Помоги проекту - поделись книгой:
Преподобный Исаак Сирин
О божественных тайнах и о духовной жизни
Новооткрытые тексты
Предисловие редакции портала
Редакция портала «Азбука веры» не оспаривает определенную ценность новооткрытых сочинений, а именно ― новообретённый II Том произведений прп. Исаака Сирина, манускрипт которого был найден в 1983 г. в Оксфордской Бодлеанской библиотеке С. Броком. Тем не менее, этот текст нуждается в дальнейшем научном, то есть историческом и источниковедческом анализе, а значит и в весьма качественных научных комментариях и переводах.
Следует отметить, что на издание оригинального текста Бесед 4–41 и их английского перевода профессор С. Брок рискнул лишь спустя двенадцать лет после того, как рукопись была открыта. Но это лишь половина объема, ибо под видом Беседы 3 во II Том входят неизданные 400 «Глав о знании» (уже переведены на итальянский). Оригинальный текст Бесед 1–3 пока не издан. Митрополит Илларион Алфеев, по собственному признанию не решился на перевод всех частей II Тома, сославшись на то, что он не имеет критического издания текста многих частей. Все это указывает на чрезвычайную сложность работы с текстом. Приходится констатировать, что II Том произведений и по сей день еще полностью не издан, и целиком не переведен ни на один из современных европейских языков.
Следует отметить, что, в предисловии к переводу Илларион (Алфеев) вполне добросовестно указал на ряд трудностей и особенностей своего перевода.
А именно:
«…во многих случаях, ввиду сложности синтаксиса преп. Исаака и других особенностей его языка, нам не удавалось последовательно провести в жизнь принцип буквального перевода и приходилось предлагать более свободный перевод»
«В некоторых местах текст преп. Исаака Сирина допускал возможность двух или нескольких вариантов перевода (в таких случаях мы избирали один вариант, а альтернативные варианты помещали в примечания)».
«Не всегда удавалось нам быть последовательными в передаче сирийских терминов на русский язык».
«В процессе работы над переводом Бесед преп. Исаака мы убедились в том, о чем Ж.-Б. Шабо предупреждал сто лет назад, а именно, что преп. Исаак Сирин – «один из самых трудных для понимания сирийских авторов»: его язык сложен, грамматические конструкции замысловаты, в некоторых местах нелегко бывает понять, к какому подлежащему относится то или иное сказуемое, на что указывает то или иное местоимение. Проработав над текстами преп. Исаака два с половиной года и сделав три различных варианта перевода, мы отдаем себе отчет в том, что и тот вариант, который предлагается сейчас вниманию читателя, далек от совершенства и, несомненно, потребует дальнейших улучшений».
Таким образом, митрополит Илларион указывает, что «и тот вариант, который предлагается сейчас вниманию читателя, далек от совершенства и, несомненно, потребует дальнейших улучшений». В связи с этим редакция портала «Азбука веры» публикует перевод в качестве ознакомительной версии, требующей дальнейших улучшений, оставляя на будущее более совершенные переводы.
Отметим, что совершенные оценки смысла новооткрытых тестов требуют совершенных же переводов, к тому же затрагивающих все тексты II Тома, а таковыми на данный момент ни Русская Православная Церковь, ни европейский научный мир в целом не располагает. К тому же по православной традиции, к оценке и переводу смыслов тех или иных святоотеческих текстов, излагающих особенности аскетической жизни, могут быть привлечены духовно опытные подвижники, например, с Афона, что не раз имело место в православной переводческой традиции (например, переводы. Паисия Величковского, Феофана Затворника).
Предисловие. О новооткрытых текстах преподобного Исаака Сирина
Имя преподобного Исаака Сирина, который жил во второй половине VII века, хорошо известно православному читателю.
Значительная часть произведений этого великого христианского святого, а именно 1-й том (составляющий примерно половину всего его письменного наследия), была на рубеже IX и X вв. переведена на греческий язык под именем «Слов подвижнических» и получила широкое распространение в византийской монашеской среде. В XIV в. появился первый славянский перевод «Слов подвижнических» преп. Исаака Сирина, имя которого не только приобрело огромную популярность среди монашествующих и мирян Древней Руси, но и было внесено в святцы Русской Православной Церкви. Память преп. Исаака Сирина, епископа Ниневийского, совершается 10 февраля (28 января по старому стилю), вместе с памятью другого великого сирийского святого – преп. Ефрема Сирина.
Что же касается так называемого 2-го тома произведений преп. Исаака, то его текст до недавнего времени пребывал под спудом. В 1907 г. П.Беджан, издатель сирийского текста «Слов подвижнических», сообщил,[1] что издаваемый им текст есть лишь 1-й том сочинений преп. Исаака. В приложении к изданному им 1-му тому Беджан поместил фрагменты из 2-го тома[2] по единственной имевшейся в его распоряжении рукописи, содержавшей полный текст этого тома. К несчастью, в 1918 г. эта рукопись сгорела, и надежда на то, что удастся опубликовать полный текст 2-го тома сочинений преп. Исаака, была утрачена.[3]
Однако в 1983 г. профессор Себастиан Брок, разбирая сирийские рукописи в оксфордской Бодлеианской библиотеке (Bodleian Library), обнаружил манускрипт (Bodleian syr.e.7), датируемый X или XI в. и содержащий полный текст 2-го тома преп. Исаака. Этот том содержит 41 Беседу, из которых приблизительно половину по объему составляет Беседа 3-я, включающая в себя 400 глав под общим названием «Гностические главы» (или «Главы о знании»). Оригинальный текст Бесед 1–3 пока не издан: его готовит к публикации итальянский ученый П.Беттиоло. Что же касается Бесед 4–41, то их оригинальный текст издан С.Броком в 1995 г.,[4] спустя двенадцать лет после того, как рукопись была открыта.
