесь не было. Мне очень близка мысль о том, что источником переживания стыда является ситуация невзаимности: ребенок тянет руки и подается телом навстречу матери, ища ее взгляда, он весь в этом «Я раскрыт тебе, я ищу контакта с тобой!», и, если мать демонстрирует явно невзаимную реакцию, например, смеется над ним (или оказывается, что это вовсе не мать, а кто-то другой, похожий на нее), ребенок прячет лицо, отворачивается и замирает (или заливается слезами). Таким образом, если вина символизируется в словах: «Я плохо поступил в том-то и том-то», «Я плохо сделал», то стыд – в словах: «Я плохой». Репарировать стыд (уменьшить ощущение стыда) невозможно. Это одно из самых труднопереносимых, болезненных переживаний.

Острое переживание стыда за себя и собственную «плохость», неуместность лежит в основе конфликта, описанного выше, – конфликта самоценности. Переживание же вины лежит в основе описываемого здесь конфликта вины.

Таким образом, актуальным в данном случае оказывается мотив «преступления и (во многих случаях) наказания». Люди с описываемым типом конфликта многие жизненные ситуации воспринимают с точки зрения поиска виновных и наказания. Например, на улице холодной осенью ребенок стоит в луже. Первой мыслью человека, который это увидел (если для него актуальным является описываемый конфликт) будет: «Как может мать допускать такое? Где она?» или «Очередная безответственная мамаша!», или, может быть, такой человек тут же ощутит укол собственной вины, вспомнив, как несколько лет назад легкомысленно одел ребенка не по погоде, после чего тот серьезно заболел. Если такой человек приобретет на рынке или в магазине килограмм яблок и, придя домой, обнаружит, что их качество оставляет желать лучшего, то будет очень злиться на нерадивых продавцов, ругаться и обвинять их, вернувшись в магазин, требовать встречи с директором по качеству, предоставления жалобной книги, поиска и наказания виновных. Его будет при этом буквально трясти от злости. Он не успокоится, пока все виновные не будут наказаны, а ему самому не принесены извинения и не предоставлены какие-то бонусы. С другой стороны, возможен и другой исход. Человек с описываемым типом конфликта, обнаружив, что яблоки плохие, начнет обвинять себя: «Надо было смотреть!», «Что я за человек такой несуразный, в прошлом месяце позволил обсчитать себя на кассе на двести пятьдесят рублей, неделю назад потерял тысячную купюру, а сегодня купил гниль», «Сам виноват!» Нет ему покоя, и, вероятно, он немного придет в себя только тогда, когда придумает способ себя наказать. Например, на две недели лишит себя обеда на работе (обычно он обедает в корпоративной столовой, и деньги, которые он потратил бы на десять обедов, с лихвой перекроют ущерб, нанесенный его бюджету собственной невнимательностью).

Люди с описываемым типом конфликта с трудом прощают и другим людям, и себе тоже. Привычным для них стилем является поиск виноватых (они могут «назначать» на эту роль себя или других; я говорю «назначать», потому что их восприятие реальности может быть иногда весьма искаженным). Вслед за нахождением виновного следует его наказание. Внутренний процесс очень похож на отношения властного, жесткого, доминантного и авторитарного родителя с маленьким ребенком. Рассмотрение вины с точки зрения изыскания возможностей для ее репарации требует взвешенной, безобвинительной «взрослой» позиции. Именно это, равно как и прощение, дается таким людям с особенно большим трудом.

Конфликт вины связан с поиском виноватого, с перекидыванием вины с одного на другого, как горячей картошки из руки в руку. В зависимости от того, на кого именно привычным образом человек возлагает вину, выделяют пассивную и активную формы конфликта вины.

Пассивная форма конфликта вины

В этом случае вина возлагается человеком на самого себя, она же является одним из ведущих (характерных для данного человека) аффектов. Даже в ситуациях, где ничего особенного не происходит, он ощущает себя виноватым. Если идет дождь – то потому, что с утра не посмотрел (невнимательно посмотрел) прогноз погоды и не предупредил мужа (жену) о том, что надо взять зонт. Если прокисло молоко – то потому, что неправильно спланировал расход продуктов и молоко не успели выпить до того, что оно скисло (или потому, что вынимал его из холодильника, и оно, по-видимому, согрелось). Если обувь оказывается сношенной – за то, что это произошло всего через три года после начала ее носки, и, кроме того, за то, что от семейного бюджета теперь придется отрывать деньги на приобретение новых. Вина возникает очень легко, при этом заметной является тенденция всячески оправдывать других людей – даже в том случае, когда их действия и были именно тем, что со всей очевидностью привело к нежелательным последствиям. Такая женщина не будет обвинять мужа, который оскорбил ее за ужином, – она скорее будет думать о том, что сама спровоцировала его на грубость (вольно или невольно), что он очень утомился на работе, и, вероятно, правильнее было бы дать ему возможность спокойно поужинать в одиночестве. Кроме того, она найдет внутреннее оправдание и для его жестоких слов: ведь в них, с ее точки зрения, вероятнее всего, есть правда.

Такой человек часто извиняется, оправдывает других. Ведет себя он обычно покорно, подчиненно, демонстрируя самоотречение. На работе он смиренно готов занять самое неудобное рабочее место у окна, откуда постоянно дует, откуда тянет ледяным сквозняком, когда комнату проветривают. Его устроит почти любое качество пищи. Как правило, такие люди мало внимания уделяют собственной внешности, не выбирают дорогую одежду или обувь (потому что в глубине души чувствуют себя недостойными таких забот и трат). Такой человек не спорит, не любит конфликтовать, обычно соглашается с окружающими, пассивен в отношении собственных интересов и их отстаивания. Если кто-то занимает по отношению к ним обвинительную позицию, они очень легко, автоматически принимают вину – им даже в голову не может прийти, что что-то здесь не так. Иногда можно видеть очень прочные супружеские пары, в которых один из партеров привычным образом обвиняет, а другой – безропотно принимает вину.

Одна моя клиентка, для которой был характерен описываемый здесь конфликт, поделилась детским воспоминанием. Как-то утром она вышла из квартиры для того, чтобы отправиться в школу (тогда она ходила первый класс); когда она входила в лифт, то мужчина, который там уже находился, ворчливым тоном сделал ей замечание о том, что она шаркает ногами. Она смиренно сказала ему в ответ «извините», но почувствовала, что возмущена: как чужой человек может делать ей замечания, воспитывать? Разве это шарканье кому-то мешает? Придя домой, она пожаловалась на него матери, ожидая поддержки, но услышала в ответ: «Ты и вправду ужасно шаркаешь, сколько раз я тебе об этом говорила! Давно пора отучиться от этой кошмарной привычки!» Клиентка ощутила в тот момент сильный импульс агрессии на мать и в то же время вины.

