Помоги проекту - поделись книгой:
– Да.
– И сколько?
– Не помню точно, но очень много.
Быстро темнело. Солнце завалилось за трёхметровый соседский забор, да так там и осталось. Утром оно покажется уже из-за забора других соседей, который тоже таращится кучей камер. Когда однажды Ева забросила им на участок яблочный огрызок, соседи это зафиксировали и потом показали маме это ужасное деяние, заснятое на цифру и тщательно смонтированное. Чтобы они отстали, мама охала и притворялась рассерженной, а потом шёпотом сказала Еве: «Я думала, только наш пудель кукукнутый…»
Теперь Ева мельком подумала, что можно было бы попросить соседей посмотреть на камерах, не запечатлелся ли на них тот парень, прилипший носом к их стеклу… Нет, наверное, не стоит. Слишком хороший вечер. Мама просветлённая, и торт, и день рождения, и котошмель…
После ужина Ева поднялась к себе и открыла скетчбук, служащий ей дневником. В нём она рисовала, сюда записывала свои мысли, заметки о животных, вклеивала театральные афиши, меню из кафе. Сейчас Ева просто сидела на стуле и поглаживала ладонью плотную бумагу. Ей хотелось распутать клубок сегодняшнего дня, что-то зарисовать, записать, что-то для себя понять – но никаких сил уже не оставалось.
На часах было уже далеко за полночь.
– Надо сделать что-то великое! – тут Ева зевнула в первый раз. – Что-то такое замечательное, сильное, особенное! Что-то такое, чего никогда не было и что потрясло бы всё человечество! Даже не знаю… – сказала она и… легла спать.
Ночью Еве снились бредовые сны. Словно она, затаившись, сидит в тёмной комнате, а её ищет огромная рука. Вот она шарит повсюду, трогает предметы. Комната большая, но рука всё ближе, ближе…
И вдруг рядом что-то завыло, захлопало, послышались возбуждённые голоса. Все это втиснулось в сон, сон, не вместив новых впечатлений, треснул по шву – и Ева проснулась. На соседском участке случился переполох. Приехала полиция. Сполохи от мигалки озаряли забор. Мама вышла посмотреть, в чём дело.
– Говорят, кто-то к ним лез… Ужасно надоели, параноики! – сказала мама, зевая.
Ева напряглась.
– Кто лез? – спросила она.
– А я откуда знаю? На камерах какой-то бред… то бабки, то гномики какие-то… Их бы к нам в цирк! Вот где фокусники! Кладёшь пачку кофе в железный ящик, закрываешь на ключ. На другое утро открыла – полпачки кто-то отсыпал и на шоколаде следы зубов…
И мама легла спать. Через два часа Еву разбудил крик петуха. Петух жил в доме наискосок – у единственной более-менее нормальной соседки, у которой тоже не было камер и электрического забора. Петуха соседка купила два года назад, чтобы его зарезать. Не зарезала. Пожалела. Потом решила, что петух вошёл в возраст, и решила его женить. Купила ему курицу. Потом ещё курицу. Теперь кур у соседки было с десяток, а петух часов с пяти утра начинал радостно встречать рассвет.
Ева встала и отправилась кормить своих зверей и проверять, кто новый родился за ночь и кто кого съел. К сожалению, такие моменты происходили регулярно. Из дома она вышла пораньше, чтобы не ехать на ужасной электричке в 8:02, которую она теперь боялась. Кто знает – вдруг к ней каждый день прицепляют магический вагон?
Вот она родненькая электричка в 7:41! Вагоны красные, прекрасные! Люди ходят, люди бродят, люди голос подают. То контролёры толпой пробегут, то безбилетники, то кто-то с динамиком на груди продаёт свежую прессу. Эта электричка хорошая, шумная, а вот та, что в 5:40, – это тихая жуть. Как поезд на тот свет. В вагоне только четыре лампочки горят, все пассажиры сидят тихие, ссутуленные, все отдельно. Кто-то дремлет, кто-то себе шапку натянул на самые глаза – а за окном такая сосущая темень, такая слякоть, и дождь бежит по стёклам.
Ева доехала до вокзала, вышла и позволила толпе нести себя к турникетам. И тут она увидела
Остальные трое обеспечивали охрану – стояли за спинами этих двоих, держа в руках разные предметы. Один – туристический коврик, другой – большую подушку, а третий – дерево с обмотанными пакетом корнями. Предметы вполне невинные, но когда Ева посмотрела на подушку в первый раз, то наволочка на ней была в красный горошек, а когда во второй – красный горошек исчез, зато появились какие-то яблочки, причём даже близко не красные. Да и с деревом творились не меньшие чудеса. В первый раз оно смахивало на яблоню, а потом вдруг стало ёлкой.
