Наедине с собой с комментариями и иллюстрациями

И то, что в изобилии имелись подходящие воспитатели для детей.

Богам я обязан и за то, что в сновидениях мне была дана помощь, в особенности – против кровохарканья и головокружения, что бывало в Кайете…

Во времена Марка Аврелия верили в сновидения, в их пророческий смысл. Во времена поздней античности считалось, что бог врачевания Асклепий во сне сообщает и диагноз, и способ лечения заболевания. В это верили повсеместно, в том числе и последователи стоической школы. Врач Марка Аврелия, Гален, был убежден в истинности сновидческих предсказаний, особенно в том, что касалось заболеваний.

Кайета – старинное название Гаэты, портового города в Кампании, недалеко от Неаполя.

И то, что, когда я стремился к философии, я не наткнулся на какого-нибудь софиста, не сидел над сочинениями историков, не занимался разбором умозаключений и не предавался изучению небесных светил.

Вероятно, стремление Марка Аврелия к философии было связано с определенными проблемами в древнеримской империи: повсеместный разврат, разложение нравов, постоянные войны, бунты и восстания, грязь и кровь – подобная жизнь вызывала желание абстрагироваться, получить независимость внутреннего мира человека от внешних обстоятельств. Собственно говоря, подобное стремление характерно для людей в тяжелые времена не только в Древнем Риме. Так, всплеск религиозности всегда наблюдался во время войн, голода, эпидемий и других бедствий. Средневековая Европа изобрела инквизицию именно в кровавые времена, и, как ни странно, религиозность тогда поддерживала кровавость – достаточно вспомнить крестоносцев и крестовые походы. Стоит отнять у человека идеал, сверхзадачу, как он тут же начинает ее искать всеми доступными ему способами: в философии, религии, эзотерике и так далее. Поиск сверхзадачи в философии привел в 1917 году к революции в России, а все начиналось с теоретических философских построений, рассуждений об идеальном обществе и государстве – с того же, что делали все философы, начиная от Аристотеля и Платона. В 90-е годы прошлого столетия на постсоветском пространстве исчезла сверхзадача – построение коммунизма, счастливого общества для всех людей, и немедленно возник всплеск религиозности, начали восстанавливаться храмы и религиозное сознание. Так что не удивительно, что Марк Аврелий обратился к философии в трудные для государства времена. А то, что этой философией оказался стоицизм, тоже не случайно – стоики предлагали человеку не просто отвлеченные рассуждения, чистую науку, но систему мировоззрения, жизненный путь, правила, которые помогли бы сохранить самообладание в любой ситуации, с достоинством переносить любые трудности и обстоятельства внешнего мира, стоики предлагали ту самую независимость внутреннего мира от внешнего, к которой стремятся люди, оказавшиеся в сложных внешних обстоятельствах.

Ведь все это нуждается в помощи богов и судьбы.

Писано в области квадов, на берегу Грануи.

Квадами называли одно из германских племен, квады жили в верховьях Эльбы и Одера, а также к северу от Дуная. Грануя – левый приток Дуная.

Данная пометка является и по сей день предметом споров для многих исследователей, так как с ее помощью они пытаются датировать различные части книги. Эту пометку относят то к первой, то ко второй части. Одни исследователи уверены, что нумерация частей книги соответствует последовательности их написания, другие считают, что последовательность написания была иной и лишь потом части были расставлены в существующем порядке. Так, первую часть датируют то самой первой, то написанной не только после второй или даже после третьей части.

Первая глава книги фактически является посвящением, которому обычно авторы уделяют несколько строк. Однако Марк Аврелий не является обычным автором, и его посвящение заняло куда как больше места. Судя по этому посвящению, Марк Аврелий считал, что его достижения не являются его личной собственностью и тем более его личной заслугой. Все это, по мнению Марка Аврелия, было заслугой «коллектива авторов»: его учителей, друзей и соратников. Именно они, считал он, сделали его тем, кем он стал, и именно с ними он желал разделить свой успех и свои достижения. Отсюда – и такое объемное посвящение, и перечисление личностей, практически неизвестных историкам. Марку Аврелию было безразлично, насколько глубока борозда, проложенная его учителями на полях истории, главным было лишь то, насколько глубок оказался след, оставленный ими в его личности, насколько объемным было их влияние на него лично, на формирование и становление. Остается только сожалеть, что часть имен, указанных Марком Аврелием в первой главе книги, неизвестно. Очевидно, это были весьма интересные личности, раз Марк Аврелий настолько ценил их, что указал в посвящении фактически как своих создателей.

Изучение этого посвящения, составившего первую часть философского трактата Марка Аврелия, приводит к выводу, что сам текст является своеобразным дневником. Собственно, на это указывает и сам автор, называя книгу «К самому себе». Именно поэтому Марк Аврелий не конкретизирует некоторые события, на которые ссылается в тексте – когда пишешь для себя, в этом нет никакой необходимости, лишь для других следует пояснять, что имелось в виду. То же относится и к личностям, упоминаемым автором.

Из перечисленных Марком Аврелием качеств, за которые он выражает благодарность как богам, так и своим учителям, можно сделать вывод, что он всю жизнь стремился к тому, чтобы стать стоическим мудрецом, то есть, человеком, который смог бы объединить природу общую и частную, достичь единения с тем, что сейчас назвали бы Вселенским разумом. Можно сказать, что каждый стоик был устремлен к тому, чтобы стать стоическим мудрецом – так же, как буддисты стремятся к нирване, а христиане – к святости. Однако если некоторые христиане смогли все же достигнуть статуса святых, а некоторые буддисты все-таки отыскали свою нирвану, то не нашлось ни одного стоика, который стал бы стоическим мудрецом. Представляется, что невозможно в полной мере – как требует учение стоиков – объединить природу самого человека, его душу и разум, с природой общей. Возможно, все дело в определении того, что является природой частной, а что – общей, и как выглядит их слияние. А может быть, дело в природе человека, который может переносить выпавшие на его долю испытания без ропота, смиряясь с судьбой, но не в состоянии достигнуть того внутреннего покоя, которого требует от мудреца стоицизм, то есть быть полностью бесстрастным, определяя все свои поступки только разумом, не чувствами.

Вторая книга

Поутру следует сказать себе: «Сегодня мне придется столкнуться с людьми навязчивыми, неблагодарными, заносчивыми, коварными, завистливыми, неуживчивыми. Эти свойства проистекают от незнания ими добра и зла. Я же, познавший прекрасную природу добра и постыдную – зла, понимаю и природу тех, кто заблуждается. Они мне родственны не по крови и происхождению, а по божественному соизволению и разуму. Я защищен знанием от их зла. Они не могут вовлечь меня во что-либо постыдное. Но нельзя и гневаться и ненавидеть тех, кто мне родствен. Мы созданы для совместной деятельности, как ноги и руки, веки, верхняя и нижняя челюсти. Поэтому противодействовать друг другу – противно природе; а досадовать и чуждаться таких людей и значит им противодействовать».

Принято считать, что здесь Марк Аврелий повторяет других философов стоической школы, к примеру Сенеку и Эпиктета, говоря и об утреннем обращении к себе (подобное имеется у Сенеки в трактате «О гневе»), и о знании, защищающем от зла – с точки зрения стоиков, знание – это не просто наличие сведений, информации о каком-либо предмете или явлении, но еще и воля, а также стремление поступать в соответствии со знанием, то есть с имеющейся информацией и волей, при этом просто невозможно поступать иначе, поскольку так диктует внутреннее состояние.

