— Я не…
— Вообще-то у меня правда есть еврейский двоюродный дедушка по имени Мильтон. Собственно, мы сейчас у него и живем.
— Кто «мы»?
— Тебя интересует, с кем я живу у своего еврейского двоюродного дедушки по имени Мильтон?
Он кивает, и я на секунду задумываюсь. Интересно, какого ответа он ждет? С бойфрендом? С двадцативосьмилетним обжигающе горячим бойфрендом с зияющими тоннелями в ушах, пирсингом в языке и моим именем, вытатуированным на левом бицепсе? На
— С родителями, — быстро сознаюсь я. — Моя мама — адвокат, у ее фирмы здесь офис, и она в конце апреля приехала сюда поработать над одним делом. Я хотел сразу за ней увязаться, но она такая: «Хорошая попытка, Артур, только вот до конца учебного года еще месяц». Но в итоге я даже рад, что так получилось, потому что я представлял себе Нью-Йорк одним, а он оказался совсем другим, и теперь я здесь типа как застрял и ужасно скучаю по своим друзьям, машине и «Ваффл Хаусу» [3] .
— В таком порядке?
— В основном по машине. — Я усмехаюсь. — Пришлось оставить ее у Ба в Нью-Хейвене. Она живет прямо возле Йельского университета, где я,
— Да я не возражаю, — отвечает он, балансируя с коробкой на бедре. — Займем очередь?
Я киваю и пристраиваюсь следом. В очереди он разворачивается ко мне лицом, но между нами продолжает маячить коробка. Он еще не приклеил почтовую наклейку — она так и лежит сверху. Я незаметно скашиваю глаза, пытаясь разобрать адрес, но этот парень пишет как курица лапой. И к тому же я все равно не умею читать вверх ногами.
Он перехватывает мой взгляд.
— А ты любопытный, да?
Теперь он смотрит на меня с прищуром.
— О. — Я с трудом сглатываю. — Ага. Типа того.
Это признание вызывает у него улыбку.
— Там ничего интересного. Просто барахло, оставшееся после расставания.
— Барахло?
— Книги, сувениры, палочка Гарри Поттера. Все, на что мне не хочется больше смотреть.
— Тебе не хочется смотреть на палочку Гарри Поттера?!
— Мне не хочется смотреть ни на что, оставленное бывшим.
А это значит, что Парень-с-коробкой встречается с парнями.
Ох. Это что, серьезно со мной происходит? Наверное, мироздание в Нью-Йорке работает как-то по-другому. Может, у него тут более щедрый филиал.
Парень-с-коробкой встречается с парнями. А Я КАК РАЗ ПАРЕНЬ.
— Круто, — выпаливаю я. Но затем натыкаюсь на его озадаченный взгляд, и рука сама взлетает ко рту. — В смысле… Боже, нет. Расставания — это не круто. Искренне сочувствую твоей утрате.
— Он не умер.
— М-м, да. Точно. Просто… — Я выдыхаю и хватаюсь за стойку в поисках поддержки.
Парень-с-коробкой натянуто улыбается.
— А, ясно. Ты один из тех парней, которые при виде геев переходят на другую сторону улицы.
— Что?.. Нет! Конечно, нет.
— Ну да. — Он закатывает глаза и смотрит куда-то поверх моего плеча.
— Нет, серьезно, — торопливо заверяю его я. — Слушай, я сам гей.
Весь мир на секунду останавливает свое вращение. Распухший язык прилипает к нёбу.
Не то чтобы я часто произносил эти слова вслух.
Не из тех, ага.
— О. Правда? — спрашивает Парень-с-коробкой.
— Правда, — отвечаю я быстро. Странно, но теперь я чувствую потребность это доказать. Сейчас мне пригодилось бы какое-нибудь гейское удостоверение, чтобы эффектно достать его его на манер полицейского значка. Хотя, дай мне волю, я бы и другим способом это продемонстрировал. Ух, как бы я продемонстрировал.
Парень-с-коробкой улыбается и чуть расслабляет плечи.
— Круто.
Иисус, Мария и все святые. Это действительно происходит со мной. У меня перехватывает дыхание. Кажется, нас и правда свело само мироздание.
А затем из-за стойки раздается недовольный голос:
— Вы в очереди или как?
Операционистка с пирсингом в губе смотрит на нас как на мешки дерьма. Судя по всему, планы мироздания ей до лампочки.
— Давай, Веснушка.
Парень-с-коробкой задерживает на мне взгляд, прежде чем шагнуть к окну. Пока мы болтали, сзади вырос приличный хвост. И нет, я не подслушиваю. Не совсем. Просто мои уши настроены на голос Парня-с-коробкой, будто локаторы. Он снова напрягается и скрещивает руки на груди.
— Двадцать шесть пятьдесят за срочность, — говорит Кольцо-в-губе.
— Двадцать шесть пятьдесят? В смысле
— Нет. В смысле — двадцать шесть пятьдесят.
Парень-с-коробкой качает головой.
— Ну и цены.
— Какие есть. Платите или уходите.
Парень-с-коробкой мгновение колеблется, а затем забирает свой груз со стойки и прижимает к груди.
— Извините.
— Следующий, — обрубает Кольцо-в-губе и готовится меня слушать, но я уже выхожу из очереди.
Парень-с-коробкой растерянно моргает.
— Как такая посылка может стоить двадцать шесть долларов?
— Не знаю. Бред какой-то.
— Видимо, само мироздание хочет, чтобы я ее пока оставил.
Чтоб меня.
Он тоже в это верит! Не хочу торопиться с выводами, но Парень-с-коробкой, верящий в мироздание, — определенно знак от мироздания.
Я чувствую, как ускоряется пульс.
— А что, если мироздание наоборот говорит тебе ее выкинуть?
— Это так не работает.
— Да ну?
— Сам подумай. Избавиться от коробки было планом А. Вряд ли бы мироздание стало ему препятствовать только затем, чтобы я перешел к другому варианту плана А. Нет, здесь явно требуется план Б.
— А план Б…
— В том, чтобы смириться и признать: мироздание — та еще сволочь.
— Мироздание не сволочь!
— Именно так. Поверь.
— Откуда тебе знать?
— Ну, у него явно какие-то мутные планы на эту коробку.
— Но в том и суть! — Я так и сверлю его взглядом. — Ты не можешь знать наверняка. Ты даже представления не имеешь, что задумало мироздание. Может, ты вообще зашел на почту, только чтобы встретить здесь меня и получить совет выкинуть коробку.
Он улыбается.
— Думаешь, мироздание хотело, чтобы мы встретились?
— Что? Нет! В смысле я не знаю. В том-то и дело. Мы никогда этого не узнаем.
— Ладно. Видимо, нужно подождать и посмотреть. — Он мгновение разглядывает почтовую наклейку, а затем рвет ее пополам, комкает и бросает в урну. По крайней мере, целился он туда, но обрывки приземляются на пол. — Гм, а ты…
— Добрый день, — внезапно прерывает его искаженный динамиком голос. — Попрошу минуту вашего внимания.
Я искоса смотрю на Парня-с-коробкой.
— Это…
И тут нас заглушают восторженный визг и бодрое фортепьянное вступление. За которым в буквальном смысле следует марширующий оркестр.
Почту заполняют люди с гигантскими барабанами, флейтами и трубами, фальшиво, но с энтузиазмом наигрывающие «Marry You» Бруно Марса. Дюжина старичков, которые вроде бы стояли в очереди за марками, дружно пускаются в пляс: вскидывают коленки, покачивают бедрами и размахивают руками. Те, кто не танцуют, снимают происходящее со всех возможных ракурсов, но я слишком оглушен, чтобы даже потянуться за телефоном. Честно, не хочу спешить с выводами, но сами посудите: я знакомлюсь на улице с симпатичным парнем, а через пять секунд мы оказываемся в гуще свадебного флешмоба… Если и это не намек от мироздания, то как вообще выглядят намеки?!
Внезапно толпа расступается, и парень в татуировках лихо подкатывает на скейтборде прямо к приемному окну. В руках у него бархатная коробочка, но, вместо того чтобы упасть на колени, он облокачивается на стойку и ослепительно улыбается Кольцу-в-губе.
— Келси, детка. Ты выйдешь за меня?
Черные дорожки потекшей туши доползли уже до самого ее кольца.
— Да!
Она влепляет ему слезливый поцелуй, и толпа разражается восторженными криками.
Вся сцена пробирает меня до печенок. Это то самое, присущее именно Нью-Йорку чувство, о котором постоянно поют в мюзиклах, — безоговорочная, сияющая, выкрученная на полную мощность радость. Я с начала лета уныло бродил по городу и тосковал по Джорджии, но теперь у меня в голове будто щелкнул тумблер.
Интересно, чувствует ли то же самое Парень-с-коробкой. Я оборачиваюсь к нему, все еще продолжая улыбаться, с прижатой к сердцу рукой…
Но его нет.
Рука безвольно падает. Нигде ни парня, ни его коробки. Я кручу головой, лихорадочно выискивая в толпе единственное лицо. Может, его просто оттеснило в сторону флешмобом. А может, он был частью флешмоба. Или ему пришлось отлучиться по какому-то срочному делу — такому срочному, что он не успел взять у меня номер телефона… Не успел даже попрощаться.
Черт, поверить не могу, что он не попрощался.
Я думал… Глупо, конечно, но на минуту мне показалось, будто мы и вправду настроились на одну волну. Мироздание буквально взяло нас за шиворот и столкнуло друг с другом. Все так и было, верно? Не знаю, как еще это можно трактовать.
Только вот он исчез, словно Золушка с двенадцатым ударом часов. Как если бы его и не существовало. И теперь я никогда не узнаю его имени и не услышу, как он произносит мое. Никогда не докажу ему, что мироздание вовсе не сволочь.
Разочарование обрушивается на меня с такой силой, что я чуть не складываюсь пополам.
А потом замечаю урну.
Нет, я не собираюсь в ней рыться. Может, я и с приветом, но не настолько с приветом.
Но, вероятно, Парень-с-коробкой прав. Вероятно, мироздание требует плана Б.