Еву отделяло от турникетов метров десять. Проход в этом месте сужался, и люди, которым она мешала проходить, сердито толкали её в спину. Ещё немного – и силой толпы её должно будет пронести сквозь турникеты, где она сразу попадёт в луч, чего она почему-то боялась.
Ева попятилась, надеясь выбраться из толпы, и налетела на женщину, толкнув её рюкзаком с учебниками. Женщина не обиделась, даже напротив.
– Не пропускают? Дуй за мной! Ребёнка затолкали! Дорогу, граждане! – закричала она и, ухватив Еву за лямку рюкзака, потянула её за собой к турникетам. Ева отчаянно рванулась у неё из рук. Женщина, не отпуская, начала кричать ещё громче. Никогда люди не орут так громко, как когда пытаются сделать доброе дело, а им мешают.
На шум повернулся тот самый тип с фонарём – молодой, с чёлкой как у пони. Напряжённо заскользил глазами по толпе и вдруг вскинул фонарь, осветив подозрительное место. Испытывая неосознанный ужас перед этим лучом, Ева присела на корточки, укрывшись в толпе, а потом на четвереньках поползла назад к электричке.
Женщина её уже не держала. Пытаясь не думать, как выглядит со стороны, и не слушать ворчание людей, которым она мешала, Ева проползла шагов десять, вскочила, уверенная, что луч ей больше не страшен, – и почувствовала жжение. Повернув голову, она увидела, что к её левому плечу прилипла оранжевая нить. Ева рванула её – бесполезно. Нить растягивалась, как влажный клей, покорно провисала, петляла в толпе, огибая людей, но не рвалась. Ева попыталась избавиться от неё: бегала вокруг столбов, заставляя нить обматывать их, а потом резко дёргала, пыталась скинуть куртку, надеясь, что нить прилипла к одежде, а не к коже – куда там! Избавиться от нити было так же невозможно, как перерубить ножом луч солнца.
Решив уехать на ближайшей электричке, Ева метнулась к вагонам, но чья-то рука цепко ухватила её за запястье. Она оглянулась и увидела парня. Лица его было не разглядеть: до носа оно было прикрыто козырьком бейсболки, на которую сверху был натянут ещё и капюшон. Отчётливо Ева различала только его губы, часть щеки и носа. Роста среднего, гибкий. Было в нём что-то гимнастическое. Стоял не сутулясь, а даже как бы чуть прогибаясь назад. Ева много повидала циркачей на своём веку и умела уловить эту цирковую расслабленную жилку.
– Не дёргайся! Магзели тебя заарканили! Теперь паутина так и будет волочиться! – парень кивнул на прицепившуюся к Еве нить. – Ты всерьёз, что ли, думала, что от паутины можно ползком удрать? Теперь слушай… Придётся прорываться!.. Бежим! – Он оглянулся, прикидывая расстояние, и, не отпуская руку Евы, побежал.
Уже через десять метров у Евы возникло чувство, что её ноги отрываются от земли. Парень тащил её так, словно её прицепили к грузовику. Задевая кого-нибудь, Ева всякий раз вежливо и мягко произносила «ой!». Потом, по мере того как парень ускорялся, она говорила уже «ай!», потом «ах!», а затем и вовсе ничего не говорила, потому что люди валились вокруг, как кегли. Внезапно парень остановился, взглянул на нить и покачал головой:
– Нет, так не прокатит… Не оторвёмся! Я визжок сейчас метну – не дрейфь! И уши заткни, хоть это и не сильно поможет.
– Визжок? – не поняла Ева.
Парень истолковал её слова по-своему. Видно, решил, что она в курсе:
– Отличный визжок! Заправлен с перебором – мало не покажется! Толпа понесётся, а мы за ней прицепом! А если магзели аркан бросят – стой как столб и глаза закрой, не то запакуют!