Однако данный абзац можно расценить и как руководство управителю по обращению с подчиненными, совет государственному деятелю по отношению к народу. «Мы созданы для совместной деятельности…» – вот что необходимо помнить государственному деятелю, каковым и являлся Марк Аврелий. И пусть подданные навязчивы, неблагодарны, заносчивы, коварны, завистливы и неуживчивы, тем не менее, они являются инструментом для решения определенных государственных задач, и каков бы ни был этот инструмент, им необходимо научиться пользоваться. Как прекрасно сформулировал Алексей Толстой в романе «Петр I», вложив эти слова в уста царевны Софьи: «Да уж какие ни на есть, – умнее слуг нам не дадено». Именно потому, что Марк Аврелий руководствовался пониманием слабости человеческой, а также не забывал, что даже не слишком привлекательные духовно люди, тем не менее, «созданы для совместной деятельности», он был таким успешным правителем и вошел в список пяти «хороших» императоров, а впоследствии Септимий Север, пытаясь сохранить за своим семейством право наследования престола, объявил, что является сыном Марка Аврелия, а своего сына – Бассиана Каракаллу – назвал Марком Аврелием Антонином. То есть Марк Аврелий был настолько почитаем в народе, что даже имя его уже являлось поддержкой для последующих императоров. Необходимо заметить, что популярностью пользовались все государственные деятели, которые следовали вышеуказанным принципам и считали подданных родственными себе «по божественному соизволению и разуму» – как Марк Аврелий. Можно сказать, что это – один из секретов популярности для политика либо руководителя любого ранга.

Также необходимо указать, что, говоря о добре и зле, Марк Аврелий имеет в виду добро и зло с точки зрения стоической философии, то есть нравственное добро и зло – для стоика это единственно возможное добро или благо, а также зло. В свою очередь эти понятия являются тождественными для прекрасного и безобразного, уродливого и постыдного.

Интересно, что сравнение общества, его гражданской и политической организации с человеческим организмом, частями тела распространилось в литературе Древней Греции начиная с окончания V в до н. э. и оказалось таким удачным, что дожило до наших дней и используется повсеместно, начиная от описания семейных отношений (муж – голова, жена – шея) и заканчивая описанием общественного строя (к примеру, королей часто сравнивали с сердцем государства, а кабинет министров – с головой, ну а народ традиционно был руками и ногами).

Чем бы я ни был, я только немощное тело, слабое проявление жизненной силы и господствующего начала. Оставь книги, не отвлекайся от дела, время не терпит. Пренебреги своим телом, как будто ты при смерти. Оно лишь кровь да кости, бренное плетение нервов, жил и артерий. Рассмотри также существо жизненной силы; оно – изменчивое дуновение, каждое мгновение то вдыхаемое, то выдыхаемое. Итак, остается лишь третье – господствующее начало, о нем-то ты должен подумать. Ты стар: не допускай же более его порабощения, не допускай, чтобы им помыкали противоборствующие стремления, чтобы оно жаловалось на свой настоящий удел и приходило в ужас пред будущим.

Здесь Марк Аврелий излагает не столько свои жизненные принципы, сколько философские взгляды, что, впрочем, для последователя стоической школы весьма близко, а в некоторых случаях – одно и то же. Господствующее начало здесь – это «разумное дыхание», человеческая душа. Стоики считали, что ведущая часть души находится в сердце и является средоточием всех психических процессов, кроме того, именно эта ведущая часть объединяет все в единое целое – все пять органов чувств, органы речи и воспроизведения. Интересно, что Марк Аврелий отделяет мыслительную способность как таковую от души, что, в общем-то, не соответствует стоическому учению. Более того, Марк Аврелий рассматривает душу как нечто нематериальное – подобно многим религиям, но для стоиков душа – это еще одна форма существования материи, то есть субстанция вполне материальная. Некоторые исследователи считают, что это связано с влиянием на Марка Аврелия учителей платонической школы или перипатетиков. Также есть мнение, что на Марка Аврелия оказало влияние учение Посидония (философ стоической школы, историк, географ, астроном, жил около 139–50 гг. до н. э.), который противопоставлял разумным способностям и устремлениям духовного начала неразумные – страсти и вожделения.

Любопытно, что здесь Марк Аврелий ссылается на собственную старость, а ведь тогда, когда он писал эти строки, ему было всего лишь чуть больше пятидесяти лет. Однако он умер в 58 лет, так что можно предположить, что Марк Аврелий предвидел свою относительно скорую смерть, учитывая состояние здоровья и нагрузки, которым он подвергался. И старость для него была не столько возрастом, сколько недалеким окончанием жизни, к которому следовало подготовиться должным образом. Правда, умер император вовсе не от своих болезней, а от чумы, но, в соответствии с положениями стоицизма, смерть может настигнуть человека в любое мгновение, и к этому следует быть готовым, как к неизбежной данности.

Созидаемое богами преисполнено промысла. Приписываемое случаю также возникает не без участия природы, т. е. в связи с тем, над чем господствует промысел. Все проистекает из этого источника, в нем и неизбежное, и полезное всему миру, часть которого – ты. Для всякой части природы благо то, что производит природа Целого и что содействует ее поддержанию. Изменения как элементов, так и сложных тел способствуют поддержанию мира. Вот мысли, которые должны дать тебе удовлетворение, пусть они будут твоими основоположениями. Умерь жажду книжного знания, чтобы не роптать, когда придет смерть. Уходя из жизни, храни спокойствие духа, воздав богам искреннюю, сердечную благодарность.

Случай для стоиков – это явление, причина возникновения которого человеку либо неизвестна, либо недоступна. Иначе это можно выразить так: случай есть непознанная закономерность. То есть случая как полностью случайного события на самом деле не существует – просто объема знаний человека недостаточно, чтобы определить ту закономерность, из которой проистекает с неизбежностью то либо иное событие. А вот промысел или судьба для стоиков – это проявление разума порождающей силы, а также закона природы. Диоген Лаэртский (древнегреческий философ и историк, жил приблизительно в 180–240 гг., составил книгу популярных анекдотов о древнегреческих философах, в том числе и о Диогене Синопском, широко известным тем, что жил в пифосе – большом глиняном сосуде, который впоследствии был переименован в бочку) писал, что судьба есть «причинная цепь всего сущего». Неизбежное, необходимое – для стоика это событие уже произошедшее и поэтому необратимое. Позднее стоики начали отождествлять судьбу и необходимость, говоря о том, что судьба – неизбежна.

Элементами, стихиями или первоосновами для возникновения всего существующего стоики считали огонь, воздух, землю и воду. Превращения же этих элементов-первостихий, а также их разнообразных соединений и являются основой для существования мира.

Вспомни, с каких пор ты откладываешь эти размышления и сколько раз, получив у богов отсрочку, ты не воспользовался ею. Следует в конце концов осознать, к какому миру ты принадлежишь как часть, истечением какого мироправителя ты являешься. Знай, что положен предел времени твоей жизни, и если не воспользуешься им для собственного просвещения, оно исчезнет, как исчезнешь и ты, и более не вернется.

Нередко исследователи трактуют этот абзац, перефразируя известный фразеологизм древнегреческого философа Гераклита из Эфеса – «все течет, все изменяется», то есть они считают, что в данном случае Марк Аврелий говорил не о личной смерти, но об исчезновении каждого момента, о его невозвратности. Однако эти размышления более похожи на совет смертному использовать каждый момент жизни во всей его полноте, так как вернуться к этому моменту никогда больше не удастся, а впереди – смерть и полное исчезновение.