Этот пример хорошо иллюстрирует типичную семейную ситуацию взаимоотношений родителей и ребенка, который вырастает потом склонным принимать вину на себя. В таких семьях часто дети занимают психологическую позицию козла отпущения, то есть являются именно теми, в отношении которых родители проявляют наибольшую агрессию, сбрасывая собственное психологическое напряжение и неудовлетворенность. Такому ребенку не достается родительской поддержки, защиты, теплоты, чаще всего он слышит упреки и обвинения, претензии и указания на недостатки, требования и нарекания. Его делают ответственным за все то, что происходит в семье («Если бы не учился так плохо, бабушка не болела бы так», «В младенчестве ты ленился сосать грудь, у мамы теперь мастопатия, это очень опасно», «До твоего рождения мама была такой красавицей – все свои силы и соки, всю красоту отдала твоему рождению», «Папа совсем поседел из-за тебя», «Чтобы тебя вырастить, купить тебе все вещи и еду, мы так много работаем, надрываемся, а ты даже полы не можешь в доме помыть», «Опять поставил пятно на обоях, разве не знаешь, что ремонт дался родителям потом и кровью» и тому подобное). Обвинение ребенка в таких случаях выполняет еще одну функцию: помогать родителям избавиться от собственного чувства вины, ведь в логике этого конфликта всегда вопрос ставится так: «Виноват я или кто-то другой?» Им хочется чувствовать себя правыми, «в белых одеждах», однако в этом случае цель достигается ценой эмоциональной безопасности ребенка.

Вырастая, такой человек продолжает нести бремя ответственности за благополучие (как материальное, так и психологическое) членов семьи. Люди с описываемым типом внутреннего конфликта – очень заботливые отцы и матери, мужья и жены. Они принимают на себя значительную часть домашних обязанностей, они делают для своих партнеров, родителей и детей максимум возможного и даже более. Они могут всю жизнь тяжело работать ценой собственного здоровья для того, чтобы обеспечить максимум комфорта супругу или супруге, материально обеспечить детей; при этом не демонстрируют этих жертв, не упрекают тех, ради кого они были принесены, и не требуют ничего взамен. Все то, что они делают, бессознательно воспринимается ими как компенсация вины, которую они переживают по отношению к своим близким.

Такой человек не упрекает и не обвиняет ни в чем членов своей семьи – даже тогда, когда по отношению к нему они поступают агрессивно, жестоко или неэтично, когда игнорируют или ущемляют его интересы, – во всех этих случаях он не будут возмущаться, протестовать, обвинять или защищаться. Он старается понять и оправдать такие действия, найти собственную вину или неправоту, которая объяснила бы их. Если взрослый сын выгоняет мать из дома, она с горечью будет думать о том, что не смогла привить ребенку понимание ценности близких отношений, о том, что, к сожалению, ее сын вырос без отца, и это, по-видимому, объясняет то, что он так и не смог понять. Она будет обвинять себя в том, что в свое время разошлась с отцом своего сына, и вследствие этого, очевидно, ее ребенок многого недополучил и теперь поступает так странно. Удивительным образом эти люди переворачивают очевидные ситуации таким образом, что оказываются виноватыми во всем, что происходит. С другой стороны, когда их вина в той или иной ситуации очевидна для них, они способны назначать для себя наказания, призванные «искупить» эту вину. Они могут просить об этом тех, кому причинили ущерб, и обнаруживают тревогу и недовольство, когда их прощают безо всякого наказания. Чаще же оно назначается самостоятельно и может быть весьма и весьма суровым. Например, женщина, вышедшая в парикмахерскую и оставившая детей с бабушкой, которая недосмотрела за ними, и они облились горячим супом, дает себе зарок лишить себя на год и услуг парикмахера, и маникюра. Мужчина, потерявший несколько денежных купюр, возмещает себе материальную потерю тем, что экономит на еде (он не стеснен в средствах и такая экономия не носит вынужденного характера, скорее это способ искупления вины). Внешне такие люди обычно выглядят очень неагрессивными, однако жесткость или тяжесть наложенного на себя наказания делает очевидным градус их агрессии по отношению к самим себе.

Наверное, из сказанного выше становится понятным, почему такие люди обычно не бывают лидерами в семье и склонны занимать позиции подчиненных и вести себя покорно. Они не считают себя вправе командовать другими и настаивать на чем бы то ни было («Кто я такой, чтобы требовать этого от своих близких? Мне следовало бы посмотреть на себя со стороны и увидеть собственные недостатки!») Поэтому они принимают лидерство своего партнера как нечто совершенно естественное, ведь, с их точки зрения, он гораздо более этого достоин, чем они сами. Этим людям трудно настаивать на чем-то и в отношении собственных детей, дисциплинировать их, они боятся перейти границу, отделяющую настойчивость по отношению к детям от насилия, требовательность от бессердечия.

В профессиональной сфере можно наблюдать те же самые тенденции. Люди с пассивной формой конфликта вины комфортно чувствуют себя на подчиненных и второстепенных позициях. Это очень ответственные и добросовестные работники, трудящиеся, не щадя своих сил. Они могут переносить практически любые условия работы, они не жалуются и не возмущаются, когда руководство объявляет об урезании зарплат, увеличении объема обязанностей, возложенных на работников, ухудшении условий труда. Если же в результате всего этого они начинают хуже справляться со своими обязанностями (для чего существуют очевидные объективные причины), то неизменно обвиняют себя, объясняя ухудшение собственных показателей леностью и бездействием. Они склонны обвинять себя не только за собственные ошибки, но и за ошибки коллег и собственных руководителей, безропотно сносят разносы за действия, предпринятые вследствие неадекватных решений вышестоящего руководства. В связи с этим они являются исключительно удобными подчиненными, позволяющими неограниченно эксплуатировать себя. Как правило, этим безжалостно пользуется непосредственный руководитель. Таких сотрудников нагружают как рабочих лошадок, нередко они тянут, помимо собственной, еще и дополнительную нагрузку, безропотно и часто безо всякого вознаграждения выполняя сверхурочную работу или неприятные обязанности, от которых отказываются их коллеги, заменяют других, выходя в выходные. К сожалению, такие люди провоцируют эксплуатирующее отношение к себе даже у тех, кто по своему складу и системе ценностей не склонен так поступать. При этом, разумеется, ожидать высокой оценки их заслуг им не приходится: несмотря на то, что их обычно признают как добросовестных работников, на которых «все держится», на них смотрят свысока и другие сотрудники, и начальство, их высмеивают и вышучивают в глаза и за спиной. Нередко они выступают жертвами психологической травли (моббинга и буллинга) на рабочем месте, испытывая при этом практически полную беззащитность, – ведь причины всех неприятностей, которые с ними происходят, они ищут в самих себе, и вину за то, что происходит, возлагают на себя.

В тех же случаях, когда ими не хотят пользоваться, а предлагают им достойное вознагражение – повышение заработной платы, продвижение в должности, – наблюдается парадоксальный эффект. Любые похвалы, вознаграждение, выражение благодарности вызывают у такого человека приступ чувства вины, потому что он уверен, что недостоин всего этого и жульничает, если позволяет себе все это принять. Он сильно смущен и не чувствует себя в безопасности. Если такого человека назначают на должность более высокого уровня, его самочувствие резко ухудшается. Нередко в течение полугода-года после назначения, а то и дольше, отмечаются крайне неприятные симптомы – приступы страха («не справлюсь», «не соответствую должности», «это не для меня», «какой из меня руководитель»), психосоматическая симптоматика (головные боли, приступы удушья, нарушения сердечного ритма и функций желудочно-кишечного тракта). Тяжелее всего такому человеку дается ситуация, когда его повышают до ранга руководителя в отделе, где он долгое время до этого работал, и коллеги становятся его подчиненными. С одной стороны, они в грош его не ставят и сопротивляются тому, чтобы признать его как руководителя. С другой стороны, он не считает себя вправе распоряжаться ими, «командовать». Иногда в случаях, когда такого человека повышают, дело заканчивается тем, что либо он сам просит вернуться на предыдущую позицию, либо это делает его руководитель, и такое решение оказывается вполне комфортным для работника.

То, что получение каких бы то ни было жизненных благ для такого человека связано с виной и поэтому крайне дискомфортно, ярко проявляется в ситуации получения наследства, признания и похвалы. Например, такому человеку, как это ни странно, неприятно принимать подарки – он при этом неизбежно чувствует себя так, будто это что-то незаслуженное, к чему-то его обязывающее, что он теперь кому-то «должен» и обязан как можно быстрее с этим долгом расплатиться. Может быть, вам приходилось встречать людей, которые вместо того, чтобы обрадоваться, получая действительно хороший подарок, меняются в лице, у них портится настроение; через короткое время они «отдариваются», стараясь при этом, чтобы стоимость их подношения значительно превышала стоимость подаренного им. Обычно это рождает ощущение обиды и разочарования у дарителя, однако они вряд ли это осознают – слишком силен их дискомфорт. Однако эти люди очень любят сами дарить что-то, обнаруживая при этом значительную щедрость. Так, мать может подарить подрастающей дочери квартиру, в которой они обе проживают, несмотря на то, что это ставит ее собственные интересы под угрозу. При этом отсутствует мотивация произвести внешний эффект, манипулировать, вызвать восхищение. Владеть, обладать чем-то означает для такого человека быть виноватым. По этой же самой причине нередко они передают причитающуюся им долю наследства другим людям, отказываются от нее в чью-то пользу. Ведь принять означало бы взять на себя ответственность за этот выбор, стать тем, кто осознанно берет. Именно это вызывает у такого человека сильный дискомфорт. Даже если найдется кто-то, кто будет заботиться об их интересах, они постараются изобрести способ отказаться от собственности, которой обладают, или будут переживать вину в связи с этим обладанием.

Все то, о чем мы говорили выше, ярко проявляется также в отношениях такого человека с собственным телом. Осознание телесных потребностей (в сне, отдыхе, еде, сексе) и забота об их удовлетворении являются для такого человека исключительно проблематичными, ведь это прочно ассоциируется у него с эгоизмом. Он склонен «запускать» свое здоровье, не обращая должного внимания на тревожные сигналы: ноющий зуб, сердечные боли, дискомфорт в суставах и другие. Даже самые обычные ежедневные вещи – вовремя лечь спать, чтобы наутро быть в рабочем состоянии, проследить за режимом собственного питания, надеть обувь, которая удобна и не натирает мозолей, – он игнорирует, «забывает» сделать, потому что это относится к заботе о себе, которой, как он бессознательно ощущает, он недостоин. Телесные потребности и нужды тела, включая сексуальные, прочно ассоциируются с виной; имеет значение только разум, рациональность, тело же для такого человека «не имеет особого значения», с физическим следует на всех уровнях бороться, преодолевать его. Нередко такая позиция приводит к полному пренебрежению потребностями тела и неадекватному отношению к собственному здоровью. Заболевая, такой человек занимает покорную позицию по отношению к своему недугу: болезнь воспринимается как наказание за «неправильные» действия или допущенные ошибки, как следствие собственных «грехов». Например, женщина средних лет, заболевшая язвой желудка, уверена, что это произошло потому, что в свое время она была очень дерзка («язвительна») по отношению к собственной матери, к тому времени покойной. Такие больные легко переносят даже самое неприятное лечение, особо болезненные медицинские процедуры, не предъявляя ни близким, ни медперсоналу упреков и желоб. Это исключительно «удобные» больные, никак не выражающие своего неудовольствия, неукоснительно и безо всяких проблем соблюдающие режим медицинского учреждения. Они чувствуют вину перед нянечками, санитарками, медсестрами и врачами за собственную болезнь и немощь, доставляющие столько хлопот, и им хочется ее всячески смягчить и искупить – подарками, комплиментами, мелкой помощью и услугами, выполнением поручений. Они непрестанно благодарят за оказанную им помощь и преувеличивают ее масштаб, они постоянно извиняются за то, что «напрягают» всех.

Как ни грустно об этом говорить, но эти люди живут, словно «извиняясь за собственное существование», за сам факт того, что они ходят по этой земле. Для людей с пассивной формой конфликта вины свойственно ощущать необходимость «оплачивать пропуск» в эту жизнь, обосновывать свое право жить и пользоваться тем, что дает жизнь, поэтому им очень близки идеи поиска и реализации собственного предназначения и ответа, который им придется держать после смерти, за то, каким образом они потратили собственную жизнь. Оправданием при этом, как им кажется, будет являться только то, что они полностью справились с возложенной на них задачей и принесли много пользы или добра. Гедонистические обоснования либо указание на ценность жизни самой по себе как процесса обычно не находят в их душе никакого отклика.