Ева оглянулась. Мужчины за турникетом о чём-то совещались. Потом двое рванули вперёд, а трое, включая и женщину, остались. «Паутина», прилипшая к Еве, тащилась за ней как поводок, служа преследователям путеводной нитью. Они ещё не пробились к Еве, когда из-за спины у девушки вылетело нечто среднее между консервной банкой и юлой. Непонятный предмет пролетел метра три по воздуху, шлёпнулся на землю и начал раскручиваться, быстро набирая скорость. Вначале звук был просто громким, резким и неприятным, словно где-то на крыше испытывали сирену гражданской обороны, а затем у тебя в ушах будто одновременно заскандалили пять тысяч детей.
Но и это был ещё не предел. Чем стремительнее раскручивалась юла, тем непереносимее, визгливее и противнее становился звук. Он наполнил всю площадь, колол как стеклянные иглы, пробивался сквозь ладони, которыми Ева зажимала уши. От него не было спасения.
Несколько человек, находившихся к визжоку ближе прочих, звуком были сбиты с ног и отползали на четвереньках – ничего не соображающие, бледные, с распахнутыми ртами. Один мужчина попытался прыгнуть на визжок животом, чтобы заставить его замолчать. И звук действительно стал тише – во всяком случае настолько, что Ева осознала, что рядом с ней стоит парень в бейсболке и капюшоне, дёргает её за руку и орёт ей на ухо:
– Видела, что он натворил?! Нельзя было на него бросаться! Сейчас такое начнётся! – И он потянул Еву за собой.
Хотя парень был худощав и лёгок, в толпе он нёсся как пушечное ядро. Кого-то сносил с ног, кого-то огибал, кому-то сипло вопил в самое ухо: «Осторожно! Здесь дети! Дорогу цветам жизни!» – а в следующий миг уже наступал бедному человеку на спину, протаскивая за собой и Еву, едва успевавшую пискнуть «Извините!».
Они пробежали не больше пятидесяти шагов, когда сзади что-то лопнуло. Это был уже не звук, а дробящая сила, которой невозможно было противостоять. Стёкла трескались и осыпались мелкими льдинками. Гнулся пластик на рекламных стендах, мусорные урны исторгали бумажки. Толпа ахнула, на миг застыла, а потом, распахнув рты и закрыв головы, движимая единым порывом, ринулась на турникеты.
Тех троих, что пытались преградить дорогу, смело в одно мгновение. Ева увидела только, как мелькнул туристический коврик, а потом его обладатель исчез под ногами толпы. Тип с подушкой, не растерявшись, каким-то образом ухитрился забраться на будку контроля. Ева увидела его уже наверху – деловитого, точно и не страдающего от звуков визжока. Высматривая в толпе ту, к которой тянулась нить, то есть Еву, он неторопливо поднимал над головой подушку. А потом метнул её. И опять было как в электричке: контуры подушки прорвались, повисли неоформленным туманом и растаяли. Сеть, сотканная из плотных серебристых лучей, раскрывшись, стала падать на Еву сверху. Размером она была с хорошую комнату и с очень частыми ячейками.
– Замри! Глаза закрой! – крикнул её проводник и, отпустив запястье Евы, застыл как истукан.
Ева послушно зажмурилась. Когда несколько секунд спустя она вновь открыла глаза, то обнаружила, что сеть её не коснулась. Всех же прочих, бегущих рядом, за исключением парня, она накрыла, сразу став невидимой. Люди, накрытые исчезнувшей сетью, продолжали двигаться, но так замедленно, что на их задержание можно было посылать бригаду черепах.
– Бежим! – рявкнул парень.
Он вновь попытался сгрести Еву за руку, но Ева, отпрыгнув, смешалась с той частью толпы, на которую действие магии не распространялось. Теперь ей приходилось пробиваться самой, и она сразу уловила разницу. Её завертело, как в водовороте, щепкой прокинуло мимо будки охраны и понесло прямо на колонну. Каким-то чудом она смогла избежать столкновения и, воспользовавшись тем, что толпа, огибая колонну, невольно замедлялась, юркнула резко влево, на узкую лесенку.
Сбежав на несколько ступенек, Ева оказалась в узком, служебного назначения коридоре. Толстые стены ослабляли звуки визжока. Впереди, далеко, у другой стены здания, угадывался выход на привокзальную площадь – а дальше свобода, свобода!
Цепляя стены, Ева пролетела коридор. Впереди она уже видела шумящую машинами площадь, но в последний момент её руки ткнулись в решётку. Это была декоративная решёточка, запертая на цепь с замком. И замок детский, и решётка дрянь, но вместе они сразу оборвали надежду Евы на спасение.
