Она ворвалась в дом и закричала, задыхаясь от спешки, — «Библию, Библию, Библию!» — к крайнему изумлению домашних, которые не могли сразу сообразить, чем она одержима. Объяснив, что именно она видела, Нора схватила желанный томик и помчалась обратно на взморье. Но увы! она успела вовремя, чтобы увидеть лишь краешек зачарованного острова, который снова опускался на дно, чтобы оставаться под водой следующие семь лет, как ему было назначено.
С этой ночи бедная Нора стала постепенно чахнуть, и вскоре ее безутешный друг проводил ее на кладбище. Говорят, никто с той поры не отважился предпринять подобную попытку, дабы волшебник, в случае неудачи, не возложил в отместку свое заклятье также и на Мэн.
Маленькая женщина с горы Каррахан
Была некогда одна бедная женщина крохотного роста, и жила она поблизости от Мыса Моголд[188]. Она зарабатывала себе на жизнь своей прялкой, обходя с ней дома. Ее всегда охотно принимали из-за ее веселого нрава и всегдашней готовности к добрым услугам. За работу она получала стол, ночлег и немного денег. Таким образом жила она и ходила довольно долго, и о ней прознали, что она скопила деньжат. По этой ли причине ее прогнали прочь, или по другой — неизвестно по сей день; известно только, что ее много раз видели — как сидит она на склоне горы Каррахан с прялкою на плече, опустив голову на руки, словно в большой печали. Хорошо если кому удавалось миновать ту гору и не повстречаться с призраком этой бедной женщины, ибо страшились, как бы их не постигло какое-нибудь ужасное бедствие.
Несколько лет назад один человек, часа в два пополудни возвращаясь домой в долину, увидел маленькую женщину, сидевшую на своем излюбленном месте. Заметив его, она тут же поднялась и попыталась скрыться, однако он, полный решимости раскрыть эту тайну, пустился со своими собаками преследовать ее и еще послал троих своих людей — по одному на каждый склон и на вершину горы. Маленькая женщина, будучи окружена таким образом, сделала много тщетных попыток убежать и, наконец, приблизилась к тому из них, который был с собаками. Тот не решился притронуться к ней: она казалась весьма опечаленной и проливала слезы.
Еще раньше было замечено, что, доходя до одной узкой расщелины, она тут же исчезала; и теперь, дойдя до этого места, она пропала, и с тех пор ее никогда не видели. Один житель северного побережья утверждал впоследствии, что в тот самый день он наблюдал, как она спешила через Северный Барруль[189] по направлению к Мысу Моголд.
Человек с собаками, который оказался близ женщины, тотчас занемог и был потом более чем полгода неспособен ни к какой работе.
Паршивый Патрик
Я слышал о фермере, который был очень богат, и у него был ребенок. Это была девочка, и отец с матерью позволяли ей все делать по-своему. У фермера было очень много земли, денег и всякого добра, а дочь была его единственным ребенком.
Когда она выросла и стала посматривать на юношей, то была очень горда, и среди ее знакомых не было ни одного молодого парня, которого она привечала бы. У отца ее было много батраков, которые жили с ними в доме, и был там один малый, который пас скотину. Глаза у него были больные, и лицо его было очень безобразно. Имя его было Патрик, но все его звали Паршивый Патрик. Не знаю, какая была у него фамилия, но все звали его по прозвищу — Паршивый Патрик.
Однажды, когда наступил Самайн[191], девушка собралась сходить в амбар, но никому не сказала, что задумала туда пойти. В положенное время она пошла, как обычно, в свою спальню, и когда домочадцы ушли на покой, она тихонько выбралась из комнаты, так что ее не слышали. Когда она дошла до амбара, то присела, прислушиваясь, чтобы увериться, что вокруг нет ни одного парня, но ничего не услышала. Тогда она тихо вошла в амбар и снова прислушивалась, пока не приблизилась полночь. Затем она открыла дверь амбара и, взяв клубок ниток, который принесла с собой, обмотала его одним концом вокруг запястья. Затем она выглянула в темноту и со всей силы бросила клубок прочь. Она подождала немного, чтобы дать кому-то, кто бы он ни был, время подойти и схватить за нить. Затем стала наматывать нить обратно. И так она наматывала нить, но не слишком спешила, чтобы у кого-то было довольно времени схватить за нить, ибо она боялась, что останется на всю жизнь одна[192]. Когда она смотала почти всю нить, то стала сильно сомневаться, однако под конец за нить схватили.
«Кто держит?» — спросила она. Ответа не было. «Кто держит?» — спросила она опять и ничего не услышала. «Кто держит?» — спросила она в третий раз. И тогда услышала, как очень слабый голос произнес: «Паршивый Патрик».
В ярости она отбросила клубок прочь и обещалась убить Патрика, как только представится случай. Она пошла домой, но Патрик спал вместе с другими мужчинами, и этой ночью она не могла исполнить свою месть. Она пошла спать, но заснуть не могла, потому что думала о Паршивом Патрике — о том, что он был настолько дерзок, что проследил, как она пошла в амбар, и схватил ее нить.
На следующий день, когда мужчины вышли к завтраку, она была очень зла и полна решимости отомстить Патрику за оскорбление. Когда же Патрик вошел, она вытащила из очага кочергу и ударила его по темени так, что он свалился на пол. Кровь хлынула ручьем, и все испугались, что Патрик умирает. Когда кровь остановили, его отнесли домой к матери, и спустя какое-то время он поправился, однако на всю жизнь у него остался на голове рубец.
После этого он не стал возвращаться в дом фермера, а уехал в дальние страны. Через несколько лет он вернулся домой, в родные края, с небольшим состоянием, и никто не узнал его, когда он вернулся. Его мать умерла, знакомых у него не осталось. Фермер с женой тоже умерли, а девушка не вышла замуж, хотя была довольно богата.
Патрик не узнал ее, а она не узнала его, когда они повстречали друг друга на вечеринке[193]. Теперь он был не Паршивый Патрик, а джентльмен. Патрик танцевал с ней на вечеринке и вскоре после этого пришел ее повидать. Они полюбили друг друга, и скоро Патрик женился на ней. Какое-то время они были очень счастливы, как и прочие молодые люди, которые поженились.
Но в один очень жаркий день Патрик бродил с собаками в горах, и когда пришел домой, то пожаловался своей жене, что у него сильно болит голова. Жена велела ему сесть в кресло, чтобы она чем-нибудь остудила ему голову, ведь он сделался больным из-за солнечного жара.
И вот Патрик сел, а она стала смачивать его голову водой. Вскоре она нащупала рубец, оставленный кочергой, и тогда наконец узнала, что ее мужем был Паршивый Патрик. Она упала в обморок, и Патрик был сильно напуган, однако поднял ее, поцеловал, и скоро она пришла в себя.
Они оба изумлялись, что голос, слышанный ею, назвал ей Паршивого Патрика и что так оно и случилось. Кажется, нить для нее держал кто-то другой, и существует некая сила, которая назначает молодым людям быть вместе, помимо их собственной воли.
Но все старые обычаи уходят вместе со старыми людьми.
Спокойной ночи.
У скрипачей
У скрипачей на Рождество[195], — вот где впервые я встретил любовь моего сердца. Влюбленные, сели мы вместе и начали сватовство.
Она была юной девушкой, милой и прекрасной. Я стремился жениться на ней. Я зажиточный крепкий хозяин на зеленых склонах старого Ренви[196].
За семь лет с той поры привыкли мы часто встречаться с моею любовью. Она обещала мне лживым своим языком, что никогда не покинет меня.
В воскресенье вечером, перед Пепельной Средой[197], я пошел повидать мою возлюбленную. Она вложила свои руки в мои, говоря, что не выйдет ни за кого, кроме меня.
Я пошел домой с радостным сердцем, не было у меня причин горевать. Первая новость, что я услышал наутро в Пепельную Среду, — любовь моя вышла за другого.
Проклинаю стократно я девушку и себя, — так давно я сватаюсь к ней.
Когда она видела, что нет у нее ко мне любви, могла в добрый час покинуть меня. Но обманув меня теперь, она почти разбила мне сердце. Тем не менее она принимает всякого мужчину, что приходит к ней, крупного или мелкого.
Не стану проклинать или творить заклятья против нее[198], не пожелаю, чтобы злая судьба заступила ей путь.
Но она будет доставлять удовольствие своим приятелям, даже сделав из меня посмешище.
Не имел я другого свидетеля, — лишь дерево орешника, никогда не говорившее. Нынче любовь моя оказалась лживой, и я остался один.
Я надеюсь, что не пробуду долго в этой скорби. Я направлюсь на ярмарку Патрика[199] и найду там новую возлюбленную.
Я направлюсь на ярмарку Патрика, я оденусь как всякий молодой парень.
Я пройду по ярмарке мимо моей любви, я не подам виду, что вижу ее.
Я встану посреди ярмарки. Я выберу одну, другую. Но она, та, что вышла за лживого обманщика, — она не сможет торговаться и менять.
Не желал я тебе вреда больше, чем сделал собственному бедному телу. Как много ночей я лежал с тобой, — почти каждую ночь у твоей спины или в твоих объятиях.
Что до нарядной одежды, которую собираюсь носить, — не носить мне ее больше, чем месяц или два. Я отброшу нарядную одежду прочь и отправлюсь свататься снова.
Великий долгий путь мне пришлось пройти, и крутые склоны утомили меня. Я не мог присесть отдохнуть без всегдашних дум о моей возлюбленной.
О, если б дунул великий ветер, чтобы мог я услышать от моей любви, что она придет ко мне через высокие горы и мы встретимся вместе на побережье.
О, радостно, радостно шел бы я встретить ее, зная, что это воистину будет моя любовь.
О, радостно, радостно сидел бы я рядом с ней, плечо мое было б подушкой под ее головой.
О, если б великое море высохло, чтобы стать дорогой, по которой мне можно было б пройти. Раньше снега Гренландии станут красны как розы, чем смогу я забыть мою любовь.
Плач по матери — мэнской речи
Когда я брел в одиночестве через Снайфелл[201], наступали сумерки; покрывало их было над той стороною света, где Мэн, и над природой, послушной Господу.
Они укрывали мир плащом ночи и давали покой от забот мирских и от тяжких трудов и людям, и всем, сотворенным Его рукою.
Был я себе самому предоставлен в горах, без какого-либо товарища, чтобы скорбеть надо всеми распрями и ссорами, что тревожат Маннин моего сердца[202].
И тогда я увидел женщину в сером платье, что шла мне навстречу по вереску, — все одежды ее были разодраны в клочья, и спешила она как безумная!
Сердце дрогнуло во мне, когда я узрел, в каком положении это создание, ибо, только взглянув, ясно заметил я, что ниспала она из высокого сана.
Когда она приблизилась ко мне, я услышал, как она сказала: «Ох, беды мои тяжелы; отлучена от людей навсегда, я доживаю в глубинах старого времени».
Красная птаха порхнула в кусты; ягнята побежали к своим матерям; ночь была на море, мрачная, хмурая, — она скоро пришла с северо-востока.
Закатилась колесница солнца, за чертой ждать осталась, на юго-западе; на востоке взошла луна во славе, в одеянье из зелени одела запад.
Когда мы сели вместе на зеленую траву, она мне сказала: «Слушай, мэнец, — я прочту тебе не из писаний о скорби моей под луною».
Затем она стала читать нараспев: «В минувшие дни никогда не нуждалась я в новых одеждах, чтобы уберечься от холода и дождя.
Ибо знай, я — призрак старинной речи; дети Маннин покинули меня. Как мало они понимают, что было б лучше всего, если б я власть над ними несла.
Ибо я та, что веками держала чужеземца вдали; от побережья и до Барруля[203] всегда я правила прирожденными мэнцами.
Ныне их спесь разнесла английский вплоть до большой долины Толт-и-Вилл, до пустошей Кардле Мор и до Холма Крег Вилли[204].
Когда слепень летом доводит скотину до бешенства, спесь заставляет ее носиться с жалом от Ниарбила до Грудла и от Кальфа и Чикенс до севера[205].
Они сошли с пути наших добрых праотцев, которые никогда не покидали меня. Ибо те мыслили так: не наносить вреда Острову и не доверять чужеземцу[206].
Ох, если б те, кто еще остается на моем маленьком острове, собрались, чтобы изгнать поскорей с моих берегов погибель, что бродит нынче вокруг меня!
Если б они отвратили слух свой от всей этой смуты, что бродит по милой Маннин средь людей, что слепы на все, кроме богатств для себя!
Но кто же те крикуны, кто те, со скипетром новым, искатели власти над прирожденными мэнцами, — если остерегается их народ?
Послушай моего совета, ты, остающийся уроженцем бедной Маннин, — не подражай привычкам старух, озабоченных выпивкой.
Ох, если б мэнцы договорились блюсти свои старые забытые законы и больше не тратить все свое время впустую, внимая мужам без мудрости!
Что до меня самой, уйду я скоро своей дорогой, чтоб сокрыться во прахе, — сказала бедняга с тяжелым вздохом, — посмотри, как седа моя голова».
Бельтан
Вместо эпилога
«Можно сказать, что способность к поэтическому видению проверяется достоверностью изображения Белой богини и ее острова». (
Карта острова Мэн
Список литературы
1. Гальфрид Монмутский. История бриттов; Жизнь Мерлина: Пер. с лат. / Авт. примеч. А. С. Бобович, М. А. Бобович. М.: Наука, 1984. (Лит. памятники).
2. Гильдас. О разорении Британии // Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / Пер. с лат., вступ. ст., коммент. В. В. Эрлихмана. СПб.: Алетейя, 2001. (Pax Britannica).
3. Грейвс Р. Белая Богиня: Историческая грамматика поэтической мифологии / Пер. с англ. Л. Володарской. М.: Прогресс-Традиция, 1999.
4. Гроздова И. Н. Народы Британских островов//Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. XIX — начало XX вв. Зимние праздники. М.: Наука, 1973.
5. Диодор Сицилийский. Греческая мифология (Историческая библиотека) / Пер. с др. — греч. О. П. Цыбенко. М.: Лабиринт, 2000. (Античное наследие).
6. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне / Пер. и коммент. М. М. Покровского. 2-е изд. М.: Изд-во АН СССР, 1962.
7. Исландские саги. Ирландский эпос. М.: Худож. лит., 1973. (Б-ка всемирной литературы).
8. Йейтс У. Б. Видение: поэтическое, драматическое, магическое: Пер. с англ. / Сост. и предисл. К. Голубович. М.: Логос, 2000.
9. Калыгин В. П. Кельтская мифология глазами лингвиста / / Известия АН. Сер. литературы и языка. 1999. Т. 58. № 5–6.
10. Кампанелли П. Возвращение языческих традиций / Пер. с англ. Е. Шакировой. М.: КРОН-Пресс, 2000. (Таинственный мир).
И. Королев А. А. Мэнкский язык // Языки мира: Германские языки. Кельтские языки. М.: Academia, 2000.
12. Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой: Пер. с англ. М.: Рефл-бук: ACT; К.: Ваклер, 1997. (Созвездие мудрости).
13. Леру Ф. Друиды / Пер. с фр. С. О. Цветковой. СПб.: Евразия, 2000.
14. Леру Ф., Гюйонварх К.-Ж. Кельтская цивилизация / Пер. с фр. Г. В. Бондаренко, Ю. Н. Стефанова. СПб.: Культурная Инициатива, 2001.
15. Лики Ирландии: Книга сказаний / Пер., сост., и коммент.
С. Шабалова. М.; СПб.: Летний сад, 2001. (Anima Celtica).
16. Майер Р. В пространстве — время здесь… История Грааля / Пер. с нем. В. и М. Витковских. М.: Энигма, 1997.
17. Марцеллин, Аммиан. Римская история (Res Gestae) / Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни. СПб.: Алетейя, 2000.
18. Матюшина И. Г. Древнейшая лирика Европы. Книга 1. М.: РГГУ, 1999.
19. Мифология: Иллюстрированный энциклопедический словарь. СПб.: Ленинградская галерея, 1996.
20. Михайлов А. Д. Артуровские легенды и их эволюция // Томас Мэлори. Смерть Артура. М.: Наука, 1974. (Лит. памятники).