Заботься о деле, которым сейчас занят, чтобы выполнить его достойно римлянина и мужа, с полной серьезностью, искренностью, с любовью к людям и справедливостью. Отстрани от себя иные побуждения.

Будет удача, если каждое дело исполнишь как последнее в своей жизни, освободившись от безрассудства, подогреваемого страстями, пренебрежения к велениям разума, лицемерия, себялюбия и недовольства собственной судьбой.

Видишь, как скромны требования, исполнив которые, всякий сможет достичь блаженной, божественной жизни. Да и сами боги от того, кто исполняет это, ничего большего не потребуют.

Для философов стоической школы счастьем являлось благое (блаженное) течение жизни, и если вести жизнь без страстей, руководствуясь разумом, добродетельно, то можно стать равным богам, тем самым стоическим мудрецом, который фактически обладает божественной сущностью. Несмотря на то что Марк Аврелий называет требования скромными, обещая всякому человеку «блаженную, божественную жизнь», никому не удалось достичь статуса стоического мудреца.

Интересно, что здесь особенно ярко проявляется слияние образа мышления и образа жизни для последователя стоической школы: мировоззрение Марка Аврелия, его взгляды на каждодневную жизнь, на каждый единый миг своего существования полностью основаны на учении стоиков.

Ярким примером человека, отказавшегося в своей жизни от страстей и ведущего добродетельную жизнь, является герой романа Достоевского «Идиот» князь Лев Николаевич Мышкин. Более того, сама его болезнь напрямую связана – пока он не-страстен, сохраняет добродетель в истинно стоическом стиле, он совершенно здоров, но стоит только допустить любую страсть, пусть даже самую благородную – сострадание, любовь, жалость, выходящие за рамки обычных чувств и переходящие на уровень страсти – он тут же заболевает, теряет не только физическую силу, но и рассудок. Так же не-страстен в стоическом смысле еще один литературный персонаж – Пьер Безухов. Любопытно то, что оба этих литературных героя считаются чуть не юродивыми, блаженными, причем князя Мышкина изначально вообще позиционируют идиотом и душевнобольным не столько из-за эпилептических припадков, сколько из-за не-страстия.

Ну, что ж, пренебрегай, пренебрегай собой, душа! Ведь отнестись к себе с должным вниманием ты уже скоро не сможешь. Жизнь вообще мимолетна, твоя жизнь уже на исходе, а ты не уважаешь себя, но ставишь свое благоденствие в зависимость от душ других людей.

Весьма интересное высказывание, перекликающееся с мнением современных психологов, которые по большей части безуспешно пытаются научить людей быть счастливыми и самодостаточными: невозможно быть счастливым, если счастье (благоденствие) зависит от других людей, только в том случае, если счастье (благоденствие) является внутренней сутью человека, он будет счастлив по-настоящему. Еще две тысячи лет назад Марк Аврелий понимал эту простую на первый взгляд истину: счастья/благоденствия нет вовне, оно – исключительно внутри.

Пусть не рассеивает тебя приходящее к тебе извне! Создай себе досуг для того, чтобы научиться чему-нибудь хорошему и перестать блуждать без цели. Следует беречься также и другого тяжкого заблуждения. Ведь безумны люди, которые всю жизнь без сил от дел и не имеют все-таки цели, с которой они сообразовали бы всецело все стремления и представления.

Нелегко указать на кого-либо, кто стал бы несчастным от того, что был невнимателен к происходящему в чужой душе. Но неизбежно будет несчастен тот, кто не следит за движениями своей собственной души.

Всегда следует помнить о том, какова природа Целого, какова моя природа, каково отношение одной к другой и какой частью какого Целого является природа меня самого, а также о том, что никто не может помешать всегда действовать и говорить согласно природе, частью которой ты являешься.

Феофраст, оценивая различные проступки (поскольку такая оценка возможна с обычной точки зрения), замечает как истинный философ, что проступки, сделанные по влечению, более тяжкие, чем проступки под влиянием гнева. Ведь гневающийся, отвернувшись от разума, испытывает, по-видимому, какую-то горечь и тайное сокрушение, прегрешающий же по влечению, не будучи в силах устоять перед соблазном наслаждения, проявляет, по-видимому, в своих проступках большую распущенность и изнеженность. Правильно поэтому, решает Феофраст, что большего порицания заслуживает проступок, сопряженный с наслаждением, нежели сопряженный с горем. Вообще один из этих людей подобен скорее тому, кого вызвало на гнев чувство горечи, связанное с причиненной ему ранее несправедливостью, другой же самопроизвольно стремится к несправедливости, увлекаемый своим вожделением к какому-нибудь действию.

Феофраст – древнегреческий философ (около 370–287 гг. до н. э.); считается родоначальником истории психологии и теории познания, естествоиспытатель и теоретик музыки. Был учеником Платона, а затем учеником и ближайшим другом Аристотеля, в 323 году до н. э. стал главой школы перипатетиков вместо Аристотеля).

Следует заметить, что для стоика все проступки являются равными, так как любой проступок – это отклонение от нормы, причем не просто от нормы, а от верного пути, который может быть единственным. Подобное отклонение у стоиков примерно то же, что и понятие греха в христианстве (кстати, грех в христианстве – это тоже отклонение от декларируемой нормы, которой является благочестие). Но так как все проступки равны, то Феофраст, оценивая их, высказывал взгляд, который не совсем совпадал со строго стоическим, отсюда оговорка Марка Аврелия: «такая оценка возможна с обычной точки зрения» – Марк Аврелий подчеркивает, что подобная оценка не является стоической, но принадлежит к «обычной точке зрения» – не философа, но человека. В то же время, несмотря на равность всех проступков, стоики считали, что наказания за них должны быть различными – этот нюанс относили к так называемым парадоксам стоиков.

Все следует делать, обо всем говорить и помышлять так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним. Если боги существуют, то выбыть из числа людей вовсе не страшно: ведь боги не ввергнут тебя во зло.

В соответствии с учением стоиков, боги не могут ввергнуть человека во зло, так как нравственное зло имеется только в самом человеке и только он сам может ввергнуть себя во зло, в порок. То есть, говоря просто: каждый – сам кузнец своего счастья. И несчастья, соответственно, тоже.

Если же богов не существует или им нет дела до людей, то что за смысл жить в мире, где нет богов или нет промысла?

Атеисты существовали и во времена Марка Аврелия, а вот эпикурейцы, атеистами в полной мере не являясь, тем не менее считали, что богам до людей нет никакого дела и о человеческих делах и проблемах они совершенно не заботятся.

Но боги существуют и проявляют заботливость по отношению к людям. Они устроили так, что всецело от самого человека зависит, впасть или не впасть в истинное зло. А если злом является и что-нибудь другое, то они позаботились также, чтобы от каждого зависело не впасть в оное. Но то, что не делает худшим человека, может ли сделать худшей жизнь человеческую? Природа Целого не могла оплошать таким образом ни по неведению, ни по бессилию предупредить или исправить, в случае если она обладает всезнанием; не могла бы она также ни по бессилию, ни по неумелости допустить такую ошибку, как распределение благ и зла между всеми людьми без разбора, как между хорошими, так и между дурными. Смерть и жизнь, слава и бесчестье, страдание и наслаждение, богатство и бедность – все это одинаково выпадает на долю как хорошим людям, так и дурным. Все это не прекрасно и не постыдно, а следовательно, не благо и не зло.

Данное рассуждение относится к стоической философии: не благо и не зло – суть вещи безразличные, то, к чему устремляется стоик. Безразличные, средние вещи, тем не менее, могут привести как к пороку, так и к добродетели – все зависит от человека, который их использует, но не от самой вещи. К примеру, топор: кто-то использует его для колки дров, чтобы затем отапливать помещение – и это использование во благо, а вот Раскольников у Достоевского использовал топор для убийства – и это явное зло. Причем изначально топор – вещь безразличная, не относящаяся ни к пороку, ни к добродетели, и сама по себе, в соответствии с учением стоиков, безразличная в отношении счастья. Вывод однозначен: именно человек решает, каков будет поступок – будет ли он порочен или добродетелен, но вещь безразличная, средняя, не подталкивает его ни к тому, ни к другому. Однако есть еще один нюанс в стоической философии: в безразличных вещах и явлениях различаются вещи и явления предпочтительные и нет. К примеру, здоровье – вещь/явление предпочтительное, а вот болезнь – с точностью до наоборот. Предпочтительные вещи и явления соответствуют природе (в соответствии со стоической философией).

Как быстро все исчезает: самые тела в мире, память о них в вечности! Каково все воспринимаемое чувствами, в особенности то, что манит нас наслаждением, или отпугивает страданием, или прославляется тщеславием? Как все это ничтожно, презренно, низменно, бренно и мертво! Вот на что следует направить способность мышления. Что представляют собою те, убеждения и голоса которых рождают славу?

«А судьи кто?» – вопрос, занимавший многих и блестяще сформулированный Грибоедовым в комедии «Горе от ума». Цель стоиков в плане суждений заключалась в том, чтобы суждения соответствовали реальному положению вещей, в противном случае ложное суждение приводит к ложному знанию. Следовательно, вопрос суждения весьма важен, ведь именно от него зависит либо истинность, либо ложность представления о предмете, явлении, человеке и так далее. Прекрасный совет по выбору судей дал А.С. Пушкин в своей притче «Сапожник», посоветовав каждому судить лишь о том, в чем он действительно хорошо разбирается («Суди, дружок, не свыше сапога!»). Марк Аврелий одобрил бы подобный подход.

Что такое смерть? Если взять ее самое по себе и отвлечься от всего, что вымышлено по ее поводу, то тотчас же убедишься, что она не что иное, как действие природы. Бояться же действия природы – ребячество; смерть же не только действие природы, но и действие, полезное ей.

Подобные взгляды излагали и другие философы стоической школы, называя смерть пугалом, которого боятся дети, ошибаясь в своем страхе – в пугале нет ничего ужасного. С другой стороны, данное высказывание можно рассматривать как некое утешение умирающему человеку, как «мантру», с помощью которой преодолевается страх смерти, возможно – страх неожиданной, несвоевременной смерти, прерывающей дела и поступки, которые задуманы и считаются человеком важными.

Как и какою частью своего существа соприкасается человек с богом и что делается с этой частью по ее отделении?

Вечный вопрос, которым задаются все философские направления, все религии – вопрос души, вопрос бессмертия, вопрос смысла существования как человека отдельно, так и человечества в целом, а также всего сущего.

Нет ничего более жалкого, нежели человек, измеряющий все вдоль и поперек, пытающийся, как говорит поэт, «мерить просторы земли, спускаясь под землю», разгадать тайну душ окружающих его людей, но не сознающий, что для него вполне достаточно общения только со своим внутренним гением и честного служения ему. Последнее же заключается в том, чтобы оберечь его от страстей, безрассудства и недовольства делами богов и людей. Дела богов почтенны своим совершенством, дела людей любезны нам в силу родства с ними. Но иногда последние возбуждают некоторого рода жалость: когда в них проявляется неведение добра и зла – уродство не меньшее, нежели неспособность различать белое и черное.

Внутренний гений в данном случае вовсе не способность, присущая тому или иному человеку, его талант и тому подобное. Для стоиков внутренний гений – это личное божество, дух-покровитель, аналог ангела-хранителя в христианстве. Такой внутренний гений, дух-покровитель считался прямой связью человека с божественным началом, разумной душой/разумом. Любопытно, что такая разумная душа человека является независимой, она – нечто внешнее, не зависящее от конкретного самосознания. Кстати, душа в христианстве – неотъемлемая принадлежность конкретного человека.

Отвлекаясь от стоических формулировок и определений, можно сказать, что Марк Аврелий дает весьма действенный совет для любого творчества: успех творчества, будь то поэзия либо даже подковка блохи, зависит вовсе не от внешнего, но от внутреннего, и творцу достаточно прислушиваться к собственному «я», к своей душе, к ее порывам. Как пел Окуджава: «Каждый пишет, что он слышит, каждый слышит, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить. Так природа захотела, почему, не наше дело, для чего, не нам судить». Начало любого творчества, его истоки – внутри, в душе творца.

Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет и еще тридцать тысяч, все же ты должен помнить, что никто не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает, и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновенью. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?

Подобные рассуждения не являются личным изобретением Марка Аврелия, до него мысль о потере всего лишь единственного мгновения – настоящего мгновения, а не ушедшего прошлого и не наступившего будущего, уже высказывалась другими философами, в том числе Сенекой.

Итак, следует помнить о двух истинах. Во-первых: все от века равно самому себе, пребывая в круговороте, и потому вполне безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, или двести, или же бесконечное время. Во-вторых: наиболее долговечный и умерший, лишь начав жить, теряют, в сущности, одно и то же. Настоящее – вот все, чего можно лишиться, ибо только им и обладаешь, а никто не лишается того, чем не обладает.

Все зависит от убеждения. Это ясно из изречений циника Монима. Но и польза его слов будет ясна для того, кто сумеет уловить заключающееся в них ядро истины.

Циник (киник) Моним – Моним Сиракузский (IV в. до н. э.), друг и ученик Диогена Синопского. Известен тем, что презирал любое мнение, стремясь к истине. Считается автором четырех философских сочинений, но до нашего времени не дошло ни одно, упоминания о высказываниях Монима сохранились лишь в трудах Диогена Лаэртского, который писал о знаменитых философах, их жизни и учениях.

Киники – одна из философских школ, основанных учениками Сократа. Основателем кинизма считается Антисфен Афинский. Антисфен, продолжая учение Сократа, утверждал, что требуется не просто естественность в жизни, но еще и избавление от различных условностей и искусственностей, а также необходимо освободиться от всего лишнего и не приносящего пользу. Объясняя свои идеи, Антисфен говорил, что благо – в жизни «подобно собаке» (от этой-то «собаки» – canis (лат) – и произошло название философской школы – кинизм), то есть предполагает сочетание простоты жизни с верностью, храбростью, благодарностью и умением отстаивать свой образ жизни.

Марк Аврелий таким образом трактует высказывания Монима по поводу мнений и убеждений: он утверждает, что «все зависит от убеждения», то есть нет ни блага, ни зла – все субъективно и зависит лишь от убеждения того или иного субъекта, а по природе – в соответствии со стоическим учением – может существовать только нравственное благо и такое же нравственное зло, которые для стоика являются понятиями объективными, а не субъективными. Современная психология широко использует понятие субъективности мнений при диагностике и лечении различных комплексов, буквально убеждая пациента в том, что то, что он считал злом, на самом деле является благом. При этом, разумеется, истина здесь интересует меньше всего, а важно лишь душевное состояние человека.