Ева трясла решётку. Цепь звенела. Замочек прыгал. Люди, идущие по площади, с удивлением на неё оборачивались и проходили мимо. И всё было бесполезно. Ева повернулась. По коридору к ней неспешно двигались двое. Один – тот, молодой, с чёлкой, как у пони, – держал в руке фонарь. Его спутник, добродушный на вид дядечка средних лет, нёс дерево – ту самую яблоню, ставшую ёлкой. Пакет на корнях шевелился, как живой.
– Про паутинку-то забыла! – торжествующе воскликнул молодой и махнул фонарём. Световая нить втягивалась в фонарь, провисшие петли её сматывались, не путаясь. Его спутник провёл деревом по воздуху, стирая туман. Руки Евы отяжелели, а саму её потянуло в сон.
– Точно девчонка! Без морока! Она же, выходит, и визжок бросила!.. – сказал древоносец.
Чёлочка молодого подпрыгнула от рвения:
– Как прикажете паковать? По процедуре?
Тот, что держал дерево, задумался. На вид он был толстый, добрый и романтичный. Но с переключением в деловой режим. Вот и сейчас на его добром лице отразилось нечто вроде меланхолической грусти, сквозь которую внезапно проступило суровое и твёрдое выражение. Из манной кашки всплыла подводная лодка.
– По процедуре! – строго подтвердил он, и провисший оранжевый луч натянулся, вновь вписавшись в привычные законы физики.
– Не шевелись! – торжественно произнёс обладатель чёлочки. – Ты задержана за использование запретных магических предметов, а также за хранение и применение недозволенной магии! По закону я должен зачитать тебе твои права! Ты имеешь право дышать носом или ртом – по своему усмотрению! Глазами молний не метать! Пальцы на руках держать так, чтобы я их видел! Не скрещивать, не шевелить!
– А волосами шевелить можно? – зачем-то брякнула Ева.
Всё происходящее казалось ей бредом. Может, надо как во сне: рвануться – и оказаться в следующей серии? Ева так и поступила, но ничего не исчезло. Всё осталось на своих местах. Лишь визжок затих – видно, выдохся. Про волосы Ева сказала, конечно, в шутку, но шутка оказалась смешна только ей. Обладатель чёлочки вздрогнул и тревожно уставился на свой фонарь.
– Магия горгон? Выше седьмого? – вполголоса спросил его спутник.
– Сканером не подтверждается. Да кто ж его знает, – тревожно отозвался молодой.
– Скверно! Хотели по-хорошему взять, а теперь пакуй её в полный кокон, чтоб глазом моргнуть не смогла! Видел я тут одного после магии горгон… Пальцем толкнули – а он в песок… – нервно сказал его начальник и, как копьё выставив вперёд дерево, стал опасливо подкрадываться к Еве.
Однако добраться до Евы он не успел. Вынырнув откуда-то сбоку, рядом вырос тот паренёк в капюшоне и чем-то быстро кольнул его в спину. Древоносец начал было кривиться, но так и застыл с несформировавшимся выражением ужаса на лице. Паренёк ловко укрылся за его телом и вскинул к лицу руку. Ева увидела конец какой-то трубки. Из трубки вылетела короткая стрелка и воткнулась в ляжку молодому. Тот дёрнулся, удивлённо наклонил голову, чтобы посмотреть на свою ногу, – да так и застыл.
Парень в капюшоне приблизился к нему и, держа наготове трубку, несильно хлопнул его по плечу. По желеобразному телу прошла волна.
– Слюна сфинкса… Теперь магзели долго не рыпнутся! Надо следы замести! – объяснил он Еве, после чего выдернул стрелку сперва из ноги молодого, а потом из спины его начальника. Стрелки были короткие и напоминали самодельные дротики – такие пробки с шипом, украшенные перьями.
Ева оглянулась на держащую её нить. Нить провисла, но тянулась к фонарю в руке у молодого. Ева осторожно приблизилась. Слюна застыла на губе у молодого, словно капелька клея.
– Он жив?
– Само собой! – заверил её парень. – Противоядие впрыснут – через час станут как новенькие! А вот помнить будут только тебя! Меня-то они и увидеть не успели! Ох, как нехорошо ты поступила с магзелями! Ещё и карманы обшарила!
– Какие карманы? – не поняла Ева.
– Да вот эти… – спокойно объяснил паренёк и, не тратя времени даром, занялся делом.