Подлинность Бесед, входящих во 2-й том сочинений преп. Исаака не вызывает сомнений: их стиль и язык, грамматика и синтаксис, терминология и тематика неопровержимо свидетельствуют об авторстве Исаака. В некоторых местах автор ссылается на свои сочинения из 1-го тома; кроме того, две Беседы из 2-го тома идентичны двум Беседам из 1-го тома.
С точки зрения нравственно-аскетической 2-й том представляется нам не менее значимым, чем 1-й. Что же касается догматической значимости обоих томов, то здесь мы бы отдали предпочтение 2-му. Именно во 2-м томе получает свое развитие христологическая система преп. Исаака, лишь намеченная в 1-м томе.[5] Именно во 2-м томе содержится Беседа, посвященная Кресту Господню – одно из самых ярких произведений на эту тему во всей христианской письменности.[6] Именно во 2-м томе получает свое полное развитие своеобразная эсхатология преп. Исаака,[7] ставящая его в один ряд с такими Отцами Церкви, как св. Григорий Нисский.
Предлагаемый вниманию читателя русский перевод Бесед 4–41 из 2-го тома преп. Исаака Сирина осуществлен нами по изданию С.Брока. Беседы 1-я и 2-я, а также фрагмент Беседы 3-й, включенные в настоящий сборник, переведены нами по тексту рукописи Bodleian syr.e.7.
Наш перевод текстов 2-го тома преп. Исаака является, по возможности, буквальным. Тем не менее, во многих случаях, ввиду сложности синтаксиса преп. Исаака и других особенностей его языка, нам не удавалось последовательно провести в жизнь принцип буквального перевода и приходилось предлагать более свободный перевод (в таких случаях мы, как правило, выносили буквальный перевод в примечания). В некоторых местах текст преп. Исаака Сирина допускал возможность двух или нескольких вариантов перевода (в таких случаях мы избирали один вариант, а альтернативные варианты помещали в примечания).
Не всегда удавалось нам быть последовательными в передаче сирийских терминов на русский язык. Некоторые характерные для языка преп. Исаака термины, такие как
В процессе работы над переводом Бесед преп. Исаака мы убедились в том, о чем Ж.-Б.Шабо предупреждал сто лет назад, а именно, что преп. Исаак Сирин – «один из самых трудных для понимания сирийских авторов»:[8] его язык сложен, грамматические конструкции замысловаты, в некоторых местах нелегко бывает понять, к какому подлежащему относится то или иное сказуемое, на что указывает то или иное местоимение. Проработав над текстами преп. Исаака два с половиной года и сделав три различных варианта перевода, мы отдаем себе отчет в том, что и тот вариант, который предлагается сейчас вниманию читателя, далек от совершенства и, несомненно, потребует дальнейших улучшений. Мы будем благодарны всякому читателю, который своими замечаниями или предложениями поможет усовершенствовать настоящий перевод.
Работа над первым вариантом перевода 2-го тома сочинений преп. Исаака Сирина осуществлялась нами под руководством проф. д-ра Себастиана Брока, глубокого и тонкого знатока сирийской богословской традиции. Ему мы искренне благодарны за смиренный, терпеливый и многодневный труд учителя.
Пользуемся случаем, чтобы поблагодарить Е.Н.Мещерскую за чтение рукописи и частичную сверку ее с оригиналом.
Преп. Исаак Сирин не давал заглавий своим произведениям. Заглавие настоящего сборника – «О божественных тайнах и о духовной жизни» – заимствовано нами из каталога произведений восточно-сирийских писателей, составленного в XIII в. Абдишо из Нисибина: там упоминаются сочинения Исаака Сирина «о духовной жизни, о божественных тайнах, о судьбах и о Промысле».[9] Заглавия самих Бесед преп. Исаака, содержащихся в настоящем сборнике, принадлежат кому-то из ранних переписчиков преп. Исаака (они заимствованы из рукописи Bodleian syr.e.7): не будучи частью оригинального текста, они, однако, вполне органично вплетены в его ткань.
Наш перевод посвящается всем тем, кто, по словам преп. Исаака, «оставили временный мир и уже стали мертвыми для жизни его», кто «в монастырях, обителях, пустынях и безлюдных местах всего мира, на всяком месте и во всякой местности заботятся об угождении» Богу.
Ему же да будет слава и благодарение во веки веков. Аминь.
Беседа 1.[10] Послание [к мар Ишо-зека...][11] о <некоторых> особенностях жизни в безмолвии.[12]
1. [...] <Пишу я это> из горячей любви[13] моей к тебе, которая <такова>, что даже по ночам беседую я с тобою во сне.[14] Ибо любовь постоянно переступает предел: это то, что сам ты тоже желал обрести.
