Девушка по соседству

Она отлила немного воды и повернула банку к солнечному свету. Было видно, какой у рака красивый золотистый цвет. Наш пленник задрал хвост, поднял клешни и начал красться по дну банки в поисках вероятного противника.

– Ты его поймала!

– С первой попытки!

– Класс! Он просто классный!

– Давай посадим его к остальным.

Она отливала воду медленно, чтобы не потревожить и не потерять добычу, именно так, как это надо делать, хотя никто ее этому не учил, и, когда в банке оставалось около дюйма воды, она резко выплеснула содержимое в большую банку. Два рачка, которые уже были в ней, тут же отскочили подальше от нового гостя. И правильно сделали, потому что раки иногда убивают сородичей, а эти двое были еще крохами.

Через некоторое время новичок успокоился, и мы сидели, наблюдая за ним. Он казался доисторическим созданием, ловким, беспощадным и прекрасным. Очень красивого цвета – и весьма изящного дизайна.

Я сунул палец в банку, чтобы снова его расшевелить.

– Не надо.

Ее ладонь была на моей руке. Мягкая и прохладная.

Я вынул палец из банки.

Я предложил ей пластинку жвачки и взял одну для себя. Потом на какое-то время единственными отчетливыми звуками были шум ветра, свистящего по прибрежной траве, шуршание кустарника, журчание ручья, набравшего сил после ночного дождя, и наше плямканье – мы жевали резинку.

– Ты ведь выпустишь их? Обещаешь?

– Конечно. Я так всегда и делаю.

Она вздохнула и встала на ноги.

– Мне, пожалуй, нужно возвращаться. Нам еще идти за покупками. Но прежде я хотела осмотреться. Понимаешь, у нас ведь не было лесов. Спасибо, Дэвид. Было здорово.

Она прошла уже половину камней, когда я догадался спросить ее:

– Эй! Возвращаться куда? Куда ты идешь?

Она улыбнулась:

– Мы живем с Чандлерами. Сьюзан и я. Сьюзан – моя сестра.

Тогда я тоже вскочил на ноги, словно кто-то дернул меня за невидимые нити.

– Чандлеры? Рут? Мама Донни и Вилли?

Она уже была на берегу, но повернулась и посмотрела на меня. И что-то в ее лице внезапно изменилось, оно стало другим. Осторожным.

Это заставило меня замереть на месте.

– Верно. Мы же кузены. Троюродные. А я, получается, племянница Рут.

И голос ее звучал как-то странно… тускло – словно речь шла о чем-то, чего мне не полагалось знать. Как будто она говорила мне что-то – и в то же самое время что-то скрывала.

Это сбило меня с толку. Кажется, она тоже смутилась.

Первый раз я видел ее растерявшейся. Такого не было даже тогда, когда мы говорили о шраме.

Но это меня не встревожило.

Потому что дом Чандлеров стоял рядышком с нашим.

А Рут была… Да, Рут была классной. Даже если ее дети и бывали иногда идиотами. Рут была классной.

– Эй! – крикнул я. – Так мы соседи! Мой дом коричневый, рядом с вашим!

Я смотрел, как она взбирается по насыпи. Поднявшись наверх, она повернулась, и на ее лице снова сияла улыбка, и взгляд ее был откровенным, как тогда, когда она сидела рядом со мной на Камне.

Она помахала рукой:

– До встречи, Дэвид.

– До встречи, Мег.

Круто, подумал я. Невероятно. Я смогу видеться с ней в любое время.

* * *

Такая мысль появилась у меня впервые.

Теперь я это осознаю.

В тот день, на том Камне, я лоб в лоб столкнулся со своим созреванием в лице Меган Лафлин, незнакомки, которая была на два года старше меня, у которой была сестра, тайна и длинные рыжие волосы. То, что мне это казалось естественным, то, что я ничуть не был потрясен и даже был счастлив, многое говорит о моих будущих возможностях – и о ее возможностях тоже.

И когда я думаю об этом, я ненавижу Рут Чандлер.

* * *

Рут, в те годы ты была великолепна.

Я много раз думал о тебе – нет, я изучал тебя, я глубоко зарылся в твое прошлое, однажды я припарковался через улицу от того офиса на Говард-авеню, о котором ты постоянно нам рассказывала, где ты всем заправляла, пока Мальчики были далеко, сражаясь на Большой Войне, чтобы Покончить со Всеми Войнами – этот офис, где ты была чрезвычайно, абсолютно незаменима до тех пор, пока «эти солдатики-тошнотики не поперлись обратно домой», как ты любила говорить, и внезапно ты осталась без работы. Я припарковался там, и офисное здание выглядело заурядно, Рут. Оно было убогим, печальным и скучным.

Я ездил в Морристаун, где ты родилась, и он тоже оказался обычным ничем. Конечно, я не знал, где именно стоял твой дом, но я не смог понять, как твои несбывшиеся грандиозные мечты родились здесь, в этом городе, не смог увидеть те богатства, которыми твои родители якобы осыпали тебя с головы до ног, я не смог увидеть источника твоей яростной безысходности.

Я сидел в баре твоего мужа, Вилли-старшего, – да! – Я нашел его, Рут! В Форт-Майерсе, во Флориде, где он и пребывал с тех пор, как бросил тебя тридцать лет назад с тремя визжащими твоими отпрысками, с ипотекой, и я нашел его – бармен, обслуживающий пенсионеров, кроткий мужчина, дружелюбный, переживающий не лучшие дни, – и я сидел там и смотрел на его лицо и в его глаза, и мы тихо-мирно беседовали, и я не смог увидеть того мужчину, которого ты всегда называла «жеребцом, смазливым ирландским ублюдком», иными словами, сукиным сыном. Я видел лишь нерешительного пожилого человека. Нос пьяницы, брюшко пьяницы, отвисший зад в мешковатых брюках. Похоже, он никогда не был суровым или жестоким, Рут. В самом деле, это была неожиданность.

Словно жестокость проживала где-то совсем в другом месте.

* * *

Так что это было, Рут? Сплошная ложь? Твои собственные выдумки?

Не сказал бы, что ты на это неспособна.

А может, было так, что для тебя – пройдя через тебя – и ложь, и правда становились одним и тем же.

* * *

Я попробую изменить это сейчас, если смогу. Я собираюсь рассказать нашу небольшую историю. Прямо, насколько сумею, отсюда и до конца, последовательно и без остановок.

И я пишу все это для тебя, Рут. Потому что до сих пор не мог расплатиться с тобой.

Так вот тебе мой чек. Давно просроченный и превышающий кредитный лимит.

Обналичишь его в аду.

Глава третья

Ранним утром следующего дня я отправился в соседний дом.

Я, помнится, чувствовал робость и неловкость, что было довольно странно, ибо что могло быть более естественным, чем пойти и посмотреть, как там дела.

Утро. Летний день. И все то, что ты делал всегда: просыпался, завтракал и шел на улицу, чтобы посмотреть, кто, что и где.

Обычным местом для старта был дом Чандлеров.

* * *

Лорел-авеню в те годы была тупиковой улицей – сейчас уже нет, – одинокой узкой просекой в полукруге леса, граничившего с южной окраиной Вест Мейпл, и уходившей назад примерно в миле от этой границы. Когда в начале 1800-х здесь стали прорубать дорогу, лес был очень густым – настоящие девственные заросли, и просеку назвали Темной Дорогой. Сейчас-то леса уже нет, но улица до сих пор симпатичная и спокойная. Повсюду тенистые деревья, дома не похожи один на другой и не жмутся друг к другу, как в некоторых других местах.

А тогда на весь квартал было тринадцать домов. Дом Рут Чандлер, наш, еще пять выше по склону холма на нашей стороне улицы да шесть на противоположной.

В каждой семье, кроме Зорнов, были дети. И каждый малец знал другого мальца, как знал бы собственного брата. Если нуждался в компании, ты всегда мог найти кого-нибудь у ручья, или в рощице с дикими яблоками, или в чьем-нибудь дворе – обычно в том, где был самый большой пластиковый бассейн в этом году или стояла мишень для стрельбы из лука.

А если ты хотел исчезнуть, это тоже не представляло проблемы. Лес был достаточно густым.

Дети Тупика так мы себя называли.

Тесная компашка приятелей.

У нас были свои правила, свои тайны и секреты. Была своя иерархия, и мы следовали ей без лишних вопросов и рассуждений. Так мы к ней и привыкли.

Но сейчас на районе появились новые лица. Совсем новые, причем в доме Рут.

Странное было ощущение.

Особенно потому, что новым лицом был не кто-нибудь.

И потому, что поселилось это новое лицо именно в этом доме.

Чертовски странное было ощущение, кроме шуток.

* * *

Ральфи сидел на корточках у камней в саду. Было от силы восемь утра, а он уже весь перепачкался. Полосы пота и грязи разукрасили все его лицо, руки и ноги, словно он бегал все утро, то и дело падая лицом вниз, поднимая тучи пыли: чмак! Зная Ральфи, я предположил, что так оно и есть. Ральфи было десять лет, и я сомневаюсь, что видел его чистым дольше пятнадцати минут за всю жизнь. Шорты и майку тоже покрывала толстая корка грязи.

– Привет, Вуфер.

Кроме Рут, никто не звал его Ральфи. Только Вуфер[5]. Когда он был в настроении, то гудел и ревел громче, чем Мици, бассет-хаунд Робертсонов.

– Привет, Дэйв.

Он переворачивал камни, наблюдая, как колорадские жуки и сороконожки удирают от света. Но я видел, что вовсе не они его интересуют. Он переворачивал камень за камнем. Переворачивал, а потом бросал на место. Рядом стояла жестяная банка из-под бобов. Он передвигал и ее, ставя у своих покрытых коростой колен, двигаясь от камня к камню.

– Что в банке?

– Черви. Выползки, – сказал он, по-прежнему не глядя на меня. Он был сконцентрирован, хмур и передвигался в своей классической дерганой манере. Словно ученый в лаборатории на пороге невероятного открытия, заинтересованный лишь в том, чтобы праздные зеваки отвалили от него к чертовой матери и дали закончить работу.

Он перевернул очередной камень.

– Донни здесь?

– Ага. – Он кивнул.

Это значило, что Донни в доме. И, поскольку я слегка робел и не спешил идти в дом, то немножко постоял рядом с Вуфером. Он перевернул здоровенный булыжник. И, похоже, нашел то, за чем охотился.

Красные муравьи. Целый рой – сотни, тысячи, обезумевшие от внезапно хлынувшего света.

Никогда не любил муравьев. Обычно мы выливали на них кастрюли кипятка, прямо на них, где бы им ни взбрело в голову карабкаться на наше крыльцо – а они проделывали это каждое лето. Идея насчет кипятка принадлежала моему отцу, но я полностью ее одобрял. Я считал, что кипяток – это именно то, что красные муравьи заслуживали.

Я чувствовал их йодистый запах, смешивавшийся с запахом сырой земли и свежескошенной травы.

Вуфер откатил булыжник в сторону и потянулся за жестяной банкой. Выудил из нее червяка, потом еще одного и бросил их муравьям. Он бросал их с высоты трех футов, словно бомбил муравьев мясом червей.

Муравьи среагировали моментально. Черви начали дергаться и извиваться, а муравьи впивались в их нежную розовую плоть.

– Ты больной, Вуфер, – сказал я. – Серьезно.

– Я еще и черных муравьев нашел, вон там, – сообщил он, указав рукой на камень по другую сторону крыльца. – Знаешь, большие такие. Вот наберу их и брошу этим ребятишкам здесь. Устрою муравьиную войну. Поспорим, кто победит?

– Красные победят, – сказал я. – Красные всегда побеждают.

Это точно. Красные муравьи – свирепые бойцы. И эта игра для меня была не в новинку.

– У меня другая идея, – сказал я. – Давай ты сунешь к ним руку? Ну вроде ты Сын Кинг-Конга.

Он посмотрел на меня. Видно было, что он обдумывает эту идею. И потом улыбнулся.

– Не-а, – сказал он. – Я что, дебил, что ли?

Я выпрямился. Червяки все еще корчились.