Движения у него были опытными, неназойливыми. Он не столько потрошил карман, сколько застенчиво с ним знакомился. К некоторым карманам он лишь прикасался снаружи и сразу терял интерес, другие же деловито и тщательно выворачивал. Вытащил какую-то коробочку, которую, мельком заглянув внутрь, переложил к себе, и закопчённую трубку с короткой ручкой. Между двух торчащих из трубки костей пробегала молния.
– Блокиратор с электрошоком! – возмущённо сказал парень. – А ещё врут, что его не используют!
Показывая, как это действует, парень направил трубку с костями на застывшего древоносца, что-то надавил – и того вдруг сильно затрясло. Желе заходило волнами.
– Не надо! Это же больно! – воскликнула Ева.
– А если больно – чего они её носят? Раз носишь – значит, получай! – хладнокровно заметил парень и сунул блокиратор в карман. Затем выдернул из руки у молодого фонарь, деловито оглядел его, дважды несильно тюкнул о стену и торопливо бросил на пол. Фонарь погас и с негромким хлопком втянулся сам в себя. Оранжевая нить, тянувшаяся к Еве, исчезла. – Вот! – сказал парень. – За тобой должок! Если б не Филат-стожар – упаковали бы тебя по полной!
– Филат… кто? – переспросила Ева.
Парень в бейсболке склонил голову – сначала чуть направо, потом чуть налево, – не веря, что можно этого не знать:
– О стожарах не слышала?! Ты серьёзно? – Он шутовски поклонился и сдёрнул с головы бейсболку.
Не старше семнадцати. Кожа смугловатая. Глаза чёрные, с уклоном в цыганщину. Волосы тёмные, вьющиеся. Брови густые, сходящиеся на переносице, волосы в них растут как попало и под разными углами: словно выстригли и приклеили шерсть из шубы.
Что-то в этом лице – и особенно брови – показалось Еве знакомым.
– Чего это ты вдруг вздумал мне помогать? – спросила она.
– Да уж не первый день… – ответил он с усмешкой.
– А… вот оно что!.. Это ты к нашему стеклу носом прилипал? Следил за мной? Зачем?
– Да разве это слежка?.. Понять хотел, что ты за человек…
– И ночью тоже ты? Когда у соседей сирена выла?
Филат присвистнул с лёгким смущением:
– Расслабился слегка, не заметил… Целый год провёл в ларце!
– В каком ларце?
– Ларец в электричке помнишь? Красиво меня тогда подловили. Многим ещё предстоит сказать спасибо. Хотя есть и приятные моменты. Надеюсь, Фазаноль про меня забыл. Хотя я вот про Фазаноля помню… – Последнюю фразу парень пробормотал себе под нос. Настроение испортилось просто на глазах. Нахлобучил бейсболку и опять накинул капюшон. – Пора уходить! Ты со мной? – он решительно повернулся лицом в сторону площади трёх вокзалов.
– Там цепь и замок! – сказала Ева.
– Кошмар! Что ж мы, бедные, будем делать? Не иначе как помирать! – картинно ужаснулся Филат. – У меня ни отмычек – ничего. Придётся тупо пообедать! – Он дёрнул цепь, натянул, а затем, наклонившись, просто перекусил её.
– Ты железо перегрыз?! – испуганно спросила Ева.
– Зачем? Я цепь в баранки превратил. Надо теперь или целиком доесть, или с собой забрать, а то меня по магии вычислят.
Захватив с собой съедобную цепь, Филат перекинул её через плечо и, изредка откусывая от неё, двинулся на площадь. Но вдруг остановился и хлопнул себя по лбу:
– Совсем забыл! Дай мне что-нибудь… Только быстро!
– Что дать?
– Да что угодно! Что-нибудь ненужное!
Ева сунула стожару жёлудь, подобранный несколько дней назад у школы.
– Разве это ненужное? Из жёлудя можно дуб вырастить… Ладно, мы не скряги!
Филат бегом вернулся назад, сунул жёлудь в карман магзелю, у которого недавно забрал коробочку, и, обращаясь к нему, назидательно произнёс: «Стожары не воры! Менять можно, красть – ни-ни!» – и вновь выскочил на площадь.
Глава 5
Кап Магр бережёт
На площади Филат подхватил Еву под локоть и повлёк её вдоль здания вокзала:
– Плохо дело. Надо не светиться, хоть на пару-тройку часов где-то залечь… Как только они своих найдут – план-перехват объявят.
Поделиться книгой: