Небо в подарок

– Ну, что дракон может сделать так, что после проведённой с ним ночи женщину не только не сможет удовлетворить простой человек, как это происходит после обычного секса с драконом, но она и желать будет только его, тосковать только по нему, пока окончательно не сойдёт с ума. Что-то завязанное на ритуале крови. Торши, – осенённая догадкой, она приподняла голову, – но ты же дал свою кровь Сатуре? Это значит?…

– Пока это значит, что в своих сексуальных пристрастиях она неосознанно будет выбирать драконов. Не меня нет. Пока нет. Но во время полового контакта я вполне могу устроить так, что она совершенно искренне будет желать только меня. Главное, добраться до тела, – самодовольно признался он, играя с вытащенной из причёски прядью волос. – А если этот контакт будет для неё первым, то она привяжется однозначно.

– И тогда уже не важно будет, что ты – дракон?

– Она может одновременно и ненавидеть меня, и желать до потери сознания. Одно другому не помешает.

– Вот и хорошо, – удовлетворённо кивнула баронесса. – Я не буду пока выгонять этих болтливых куриц, а ты, чтобы сегодня же ночью сделал так, чтобы они обе желали тебя до потери сознания. А утром я обнаружу их в твоей постели и с позором навсегда откажу от дома. Я не принимаю в своём доме испорченных женщин!

– Я должен соблазнить сразу обеих?!

– Только не говори, что это для тебя впервой, – промурлыкала леди Раина, затем медленно стянула мужские бриджи и склонилась над его бёдрами.

Глава 5

К вящей радости тётушки и законной гордости доктора Пельса, уже на третий день Сатура чувствовала себя прекрасно. Леди Раина сама каждый день навещала племянницу, засыпала её новостями о неизвестных той личностях и событиях, перебирала лежащие на столике книги, словно невзначай оставляя сверху книгу с всё более откровенной картинкой на обложке, и, оставив после себя тяжёлый аромат духов, исчезала. Каждое утро Кари приносила одинокую белую розу от лорда Торшелла и передавала её своей госпоже.

Определённые преимущества в болезни, конечно, можно отыскать. Можно лежать в постели, спать и ни о чём не думать. Та вата, которой наполняется голова, совсем не может и не хочет думать. Другое дело, когда болезнь проходит. Мысли возвращаются. Возвращается интерес к окружающему и к жизни. Замечаешь, что птицы за окном не кричат пронзительно, а звонко славят весну, солнце уже не режет глаза, а ласково пробегается по коже. И белые розы источают тончайший аромат. И тот, кто их подарил, не виноват в том, что близкие Сатуры погибли и она скорбит по ним. И, как это ни странно, но после выздоровления притупилась и боль потери. Она никуда не делась, нет, но словно покрылась нежной дымкой грусти. Пришло понимание, что родители ни за что не хотели бы, чтобы их дочь так скоро присоединилась к ним в мрачных чертогах смерти или провела свою жизнь, оплакивая их. Вполне возможно, что через какое-то время, скажем, год, она сможет ответить на ухаживания настойчивого лорда. Ведь недаром при каждом воспоминании о нём трепетно замирает сердечко, и никак не забывается тот странный и единственный поцелуй при прощании в самый первый день. И вполне возможно, что если, выждав положенное время траура, лорд Торшелл попросит у тётушки её руки, Сатура не будет противиться такому повороту судьбы.

А пока. Пока ей становилось скучно. И Сатура вспомнила о разрешении тётушки самой пошить себе платья. Те платья, что прислала мадам Жози, она даже не примерила, лишь попросила баронессу отправить их обратно. Хорошо, что появилось оправдание, дескать, неудобно принимать такие дорогие подарки. Сколько бы леди Раина ни уговаривала, даже пыталась пролить слезу, племянница стояла на своём. Когда это действительно было нужно, Сатура была очень упряма.

Первое её появление в швейной мастерской поместья вызвало шок у работающих там женщин. Они никак не могли взять в толк, почему племянница хозяйки должна сама шить себе одежды. Не объяснять же им, что так она хоть чем-то могла занять своё время. А ещё в мастерской было очень удобно скрываться от кавалеров. Почему-то девушке было неприятно их настойчивое внимание. Возможно, в столице и было нормой такое вот откровенное разглядывание присутствующих дам, можно даже сказать, что гостьям баронессы оно нравилось, и Сатура даже слышала, как несколько девушек хвастали друг перед другом, кто, на кого, и сколько раз глянул. Но сама она к такому была не готова. И вряд ли когда-нибудь, даже после окончания траура, будет получать от этого удовольствие.

Так и повелось, что после завтрака Сатура приходила в мастерскую, усаживалась за рабочий стол и принималась за шитьё. Первое платье она пошила всего за два дня и с наслаждением смогла надеть его – появляться в одном и том же, в котором приехала, было неудобно даже перед слугами. Следом были пошиты несколько сорочек, бельё, юбка и пара блузок. Работу над каждой последующей вещью приходилось затягивать всё больше. Стыдно было признаться даже самой себе, но она тянула время, старалась побыть в мастерской подольше. И пусть мастерицы, работающие там же, украдкой бросали на неё осуждающие взгляды – как же, мало того, что делает их работу, ещё и мешает вволю болтать о своём, о женском – зачастую засиживалась там до самого ужина. Так как гости в доме баронессы Санаи были обычным явлением, то и ужинала девушка зачастую тоже одна.

Лишь однажды тётушке удалось убедить её поужинать в «милой маленькой компании». Третьим в той компании оказался лорд Торшелл. Вёл он себя, к слову сказать, безупречно. Одинаково ровно ухаживал за обеими дамами и, с благосклонного кивка хозяйки, сам подливал в их бокалы лёгкое розовое вино. Эта его показная лёгкость и сослужила злую шутку.

– Милая, наконец-то твои щёчки порозовели, – с улыбкой произнесла тётушка, отставляя в сторону бокал. – Тебе нужно расслабиться, а вино подходит для этого лучше всего. Немного, конечно, – тут же спохватилась она, – но определённый эффект на лицо.

– Сегодня вы прекраснее, чем всегда! – это были первые слова, обращённые лордом Торшеллом непосредственно к девушке, отчего Сатура зарделась ещё больше.

– Время лечит любые раны, – подхватила баронесса. – И наша девочка постепенно отходит от удара, что постиг её. Ах, у меня такое прекрасное настроение! Торшелл, вы должны пригласить своих дам на прогулку! Такой вечер не должен пропасть зря!

И правда, почему бы не пройтись? Прогулка втроём вполне благопристойна, а Сатура так давно не была на свежем воздухе. Как будто в наказание за то, что осталась жива, заточила себя в четырёх стенах. И потом, вечерняя прохлада поможет развеять тот шум, что властвует в её голове. Хотя, не стоит скрывать, этот шум не только немного путал мысли, но и придавал особое очарование происходящему. И нисколько не мешал замечать взгляды, бросаемые на неё из-под полуопущенных ресниц лордом Торшеллом.

***

Они не спеша шли по аллее, вымощенной красным мрамором. Кто бы сомневался, что тётушка выберет свой любимый цвет. Правда, стоило отметить, что красная аллея и вправду была хороша. Подсвеченная волшебными фонариками, она как бы жила своей жизнью. Изредка вдоль аллеи встречались белые резные скамеечки, и, что особенно понравилось Сатуре, около каждой скамеечки замер свой зверёк. Кудрявый белый барашек, учуявшая мышь лисица, грациозный олень, тянущий морду к сочной зелёной ветке, лев – не такой как на парадных ступенях, чинно восседающий возле входа, а мирно пьющий воду из пробегающего ручейка – все они как будто замерли в одно мгновение и так перенеслись в этот волшебный вечерний сад.

– Ну как? – спросила тётушка.

И Сатура поняла, что она спрашивает не только о том, понравился ли ей сад, но и настроении вообще.

– Спасибо! Раина, лорд Торшелл, я так благодарна, что вы пригласили меня на эту прогулку!

– Пора тебе уже выбираться из скорлупы своего траура, моя девочка, – баронесса мягко коснулась её руки. – А сейчас давайте немного посидим в той беседке, в это время здесь часто поёт соловей.

Они зашли в беседку, по широким скамьям которой были разбросаны многочисленные подушки, на полу лежала шкура какого-то зверя, в свете слабого фонарика, робко освещавшего пространство, было сложно определить её принадлежность. Дамы чинно уселись на скамейки, а лорд Торшелл опустился прямо на шкуру, небрежно оперевшись рукой о свободную скамью. И вдруг совершенно неожиданно он засвистел. Да не так, как пастух, сгоняющий вечером своё стадо, а тихо, переливчато, как будто пел песню. Не успела Сатура насладиться его искусством, как свист подхватили. Сначала робко, а потом всё смелее, повёл свою партию соловей. Впервые за долгое время слёзы, что бежали из глаз, были не слезами горечи и обиды, а слезами очищения и предчувствия счастья. Как она сейчас понимала героинь баллад, которые безумно влюблялись в трубадуров с первой исполненной песни.

Так, почти не шелохнувшись, они прослушали концерт до конца. Только после того, как смолкла последняя трель, все трое поднялись и в тишине проследовали к дому. Первой их покинула леди Раина, её покои были ближе всех, лорд Торшелл же вызвался проводить Сатуру до двери, отчего у девушки сладко замирало сердечко. Неужели насмелится на ещё один поцелуй? А если захочет поцеловать не только запястье, как тогда реагировать? Обидеться и уйти или попытаться неумело ответить? Терзания были прерваны самым прозаическим способом – мужчина слегка поклонился и, пожелав приятных снов, удалился. Вот и замечательно, решила Сатура, хоть кто-то из них не лишился разума от выпитого и не позволил свершиться глупости. Тогда отчего же так ноет сердечко, и непонятная истома распространяется от низа живота по всему телу.

Сатура разделась и приняла ванну, приготовленную горничной. Несмотря на позднее время, спать совершенно не хотелось. Хотелось кружиться по комнате и подпевать соловью, как это делал Торшелл. Такой милый, терпеливый и симпатичный Торшелл. На глаза попалась стопка книг, принесённая ранее тётушкой. Сверху лежала книга с изображёнными на обложке мужчиной и женщиной. Они не сплетались в страстных объятиях, не угрожали друг другу оружием, а стояли во вполне благопристойных позах. Если бы не одно но. И мужчина, и женщина были абсолютно нагие. На них не было даже листика, стыдливо прикрывающего причинные места. {Как достичь совершенства в браке. Пособие молодой семье}, прочитала Сатура. Надо же, тётушка решила не затрагивать стеснительность племянницы и, вместо того, чтобы самой провести беседу, которую должна провести старшая родственница с девицей на выданье, предложила ей познавательную книгу. Интересно будет узнать, как же достичь совершенства в браке.

Как она и предполагала, в отличие от поучений учителей в пансионе, книга была посвящена, не тому, как сэкономить семейный бюджет и сварить запашистое мыло, а тому, как ублажить партнёра в постели. Похоже, именно её искали в ту ночь в библиотеке две подружки-злопыхательницы Эрметта и Ани. Ну что ж, коли тётушка, как старшая родственница, считает, что Сатуре это пора знать, она ознакомится с содержимым книги, тем более, что уж перед собой-то скрывать: пусть и стыдно, но интересно же.

Уже через несколько просмотренных страниц её щёки пылали от стыда. Да как такое возможно? Неужели можно заниматься таким при свете дня и без одеяла? Впрочем, если бы художник прикрыл свои рисунки одеялом, то тем, кто рассматривает книгу, ничего бы не было видно. Завтра нужно поинтересоваться у тётушки, неужели люди и правда, делают такое друг с другом? Хотя, нет, завтра хмель выветрится, и у неё ни за что не хватит смелости задать этот вопрос. Даже не задумавшись, что давно наступила глубокая ночь, Сатура, накинув халат, поспешила к комнатам баронессы. Как она помнила, самые важные разговоры и откровения у них с мамой случались поздно вечером или ночью. Ничего, она тихонько проберётся в комнаты леди Раины и прислушается. Если та уже спит, тогда просто вернётся к себе.

Дорога до покоев баронессы прошла без происшествий. Сатура сняла туфли и на цыпочках пробралась в гостиную. Дверь в спальню была приоткрыта, и оттуда лился приглушённый свет. Хорошо, значит, тётушка не спит. Нужно поспешить, пока последние остатки решимости не выветрились вместе с хмелем. И тут она услышала, как леди Раина в сердцах произнесла:

– Болван! Не мог дожать? Девчонка была почти у тебя в руках! А мои денежки у меня в кармане!

В ответ послышался заливистый мужской смех. И Сатура обмерла. Она узнала этот смех, одновременно и обидный, и притягивающий. Нужно было бежать, но предательские ноги не желали шевелиться.

– Дорогая, я уже говорил тебе, как мне импонирует твоя жадность? Успеешь ты получить свои денежки. Пойми, я по своей природе охотник. Мне ещё и процесс интересен. Вот увидишь, пройдёт время, и я устрою так, что Сатура сама набросится на меня. А я позволю побыть себе жертвой, – самодовольно закончил он.

Сатура до последнего надеялась, что разговор ведётся не про неё. Но имя названо, и ошибки быть не могло. Правы были те две подружки – леди Санаи решила предложить её своему любовнику. Как же это гадко и мерзко.

Позже она не могла вспомнить, как добралась до своей комнаты, и почему спальня леди Раины осталась не разгромленной. Что же делать? Поплакать и пожалеть себя, что едва не влюбилась в любовника легкомысленной тётушки? Сколько можно! Сбежать? Но куда? У неё всего ночь для принятия решения.

К утру решение было принято. Предлагаете играть на вашей территории, дорогая тётушка? Хорошо. Но правила будут мои! Нужно только дотянуть до восемнадцатилетия. А там на законных основаниях призовём стряпчего господина Рюи, потребуем полный отчёт о наследстве, и – прощайте, милая тётушка! Нам с вами не по пути!

***

Утром Сатура сообщила растерявшейся Кари, что завтракать, обедать и ужинать она будет в столовой. Время её заточения закончилось. Несколько гостей, тоже предпочётшие завтракать в столовой, удивлённо глянули на девушку в тёмных одеждах, но в целом восприняли её появление вполне приветливо. Она вежливо поприветствовала всех, кто решил позавтракать в столь ранний час, и чинно заняла место слева от хозяйского.

За обедом Сатура уже уловила несколько знакомых улыбок, в основном, мужских. Шире всех улыбался тот самый художник, который повстречался в первый день пребывания в поместье баронессы. Место рядом с ним занимала совсем другая девушка, гораздо смешливее и, чего уж скрывать, приветливее той, первой. В целом гости восприняли появление племянницы хозяйки благосклонно, если не считать несколько хмурых взглядов, брошенных некоторыми дамами. Но это нормально, ведь каждая новая женщина в любом женском кругу воспринимается, прежде всего, как соперница. Зато мужчины, даже не смотря на её траурный наряд, спешили распушить перья и показать себя во всей красе. Вот и хорошо. Она и без тётушкиной помощи может выбрать себе мужа. Благо, недостатка в благородных лордах среди гостей баронессы Санаи не было. Не было среди постоянно меняющихся гостей и дам с именами Ани и Эрметта. Была ли в том заслуга хозяйки поместья, или пойманные на горячем сплетницы сами отбыли домой, Сатуру не интересовало.

За обедом вёлся лёгкий и ничего не значащий разговор. Всё, как обычно – погода, наряды, балы и украшения. Ничего нового, зря она столь долгое время скрывалась в заточении. Судя по любопытным взглядам, многие гости тётушки считали её немного не в себе. Тем лучше, значит, не будут воспринимать всерьёз, нужно поддержать это заблуждение.

– Мисс Сатура! – после того, как закончился обед, первый к ней подошёл тот самый художник, что повстречался ей в самый первый день. – Позвольте, я возьму на себя смелость, и сам вам представлюсь! Ведь у нашей дорогой хозяйки милой баронессы Санаи такая уютная домашняя обстановка, мы все здесь, как одна большая семья! Лостус Кольпино, художник, ваш покорный слуга! – мужчина шаркнул ножкой и картинно взмахнул головой, отточенным движением отбрасывая назад изящно уложенные волосы.

– Сатура Приатт, – вежливо ответила девушка, немого отступая назад от напористого господина Кольпино.

– Кольпи, ты её пугаешь! – к ним подошли ещё пара молодых людей.

– Сколько можно повторять, моя фамилия Кольпино! – не на шутку обиделся творческая душа. – Коль-пи-но!

– Ах, да, прости, совсем забыл. Кольпи – фамилия твоего отца-булочника, – немного фальшиво изображая раскаяние, произнёс один из подошедших и, пока художник подыскивал слова для ответа, взял в свою руку кончики пальцев Сатуры и с придыханием произнёс: – Позвольте представиться и мне. Батистен Кайди, свободный журналист.

– А почему свободный? – Сатуре начала нравится занятная перепалка мужчин, борющихся за её внимание.

– Потому что никто не хочет брать его на постоянной основе! – не преминул вставить слово художник.

– Это я слишком разборчив, – пришла очередь обижаться и господину Кайди. – Но мой триумф ещё впереди! Мисс Приатт, умоляю. Первое интервью вы должны дать именно мне!

– Какое интервью? – не поняла Сатура и, для наглядности, похлопала ресницами, ведь нельзя разочаровывать окружающих. Ожидали увидеть дурочку? Смотрите.

– Ну как же, ваша семья подверглась нападению дикого дракона. Все погибли. Со слов леди Санаи мы поняли, что вы теперь относитесь к драконам с большим предубеждением. О, какой может получиться материал! Так и вижу заголовки: «Ненавижу драконов!». Статья, нет, цикл статей вознесут меня на вершину журналистской славы. Ну, и вся империя узнает о вас, – буднично закончил он.

А вот здесь пора ставить этого распушившего перья павлина на место. Даже если это не преднамеренное желание обидеть, как было в случае с переиначиванием фамилии бедного господина Кольпино, все должны понять, что злобные, да и беззлобные нападки в адрес племянницы баронессы Санаи не пройдут.

– Господин Батистен Кайди, – Сатура постаралась улыбнуться, но, видимо, получилось плохо, так как с лица журналиста улыбка сползла, – я никогда не дам такое интервью. Я, вообще, ничего не желаю слышать о драконах! Более того, я запрещаю вам писать об этом происшествии хотя бы слово. А если вы не внемлите моей просьбе, я поговорю с баронессой, думаю, у неё найдутся связи сделать так, чтобы вы навсегда остались свободным. Вы достаточно хорошо поняли мою просьбу? – она нажимом выделила последнее слово.

– Э-эм, понял, как не понять, – проблеял господин Кайди. – Признаю, был не прав. Прошу всемилостивейше простить меня, если обидел.

– Ещё у кого-нибудь есть подобные просьбы или вопросы? – Сатура обвела глазами всех, кто подошел к ним во время разговора.

Как она и ожидала, подошедшие дружно замотали головами в знак того, что намёк поняли и приняли. И лишь господин Кольпино смотрел на неё несчастными глазами.

– Я никогда не прощу себе, если не напишу ваш портрет, прелестная мисс Сатура, – умоляюще произнёс он, картинно прижав к груди руки.

– Я подумаю, – девушка задумчиво склонила голову. Почему бы и не занять своё время, позируя этому чудаковатому художнику, – только никаких снегов и чёрного атласа!

– О, моя несравненная муза! – художник вновь бросился на колени. – Я согласен писать любой фон, какой вы прикажете! Лишь бы центром моего шедевра были вы!

Ну вот, кажется, первый контакт с гостями установлен. Может, угроза в адрес бесцеремонного журналиста и немного развеяла образ недалёкой свихнувшейся провинциалки, но очень уж он задел за живое. К тому же, слух об инциденте с горе-журналистом быстро распространится среди гостей, и можно будет рассчитывать, что следующего разговора о драконах не возникнет.

***

Как ни рвался господин Кольпино сразу же начать писать портрет, Сатура решила послеобеденное время провести в швейной мастерской. Нужно было срочно сшить платье, в котором она собиралась явиться на ужин. Тёмное, строгое, безо всяких излишеств, но в то же время, выгодно подчёркивающее все достоинства её фигуры. Девчонки-мастерицы, обрадованные тем, что их молчаливая молодая хозяйка начала оттаивать, с удовольствием взялись помогать в этом деле. Неизвестно откуда были извлечены лекала последних модных фасонов, у ключницы Париды выпрошены подходящие случаю ткани, и работа закипела. Закрытое чёрное платье, единственным украшением которого была белая кожа рук и лица его обладательницы, было готово за час до ужина. За оставшееся время необходимо было сделать причёску. Слишком сложная указывала бы на то, что девушка тщательно готовилась к выходу, распущенные волосы могли намекать на то, что их обладательница допускает в обращении к себе некоторые вольности со стороны противоположного пола. Такой приём, как успела заметить Сатура, нередко использовали гостьи баронессы. Выход предложила Кари. Она взяла несколько нитей жемчуга – одного из немногих украшений, что были у Сатуры, и сплела широкую замысловатую косу. Именно то, что нужно – никаких запутанных башен на голове, и, в то же время, привлекает внимание своей необычностью.

– В наших краях всегда плели такие косы, – охотно пояснила она, – господа, правда, считают их плебейскими…

– Что ты, Кари, мне очень нравится! – похвалила горничную Сатура. – И потом, ты можешь хранить секреты? – она понизила голос. Глаза служанки загорелись любопытством. – Я должна поддерживать видимость того, что немного не в своём уме!

– А зачем? – так же шёпотом спросила Кари.

– Нужно!

– А-а, – горничная понимающе кивнула.

***

Словно случайно, в коридоре гостевого крыла, где располагались и комнаты Сатуры, прогуливались несколько мужчин. Самым проворным из них оказался напомаженный до сияющего блеска молодой человек со смешной фамилией Коридобль. Вот же не повезло с фамилией. Пожалуй, только всепоглощающая и безрассудная любовь может заставить выйти за него замуж. Девушка широко ему улыбнулась, и, пока господин Коридобль замер в счастливой прострации, подала руку господину Кольпино, который где-то оставил свою даму и был на данный момент совершенно свободен.

– О, моя муза! Я сражён! Моё сердце сейчас остановится, – излишне экзальтированно воскликнул художник, ведя свою спутницу к обеденной зале.

– Только не падайте прямо здесь, – стараясь выглядеть серьёзной, произнесла Сатура, – у меня не хватит сил дотащить вас до места!

Бедняга, не зная, как воспринимать её слова, закашлялся.

– Да я это так, образно, – поспешил пояснить он.

– А-а, я думала у вас и правда случаются припадки, – наивно пояснила его спутница. Господин Кольпино предпочёл смолчать.

Когда они появились в общей гостиной, то тут же были окружены молодыми людьми, каждому было интересно пообщаться с вышедшей из добровольного заточения хорошенькой племянницей хозяйки. К тому же, прошёл слух, что она не совсем в своём уме, что, впрочем, не помешало ей поставить на место болтуна Кайди. Опять же, недавний разговор с художником тоже не стал тайной, и многие с удовольствием передавали его содержание друг другу. Надо же, какая простодушная леди, каждое слово воспринимает буквально. Кажется, рядом с ней скучно не будет. Чтобы оправдать складывающееся о ней мнение, Сатура продолжала сыпать подобными глупостями, иногда делая вид, что не знает самых простых бытующих в свете шуток. Ничего, леди и лорды, можете считать меня глупой пустышкой, именно перед такими вы раскрываетесь лучше всего. Не может быть, чтобы среди вас были только глупцы и сластолюбцы. Возможно, мне повезёт, и я смогу найти среди вас того, единственного, для которого стоит открыть свою душу. А пока наслаждайтесь. Далеко на задворках сознания билась мысль о том, что мама и папа не одобрили бы такого поведения. Сатуре и самой было стыдно. Но… иначе не выжить. От хищника, несущегося за добычей, легче всего прятаться в толпе.

Только Сатура подумала о лорде Торшелле, как он появился в зале собственной персоной. На его согнутую руку по-хозяйски опиралась баронесса Санаи. Вместе с ними в гостиную зашёл ещё один мужчина, чем-то неуловимо схожий с лордом Торшеллом. Такой же немалый рост, могучий разворот плеч, гордая посадка головы. И взгляд. Холодный, безразличный, и одновременно неумолимо притягивающий взгляд карих глаз. Незнакомец смотрел так, словно ему давно надоели все эти пёстрые сборища, и присутствует он на них только потому, что оставаться в одиночестве ещё скучнее. Тётушка и лорд Торшелл были увлечены разговором друг с другом, и не сразу заметили присутствия в гостиной племянницы хозяйки. На один короткий миг девушке показалось, что при виде вошедших все присутствующие в зале замерли. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы леди Раина и её спутник заметили окружённую кучкой притихших молодых людей Сатуру. Тётушка изобразила широкую улыбку и, протянув руки, двинулась к племяннице. Как-то само собой получилось, что, пока она подходила, пространство около девушки опустело, и лишь один господин Кольпино храбро остался возле неё, не побоявшись следовавших за хозяйкой дома мужчин.

– Сатура, моя девочка, – сладко пропела тётушка, – ты нашла в себе силы появиться среди нас! Как я рада!

Последовали неизменные в таких случаях поцелуи и объятия.

– Да, тётушка, – Сатура чинно опустила глаза, – я сочла возможным смягчить мой траур.

– И это прекрасно! – леди Раина ничем не выдала своего недовольства тем, что её прилюдно назвали тётушкой. – Негоже молоденькой девушке без приданого находиться взаперти, так мы никогда не найдём тебе подходящего спутника!

Ах, так, милая тётушка? Тоже решили укусить? Ну что ж, в эту игру можно играть вдвоём.

– Совершенно верно, – опять смиренный взгляд в пол, – именно для этого я и решила выйти из заточения. Я понимаю, что являюсь для вас обузой, и намерена как можно скорее отдать свою руку и сердце какому-нибудь достойному мужчине.

– Милая, как ты можешь такое говорить? Разве может быть родная кровь обузой? И потом, я уже так привыкла к тебе. Знаю, что нужно когда-нибудь расстаться, но как же мне тяжело будет это сделать!

Что, леди тётушка, пошла на попятную? Не ожидала, что племянница при всех объявит, что ищет именно мужа, но никак не любовника? Не желая продолжать представление дальше, баронесса поспешила пригласить гостей в обеденный зал. Заметив, что лорд Торшелл вознамерился подать руку, Сатура, сделав вид, как будто не заметила его движения, подхватила под руку опешившего господина Кольпино и проследовала с ним на ужин. И вдруг ей показалось, что мужчина, который пришёл вместе с леди Раиной и лордом Торшеллом, озорно подмигнул за спиной тётушки. Впрочем, ничего хорошего от этих напыщенных красавцев ожидать не стоит, даже не смотря на непонятное притяжение, что исходило от них. Это только указывало на то, что нужно держаться подальше от этих опасных для молоденькой девушки людей.

Словно в издёвку над стараниями леди Раины этот странный незнакомец, так и не проронивший ни слова, молчаливым жестом указал бедняге Кольпино на пустующее место рядом с Сатурой, а сам занял стул художника, отстоящий гораздо дальше от них.

– Что это случилось с Кодрумом, всегда такой общительный и приветливый, а тут не произнёс ни слова? – баронесса бросила вопросительный взгляд на Торшелла.

– Ушёл с дороги, – пренебрежительно начал он, но, глянув на уткнувшуюся в свою тарелку Сатуру, продолжил, – нашего милого господина Кольпино.

От этих слов художник, ни живой, ни мёртвый от предложенной чести сидеть во главе стола совсем рядом с хозяйкой, зарделся, аки девица перед сватами, но всё же нашёл в себе силы ответить.

– Ну что вы, лорд Торшелл, – промямлил он, втихую радуясь про себя, что не успел ничего взять в рот и не подавился от такого предположения. – Я восторгаюсь мисс Приатт только как художник. О большем и мечтать не смею!

– И правильно, – заключил спутник баронессы, – мисс Сатура достойна более серьёзного и состоятельного мужчины.

Неизвестно какая сила подтолкнула её, но Сатура подняла глаза от тарелки и упрямо произнесла:

– А мне нравится господин Кольпино, он такой открытый и естественный.

– Художественные натуры, они все такие, – особо ни к кому не обращаясь, заметил лорд Торшелл.

Господин Кольпино предпочёл принять высказывание за комплимент и вежливо поблагодарил высокородного собеседника.

После ужина гости баронессы разошлись по интересам. Где-то звучала музыка. Кто-то сел за карточный стол, кто-то ушёл в комнату, где началась новомодная игра в шары, причём леди принимали в ней самое активное участие. Ещё бы! Когда они наклонялись над поверхностью игорного стола, можно было так красиво оттопырить свой задик, заглядевшись на который, мужчины позорно промахивались и, вообще, забывали сделать ход. Отчего-то подумалось, что все эти увеселения обходятся гораздо дороже, чем обошлось бы обучение племянницы в пансионе. Но она ни за что не попросит денег у тётушки. Вот выйдет замуж и попросит мужа вернуть той всё, что было затрачено на содержание. А может, муж поможет выяснить, куда же пропало её наследство.

Как же хотелось прямо сейчас покинуть это шумное самовлюблённое сборище. Не может быть, чтобы вся столица проводила так время. Кто же тогда работает? Не в булочных и в сапожных мастерских, нет. Там как раз есть, кому работать. Но есть же и государственные учреждения. Суды, представительства, другие органы управления. Как-то не верилось, что кто-нибудь из этих расфуфыренных молодых людей сидел за конторкой в банке или принимал иностранных послов. Хотя… от лорда Торшелла и того молчаливого незнакомца так и веяло властью. Непререкаемой властью, получаемой вместе с рождением в самых высших слоях общества.

– Господин Кольпино, – обратилась Сатура к художнику, когда поняла, что сегодня уже не выдержит ни минуты присутствия на этом сборище, – сегодняшний день мне показался таким длинным, с непривычки я устала. Прошу прощения, но мне пора отдохнуть.

– Ну что вы, моя муза! – глаза художника сияли восторгом не хуже, чем волшебные фонарики, освещающие садовые дорожки. – Я счастлив, что вы сочли возможным уделить мне столько времени! Надеюсь, ваше решение насчёт шедеврального полотна, где вы бы блистали во всей своей красе, не заставит долго себя ждать.

– Я подумаю, господин Кольпино, – ответила Сатура. – Благодарю, что проводили, дальше я сама, – и она пошла по направлению к своим покоям.

Идти предстояло мимо череды больших и малых гостиных. Двери нескольких из них были широко раскрыты, и там были слышны голоса и смех. Сатура старалась быстрее пройти мимо них, пока те, кто там коротал вечер, не пригласили её присоединиться. Наконец, шум стал стихать. Как же хорошо! Ей просто необходимо побыть одной. Оказывается, сборище веселящихся лордов и леди, если их так можно назвать, переносить гораздо сложнее, нежели десять пансионерок в одной спальне. Можно стереть со своего лица опостылевшую вежливую улыбку и побыть самой собой – несчастной одинокой девчонкой. Хоть немного! Всего лишь до утра. А завтра опять в бой. В бой на чужом поле и с более изощрённым противником.

***