2. Начало[15] всей нашей жизни в Боге, брат мой, <заключается в том>, чтобы в вере твоей ты был здрав, <когда движешься> по пути подвижничества[16] твоего, дабы благодаря этому вкусил ты всю сладость, которую вместил Дух в святые Писания. Не о том, как исповедуешь ты Бога, говорю я, ибо излишне упоминать об этом тем, кто оставил мир и последовал за Богом. Но будь тверд в надежде твоей с несомненной верой во все те блага, которые встречаются[17] на этом пути и которые в святых Писаниях переданы нам: их достигли и достигают подвижники. Когда слышишь ты свидетельства Отцов о славе отшельнической жизни, исполненной тайн, [...] в писаниях их Дух Святой как побуждение, [...] они были первыми, не отчаивайся, когда [...] ибо ты достигнешь различения этих вещей [...] уже с тобой, хотя Дух дал тебе пред[вкушение] их некоторое время назад. Они – твои [...] но пока еще не время:[18] знает Господь время, когда следует даровать их тебе, ибо для тебя и для подобных тебе уготованы Им эти блага. Либо здесь, либо там, но во всяком случае они – твои, если только пребываешь ты в монастыре,[19] в соответствии с волей Венчающего тебя.[20] Он тоже желает даровать их тебе, но ты еще не способен принять их так, как хотелось бы тебе, пока, когда придет время их, Сам Господь не воспламенит в тебе познание их без просьбы с твоей стороны.
3. Берегись, чтобы не стать тебе неверующим, когда ищешь ты, но не находишь их вблизи, чтобы от этого не родилось в тебе нечто, чего ты совсем не ищешь и о чем не знаешь. Ибо неверие влечет за собой наказание.[21] Не говори: «Много времени я трудился и <ничего> не обрел»; или: «Действительность[22] не соответствует громким словам».[23] Берегись этой мысли,[24] ибо наказание следует сразу же за неверием:[25] сердце, которое не верует, осуждено.
4. Что есть наказание? То, чтобы от этого впал ты в отчаяние[26] из-за богооставленности,[27] <родившейся от> неверия твоего. Отчаяние же предаст тебя <в руки> уныния,[28] а уныние передаст [тебя] расслабленности, последнее же уведет тебя от надежды твоей. Из того, что может случиться с тобой, нет ничего хуже.[29]
5. Знай, брат мой, возлюбленный друг души моей, что безмолвие[30] и всякое существующее подвижничество в соответствии с временем и постоянством в них[31] приносят плоды свои. «Безмолвие и покой келлии соответствуют постоянству и бдительности»,[32] согласно некоему святому Старцу.[33] Если лишен ты постоянства и равномерности в служении своем, не ожидай истинного утешения, которое <приходит> от них. Не укоренен ты даже в обычном <исполнении> их, которым свойственно [...] утомление их. И поскольку ты постоянно только начинаешь,[34] <а также> по причине большого расстояния между <тобой и теми благами, которых ты ожидаешь>,[35] оказываешься ты не преуспевшим ни в чем: еще прежде, чем это <служение> начало приносить плоды, ты отошел[36] от него.
6. Всякий образ жизни, в котором нет постоянства[37] и который кратковременен, окажется также бесплодным. <Говоря> так, я не <хочу> смутить тебя; но показываю я тебе цель и путь. Возьми себе в пример посаженное дерево, за которым ухаживает немудрый человек:[38] когда распускает оно первые листья свои и появляются на нем свежие почки, не поливает он его регулярно,[39] и увядает и иссыхает то дерево. И снова долгое время проходит,[40] пока сила воды не повлияет на него и не напитается оно силой из почвы и не оживет. А может быть, <человек тот> часто пересаживает его с одного места на другое[41] и регулярно повреждает[42] корень его, постоянно ударяя по нему чем-нибудь.[43] И при всем том он удивляется что не приносит оно нам плодов. Точно то же самое <происходит> с человеком необученным:[44] не исходя из образа жизни своего судит он дела свои, но то, что <считает он> подходящим <для себя>, просит у Бога, как будто не имеет он того, что заслуживает. Я оставляю в стороне тайны разума,[45] на <основе> которых Бог намеревается судить <дела> человеческие; но даже эти внешние <стороны> подвижничества спросит Он с нас – соблюдаем ли мы хотя бы внешний порядок подвижничества, соответственно чину его.
7. Когда не хватает человеку чего-либо из того, что необходимо для образа жизни его, не может он спокойно
8. Как кормчий,[48] если лишен одной части корабельного снаряжения, не может выйти в море даже ненадолго, пока не приобретет полностью <снасти> и не поместит их все на своем корабле, точно так же <происходит> с тем, кто идет по пути одиночества[49] и желает насладиться [плодами] его и [обрести] надежду на Бога в душе своей, если не хватает ему хотя бы самой малой части из того, что необходимо в путешествии: эта самая малость, которой нет, делает бесполезным все <остальное> в ту минуту, когда надо воспользоваться ею.
9. Ибо этот образ жизни[50] прежде всего требует времени и постоянства в нем. Ибо если невозможно для человека научиться мирским искусствам, пока не проведет он долгое время, постоянно <упражняясь> в них, и <только> тогда разум <его> постигает смысл и способ исполнения[51] того искусства, которое намеревается он изучить, насколько более <относится это> к нам. И если видимое очами искусство требует такого времени и постоянного упражнения, насколько более <требует этого> духовное искусство,[52] которого око не видит.[53] И неизвестно, у кого можно научиться этому, и требует это великой чистоты, и учитель этому – Дух, и искусство это сокровенно, а наносящие ему вред[54] бесплотны. Требует оно долгого времени и постоянства в делании. Также и тело все время действует обманчиво против обучающегося этому <искусству>:[55] и препятствия, <которые> оно <создает>,[56] многи и неисчислимы.
10. Поэтому, о человек, прежде всего времени требует такой образ жизни и постоянства в нем, а также усердия,[57] ибо на этом <пути> человек усердствует[58] в трудах, претерпевая одиночество и скорби его. Ибо это самое тяжелое и трудное в подвижничестве,[59] по причине множества борений, происходящих[60] из-за удаления от всех.[61] <Поэтому> следует ему не оставлять вскоре то, что он начал, но усердствовать в этом, – словно рождающая в муках своих, – пока не завершит он это.
11. Требуется от него также равномерность подвижничества,[62] дабы во всяком роде трудов равномерно[63] было подвижничество его: не должен он быть богат только в одном или двух трудах, которые нравятся ему соответственно желанию воли его, и <не только> в них трудиться, будучи лишенным других, которые более необходимы. Но равномерным должно быть подвижничество его во всех составных частях своих[64] благодаря исполнению[65] всех трудов добродетели. Чтению <должна> соответствовать служба, и службе – поклоны, и поклонам – пост, и посту – ночные бдения,[66] а с ними – сокровенное служение разума, чтобы, когда тело трудится, сердце не было расслабленным и оставленным. Но сила разумения,[67] которая в нем, знает, чт
12. Когда видят демоны человека, который благодаря равномерности служения и умеренности трудов своих движется во свете ума[68] своего, тогда посредством неравномерности борются они с ним, чтобы он или уменьшил или увеличил один из этих <трудов>: ибо и то и другое одинаково вредно. Ибо тип телосложения <влияет> на изменение подвижничества:[69] когда в одной из частей есть неравномерность, тотчас производит она смятение[70] в теле, отчего <происходят> и болезни. Точно так же с этими <трудами подвижничества>: когда добавляется одна из тех <вещей>, которые способствуют восстановлению здоровья души, происходит то же самое, что и при отнятии <одной из вещей>.
13. Ибо как из-за увеличения, так и из-за уменьшения появляется тьма в душе. Ведь демоны весьма боятся равномерности, а потому, если не могут они воспрепятствовать ревности его[71] под <разными> предлогами и остановить непрерывное продвижение его или осквернить подвижничество его, они борются с ним посредством его <собственной> горячности, нагружая его чрезмерными <подвигами>, дабы упал он под их <тяжестью>. Мудрый же человек будет одинаково избегать как лености, так и увеличения нагрузки.
14. Все, что происходит умеренно, делается по порядку. Когда же выходит кто-либо за этот предел, появляется смущение,[72] а когда смущен человек, не знает он, что делает.
15. Необходимо ему также всячески презирать тело,[73] дабы обычая держался он во всех <делах> своих, дабы не требовал он во всем <строгого> порядка,[74] во всех деталях [...] Но должен он приобрести презрение ко всем здешним[75] порядкам, исполняя только то, что необходимо. Ибо не сможет он управлять всеми делами своими, если предастся этому.[76]
16. И широта сердца также необходима, дабы не лишался он надежды в тех враждебных переменах, которые случаются с ним ради испытания его и ради возрастания познания его. Ибо необходимо, чтобы он умудрился в том, что правильно и что неправильно,[77] как хорошо сказал Павел:
17. Многое долготерпение также требуется, чтобы не сделался он малодушным в ожидании своем: если ожидает он, но не получает сразу, или если просит, но не дается ему так, как он это ожидает, или если очень долго ждет он ответа на просьбу свою, не должен он сомневаться в надежде своей или <становиться> обезумевшим, унылым и болезненным в совести своей.[84]
18. Кроме того, после всего этого, прежде всего этого и более всего этого, как упомянул я в начале, требуются также безмолвие тела и истинная вера души, ибо они вмещают в себя <другие> вещи, о которых говорилось, и при <условии> заботы со стороны самого <человека> доводят их до совершенства. <Это> те <блага>, которые в молитве и со слезами должен он просить Бога даровать ему, чтобы они оставались с ним, ибо именно благодаря им совершается и доводится до конца[85] служение всех этих добродетелей, так же как и других, которые мы не упомянули. Ибо без них нет никакой возможности, чтобы упомянутые <вещи> были совершены.
19. Безмолвие <необходимо>, ибо оно предохраняет чувства от внешнего смятения и способствует трудам телесным и душевным благодаря миру, который дает оно в силу свойственной ему свободы,[86] и <благодаря> сознательности, обитающей в теле и душе, а также прекращению внешней активности – добровольному ли, или случайному.[87]
20. И вера <также необходима> для укрепления его в надежде, дабы с радостью претерпевал он все опасности, приключающиеся с ним, ради этих божественных <благ>, дабы даже смертью не был он напуган[88] и не страдал как <существо> телесное, но уподоблялся тому, кто обладает сверхтелесной надеждой, у кого мужественное[89] сердце и кто уверен в Боге. Каждый день ожидает он исхода из тела и в мысли своей он на всякое время рождает в муках ту будущую надежду, ради которой страждет он каждый день и ради которой добровольно претерпевает все эти трудности, дабы безопасно достичь воскресения из мертвых.
21. Ибо наслаждение надежды, которое от веры, имеет обыкновение бросать вызов всем трудностям.
22. По мере увеличения трудов изливается благодать, но только когда сопутствует им постоянство. И по мере увеличения упования уменьшаются <в человеке> страсти.[90] А по мере воссияния мудрости входит человек в радость. Ибо в мудрости соединен он с Богом и окутан любовью Его, и освобожден он от союза со страстями,[91] и в радости преодолевает он все скорби. Для радости легко даже <вовсе> забыть мир и тело.
23. Необходимо нам просить Бога даровать нам способность распознавать[92] духов и <отличать> истинные откровения от бесовских, а в
24. Что же до <движений> души, то очевидно, что ничего из этого не соединено с ними – ни радость, ни скорбь, ни беспокойство, ни мир; но они суть обычные[97] движения, которые проходят мимо, не неся ничего. <Под движениями> души должен ты понимать те, что <появляются> до того, как вошел ты в естественную область <души>, которая есть просветленность.[98]
25. Известно также, что движения, которые возникают из-за тела, отличаются от движений, связанных с вожделением и чем-либо другим в этом роде, когда тело возбуждается и выходит из-под контроля.[99] Но естество спокойно требует необходимого, оставаясь успокоенным в движениях своих. Ибо в том, что создал[100] Бог, нет беспорядка, но полную умеренность[101] и порядок дает Он естеству <человеческому>.