Наибольшим позором покрывает себя душа человеческая, когда возмущается против мира, становясь (поскольку то зависит от нее) как бы болезненным наростом на нем. Ибо ропот по поводу чего-либо происходящего есть возмущение против природы Целого, содержащего в своей части все другие существа. Далее, когда она чуждается какого-либо человека или устремляется против него с намерением причинить ему вред, как это бывает с разгневанными. В-третьих, она покрывает себя позором, когда не в силах устоять против наслаждения или страдания. В-четвертых, когда она лицемерит и фальшиво и неискренно делает что-нибудь или говорит. В-пятых, когда она не сообразует своего действия и стремления с целью, но делает что-нибудь зря и без толку, ибо даже в пустяках следует сообразоваться с целью. Целью же разумных существ является повиновение разуму и закону древнейшего Града и устройства.

Марк Аврелий говорит обо всем мире, о едином Целом, которым, в соответствии со стоическим учением, является единая гражданская община богов и людей, которая управляется всеобщим законом природы. Элий Аристид (греческий ритор, представитель софистической школы философии, уроженец Смирны, известен еще и тем, что когда родной город был разрушен землетрясением, он произнес перед Марком Аврелием такую вдохновенную речь, что его красноречие убедило императора пожертвовать весьма крупную сумму на восстановление Смирны) превозносил Марка Аврелия и его брата по усыновлению Луция Вера за то, что государственным образцом они избрали именно высшее государство – богов и людей. Впоследствии в тексте Марк Аврелий неоднократно будет упоминать этот Град, образцовый и идеальный.

Время человеческой жизни – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение – смутно; строение всего тела – бренно; душа – неустойчива; судьба – загадочна; слава – недостоверна. Одним словом, все, относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе – сновиденью и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение.

Идеи по поводу души, заточенной в теле, временно пребывающей в телесной оболочке, принадлежат не стоикам, а орфистам и пифагорейцам. Орфизмом называлось мистическое учение, возникшее в Древней Греции (около VI в. до н. э.) и названное по имени Орфея, мифического певца и поэта, его имя считалось олицетворением могущества искусства. Пифагорейством называлось религиозно-философское учение, возникшее в Древней Греции (VI–IV вв. до н. э.) и названное по имени своего создателя Пифагора, философа, математика и мистика. Орфики и пифагорейцы верили, что душа бессмертна, она не погибает вместе с телом, но возрождается в других телах («…хорошую религию придумали индусы – что мы, отдав концы, не умираем насовсем», – как пел Владимир Высоцкий), чтобы серией рождений искупить изначальный грех. Орфики также верили, что того, кто очистился (по их верованию – посвященный в орфические мистерии), в ином мире ожидает награда (аналог христианского рая либо Вальхаллы и тому подобного), а тех, кто не очистился, ждет наказание (подобие христианского ада и наказаний, предусмотренных другими религиями). Считается, что орфизм явился прообразом христианства и других монотеистических религий. Метафора о «странствии на чужбине» позаимствована Марком Аврелием у орфиков. Подобные идеи высказывались неоднократно Платоном, и его сочинения оказали на Марка Аврелия заметное влияние.

Следует заметить, что посмертная слава – далеко не всегда забвение. Достаточно вспомнить художников, которые продавали свои картины за миску похлебки, а теперь каждая из этих картин стоит целое состояние. Сочинение самого Марка Аврелия пережило почти два тысячелетия и по-прежнему востребовано, в то время как многие знаменитые его современники давно и прочно забыты.

Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии.

Платон, Сенека и другие философы указывали, что «философия освобождает дух». Также исследователи отмечают влияние на Марка Аврелия ранних трудов Аристотеля – в них тоже содержались побуждения к философствованию.

Философствовать же – значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия, чтобы не касалось его, делает или не делает чего-либо его ближний, чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам, а самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо. Но если для самих элементов нет ничего страшного в их постоянном переходе друг в друга, то где основания бояться кому-либо их общего изменения и разложения? Ведь последнее согласно с природой, а то, что согласно с природой, не может быть дурным.

Карнунт

Карнунт – город на правом берегу Дуная, на территории современной Австрии. В этом городе была стоянка римских легионеров. Исследователи считают, что Марк Аврелий находился в Карнунте примерно в 171–173 гг., и этим временем датируют написание второй части своих «размышлений».

Обычно, рассматривая книгу Марка Аврелия, исследователи анализируют написанное автором с точки зрения стоической философии, отыскивая ссылки на определения и формулировки стоиков, а также идеи, перекликающиеся или входящие в противоречие с идеями других философов этой школы. Однако «размышления» Марка Аврелия куда как больше, чем просто философский трактат, и это явно видно из второй его части. Это книга, написанная человеком в преддверии смерти, человеком, который считал, что получил еще один, возможно, последний шанс перед тем, как умереть, и поэтому должен высказать свои мысли и достойно завершить свои дела. Он указывает, что хотел бы раньше заняться философией, но по различным причинам все время откладывал это занятие, но вот пришло время, когда откладывать уже не представляется возможным, так как его личное время, личное существование уже на исходе, как истекает песок в колбе песочных часов, и часы больше никогда не будут перевернуты, поэтому нужно использовать оставшееся время с максимальным эффектом, не откладывая больше ничего ни на единый миг.

Это книга, написанная человеком, который пытается примириться не просто с фактом смерти, но с фактом своей неизбежной смерти, причем не в отдаленном будущем, а во вполне обозримом времени.

В следующих частях книги имеется множество ссылок на философскую точку зрения, Марк Аврелий употребляет стоические формулировки и определения, стараясь как можно более внятно выразить свою мысль. Любителям истории философии, вероятно, будет интересно проследить за этой мыслью, выраженной в определениях стоиков.

Третья книга

Пойми не только то, что жизнь убывает с каждым днем и остается все меньшая ее доля, но и то, что при очень долгой жизни не всегда сохраняется сила мысли для понимания происходящего и постижения дел божеских и человеческих.

Вот он – страх практически каждого человека, страх оказаться беспомощным, обузой для близких людей, утратить не только здоровье и физические силы, но и разум, стать для родных лишь напоминанием о том, каким был когда-то.

Если человек тупеет, это не отражается на его дыхании, пищеварении, воображении, желаниях и тому подобном. Но слабеет власть над самим собой. Он уже не понимает своих обязанностей, неспособен разобраться в окружающем и не может дать себе отчет в том, что уж лучше расстаться с такой жизнью. Все это требует твердого разума, который уже потерян безвозвратно. Итак, нужно торопиться не только потому, что мы все ближе подходим к смерти, но и потому, что еще при жизни нас подстерегает потеря способности правильного понимания и наблюдения вещей.

Следует отметить, что стоическое учение не просто позволяло, но в некоторых случаях даже приветствовало самоубийство. Стоики называли самоубийство «разумным уведением» и считали, что оно разрешается, если речь идет об интересах отечества, друзей, невыносимой боли при неизлечимой болезни, а также в том случае, если внешние обстоятельства каким-либо образом препятствуют сохранению добродетели и жизни в согласии с природой (как положено по стоическому учению) – если такие препятствия непреодолимы, а сама жизнь становится не только неразумной, но и неэтичной. В фильме «Исаев» режиссера С. Урсуляка, во второй части, «Пароль не нужен», продемонстрированы два самоубийства – один из подпольщиков во время допроса в контрразведке выбрасывается из окна, второй в аналогичных обстоятельствах перерезает себе горло. Подобные самоубийства были бы одобрены стоиками, так как совершались в интересах отечества и друзей, а также – чтобы сохранить свое нравственное «я» и этичность самой своей жизни. Одним из обязательных условий совершения самоубийства для стоиков являлось спокойное состояние духа, обдуманность и хладнокровность этого шага, но ни в коем случае не под воздействием эмоций – исключительно по разумным и этическим соображениям.

Следует обратить внимание и на то, что нечто привходящее и изменчивое в произведениях природы обладает особой привлекательностью и заманчивостью.

На печеном хлебе местами появляются трещинки. Эти расщелины чужды основной цели искусства пекаря, но они придают хлебу особенно аппетитный вид. Плоды смоковницы лопаются, достигнув наибольшей зрелости, а в переспелых маслинах самая близость гниения сообщает какую-то особую прелесть плоду. Низко склоненные колосья, хмурое чело льва, пена, бьющая из пасти вепря, и многое другое, далеко не привлекательное само по себе, сопутствуя тому, что произведено природой, усиливает общее впечатление. Все это влечет к себе человека, обладающего особой восприимчивостью и более глубоким пониманием сущности Целого. Вряд ли он сможет не почувствовать важность подобных явлений, всегда сопутствующих деятельности природы. На пасти живых зверей он будет смотреть с не меньшим восхищением, чем на изображения, подражающие природе, которые созданы художниками и ваятелями. Проникновенным взглядом он сумеет распознать не только красоту времени расцвета, но и особую красоту старца, старухи, привлекательность ребенка.

В 1885 году была отлита в бронзе статуя Огюста Родена «Та, которая была прекрасной Ольмьер», изображающая полуобнаженную старуху. Скульптор, весьма далекий от любой философии, тем более от школы стоиков, тем не менее гениально изобразил то, о чем писал Марк Аврелий: он смог увидеть и передать прекрасное там, где другие видели лишь уродство.

И много есть такого, что доступно не всякому, а открывается лишь тому, кто действительно сблизился с природой и ее делами.

Стоики считали целый ряд явлений не первостепенными, но сопутствующими основным, либо просто последствиями, возникающими в результате неких действий мирового разума. Так, смерть – это необходимое следствие, без которого невозможна сама жизнь, пороки и нравственное зло должны присутствовать в ней, так как без них невозможно существование добра («…что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом» (М. Булгаков, «Мастер и Маргарита») – эти слова Воланда прекрасно передают смысл взглядов стоиков).

Гиппократ, исцелив множество болезней, сам заболел и умер. Халдеи предсказали многим смерть, а затем и их самих настигла судьба. Александр, Помпеи, Гай Цезарь, разрушив дотла столько городов и умертвив в боях десятки тысяч всадников и пехотинцев, в конце концов и сами расстались с жизнью. Гераклит, столько рассуждавший о всемирном пожаре, умер от водянки; не помог ему и коровий помет, которым он был намазан. Демокрита заели паразиты, Сократа убили тоже своего рода паразиты. Но какой вывод из всего этого? Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани – пора слезать. Если тебя ждет другая жизнь, то, так как боги вездесущи, они будут и там. Если же это будет состояние бесчувственности, то тебе не придется более терпеть от страданий и наслаждений и служить оболочке, которая хуже того, кто у нее в плену. Ибо последний есть разум и гений, оболочка же – прах и тлен.

Гиппократ (около 460–377 гг. до н. э.) – величайший врач древности, его именем названа клятва, которую до сих пор дают врачи всего мира, получая диплом, – клятва Гиппократа. Его называют «отцом медицины». Интересно, что Гиппократ не сам выбрал свое занятие – он происходил из семейства асклепиадов, то есть считалось, что его предки ведут свой род прямо от бога Асклепия (Эскулапа) – древнегреческого бога медицины. Первоначально асклепиады были лишь жрецами Асклепия, но впоследствии к религиозным обрядам прибавилось и настоящее целительство. Вообще Гиппократ обладал блестящей родословной: по линии отца он отсчитывал свое происхождение от Асклепия, а по линии матери – от Геракла. Иоанн Цец (1110–1180 гг.), византийский филолог, писатель, поэт и мифограф, составил соответствующее генеалогическое древо Гиппократа.

Халдеи – изначально халдеями называли звездочетов, астрологов, бродячих предсказателей вавилонского происхождения в Древней Греции, и именно так использует данное слово Марк Аврелий. Интересно, как изменялось значение слова с течением времени: впоследствии халдеями стали называть скоморохов, возможно, по той причине, что в таких бродячих труппах также были предсказатели. Также в современном обществе данное слово используется как жаргонное с оттенком пренебрежения, для названия официантов.

Александр – Александр Македонский (около 356–323 гг. до н. э.), которого еще называли Александром Великим, македонский царь, полководец и создатель мировой державы, которая распалась после его смерти.

Помпей – Гней Помпей, которого называли Гней Помпей Великий или Гней Помпей Магн (106–48 гг. до н. э.) – государственный деятель и полководец Древнего Рима, трижды занимал пост консула Римской республики, был сторонником Луция Корнелия Суллы, бессрочного диктатора Римской республики, в гражданской войне 49–45 гг. до н. э., а в 70 г. до н. э. стал одним из инициаторов, настаивавших на отмене законов Суллы. Был одним из участников первого триумвирата вместе с Марком Лицинием Крассом (один из богатейших людей своего времени, древнеримский полководец и политический деятель) и Гаем Юлием Цезарем. После распада триумвирата сблизился с сенаторами, настроенными против Цезаря, воевал против него в гражданской войне и был убит. Гнея Помпея, который был весьма известен и влиятелен в свое время, впоследствии практически забыли, поставив его в один ряд с другими противниками Цезаря, потерпевшими неудачу.

Гай Цезарь – Гай Юлий Цезарь, государственный и политический деятель Древнего Рима, писатель, полководец (около 100–44 гг. до н. э.). Был пожизненным диктатором Римской республики, после его смерти должность упразднили. Наибольшую известность заслужил как полководец и завоеватель. Был убит в результате заговора, причем во главе заговора стоял его друг – Марк Юний Брут. Ценятся его литературные сочинения – они считаются классикой, их до сих пор используют при обучении латыни. Название месяца «июль» происходит от имени Гая Юлия Цезаря, также от его имени образовались титулы «кайзер» и «царь». Посмертная слава Цезаря подтверждает то, что Марк Аврелий пишет на эту тему, ведь при всей широкой известности имени Юлия Цезаря, большинство людей знает лишь о Бруте, о том, что Цезарь был завоевателем. Остальное стерлось ветрами истории, оставив след лишь в специальной литературе и учебниках.

Необходимо заметить, что понятие диктатора в Древнем Риме несколько отличается от современного значения этого слова. Для Древнего Рима диктатор – это была должность, на которую назначали консулами по решению сената максимум на полгода должностное лицо в том случае, если возникала необходимость передачи власти одному лицу во время крайней опасности (войны, в том числе гражданские, и тому подобное). Эта должность существовала в период Республики (V–I вв. до н. э.) В наше время диктатором называют единоличного правителя, власть которого не ограничена ничем, даже законодательно или конституционно. Также это слово используется в переносном смысле для обозначения излишне авторитарного и жесткого руководителя.

Гераклит – Гераклит Эфесский, (544–483 гг. до н. э), считается основателем первоначальной формы диалектики (философский метод аргументации). Именно Гераклиту приписывается авторство фразы «Все течет, все изменяется». Автор единственного сочинения – книги «О природе», от которой сохранилось только несколько десятков фрагментов. Некоторые элементы учения Гераклита были использованы стоиками. Со смертью Гераклита связано несколько легенд. Одна из них указана Марком Аврелием – философ был болен водянкой, а в качестве лекарства использовал навоз. Также говорили, что Гераклит «сделался добычей собак» – на основании подобных свидетельств некоторые исследователи сделали вывод, что Гераклит был погребен в соответствии с обычаями зороастризма. Последователи Заратустры не признают ни погребение, ни кремацию, но в их традициях оставлять тело покойного в специальном сооружении для утилизации собаками и птицами. Говоря о том, что Гераклит рассуждал о всемирном пожаре, Марк Аврелий имеет в виду теорию периодического воспламенения мира, которую приписывают Гераклиту.

Демокрит – Марк Аврелий спутал Демокрита с Ферекидом Сиросским, космологом и мифографом Древней Греции, некоторыми авторами причислялся к числу «семи мудрецов» – особо почитаемых древнегреческих политиков, мыслителей и общественных деятелей VII–VI вв. до н. э. Ферекид Сиросский считался учителем Пифагора. О нем рассказывали, что он весьма гордился своей мудростью, и именно за это боги покарали его ужасной смертью – его заживо заели вши.

Сократ – древнегреческий философ, жил около 470–399 гг. до н. э. Ввел новый метод анализа понятий в философии, а также изменил в философии рассмотрение природы мира на рассмотрение человеческой личности. Сократа называют первым настоящим философом. Интересно, что Сократ не оставил своего учения в письменной форме, он все излагал исключительно устно, мотивируя это тренировкой памяти. Так что с уверенностью нельзя сказать, что именно он говорил и что входит в его учение, а что нет, тем более что современники Сократа излагают его учение разным образом, причем разночтения весьма существенны, доходит до прямо противоположных утверждений. Основными источниками сведений об учении Сократа являются Платон и Ксенофонт (древнегреческий писатель и историк). Говоря о том, что Сократа убили своего рода паразиты, Марк Аврелий имеет в виду суд над философом, в результате которого его приговорили к смерти, и Сократ принял яд, совершив самоубийство в соответствии с приговором – под паразитами Марк Аврелий подразумевает судей и обвинителей.

Подобное перечисление умерших знаменитостей является известным приемом утешительной литературы. Прием простой, но достаточно действенный. Недаром предки утверждали, что на миру и смерть красна – это фактически тот же утешительный прием. В компании все переживается легче, а уж в хорошей компании – дважды. Естественно, что для такого переживания, как окончание жизни, следует подобрать наилучшую компанию.

Еще один прием утешительной литературы – утверждение о том, что после смерти не придется служить оболочке, которая «прах и тлен». То есть смерть – это не просто завершение жизни, прекращение неких жизненных процессов, но – освобождение. К этому приему прибегали многие философы античности.

Не расточай остатка жизни на мысли о других, если только дело не идет о чем-либо общеполезном. Ведь раздумывая о том, кто что делает и ради чего он это делает, кто что говорит, замышляет и предпринимает, ты упускаешь другое дело: все подобное отвлекает от забот о собственном руководящем начале. Надлежит удалять из своих представлений все бесцельное и праздное, а в особенности – все, внушаемое любопытством и злобой.

Как часто мы заняты соринками в чужих глазах, отказываясь обращать внимание на собственные бревна, и тратим свою жизнь впустую, обращая ее вовне, когда следовало бы сначала обратиться внутрь и усовершенствовать прежде всего себя, вместо того чтобы заниматься усовершенствованием мира – эту идею высказывают практически все философы и мыслители, во все времена и у всех народов, но увы, пока она остается лишь идеей, так как, соглашаясь с ней, несовершенный человек все же больше увлекается любопытством, густо замешанным на отрицательных эмоциях.

Следует приучать себя только к таким мыслям, относительно которых на внезапный вопрос: «О чем ты теперь думаешь?» – ты мог бы откровенно ответить, что о том-то и о том-то. Эти мысли исполнены искренности и благожелательности и достойны существа общежительного, гнушающегося чувственных удовольствий, наслаждений, строптивости, зависти, подозрительности и всего, что заставит покраснеть при сознании, что оно было в тебе. Человек, никогда не оставляющий попечения о том, чтобы быть в числе наилучших, есть жрец и пособник богов. Он дружен и с живущим внутри его божеством, которое делает человека недосягаемым для наслаждений, неуязвимым для страданий, чуждым всякой гордыне, нечувствительным к какому бы то ни было проявлению злобы, борцом в величайшей борьбе, где он должен противостоять всем страстям. Оно побуждает его глубоко проникнуться справедливостью и от всей души приветствовать все происходящее и выпадающее на его долю. А о том, что говорит, делает или помышляет другой человек, следует думать не часто, в случае, если этого требует великое и общеполезное дело. Такой человек занят исключительно своими личными делами, а постоянным предметом его размышлений является жребий, предуготовленный ему строением Целого. Первое он стремится довести до совершенства, а что касается второго, то он твердо уповает на его благость. Ибо жребий, выпадающий на долю каждого, и приноровлен к нему, и полезен. Он помнит также, что все разумное в родстве между собой, что забота о всех людях отвечает природе человека, но ценно одобрение не всех людей, а только живущих согласно природе.

Рассказывают следующую историю: Перикл, древнегреческий полководец и государственный деятель, живший в Афинах около 494–429 гг. до н. э., панически боялся публичных выступлений. По роду своей деятельности он должен был произносить речи, но страх одолевал его настолько, что он просто терял слова. Один из его друзей поинтересовался, кого именно Перикл так боится в Афинах. Он перечислил практически всех жителей города (в те времена Афины были весьма невелики – по нынешним меркам), и оказалось, что ни к одному из этих людей Перикл не испытывает чувства уважения. «Но тогда почему ты беспокоишься об их мнении?» – спросили у Перикла. С тех пор проблем с публичными выступлениями у Перикла не было, более того, он прославился как оратор, и эта слава сохранилась за ним на тысячелетия. Очевидно, что друг Перикла, о котором рассказывает легенда, следовал стоической точке зрения, ориентируясь на одобрение лишь тех людей, которые живут в соответствии с определенными правилами, тех, к кому он может испытывать чувство уважения. Отметим, что современные психологи до сих пор успешно используют подобный прием с целью борьбы с разнообразными страхами и фобиями. Возможно также, именно к такому приему, известному с древних времен, относится сакраментальная фраза «Ты меня уважаешь?», которая по сути своей является следствием стоицизма.

Он никогда не упускает из виду, что представляют собою те, кто живет не так, каковы они дома и вне дома, ночью и в течение дня, и с кем, и какую водят дружбу. И похвалу людей, которые и сами-то себя не удовлетворяют, он не ставит ни во что.

Не поступай ни против своей воли, ни в противоречии с общим благом, ни как человек опрометчивый или поддающийся влиянию какой-нибудь страсти. Не облекай свою мысль в пышные формы, не увлекайся ни многоречивостью, ни многоделанием. Пусть божество в тебе будет руководителем существа мужественного, зрелого, преданного интересам государства; римлянина, облеченного властью, чувствующего себя на посту, подобного человеку, который, не нуждаясь ни в клятве, ни в поручителях, с легким сердцем ждет зова оставить жизнь. И светло у тебя будет на душе, и ты не будешь нуждаться ни в помощи извне, ни в том спокойствии, которое зависит от других.

Итак, следует быть исправным, а не исправляемым.

Если ты находишь в человеческой жизни что-нибудь лучшее, нежели справедливость, истина, благоразумие, мужество, другими словами, – самодостаточность твоей мысли, способной указать путь действия, путь, согласный с разумом и твоей участью, т. е. со всем тем, что выпадает на долю независимо от выбора; тогда, говорю я, если действительно видишь нечто лучшее по сравнению со всем этим, то положи всю свою душу, чтобы испытать возможность наилучшего.

Марк Аврелий перечисляет основные добродетели этики стоиков. Добродетель – жизнь в согласии с природой, является единой, основной добродетелью, необходимой и достаточной для достижения счастья, в разных ситуациях может проявляться как отдельные добродетели: благоразумие – знание добра, зла и того, что не является ни добром, ни злом; здравомыслие – знание верности выбора; мужество – знание о том, что является страшным, а что нет (к примеру, смерть не является страшным, а вот потеря собственного «я» – ужасна); справедливость – знание о том, кому и как следует воздать по заслугам, возможность определения заслуг; истина – знание об истинном. При этом справедливость стоит на первом месте в списке добродетелей как наиболее общественная, остальные являются более личными.

Если же не знаешь ничего прекраснее живущего в тебе гения, подчинившего себе отдельные стремления, способного исследовать все представления, сделавшего себя, по словам Сократа, недоступным для обольщения чувств, послушного воле богов и полного сочувствия к людям, если, по сравнению с этим, ты находишь все остальное мелким и ничтожным, то не уделяй своего внимания ничему постороннему.

Говоря о живущем внутри человека гении, Марк Аврелий имеет в виду человеческий разум, согласованный с природой, который, в соответствии с учением стоиков, является частью мирового разума, проницает весь мир, управляет им.

Уклонившись в сторону, прельщенный чем-либо второстепенным, ты уже не сможешь безраздельно отдаться служению единственному принадлежащему тебе благу. Ведь непозволительно же рядом с благом разума и гражданственности ставить нечто чужеродное: одобрение толпы, упоение властью, богатством, жизнью, полной наслаждений. Но все это способно внезапно увлечь и овладеть тобой, едва ты припишешь ему хоть незначительную ценность. Поэтому говорю тебе: искренне и свободно избирай лучшее и держись его. «Но лучшее – это полезное». Если оно полезно для тебя как существа разумного – береги его, если для тебя как животного – отрекись от него. Оберегай способность суждения от надменности, чтобы иметь возможность осторожно производить исследование.

Никогда не считай полезным для себя то, что когда-либо побудит тебя преступить обещание, забыть стыд, ненавидеть кого-нибудь, подозревать, клясть, лицемерить, пожелать чего-нибудь такого, что прячут за стенами и замками. Ведь тот, кто отдал предпочтение своему разуму, своему гению и служению его добродетели, не надевает трагической маски, не издает стенаний, не нуждается ни в уединении, ни в многолюдстве. Он будет жить – и это самое главное – ничего не преследуя и ничего не избегая. Его совершенно не беспокоит, в течение большего или меньшего времени его душа будет пребывать в телесной оболочке, и когда придет момент расставания с жизнью, он уйдет с таким же легким сердцем, с каким он стал бы приводить в исполнение что-нибудь другое из того, что может быть сделано с достоинством и честью. Ведь всю свою жизнь он только и думает о том, чтобы не дать своей душе опуститься до состояния, недостойного разумного и призванного к гражданственности существа.

В душе человека облагороженного и претерпевшего очищение ты не найдешь ни гнойников, ни скверны, ни скрытой порчи. Когда бы ни настигла его судьба, его жизнь не будет окончена, как про трагического актера говорят, что он оставил сцену, не окончив и не доиграв роли. В нем нет ничего рабского, вынужденного, нет навязчивости, отчужденности, нет ничего заслуживающего порицания и боящегося света.

В соответствии с учением стоиков, назначение человеческой жизни заключается в ней самой, при этом внешняя цель и продолжительность не играют роли, и если действие нравственно (у стоиков это аналогично – прекрасно), то прервать его можно в любой момент, оно всегда будет полностью завершенным и совершенным. Полнота жизни заключается в способности человеческой души властвовать над собой и также не зависит от временной продолжительности.

Можно сказать, что Марк Аврелий спорит с утверждением, высказанным известным персонажем Булгакова о том, что плохо не то, что человек смертен, а «плохо то, что он иногда внезапно смертен…» По мнению стоиков – и Марка Аврелия – если человеческая жизнь полна, то не существует никакого «внезапно».

Относись бережно к способности составлять себе убеждение. От этой способности всецело зависит, чтобы не возникло в руководящем тобой начале никакого убеждения, несогласного с природой и строем разумного существа. Она же предписывает нам не быть скорыми на решения, относиться с благожелательностью к людям и слушаться богов.

Отринув все, держись лишь этих немногих правил. Помни также, что каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым моментом; все же остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных поколениях людей, не знающих и самих себя, не то что тех, кто уже давно опочил.

Подобные высказывания широко использовались в утешительной литературе, особенно когда речь шла о небольшой продолжительности жизни: прошлого и будущего не существует, есть лишь настоящий момент, а он длится для всех одинаково, поэтому нет разницы в том, сколько прожить. Говоря же о ничтожности уголка земли, Марк Аврелий, возможно, находился под влиянием астрономических теорий, в соответствии с которыми Земля являлась всего лишь точкой в сравнении с космосом.

К вышеуказанным правилам нужно добавить еще одно. Следует так подходить к определению или описанию каждого представляющегося предмета, чтобы под внешним покровом, в анализе его частей раскрыть сущность предмета и то, из чего он состоит, называя все его элементы соответствующими именами.

Ведь ничто не содействует так возвышенному настроению, как способность планомерного, истинного проникновения во все явления жизни и умение найти такую точку зрения относительно рассматриваемого предмета, чтобы сразу решить, какому миру и какая от него польза, в чем его ценность как для Целого, так и для человека, гражданина вышнего Града, по отношению к которому все остальные государства только отдельные домохозяйства. Следует понять, из чего состоит и сколько времени будет длиться то, что сейчас возбуждает мое представление, и какую добродетель следует к нему применить: кротость ли, мужество, правдивость, верность, простоту, самоудовлетворенность или что-либо в этом роде. Поэтому в каждом отдельном случае следует дать себе отчет: вот это исходит от бога, это происходит в силу связи, предопределенного соединения, такого же сочетания и судьбы, это же обязано своим существованием моему единоплеменнику, сородичу и согражданину, хотя и не знающему, чего требует от него природа. Но я-то ведь знаю и поэтому отношусь к нему благожелательно и справедливо, согласно естественному закону общения. Вместе с тем я стремлюсь определить и относительную ценность вещей собственно безразличных.

В данном случае Марк Аврелий высказывает стоический взгляд на природу, полностью исключая случайные события и находя в любом происходящем событии некую связь, причем он считает, что подобную связь нужно отыскивать всегда и во всем, так как именно такой подход поможет определить требуемую добродетель и, следовательно, жить в согласии и соответствии с природой, то есть – с разумом.

Если ты, следуя правому разуму, будешь старательно, ревностно и любовно относиться к делу, которым ты в данный момент занят, и, глядя по сторонам, будешь блюсти чистоту своего гения, как будто уже пора с ним расстаться, если ты будешь поступать так, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь наличной деятельностью, согласной с природой и геройским правдолюбием во всем, что ты говоришь и высказываешь, – ты будешь хорошо жить. И никто не в силах помешать этому.

Как врачи всегда имеют под рукой инструменты и приборы на случай внезапной операции, так и ты имей наготове основоположения для познания вещей божеских и человеческих и во всех даже самых незначительных действиях помышляй о связи тех и других. Без соображения с божественным не сделаешь хорошо ничего человеческого и – наоборот.

Фактически Марк Аврелий проводит аналогию между болезнями духа и плоти, между философией и медициной, подобно тому, как это делали другие философы, начиная от Платона. К примеру, Гален в своем философском трактате о страстях пишет о диагнозе и лечении, а Сенека называет наставления лекарством.