Приведу фрагмент рассказа сорокалетней женщины, психолога по профессии.

«Когда я поступала в университет, чтобы получить образование, то совсем не была уверена в сделанном выборе. Да, меня привлекала идея оказания людям помощи, но, получится у меня или нет стать психологом, было для меня большим вопросом. Болезненно неуклюжая и застенчивая, я была крайне скованна в контактах со сверстниками. Я была “домашней девочкой”, совершенно не умела общаться, к тому же уровень моих знаний по профильным предметам оставлял желать лучшего, хотя весь последний год перед поступлением я усердно занималась. Когда все вступительные экзамены были сданы, оказалось, что у меня полупроходной балл, и в списки поступивших меня не включили. Узнав об этом, я почувствовала себя так, будто я преступница и мне объявили строгий, но справедливый приговор. “Я недостойна стать психологом, – подумала я. – И виновата в этом сама. Кому я нужна такая? Кому я вообще смогу помочь? У меня масса проблем, и я сама виновата в том, что не решаю их; родители весь последний год тратились на репетитора, а я так и не смогла взять то, чему они пытались меня научить. Мне не место в этом замечательном университете”. Началась тяжелая тоска. Потом неожиданно позвонили из университета: оказалось, один из поступивших на первый курс забрал свои документы, и меня взяли. Несмотря на то, что мои родители ликовали, я не ощущала радости, скорее вину и ненависть к себе. Я продолжала чувствовать себя недостойной! Это чувство сохранялось потом все годы учебы: мне постоянно казалось, что я хуже всех здесь, что взяли меня только из милости и совершенно напрасно, что я неспособная, зажатая и глупая. Я чувствовала себя глубоко обязанной тем незнакомым мне людям из приемной комиссии, кто дал мне возможность учиться; мне хотелось доказать им, что я не профукаю предоставленный мне шанс. Я была одной из самых успешных по академическим показателям студенткой, ощущая себя при этом полным ничтожеством. Мои однокурсники все как один казались мне способнее и привлекательнее меня. Глядя на них, я думала о том, что здесь их законное место, а я недостойна находиться рядом с ними. Из-за этого я не смогла ни с кем подружиться. У меня было несколько приятельниц на курсе, однако ни с кем из них не сложилось близких отношений. Воспоминания о тех годах полны для меня напряжения. Еще около десяти лет после окончания вуза я пыталась обосновать для тех, кто взял меня в вуз, то, что это было сделано не зря: я словно отрабатывала свое образование, которое мне выдали авансом, “оплачивала” его, буквально вгрызаясь в собственную профессию, стараясь стать отличным специалистом, и требования мои к себе были очень высоки. Лишь получив престижную профессиональную награду, я немного успокоилась. У меня было чувство, что хотя бы часть средств, потраченных кем-то мне неведомым на мое обучение, я отработала».

Активная форма конфликта вины

Здесь мы имеем дело с картиной, прямо противоположной описанной выше. Человек с активной формой конфликта вины точно так же, как и человек с пассивной, чувствителен к темам «преступления и наказания», так же усматривает их во всем, что окружает его, однако он не тот, кто чувствует себя преступником, – он прокурор, обвиняющий преступника в совершенном им злодеянии.

Мне хочется верно выразить свою мысль. Человек с активной формой конфликта вины тоже озабочен поиском виноватого, однако этот вопрос он решает отбрасыванием вины с самого себя и полным возложением ее на другого человека. Такой человек хронически пребывает в обвинительной позиции. Он легко распознает ситуации, когда другой человек своими действиями или бездействием внес свой вклад в то или иное развитие событий, и указывает ему на его вину. Он склонен это делать и в ситуации, где виноватых нет («Ну вот, трамваев нет, а ты все говорил: “Быстро придет – быстро придет”!»). В ситуации, ответственность за которую несут двое или более человек, он выставляет партнера (партнеров или третьих лиц) виноватыми, а себя – пострадавшим.

Легко понять, что рядом с таким человеком очень трудно находиться. Вы будете отвечать за все – за плохую погоду, за то, что вы вместе опоздали на электричку («Ты мешал мне собираться, вот и вышли не вовремя!»), за то, что ему нездоровится («Повел меня гулять по лужам!»), за то, что у него была бессонница («Подсунул мне какую-то идиотскую книжку, и из-за нее я не смогла заснуть»), даже за то, что хотите позаботиться («Принес морковный сок – что, хочешь, чтобы у меня поджелудочная обострилась?»). Обвиняемыми легко станут муж (жена), собственные дети, родители и родственники, начальники, коллеги или подчиненные. Рядом с таким человеком никому «мало не покажется». Создается впечатление, что в их внутреннем мире то «место», которым они могли бы ощутить собственную вину, окружено какими-то непроходимыми препятствиями, и путь туда наглухо закрыт. Важно, однако, что это «место» все-таки существует. Редко, очень редко, но все же такой человек способен ощутить чувство вины, однако обычно он хорошо от него защищается. В основе чувства вины лежит агрессия, направляемая на самого себя; у людей с активной формой конфликта вины она вся обращена на других. Поэтому преобладающим переживанием такого человека является гнев, обращенный против других людей: именно гневом такой человек реагирует на то, что стоит в транспорте и ему никто не уступает место, на то, что на экзамене он получил оценку ниже ожидаемой, на то, что на кассе в магазине оказывается, что молоко, которое он покупает, стоит дороже, чем он думал («Надо нормальные ценники вешать, чтобы не приходилось глаза ломать, их разглядывая!»). Хорошую иллюстрацию такого стиля реагирования представляет анекдот о студенте и преподавателе на экзамене.

Преподаватель: – У вас не голоса, а бесплодная пустыня!

Студент: – В каждой пустыне есть свой оазис, но не каждый верблюд его найдет!

Как чувствует себя тот, кто находится рядом с таким человеком? В контакте с ним обычно легко возникает чувство вины у того, кто вообще к этому чувству склонен. Дуэт «обвинитель – виноватый» нередко встречается среди супружеских или дружеских пар: сварливая жена и муж с опущенной головой с нею рядом – не такое уж и эксклюзивное зрелище. Дети родителей с обвинительным «уклоном» нередко вырастают с прочно привитым им чувством вины, вследствие которого выбирают себе в спутники жизни таких же «обвинителей». С другой стороны, в контакте с таким человеком у вас легко может возникнуть чувство возмущения и протеста, желание вступить в конфликт или морально осуждать.

В отношениях с другими людьми дома и на работе такой человек часто выглядит весьма высокомерным и эгоистичным, что вызывает обычно много напряжения в контакте с ним. Что бы ни случилось, виноватыми у него оказываются другие люди. При этом к собственному поведению он относится некритично. Иногда такой человек заходит настолько далеко, что очевидным образом нарушает границы других людей, не чувствуя ни в малейшей степени себя виноватым (хотя его поведение носит очевидно агрессивный характер). Мне пришлось однажды быть свидетелем ситуации в отношениях между матерью и ее двадцатичетырехлетней дочерью, с которой она проживала в одной квартире. У дочери был поклонник, которого не одобряли ее родители: он был значительно старше ее, и сам этот факт настроил против него мать. Она потребовала, чтобы дочь прекратила с ним всякие отношения, указав на ее глупость и безрассудство и пригрозив в противном случае выгнать ее из дома. Девушка покорилась, однако спустя несколько месяцев мать в отсутствие дочери вскрыла ящик ее письменного стола и нашла пачку писем от этого самого «пакостника». Когда та вернулась домой, мать устроила дочери скандал с обвинениями в неблагодарности и эгоизме. Ей даже в голову не пришло, что ее собственное поведение может быть поводом для обвинений. Она начала преследовать дочь, интернировала (держала) ее в квартире и впоследствии «конвоировала» при любых выходах из дома, запретив всяческие отношения с поклонником. Итогом этой ситуации стала суицидальная попытка девушки. Врачу скорой помощи, а впоследствии и психологу кризисной службы эта женщина описывала ситуацию следующим образом: «Глупая, неблагодарная, безмозглая… Ничего не понимает, только гулять бы ей, ветер в голове! Она, когда накрасится, может выглядеть очень даже ничего, а ума бог не дал. Мне за что все эти мучения – не понимаю! Кажется, чего я только не делала для нее! Неблагодарная!»

В жизни таких людей (как и всех других) неизбежно встречаются ситуации, когда они оказываются не правы, совершают ошибки, работают на низком уровне производительности и т.п. Никто из нас от этого не застрахован. В ситуации, когда игнорировать собственную неправоту невозможно, человек с активной формой конфликта вины ищет возможность переложить ответственность за нее на других, очевидным образом искажая факты. «Да, допущена неточность, и все из-за того, что вы не вовремя предоставили данные», «Это все потому, что вы шумели за стенкой и мешали мне сосредоточиться», «Да, выписан рецепт не на тот препарат – не надо было меня отвлекать», «Если бы вы напомнили мне когда надо, то и дело было бы сделано вовремя». При этом такой человек может обнаруживать поразительную изобретательность и изворотливость мышления, так что непосвященному свидетелю ситуации и вправду может показаться, что не прав «пострадавший». Он окружает себя ореолом собственной непогрешимости и при этом обвиняет окружающих в том, что они не в состоянии признавать собственных ошибок.

В семейных, брачных отношениях такие люди обнаруживают выраженную склонность возлагать вину на партнера и детей. Если муж или ребенок совершил какое-то «неправильное» действие, попросту ошибся, то это заносится в некий внутренний «список» («реестр»), в котором уже хранится информация о прошлых прегрешениях. При удобном случае эти «проступки» припоминаются: «Ну вот, опять ты думаешь только о себе! Только о себе и никогда о других! Что ты смотришь на меня? Да, всегда! А вспомни, как было прошлым летом, тогда, в Турции. Что отводишь взгляд – правда глаза колет? А тот случай новогодний помнишь? Или тебе напомнить?» Они используют разнообразные способы, чтобы напомнить партнеру или ребенку о его вине и неправоте. Они не только говорят, но и делают так, чтобы партнер почувствовал себя виноватым. Например, если взрослый сын задержался на вечеринке, мать не ляжет до его прихода спать, а потом будет упрекать его в том, что так и не смогла заснуть. Либо окажется, что из-за перенесенных волнений у матери ночью было плохо с сердцем. Допустить возможность собственной вины такому человеку очень трудно, однако все же в семье неизбежно возникают ситуации, когда она очевидна. В таких случаях человек неизменно находит для себя оправдания: «Да, я избила дочь, но у меня такие перегрузки сейчас, что нервная система не выдерживает!», «Да, я выгнала его из дома, но его жена совершенно не умеет себя вести!»

Аналогичным образом такой человек проявляет себя на работе. Коллеги обычно недолюбливают его, но предпочитают не связываться; те, кто моложе или не уверен в себе, попросту боятся. Так же, как и в собственной семье, на работе такой человек ведет учет ошибок своих коллег, не забыв о них упомянуть. Часто вину за собственные промахи он возлагает на окружающих, и при этом довольно убедительно.

Люди этого типа не бывают скромными – запросы их весьма значительны. Им никогда не бывает достаточно того количества денег, которые они имеют, и того уровня материального комфорта, которым они располагают. Им всегда требуется больше. В семье такая жена постоянно упрекает мужа в бездействии или в слабой инициативе при добывании средств к существованию, и при этом она никогда не бывает довольна. Люди с активной формой конфликта вины предпринимают попытки получить больше других – как внутри собственной семьи, так и в более широком социальном контексте. Помните старуху из пушкинской сказки о золотой рыбке? В семье такой человек «выбивает» себе особые привилегии, например в пище («фрукты оставим для мамы», «это папины орехи, ему нужно, мы их не будем есть»). Я знаю семью, в которой муж был обязан каждый день обеспечить жене кефир на ужин. Звучит вполне невинно, если не знать, что к этому кефиру предъявляются особые требования – он должен быть сегодняшним или, в самом крайнем случае, вчерашним, строго определенного производителя (чей продукт редко встречается в продаже), процента жирности и обязательно без комочков (к комочкам требования особенно строги!). Эти ограничения никак не связаны с какими-то объективными требованиями или обстоятельствами, кефир не прописан врачом, необходимость его приема не обусловлена никакими заболеваниями. Это прихоть супруги. Однако каждый день муж ищет по округе вожделенный кефир. Покупая его, он спрашивает у продавца, нет ли комочков, и это самый рискованный момент во всем предприятии, ведь точно установить, есть ли комочки в кефире, до его покупки не представляется возможным (Боже упаси, преподнести супруге вскрытый пакет!). Если кефир окажется с комочками, пить его жена не станет, и вечер будет испорчен – она будет обвинять мужа в бесчувственности и эгоизме.

Активная форма конфликта вины проявляет себя в ситуации распределения семейных ресурсов – еще на стадии осмотра квартиры при ее покупке такой человек выбирает для себя лучшую комнату; выделяются особые целевые семейные средства для того, чтобы он мог съездить один отдохнуть, в то время как второй никуда не ездил много лет («А зачем мне ехать куда-то в отпуск, я лучше ремонт дома сделаю»). Со стороны такие отношения иногда принимаются за большую любовь («Он ее на руках носит»), однако та сторона, которая «обслуживает государственного обвинителя», на интуитивном уровне всегда ощущает неудовлетворенность и гнев, даже если речь идет о несомненном мазохизме. По отношению к собственным детям такие люди могут проявлять жестокость, обвиняя их и отказываясь учитывать их чувства («Что ты смотришь на меня так? Яйца курицу не учат!»). Детей обычно стараются как можно раньше приучить к домашнему труду, рано возлагают на них обязанности по дому, готовку, закупку продуктов. Промахи и неудачи становятся поводами для обвинений. Такой человек старается по возможности освободить себя от домашних дел и возлагает их на домочадцев, в первую очередь на супруга (супругу) и детей. Собственные дела по дому преподносятся как жертва, трудозатраты на них преувеличиваются. В семье такой человек может совершать поступки, очевидно выходящие за рамки приемлемых (например, мать семейства после любых застолий отправляется вместе с подругами в караоке или ночные клубы и пропадает на несколько суток, вступая в случайные связи с мужчинами), однако при этом отторгает от себя любое ощущение вины; в загулах обвиняется муж, который не может обеспечить жене должного качества жизни, – любые упреки агрессивно отклоняются. При этом другим членам семьи и ни в коем случае не дается право на подобное поведение. В более широком социальном контексте стремление получать больше других также проявлено весьма ярко. Например, такой человек выбирает себе самое удобное место на работе, у него самое уютное кресло и самый быстрый компьютер. Зная его как неудобного, его обычно не нагружают сверхурочной неоплачиваемой работой и вообще стараются сильно не утруждать. Однако такой человек весьма агрессивен в ситуации распределения материальных поощрений, премий, привилегий и других благ, стараясь урвать себе лучшее. Таких людей неприятно иметь в соседях – у них всегда есть претензии и требования, а потом оказывается, что купленный вами уголь в ваше отсутствие расходовался соседом для отопления собственного дома. Не встречая отпора, такой человек становится весьма агрессивным, а его требования возрастают, он может притеснять окружающих, тем не менее обычно не переступая границы с криминалом. При этом собственное поведение им всегда оправдывается.

Болезнь становится для такого человека оправданием для предъявления к окружающим бесконечных претензий и требований; попадая в больницу, он неизменно привлекает к себе много внимания со стороны медицинского персонала. С ним действительно очень трудно, ведь он обвиняет и требует: его не устраивает то, как его осматривал доктор, как обосновал диагноз; он не понимает, как ему могли выделить такое неудобное место, и собирается жаловаться на непрофессионализм и равнодушие врача. Он требует обоснования диагноза и приглашения другого специалиста для консультации и пребывает в сильном гневе из-за того, что этот специалист не появляется мгновенно. У него масса нареканий на поведение медсестер. При этом такой человек отрицает несомненный факт наличия у него поведения, которое пагубно отражается на здоровье, либо которое затрудняет оказание ему медицинской помощи (постоянная критика и агрессия в сторону медицинского персонала и несоблюдение его требований), утверждает, что все это не так, а там, где не может игнорировать очевидное, тривиализирует свое поведение («Все уважающие себя люди так делают, ничего в этом особенного нет, не надо мне тыкать!») Очень часто такой человек требует чего-то для себя в ущерб другим пациентам, находящимся в учреждении.

Что касается заботы о собственном теле, наверное, из сказанного выше становится очевидным, что человек с активной формой конфликта вины ищет возможности для того, чтобы обеспечить комфорт и хороший уход собственному телу. Такие люди могут выделяться среди собственной семьи или коллег тем, насколько холеными и ухоженными они выглядят (хотя так бывает не всегда, но чаще всего). У них дорогая и качественная одежда, хорошая стрижка, какой-то особенный парфюм. Ответственность за недуги, недомогания, старение тела возлагаются на других и на недостаток заботы с их стороны, собственная вина и ответственность активно отрицаются. От такого человека нередко можно услышать: «За эти морщины я могу сказать спасибо своим детям», «Меня состарили волнения, которым меня “благородно” подвергал мой муж», «Так активно рекламируется пиво, производители спаивают народ – что ж удивляться, что и я стал его так пить?», «С нашей медициной неудивительно, что к пятидесяти годам у меня нет четырех зубов», «За то, какой старухой я выгляжу, спасибо моей семье».

2.5. Потребность в заботе и самодостаточность

Такой конфликт описывает противоречие между потребностью человека в заботе со стороны партнера в отношениях и, наоборот, отсутствием потребности в такой заботе. Эта дилемма описывает то, как человек строит уже имеющиеся у него отношения и не касается того, хочет ли он отношений и эмоциональной связи или нет (эта дилемма относится к конфликту «близость – автономия», описанному выше). Наблюдая за отношениями других людей, вы могли замечать, что иногда кто-то из партнеров обнаруживает высокий уровень потребности в том, чтобы другой что-то делал для него – в материальном, моральном или психологическом отношении, например поддерживал его, хвалил, утешал, успокаивал, помогал с какими-то делами, обеспечивал деньгами, вещами или продуктами, что-то дарил, давал телесный контакт или каким-либо другим способом заботился. В то же время для других людей, находящихся в отношениях, это словно и не нужно: они самоотверженно заботятся о тех, кто находится рядом, ничего не ожидая взамен и даже, возможно, сопротивляясь, когда им пытаются что-то дать. В самом крайнем своем выражении эта дилемма представлена двумя полюсами: с одной стороны, эксплуатирующим отношением к партнеру, высасывающим из него все соки и, с другой стороны, полной самодостаточностью и отсутствием потребности что-то брать от партнера («Мне ничего не нужно»).

Пассивная форма конфликта самодостаточности: потребность в заботе

Люди с этим типом конфликта очень дорожат отношениями, в частности близкими, – как правило, они чрезвычайно боятся потерять своего партнера (партнершу) и не скрывают этого. «Я без тебя не смогу», «Не покидай меня», «Если ты уйдешь, моя жизнь будет разбита» – можно услышать от них. В отношениях такой человек похож на маленького ребенка – может быть, тем, насколько он зависит от своего партнера, может быть, страхом потери, а может быть, и тем, что у того, кто находится рядом с ним, неизменно возникает чувство, что за него цепляются и от него чего-то все время требуют: «Мама, я кушать хочу!», «Мама, возьми меня на ручки», «Мне страшно, утешь, успокой меня», «Мне скучно», «А когда мы гулять пойдем?», «Купи мне эту штучку!», «А Новый год скоро? А что мне Дед Мороз принесет?» Похожим образом человек с пассивной формой конфликта самодостаточности строит отношения с близкими и любимыми людьми: «А мы с тобой гулять пойдем?», «Полежишь со мной, погладишь меня?», «У меня денег нет, не на что платьишко купить», «Ты мне купишь это?», «Тебя нет, и мне весь день плохо, приезжай!», «Как я могу без тебя думать про ремонт?», «А почему ты мне ничего не принес?», «Имениннице букет купил, а мне?» У человека, который находится рядом, легко возникает чувство, что на нем «виснут», иногда это бывает мило и приятно и дает возможность ощутить себя нужным и сильным (потому что тот, кто на тебе «виснет», воспринимается как беспомощный и слабый), а иногда вызывает сильное раздражение (как будто ни с чем не в состоянии справиться один). Человек с пассивной формой конфликта самодостаточности преувеличивает (даже в собственных глазах) свою беспомощность и неспособность заботиться о себе.

Такому человеку необходимы контакты, однако в первую очередь не потому, что он так сильно нуждается в близости, – это скорее способ обеспечить для себя поддержку и заботу извне. Иногда, в своем экстремальном выражении это может напоминать паразитизм. Если такая женщина захочет напечь к масленице блинов, она будет в ступоре из-за того, что «не знает, как это делать». Она пожалуется на это взрослому сыну, и тот отыщет в интернете несколько подходящих рецептов. Потом в разговоре с соседкой она посетует на то, что совершенно не умеет делать блинное тесто и боится его испортить; сердобольная соседка придет, чтобы научить ее, но та обнаружит столько неловкости и столько страха, что что-то не получится, что соседка все сделает сама («Посмотри, я делаю это так»). Выпекание блинов также пройдет под ее надзором. Женщина будет вздыхать и причитать, что у нее ничего не вышло, а руки – это «не руки, это просто крюки какие-то», и при этом будет выразительно поглядывать на соседку: «Утешь, похвали меня!»

Такой человек очень боится остаться один; когда реально он сталкивается с ситуацией, в которой его отвергают, оставляют (например, партнер объявляет о своем желании разорвать отношения, взрослый ребенок собирается покинуть семью, не складываются отношения с коллегами), он реагирует сильным чувством страха и тревоги или впадает в состояние, близкое к депрессивному. Внутренне он будет чувствовать себя пустым, и это чувство возникает у него на уровне телесного переживания – это не просто фигура речи. Такие ситуации отвержения или оставления являются самими болезненными для человека с выраженной потребностью в получении заботы.

Детские и юношеские годы таких людей проходят обычно под сенью родительской семьи, которой они очень дорожат и к которой сильно привязаны. Даже будучи юношами или девушками, практически все свое свободное время они проводят дома, предпочитая общество родителей и семьи компании сверстников. Подростковый период обычно проходит спокойно, без явных трений и конфликтов с родителями, которые обычно рады, что их дитя, несмотря на трудный возраст, не утратило связи с ними. Такие юноша или девушка найдут для вас много объяснений, почему они постоянно находятся дома, в кругу семьи, и эти объяснения будут звучать довольно рационально и умно: «С отцом очень интересно поговорить, у него многому можно научиться», «Дома много дел, много забот», «Дома своя территория, где можно спокойно и с комфортом делать все то, что в городе шумно, неуютно и только за деньги», «Музыку можно послушать и дома», «В клубах мне неинтересно». Да, им действительно комфортно, однако факт остается фактом – сепарационные процессы, то есть отделение от родительской семьи, для таких людей составляют явную проблему. Как правило, даже женившись или выйдя замуж, они сохраняют очень тесные отношения с родителями и рассчитывают на их заботу и поддержку (часто как моральную, так и материальную).

В собственной семье такой человек продолжает занимать ту же позицию, что и в родительской, с той только разницей, что теперь ожидания в отношении поддержки и заботы адресуются партнеру. Такой человек выстраивает отношения с внутренней установкой «брать», однако «отдавать» ему гораздо сложнее. Поэтому такие люди требовательны, им нужно «получать свое», они могут быть очень ревнивы и завистливы, если заметят, что партнер дает заботу еще кому-то. Например, мужчина может нервничать каждый раз, когда его жена гладит и ласкает кота, молодая мать ревнует мужа к собственному грудному ребенку, муж каждый раз, когда по выходным его жена отправляется на обожаемые ею занятия женскими рукоделиями в местный досуговый центр, чувствует себя обделенным. Часто встречается ревность по отношению к детям от предыдущих браков, которым супруг (супруга) уделяет внимания и на которых он (она) тратит деньги.

Потребность «брать» в отношениях нередко проявляется как постоянная нужда в присутствии партнера, успокаивающем контакте с ним, поддержке и заботе с его стороны. Такому человеку хочется, чтобы партнер (партнерша) уделял ему много внимания, расспрашивал о текущих делах и интересовался настроением, давал мягкий успокаивающий телесный контакт (поглаживание, объятия, массаж), заботился о вкусной еде, выводил «в люди»; эта потребность может быть очень выраженной, при этом сниженной является способность такого человека самостоятельно заботиться о себе – эта функция делегируется вовне. Часто такой человек всерьез не задумывается о своих потребностях, о том, что ему по-настоящему нужно, потому что в глубине души рассчитывает, что это сделает за него кто-то близкий – в настоящем или в будущем. С другой стороны, даже имея такого партнера, который знает об обращенных на него ожиданиях и готов заботиться в ответ, такой человек обнаруживает ненасытность – его потребность в заботе носит ненасыщаемый характер («бездонная бочка»), с другой стороны, партнеру уделяется гораздо меньше внимания. Нет, эти люди не эгоисты и осознают наличие у партнера каких-либо потребностей, они также могут заботиться в ответ, однако самой важной точкой в отношениях для них все равно всегда остается получение заботы от другого человека – извне. Сколько бы ни было лет этому мужчине или этой женщине, они продолжают вести себя как маленькие дети, цепляющиеся за материнскую юбку. Они демонстрируют зависимость и беспомощность. Если партнер по браку не готов идти навстречу их ожиданиям, они крайне растеряны и не удовлетворены; в этом случае их потребности в заботе сосредотачиваются на собственных родителях, иногда – детях (для детей, особенно несовершеннолетних, забота об эмоциональном благополучии матери или отца может стать неподъемной ношей, потому что им приходится становиться фактически родителями для собственных родителей). Они могут оставаться в таком браке, потому что развод для них ассоциируется с ситуацией крайней неопределенности и небезопасности, однако очень переживают и мечтают о получении той заботы и поддержки со стороны партнера, которой лишены. С одной стороны, партнер может ощущать острую потребность заботится о таком человеке («Она без меня не проживет»), с другой стороны, некоторые люди очень раздражаются, когда человек рядом с ними неспособен позаботиться о себе сам и висит у них на шее.

Как правило, человек с пассивной формой конфликта самодостаточности все-таки выстраивает со своим партнером отношения, исполненные значительной близости или как минимум стремится к этому. Их везде видят вместе; в магазины, торговые центры, на вечеринки и дни рождения, отдыхать они неизменно отправляются вместе. Эта близость очень ценится, и в ней не видится ничего плохого или подозрительного, наоборот, попытки окружающих подшутить над этим или возникающие вопросы отражаются с использованием рациональной аргументации («Нам интересно друг с другом всегда, у нас много общих интересов и одинаковый взгляд на вещи, поэтому мы проводим свободное время вместе», «Мы же муж и жена, что тут удивительного?», «Нам не нужно отдыхать друг от друга»). Однако даже самый преданный партнер в таких отношениях хотя бы время от времени начинает чувствовать усталость и тоску по некоторой автономности, личному времени и пространству; он начинает фантазировать об одиночной поездке куда-нибудь или каком-то способе проведения времени, не подразумевающем участия и присутствия второй половины. Любые такие попытки дистанцирования или отдаления (или даже просто мысли о них, высказанные вслух) воспринимаются человеком с пассивной формой конфликта самодостаточности крайне болезненно, вызывают состояние, близкое к депрессивному, или сильный страх, появляется ужас при мысли о том, что партнер может быть потерян. Как следствие, он становится очень контролирующим и придирчивым, «цепляется»: «А куда ты идешь?», «А зачем тебе это надо?», «Неужели это так нужно делать в выходной день?», «А почему ты меня не спросил, хочу ли я, чтоб ты уходил? Для тебя что, мое мнение не имеет значения?» В этом проявляется много агрессии.

Конфликтное напряжение в теме «брать – отдавать» ярко проявляется и в отношениях такого человека к материальным ценностям, деньгам и собственности. Часто для него важно обладание ими, и, сколько бы ни было у него средств на счету в банке, недвижимого или движимого имущества, этого оказывается недостаточно. Бессознательно обладание имуществом восполняет ощущение внутренней пустоты и на время дает ощущение заботы и безопасности; деньги в этом случае являются не средством повышения самооценки или инструментом получения власти, а именно тем, что дает чувство того, что тебе ничто не угрожает и ты окружен заботой. Поэтому такой человек накапливает собственность, ему важны сбережения («подушка безопасности»), у него есть склонность делать запасы, коллекционировать, заготавливать впрок, откладывать. Когда сбережения оказываются под угрозой либо когда существует риск возникновения ситуаций, в которых имеющихся средств будет явно недостаточно, такие люди испытывают сильнейшую тревогу; аргументы «будем решать проблемы по мере их поступления» или «справимся как-нибудь» на них не оказывают успокаивающего действия и только, наоборот, раздувают тревогу. Стабильность и предсказуемость событий, материальная защищенность имеют для них большое значение, однако даже если в данном отношении все обстоит в порядке, они не чувствуют настоящего успокоения.

В своих отношениях на работе такой человек стремится, в первую очередь, к получению социальной поддержки и заботы. Для него очень важны отношения на работе. Конфликтов он не любит и боится, старается избегать любого напряжения в отношениях, любого проявления неодобрения. Будучи подчиненным, он готов добросовестно и старательно трудиться при условии, что доброжелательно настроенный по отношению к нему руководитель («добрый родитель») будет периодически контролировать его работу в поддерживающей манере, подбадривать, вместе с ним разбирать ошибки и освободит его от принятия решений, в особенности ответственных. В этом случае к работе будут приложены значительные усилия, и это наиболее комфортные для такого человека условия. Однако на практике они возможны нечасто. В ситуации на работе, где много неопределенности, где каждый сам за себя, где необходимо нести ответственность за принятые решения и их последствия, где существуют объективные и субъективные противоречия между сотрудниками и отделами, такой человек ощущает непереносимый стресс и реагирует на него острой тревогой.

Очень показательно то, каким образом человек с пассивной формой конфликта самодостаточности принимает решения – как на работе, так и в частной жизни. Для того чтобы выбрать ту или иную альтернативу, ему необходимо посоветоваться со значимыми лицами, заручиться их советом, одобрением и поддержкой. Ответственность за принятое решение субъективно в этом случае разделяется между всеми «участниками», что дает значительное облегчение («Наталья Ивановна сказала, что в этой ситуации надо поступать вот так, и Игорь Семенович тоже считает, что это будет верное решение»). Однако там, где мнения экспертов противоречивы либо решение должно быть принято единолично и связывается с несением ответственности за него, для человека с описываемой формой конфликта создается непереносимая ситуация. Он действительно не понимает, какое решение ему следует принять. Из-за такого отношения к принятию решений, из-за необходимости социальной поддержки и одобрения такие люди редко по-настоящему продвигаются в карьере, в особенности вертикальной, а их достижения обычно гораздо ниже их реальных возможностей. Непереносимость конфронтации и потребность в заботе ограничивают их социальные возможности, а решения, которые принимают такие люди, фактически не являются их собственными решениями. Предъявляемые к ним требования, в том числе объективные и обоснованные, они воспринимают как лишение поддержки и реагируют на них унынием и страхом.