26. Когда же некая чуждая деятельность примешивается к ним, <то есть к> естественным движениям, которые в нас, будем знать,[102] что <это> от беспорядка, смятения и смущений, которые возникают в нас или через телесное знание,[103] или через помыслы и воспоминание[104] о <различных> событиях, или через случайные обстоятельства: будем понимать их так, как мы сказали, насколько они могут быть постигнуты, когда благодать рядом.
27. Вот те вещи, которые должен человек напоминать другу своему всегда,[105] чтобы тот вспоминал и размышлял о них[106] постоянно.
28. Пост, молитва и прочее известны всем и легки для всех, хотя в своем месте не премину я указать на помощь, происходящую от этих <деланий>, а также от тех, которые многим кажутся незначительными.[107] Хотя некоторыми из них частично обладают все, кто заботится о своем спасении,[108] однако, поскольку не знают они причины <необходимости> совершения их, к плодам их не всякий близок. И особенно – поскольку не сознают они даже ту значимость,[109] которую должны они придавать тому, что исполняют; ведь нет у них порядка, и равномерность в исполнении этого не обретается, и нет у них меры,[110] и не хватает им времени, и делание <их> неумеренно и непостоянно.
29. Что более немощно, чем капли воды? Но не они ли благодаря продолжительности и постоянству даже камни подтачивают и глубокие отверстия в крепких скалах проделывают? Так и постоянное служение: даже если оно незначительно,[111] благодаря постоянству собирает оно великие сокровища.
30. Теперь покажу я тебе легкое правило, полезное для немощного: благодаря ему легко преуспевает человек, а наслаждения, которое рождается от него весьма скоро, достаточно для того, чтобы привести разум к постоянному <соблюдению> его, так что без принуждения и спокойно можешь ты исполнять служение его с ревностью.
31. Оно таково: поскольку утомляется немощное тело от беспрерывного стояния на ногах при исполнении обычных служб и по этой причине весьма часто не удаются тебе те постоянные молитвы, которые совершаются <при участии> тела, из которых рождается <молитва> в сердце, многократно падай на лицо твое[112] возле седалища твоего[113] – точно так, как описано твоей рукой[114] – и усердствуй в молении, дабы и собеседование с Писанием примешивалось к молитве твоей. Тогда свет, который получишь ты от этих двух <деланий>, воссияет в тебе для наслаждения души твоей. И усладительной станет для тебя молитва благодаря чтению, и будешь ты снова озарен в чтении посредством ключей молитвы. Ибо в молитве открывается перед разумом дверь прозрений, а они, в свою очередь,[115] благодаря восхитительности своей, возбуждают снова желание молиться,[116] в соответствии с созерцанием, <происходящим> от них.
32. Ибо молитва, которая пробуждается благодаря созерцанию, необычна: сильно связывает она разум, так что он <становится> собранным[117] и без усилия порождает молитвы жаркие и чистые. Не всегда способен человек устоять перед силой прозрений или свободно пользоваться чувствами своими,[118] ибо много раз <случается, что> слишком сильны они[119] для того, чтобы человек мог обратиться к себе и начать молитву.[120] Ибо весьма часто не остается силы в душе обратиться к чувствам и оперировать ими, или пользоваться телом естественным способом,[121] ибо побеждена она мощью изумления. Но не так <обстоит дело> со всеми прозрениями. Есть прозрения, порождающие молитву, а есть порождающие тишину. Кто испытал эти <состояния>, поймет различия <между ними>.[122]
33. Итак, брат мой, если более высокое невозможно <для нас>, будем действовать так, как я сказал, постоянно вставая[123] с места нашего – сверх седмерицы <служб>, установленной из-за немощи тела.[124] Не будем уклоняться от этого, получив вспоможение,[125] ибо праздность порождает смерть, даже в немощи.[126]
34. Таким образом, как написал я выше, много раз падай на лицо твое возле седалища твоего. Если книга в руках твоих, или какое-либо рукоделье,[127] отложи их и пади на лицо твое и усердно помолись.[128] Пусть будет это правилом твоим в течение всей жизни твоей, на всяком месте и <во всякой> местности, на которых окажешься ты – будь то в пустыне, или где-то в населенном <пункте>, когда ты <наедине> с собой.[129] По ничтожеству своему не способен я указать тебе на то, что родится для тебя из этого, даже если напишу десять тысяч сочинений <на эту тему>.[130]
35. Не из страха совершаем мы телесные труды наши и <соблюдаем> трезвение души нашей, но потому, что знаем: телесный покой удаляет нас от Бога, а разум наш удаляет он от <того> размышления о Нём, от которого рождается любовь к Нему[131] в душе нашей.
36. Ненавистна нам также рассеянность, и избегаем мы беседы[132] с прекрасными и возлюбленными братьями нашими – не потому, что мы гнушаемся ими, и не потому, что они не лучше нас, – ведь каждый день прибегаем мы к их молитве, – но потому, что лишаемся мы наслаждения в Господе нашем, постоянно пребывая с людьми. Ибо одиночество соединяет нас с Богом. Ибо именно поэтому, а не из страха перед гееннскими казнями соблюдаем мы правила, заботимся о них и старательно исполняем их, но потому что в них <заключается> собеседование с Богом, и память о Нем устанавливают они в нас. Ибо все, что ради Него [и во имя Его][133] [...] благодаря воспоминанию возвышаемся мы к Нему. Постоянное памятование о Нём порождается в нас постоянным памятованием о частностях,[134] а именно о том, что не должны мы без уважительных причин[135] оставлять время <молитвы>; если же случайно нарушим мы <правило>, не должны мы оставаться без покаяния.[136]
37. Должны мы также принуждать себя совершать поклоны во <время> службы, даже если мы очень больны, весьма часто – даже на ложе нашем, будет ли сон наш с трезвением и благоговением, или же с дерзновением.[137] С сердечной болью должны мы взывать к Богу во всякое время, дабы сохранил Он нас от скверных помыслов[138] и от нечистых сновидений. <Надо> стремиться к тому, чтобы сон охватывал нас тогда, когда в сердце нашем – мысль о Нем. Скромно <должны мы> сидеть на всех службах[139] и под страхом смерти[140] соблюдать число молитв наших. <Нет необходимости говорить> о том, что для принятия пищи следует назначить определенное время; или о том, чтобы постоянно не начинали мы есть все, что найдем, кроме как в <назначенный> час; или о том, что следует нам только однажды <в день> готовить стол, в прочие же часы ограждать уста наши от вкусных <блюд> – за исключением <того случая, когда находимся мы в> великой немощи, <проистекающей> от болезни; или о том, что нельзя нам обнажать тела наши и внимательно рассматривать члены наши, когда они не покрыты одеждой; или о том, что не следует нам постоянно прикасаться к телу нашему, как <делают> распущенные[141] и недисциплинированные <люди>; или о том, что должны мы соблюдать постоянную тишину, когда случиться нам быть вне <келлии>, если же человек встретит нас, должны мы свести <беседу> к <самому> необходимому и тратить слова свои только на полезное, а не на бесполезные <разговоры>,[142] шутки и смех; или о том, что взор наш должен постоянно быть собранным и что должны мы соблюдать благопристойность[143] в чувствах наших;[144] или о том, что должны мы являть признаки сокрушенности на лицах наших, когда взираем мы постоянно и во всякое время на предмет страдания Господа нашего.[145] Ибо от этого к воспоминанию о том, что перенес Он ради рода человеческого, возвышаемся мы, и к той любви, которую явил Он нам, и к тем обетованиям, которые дал Он нам, и к той надежде, которая уготована роду людскому в новом веке, особенно же христианам:[146] это вещи, которые открылись всем благодаря пришествию[147] Христа в мир сей; и через Него открылся нам доступ к Богу. По слову Апостола,
38. А затем обращается он к самому себе, <размышляя о том>, как во всем этом <Бог> бывает оскорбляем нами и как гнушаемся мы тем, что Он любит, и заповедями Его,[150] несмотря на то, что [они способствуют] спасению жизни нашей и помогают <нам жить> друг с другом. От этих мыслей[151] страдание все время отпечатлевается на лице нашем[152] – когда мы одни, или когда случается нам быть с другими. Страдание это сохраняет нас от расслабления, а мысли эти отрезвляют сердце наше.
39. Эти и подобные <делания>, брат мой, <необходимы> не потому, что принуждает Он нас исполнять их.[153] Ибо некоторые умники, не зная даже причины этих <деланий> и только взирая на внешность их, презирают целомудренных братьев за соблюдение <их> и говорят этим братьям: «Неужели Бог ввергнет тебя в геенну из-за <оставления> этих <деланий>?»; или: «Неужели они приведут тебя в Царствие <Небесное>, если ты соблюдаешь их?» А тех, кто соблюдает их, называют они лицемерами и невеждами. Мы же, зная о том, чт
40. Если один из Отцов заповедует нам, даже праздно сидя наедине в келлии, – то есть когда сидим мы без работы и только стены <келлии> охраняем ради имени Христова, – иметь великую надежду <на спасение>, насколько больше <надежды> у тех, кто совершает эти делания[157] ради постоянной памяти о Боге!
41. Нам, брат мой, не следует смотреть на то, что не требует Он от нас малых <деланий>, которые презренны, но будем восхищаться тем, что, когда исполняем мы эти малые <делания>, к великим <благам> возвышает Он нас благодаря им. Ибо то, что обретаем мы благодаря этим малым деланиям, настолько более возвышено и славно, <чем они сами>, насколько огонь прекраснее кремня, и железо – того, от чего оно происходит.
42. Эти <делания> не только предохраняют нас от узких путей, ведущих в пагубу из-за небрежения, но посредством их возвышаемся мы к славным вещам.[158]
43. Постоянное помышление об этих малых и незначительных[159] вещах рождает в нас помышление о Нём, и благодаря <этому> обычному помышлению по временам кажется нам, что пребываем мы в просветленном собеседовании с Ним, и наполняются очи наши слезами, и ликует душа наша от радости. А иногда обретаем мы себя словно бы уже достигшими воскресения праведных, и ниспадает на нас изумление,[160] когда изведены мы благодаря созерцанию из мира сего, из жизни и из воспоминания о земных <делах>, и соединены с Богом тем духовным союзом, который превыше мира. Так благодаря постоянному помышлению о Нем и частому собеседованию с Ним рождается в душе нашей любовь; и любовью той растворяемся мы в Боге во всякое время, и смешивается жизнь наша с Духом Его, и предвкушаем мы жизнь будущего века.[161]
44. Кто удостоился постоянного помышления о Боге, тот удостаивается также и постоянного изумления[162] Богом.
45. Занимайся[163] чтением – не тем, которое способствует приобретению образованности, но тем, которое умерщвляет страсти твои и показывает тебе короткий и прямой[164] путь к Богу: <этот путь> без всяких [...][165] и быстро возведет тебя к просветленному служению, которое является целью твоего пребывания в одиночестве.[166] <Я имею в виду> то чтение, который не говорит сбивчиво, <перескакивая> с одной темы на другую[167] и время от времени вводя предметы, вредящие и мешающие твоему духовному сверхмирному размышлению.
Не читай:
– то, что содержит ложь;[168]
– или то, что наставляет без разбора и монахов, и мирян;[169]
– или то, чем пользуются при научении людей всех уровней;
– или то, что ведет тебя к приобретению словесной спорливости и научению мудрости мира сего;
– или то, что рассказывает тебе о событиях и столкновениях, происходивших в Церкви, или об установлениях и делах царей, об их победах и подвигах;[170]
– или полемические слова и опровержения мнений той или иной стороны <в споре>.
Такие чтения и подобные им оставим здоровым; сами же, будучи больными, воспользуемся лекарствами, то есть сочинениями, составленными для исцеления страстей наших, и житиями святых, которые были прежде нас, <ибо> они проводили свою жизнь в одиночестве, которое превыше мира; и рассказами об откровениях, которых удостоились они,[171] и об учении, которое получили они от Бога относительно чина[172] этого <отшельнического> образа жизни, и о страданиях и борениях, которые происходили с ними для их собственного научения и ради тех, кто следует по стопам их; и о различных победах и поражениях, восстаниях и падениях, которые они претерпели.
Короче, займемся только книгами, которые <посвящены> монашескому пути и говорят нам о его порядке и <внешней> форме.
46. Даже хлеб, будучи столь питательным, не может помочь больному желудку: чаще последний исцеляется благодаря другим видам пищи и лекарствам. Причем не хлеб вреден,[173] но принимающий его желудок болен. Все хорошо в своем месте, но для нас это[174] не полезно.
47. Кто, прежде чем приобрел власть над помыслами своими и победил рассеянность, когда чувства его еще больны и совесть его немощна, занимается чтением, которое <позволяет ему> выглядеть ученым, знатоком, толкователем <Писаний> и глубокомысленным,[175] тогда как он страстен, – тот недугует[176] стремлением к похвальбе и невежеством. Какое знание лучше чистоты? Ибо она открывает разуму твоему все, если вся твоя забота – о достижении ее; и приблизит она тебя к дару божественного видения.
48. Стремись научиться всему, что сделает временный мир презренным в глазах твоих и что вооружит тебя мудростью против демонов, уготовляющих тебе погибель. Это принесет тебе озарение помыслов и постоянное <ожидание> исхода из тела, а <также> освобождение от похотей благодаря воспоминанию о веке грядущем, созерцанию и видению его.[177]
49. Отводи разум твой от воспоминания похотей, чтобы было место в душе твоей для откровения в ней достославных <благ> Божиих, дабы обогатился разум твой богатством духовным и ты был постоянно пленен любовью Божией.
50. Благодаря изумлению откровениями Его пьянеют праведные любовью к Богу. Хорошо сказал один из святых, что души, которые взирают на Него, забыли свое жилище. Речь идет о таком видении, воспоминание о котором опьяняет душу. «Видение рождает любовь», по <словам> одного мужа, облеченного в Бога. А само оно, по обетованию Господа нашего, приобретается благодаря чистоте.
51. Чистота – не такой предмет, который приобретается благодаря чтению о ненужных <вещах> или множеству учений, но устанавливается она благодаря очищению мысли от воспоминания о ничтожных земных вещах[178] и размышлению о служении безмолвия. Весьма вредят ей множество помыслов и частые воспоминания о новых <предметах>, рождающиеся от учений и различных размышлений и приводящих душу к рассеянности.
52. Не упускай то, что ценно, и не бросайся на то, что наполняет тебя только <знанием>, способствующим гордости. Ведь не для того помещены мы <в монастыре>, чтобы знать многое, но для того, чтобы само знание сияло из нашего подвижничества. Говоря так, я не восхваляю невежество, но ограничиваю погоню за ненужными вещами, которые не очень необходимы на нашем пути, <тогда как> поиск их вредит заботе о чистоте. Взгляни на болезнь свою и воспользуйся лекарствами от нее.[179] Узнай о <том, что нужно> для путешествия твоего, и тщательно подготовься к нему. Взгляни на борьбу твою и научись искусству ее. Умудрись в учении твоем, и взыщи учителей для него.
53. Хотя весьма просвещенные у тебя учители, посох твой да будет постоянно в руке твоей. В море без посоха не входи[180] и во тьме без жезла не ходи: собак отгонит он, змей поразит он, моря коснется он, диких зверей прогонит он. «Клюкой немощных» называл его блаженный Иоанн.[181] Опирайся на него, и никогда не упадешь, ибо нет помощника, подобного Богу, и те, кто стучится с усердием, получат все. Блажен, кто помнит на всяком месте, что не должен он пренебрегать этим, а именно постоянной молитвой, постоянной памятью о Боге. Кто постоянно молится, тот постоянно помнит о Боге, а кто постоянно помнит о Боге, тот – жилище Духа. Мысль о Боге сама является молитвой, а разум, в котором мысли о Нем[182] постоянно вращаются, постоянно <пребывает> в молитве и ни на миг не остается праздным.
54. Молитва есть не только повторение <слов>, но и то чувство,[183] которое пробуждается в глубинах ума по отношению к <божественному> Бытию. Благодаря постоянному размышлению о Нем по временам пробуждается разум, взирая на Него словно в изумлении, и соединяются движения его с Духом, и неизреченным образом видит он Его близко.[184] Блажен, кто постоянно и без смущения ожидает у двери Его!
55. Не уповай на познание себя,[185] чтобы не <оказаться> тебе оставленным в руках демонов и чтобы не ввергли они тебя в сети ухищрений своих, и чтобы не окружили они тебя мучениями, и чтобы не <впал> ты в смятение, так чтобы не знать даже, где ты находишься.
56. Без моления не простирай ногу твою в путешествие – особенно на темных путях. Да не утихнет моление в устах твоих, и да сопутствует ему исповедание немощи твоей и невежества, так чтобы по крайней мере за смирение твое получил ты милость,[186] хотя ты и недостоин. Где отсутствует деятельность, там смирение и исповедание полностью принимает Бог вместо нее; и за дела, которые не совершены, получает награду тот, кто смирился.
57. Дорог для Бога тот, кто из-за отсутствия <у него> необходимого пребывает в смирении, – больше, чем тот, кто по причине обилия деланий своих <думает, что> делает одолжение Богу. Тот же, кто обладает и служением, и смирением, установил внутри себя два [...] светила, благодаря которым он и себе доставляет удовольствие, и Бога радует на всякий миг.
58. Когда отсутствует первое, вторая добродетель[187] восполнит его недостаток. Если сила смирения властвует в душе, человек несет тяжесть добровольных трудов, вспоминая о содеянных грехах;[188] а без этого невозможно избежать ежедневных грехов или получить прощение за прошлые прегрешения. Хотя и нет у нас трудов, зато можем мы <иметь> чувство сокрушения в разуме нашем, постоянно помнить о грехах наших, низко думать о себе перед Богом, быть мягкими и мирными по отношению к людям, оказывать всякому честь, быть собранными в себя, не <вовлекаться> в смех и болтовню,[189] <иметь> доброе слово для всякого, благодарение в сердце нашем во <времена> искушений, мудрую тишину, дисциплинированные члены, и вспоминать, что во всяком случае мы смертны и покинем мир сей. Эти вещи не требуют телесных трудов, но они суть украшение разума.
59. Кто же не стремится овладеть тем, что не требует телесных трудов и что достигается не телесными трудами и не телесной силой, но может быть обретено и в немощном состоянии, тот из-за небрежения разума своего оставлен наедине с собой и заслуживает порицания от Бога.[190] Бог не столько нуждается в продолжительном служении, сколько в добродетели воли: добродетельная душа избирается Богом не благодаря делам, но благодаря добродетельной воле, <направленной> к Нему, и сердцу, страждущему на всякий миг. Подобным образом, не отвергает[191] Он грешную душу на основании[192] дел ее, ибо часто делам возбраняется <совершиться> по <разным> причинам. Но и без <участия> воли совершаются многие <дела> – как хорошие, так и плохие. Бог же смотрит на устремленность воли – <на то>, в чем она находит удовольствие. И достаточно для Него добродетели души, даже без дел, если нет возможности <для совершения дел>, как сказал Блаженный Толкователь:[193] «Господь наш видится в законодательствах Своих делающим тщательное испытание воли души, а не дел».
60. И в другом месте, как бы от лица Господа, говорит он, в соответствии со смыслом слов Его: «Я требую воли и не разузнаю о делах, ибо довольно для Меня души, которая с совершенной волей прилепляется к добродетели. Те, кто под законом Моисеевым, разузнают о делах, испытывая угрызения совести <по поводу> различных ошибок, даже малых. Те же, кто принадлежит Моему <закону>, даже если поступают неправильно, будучи людьми, пребывают в радости, зная, что избирают добродетель в совести своей».[194]
61. О самоистощании[195] нет мне нужды напоминать тебе. Нет у нас намерения говорить обо всём, <тем более, что> не говорим мы с кем-то, кто не знает Писаний. Ибо ты хорошо знаешь, что без отречения этот <монашеский> образ жизни не совершенен. Этот путь есть <путь> бедности. И кто в видимых <предметах> не верует в Бога, ясно, что весьма далек он в разуме своем от надежды на грядущие <блага> и на те вещи, сила истинности которых только и ощущается разумом благодаря вере: вещи, о которых шла речь в этом слове с самого начала[196] до настоящего момента. Ведь именно надеждой усовершается этот образ жизни. «Никто, несущий бремя земных <забот>, не воспарит на небо», как написано.[197] Ибо никто, связанный делами мира сего, не может угодить Избравшему его. Но напомню тебе о том, что необходимо.
62. Если решился[198] ты совершенствоваться в добродетели, никогда не позволяй <себе> смотреть на женщину и не проходи вблизи нее. Враждебны воспоминания <о женщинах> этому <монашескому> размышлению; ибо ты – отшельник, чей разум возвышен над тленными <вещами>. И если помысел о них[199] беспокоит разум, насколько больше – зрение лица их или звук голоса[200] их. Не надейся на старость или на добродетель разума твоего – не потому, что ты по-другому <настроен>, но потому, что это полезно: ибо то, что уже испытано многими людьми, не должны мы стремиться проверить <на себе>! Лучше сиди в келлии твоей и занимайся спасением жизни твоей, ожидая исхода твоего из мира, как человек, который знает, что он смертен. Следи за помыслами своими и не думай о ком-либо <плохо> и не смотри ни на кого как на дурного: в другое время по-другому увидишь ты его – того, кто сейчас кажется тебе дурным. Поэтому не следуй помыслам, которые показывают тебе то, что хотят. Если есть <у тебя> любовь, она покроет также ошибки <других>; отсутствие же любви происходит от помрачения[201] души.
Поделиться книгой: