– Но где бы ты взял столько сырья для своих Приспешников? Где ты наберешь столько людишек?
– В городе с двенадцатью миллионами жителей это не представляет большой проблемы.
– Все-таки, ты сумасшедший… – грустно констатировал лич. – Ты просто бездумно называешь самые большие числа, которые тебе известны, надеясь выглядеть умнее, чем ты есть. Невозможно населить один город двенадцатью миллионами смертных!
– Очень даже возможно, – заспорил я, понимая, что вплотную подхожу к той черте, за которой находятся длительные лекции об устройстве нашего общества. – Мир сильно изменился, и есть города еще крупнее этого. Сейчас этим никого не удивить, ведь все население Земли давно уже превышает семь миллиардов.
– Что ж, – ответил некромант после непродолжительного молчания, которое, по-видимому, означало задумчивость, – похоже, ты действительно честен. По крайней мере, я чувствую, что ты сам веришь в свои слова. Выходит, ты из аристократов?
– Что? Я? Нет. – Во мне даже не было сил, чтобы удивиться, с чего Древний сделал такой вывод.
– Странно… я был готов поручиться, что ты из высшего сословия. Ты держишься со мной, как с равным, а твоя манера речи не похожа на простолюдинскую. И даже несмотря на то, что ты не знаешь мерсийского языка, ты говоришь на каком-то его подобии, а кроме этого, умеешь складывать большие числа. Это определенно говорит о твоем высоком образовании, которое не по карману даже многим преуспевающим ремесленникам. Так кто же ты?
– В нашем обществе нет привычного тебе деления на сословия, – неохотно признался я некроманту, чем, похоже, вверг его в состояние полного шока. – Такое образование получает каждый ребенок, и в наше время это не является чем-то выдающимся. Ну а твой мерсийский… я не особо владею историей, но такого языка уже давно нет. В наше время он является невероятно устаревшей версией английского.
– Тьма… в каком же варварском королевстве ты живешь, Адепт, что у вас даже нет вельмож? Впрочем, не отвечай! – На долю секунды я даже обрадовался, что он не хочет выслушать от меня обо всем, что происходило во время его заключения. – Я не хочу ничего знать об этом отсталом крае. А про то, что мерсийский давно канул в лету, мне и самому прекрасно известно. Проклятые уэссекские псы покорили Мерсию еще тогда, когда я был безусым юношей. И они же насадили свой мерзкий несуразный язык.
Я крепко задумался, пытаясь прикинуть, сколько же моему собеседнику на самом деле лет? Я действительно почти ничего не знал об истории Британии, но где-то в моем мозгу занозой сидело убеждение, что само королевство Мерсия прекратило свое существование во времена крещения Руси, а может даже и раньше. Но вместе с тем, некромант утверждает, что Черным Мором был не кто иной, как он сам. А эти события разделяет пропасть, если память мне не изменяет, лет в четыреста, а то и все пятьсот. Могло ли существо, подобное мне, прожить полтысячи лет, и еще столько же пролежать в запертой гробнице, ожидая освобождения? Ведь если я правильно понял его, то именно этого он и ждет все эти годы. Черт, да ведь вполне может! Если даже мой дар, впервые познавший убийство лишь несколько месяцев назад, не замечал пулевых попаданий, а потом еще и выдержал близкий ядерный взрыв, то на что способен тот, кто шел по пути Перерождения десятки или даже сотни лет?
Господи, почему ты продолжаешь меня испытывать и не даешь уйти из этого мира спокойно? Во что ты меня втягиваешь на этот раз?!
Глава 2
– Скажи, Адепт, как инквизиторы сумели тебя одолеть, если твое воинство было столь многочисленно?
В своем воображении я тяжело вздохнул, ломая голову, как же древнему некроманту объяснить, что такое ядерная бомба и что никакой инквизиции больше нет и в помине? В конце концов, я просто попытался увильнуть от ответа.
– Это долгая история…
– Ты отказываешь мне?! – Тут же возмутился лич, приходя в неописуемое раздражение. – Ты слишком своенравный, Адепт! Тебе не следует так вести себя, если ты хочешь, чтобы я приоткрыл тебе тайны нашего ремесла!
И я снова задумался. С одной стороны, меня снедало жгучее любопытство, ведь открытие новых граней дара давно стало для меня чуть ли не смыслом жизни. А с другой стороны – я этой жизнью твердо решил пожертвовать, так, собственно, зачем мне вообще нужен этот разговор?
– Видишь ли… Древний? Извини, не знаю, как к тебе обратиться…
– Я полновластный Темный Жрец, поэтому, можешь так меня и звать. У нас не принято называть свои имена, а посему, я не спрашиваю твоего, а ты не интересуйся моим.
– Хорошо, Жрец, как скажешь, – легко принял я правила его игры, – но моя история вряд ли сможет тебе открыть что-то новое. Я проиграл, потому что поднял слишком много Приспешников, и они сломили меня. Все точь в точь, как ты сказал про флюгер.
Я не стал пытаться объяснить древнему существу то, что происходило у меня на душе, а пересказал события максимально скупо и сухо. А разве был смысл тратить слова? Вряд ли закостенелый некромант, проведший сотни лет в плену своей усыпальницы, сумеет их понять. Я уже приблизительно оценил, что за тварь со мной говорит, и, скажу я вам, человеческого в ней гораздо меньше, чем даже во мне.
– Так просто? То есть это не святое братство подослало к тебе паладинов? И не инквизиторские шавки пытали тебя «очищающим» пламенем? Никаких хитрых ловушек, предательств и интриг, никакого вероломного шантажа?
– Нет, ничего подобного не было. Более того, инквизиция вообще не дожила до наших дней. В современном цивилизованном мире вообще не принято пытать и убивать людей за иной взгляд на религию.
– Иной взгляд на религию?! О чем ты говоришь, Адепт? Инквизиция была создана, чтобы уничтожать нас, Жрецов! И как бы мне не хотелось отдавать должное этим шлюхиным выкидышам, свою профессию они освоили крепко. Раньше нас было сотни, а сейчас я ощущаю всего двоих Адептов, способных повелевать мертвыми!
– И один из них я?
– Верно.
– А кто второй? – Открыто подивился я, в очередной раз пойдя на поводу своего любопытства.
– Откуда мне знать? Он еще слишком слаб, и вряд ли когда-нибудь дозреет до того, чтобы встать на путь Перерождения. Сейчас он даже не сумеет пережить погребения, так что я не могу поговорить с ним, как с тобой. Я просто чувствую на нем благословение Морты, но этот олух, похоже, вовсе не стремиться его использовать. Он предпочитает влачить существование жалкого падальщика, вместо того чтобы вкусить свободной жизни истинного хищника!
Хм… это было, конечно, странно. У меня сложилось впечатление, что людей с таким даром гораздо больше бродит по планете, нежели только двое. Ведь я встретил пару таких только в одной Москве за последние месяцы, а это уже был серьезный повод задуматься. Может, все дело в том, что у большинства адептов, как выражается этот Жрец, способности настолько не выражены, что он их не может почувствовать?
– К сожалению, чем больше проходит времени, – продолжал рассуждать лич, – тем меньше становится Адептов, способных осознать себя. Раньше редкая битва проходила без того, чтобы Морта не приняла жертву от очередного отчаявшегося солдата, убившего свою жертву, и не наградила его своим благословением. Я ведь и сам ощутил касание Смерти, стоя в строю. Ах, что это был за день, Адепт! Я убил их всех. И врагов, и союзников! Я купался в чужой агонии, как в озере! Это было прекрасно…
Древний замолчал, предавшись своим «сладким» воспоминаниям, и на некоторое время в нашей странной беседе наступила пауза.
– Но сейчас все изменилось… – в голосе Черного Мора словно бы зазвучала горечь. – Я не знаю, что происходит с миром. Я чувствовал войны, я ощущал мириады смертей, но Адепты если и рождались, то очень слабые. Я не понимаю, в чем причина, но, боюсь, что таким темпом мы совсем исчезнем.
А вот я, кажется, догадывался в чем дело. Что представлял из себя средневековый бой? Тесная свалка, остервенелая рубка, кавалерия, влетающая в ряды пехоты. Глаза в глаза, щит в щит, смерь за смерть. А вот с развитием и распространением огнестрельного оружия поменялось очень многое. Убить человека, глядя на него через мушку прицела, и забить собственноручно – это очень разные вещи, поверьте. Так что я думаю, что тут сыграла роль уже банальная статистика. Меньше людей стало сходиться в смертельной рукопашной схватке, изменились их эмоции при убийстве себе подобных, вот и меньше стало появляться некромантов.
Даже если вспомнить меня, когда мой дар впервые дал о себе знать в школьной драке, то что я тогда испытывал? Хотел ли я убить своих обидчиков, истязавших меня долгие годы? Уже и не вспомню, поскольку был ослеплен ненавистью, но не исключаю этого. Ведь до такого иступленного состояния меня довели не за день, и даже не за год. Интересная, конечно, тема для разговора, но малополезная.
– Скажи, Жрец, – попытался я перевести тему на то, что меня интересовало больше, – а чем важно погребение для таких как мы? Почему из-за этого ты вдруг смог со мной связаться? И почему мертвые, помещенные в землю, вдруг оживают?
– Ха-ха, какой ты прыткий, Адепт! – В голосе древнего впервые за наш разговор послышалось довольство. Кажется даже, что он именно к этим вопросам и подталкивал меня. – А почему вода падает с неба? Почему солнце восходит востоке? Почему дым костра стремится ввысь? Почему в небе сверкают молнии? На эти вопросы нет ответа, который мог бы осветить причину, из-за которой так происходит!
Я бы, возможно, мог поспорить с его утверждением, ведь с тех пор, как был побежден этот Древний, естествознание шагнуло далеко вперед. Это в его время молния была чем-то таинственным и необъяснимым, а теперь большинству природных явлений давно уже дано подробное обоснование. Хотя, если посудить с другой стороны, понимание процесса явления не является пониманием его сути. Ведь природа того же электричества остается по сей день нераскрытой, и это несмотря на то, что оно проведено едва ли не в каждый дом. И нам ничто не мешает пользоваться им и принимать как должное. В общем, я не хотел уводить разговор в сторону и распыляться в софистском споре, а хотел лишь выслушать ответ некроманта.
– Так же и с погребением, – продолжал тем временем лич, – никто тебе не сможет ответить, отчего все происходит именно так, а не иначе. Просто погребенное мертвое тело становится вместилищем скорби, тоски, рухнувших надежд всех тех, кто его поминает. Хотя, если начистоту, не только скорбь способна переполнять их, а вообще любые чувства, в том числе злорадство и ненависть. В мое время об этом знал почти каждый смертный, и существовало даже поверье, что о мертвых нельзя говорить и думать плохо, потому что переполнившись отрицательной энергией, они могут восстать. Но это все простой суеверный бред, так что не обращай на него внимания. Восставали они не поэтому, ха-ха-ха!
– Что же получается… – я не был уверен, что все слова устаревшего языка перевел правильно. Но все равно внимательно прислушался к себе, пытаясь уловить, чьи именно чувства меня переполняют. Однако ничего ощутить так и не смог. – Я тоже сейчас стал вместилищем для чьих-то эмоций?
– Абсолютно точно! Сейчас твои недобитые враги ликуют и смеются, попирая ногами твою могильную плиту, и тем самым обрекают самих себя на погибель. Ведь когда ты выберешься, эти эманации будут определять твою личность! Ты просто не сможешь сдерживать себя, и бросишься вершить свою сладкую месть! Так было со мной, и так было с десятками представителей нашего племени! Дьявол, я даже тебе завидую, Адепт! В мире, где нет священной инквизиции, можно знатно разгуляться!
Речи Древнего звучали очень странно и непонятно... я пока решил не говорить ему, что вообще не планировал выбираться из могилы, поскольку сыт этой местью по горло, но все равно задумался над услышанным. Что значит «определят мою личность?» Звучит весьма пугающе, если честно, потому что я уже в полной мере познал, каково это, когда твоими поступками руководит нечто иное, а не ты сам. Проходить через это снова я вовсе не желаю. Но, если проанализировать ситуацию более углубленно, то какие мои враги вообще знают обо мне?
В живых таковых осталось совсем немного, всего несколько десятков человек, которых я не успел добить в подвале дома Сафарова. И, если честно, я не совсем уверен, что они вообще когда-либо будут способны на какие-нибудь другие чувства, кроме панического страха. А если так, то кто будет меня вспоминать? Вика, Дамир, изредка Саныч, да может быть Алина. Больше в голову никто не идет, потому что за свою жизнь я так и не сумел обрасти преданными друзьями и знакомыми, предпочитая быть одиночкой. Причем, Галиуллин вполне может из этого списка выпасть, ведь он наверняка считает меня живым. А вот будут ли на меня влиять мысли всех тех, с кем я воевал последние месяцы, но кто не знает, что под личиной Аида скрывался именно Сергей Секирин? В общем, странно это все. И запутанно.
Поймав себя на том, что на полном серьезе размышляю о своем возвращении в мир живых, я взял себя в руки и сосредоточился на разговоре с древним некромантом.
– Выходит, если мертвый не пробудился после погребения, о нем никто не вспоминает?
Конечно же, я не мог не вспомнить те странные молчащие могилы на кладбищах, и решил прояснить для себя этот момент. Просто для общего развития.
– Именно так и выходит. Это жалкие смертные, которые за свою жизнь не смогли обзавестись ни друзьями, ни врагами. Полные ничтожества, недостойные стать даже Кадаврами.
– Кстати о Кадаврах… почему по прошествии некоторого времени, мертвеца нельзя обратить в полноценного приспешника?
– Душа. – Коротко ответил Древний, не спеша давать пояснений.
– Что «Душа?» – Не понял я.
– Чем больше проходит времени с момента смерти, тем больше истончается незримая связь души и плоти. Оборвать вознесение и вернуть бессмертный дух в тело можно в любой момент. Можно заставить его делать то, что ты от него хочешь, но вкусив радость освобождения от земных оков, он уже не сможет там угнездиться. Он будет словно плененная дикая птица, запертая в тесной клетке, неистово хлестать незримыми крыльями прутья своего узилища, пытаясь вырваться на волю. Естественно, что ни о какой связи с таким мятежным духом и речи быть не может.
– Хм… это очень интересно, но как-то уж очень явно перекликается с христианством. Душа, бессмертный дух, вознесение…
– НЕ УПОМИНАЙ ПРИ МНЕ ЭТИХ ЛЖИВЫХ ДВУЛИЧНЫХ ТВАРЕЙ!!!
Лич завопил так резко и так внезапно, что будь у меня контроль над своим телом, я бы выпрыгнул лягушкой из-под земли от неожиданности.
– А что не так с христианами? То есть, – быстро поправился я, ощущая клокочущий гнев собеседника, – с лживыми тварями, конечно же. Почему такое отношение к ним?
– А какое еще отношение должно быть к отступникам?
– И от чего они отступили?
– Проклятые угодники, Адепт, твое невежество начинает меня раздражать! Но так и быть, я могу тебе поведать коротко об этом. Раз уж ты знаешь, кто такие христиане, то наверняка тебе знакомо и имя Иезууса Хорста?
– Ну, в целом да, – задумался я, отмечая созвучие имени другим известным человеком, – только у нас его зовут немного иначе…
– Знаешь, чем он знаменит?
– Воду в вино обращал, – сходу припомнил я один из немногих фактов, который знал о биографии того, кого у нас считали божьим посланником.
– Избавь меня от участи слушать эти сказки! – Странное дело, но Древний действительно раздражился еще больше, хотя мне казалось, что он совсем недавно уже достиг своего предела. – Вспоминай сразу конец его биографии.
– Его распяли иудеи, насколько я знаю.
– Так, – некромант вдруг стал походить голосом на преподавателя, который подталкивает студента к заветному «Удовлетворительно», – а потом?
– А потом он воскрес.
– И тебе это ничего не напоминает?
Я уже собирался в очередной раз мысленно пожать плечами, но вдруг замер, пронзенный невероятной догадкой.
– Ты хочешь сказать, что он был…
– Верно, – перебил меня лич, – он был Темным Жрецом. Талантливым, сильным, хитрым, но все же не самым выдающимся среди нашего брата.
Вообще-то, я собирался предположить, что он был марионеткой. Пусть я немного и ошибся в своих выводах, но не слишком сильно. Даже и не знаю, что обо всем этом думать. Эта информация оказалась слишком фантастична и невероятна. Если б у меня были хоть какие-то доказательства, помимо слов, она могла бы стоить просто всех денег мира! Ух, до сих пор поверить не могу, что говорю о дремучих тайнах минувших тысячелетий с давно погребенным колдуном. От этих мыслей веяло одновременно и жаром пустыни, по которой ходил Иезуус, и могильным холодом, потому что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что подобные знания являли собой страшную тайну современных конфессий. Тот, кто ей владеет, не сможет жить долго и счастливо. По крайней мере, если вздумает болтать.
– Хорст был слишком властолюбив и тщеславен, – продолжал тем временем некромант. – Ему было мало власти над нежитью, и он хотел заполучить еще и власть над живыми, поэтому он начал демонстрировать смертным «чудеса», провозгласив себя божьим сыном. Он начал учить плебеев покорности и послушанию, стал завлекать их обещаниями вечного блаженства и благоденствия после смерти. И, конечно же, тупые голодранцы бросились к нему, словно умирающие от жажды бараны к переполненному колодцу. Естественно, от внимания тогдашних правителей это не смогло укрыться, и они разобрались с Иезуусом быстро, кроваво и жестоко, чтобы смерть его стала назиданием для всех остальных «пророков».
Древний прервался, словно специально давая мне время на то, чтобы я обдумал слова плохо знакомого языка и сформировал у себя в голове определенную картину. Однако за время нашего общения я уже успел достаточно в этом поднатореть и теперь понимал его весьма сносно.
– Но коварный Хорст даже свою казнь сумел превратить в оглушительный успех. Явив смертным очередное «чудо», он склонил на свою сторону тысячи тысяч фанатично преданных последователей. Он бы мог начать самую кровопролитную войну на Ближнем Востоке, но не сделал этого, предпочтя надолго уйти в тень. Оттуда он ненавязчиво руководил своим детищем и постепенно обращал в Приспешников любого, чей авторитет становился достаточно высок. Однако покорить Аравию ему так и не удалось. Доподлинно неизвестно, что или кто помешал ему в этом, но ему пришлось податься дальше на восток, в Европу. Минули многие столетия, и он свил себе настоящее гнездилище неподалеку от Рима. Последнее, что я о нем слышал, так это то, что он стремительно набирает силу, делая свое логово сердцем всего христианства. Не знаю, удалось ли ему это. Однако тысячи храмов, сотни монастырей, миллионы послушных прихожан, нескончаемый золотой поток, просто так плывущий в руки – это точно заслуга его изощренного ума. Однако же не все Жрецы возрадовались успеху Иезууса. Многие, как ты понимаешь, восхотели если не превзойти его, то хотя бы попытаться пройти по проторенной им тропе. Раболепие и покорность одурманенных сладкими речами смертных были очень лакомыми кусочками даже для таких, как мы. И тогда то тут, то там, начали появляться новые «божьи сыны», пытающиеся создавать свои конфессии, паразитируя на идее христианства. И тогда появилась инквизиция…
Древний некромант при этих словах едва не зарычал, настолько сильна оказалась его ненависть. Не думаю даже, что его разбушевавшийся гнев смог бы успокоить факт, что никого из тех инквизиторов уже не осталось в живых.
– Чертов Иезуус знал все наши слабости! Он стал натаскивать смертных на Адептов словно цепных собак! Начались первые стычки, гонения и волнения. До поры до времени, он не трогал истинных Жрецов, а те, на свою беду, не обращали внимания и на него. Когда же Хорст вошел в полную силу, противостоять ему становилось невероятно сложно. Медленно, но верно, он сумел запереть в некрополях всех, кто не был настроен лояльно к его новой вере и открыто выступал против. А потом принялся и за всех остальных, дабы у него не появлялось впредь и других конкурентов на этой ниве. Я не знаю, что с ним стало в конце концов, чем закончилось это противостояние, но больше походило на то, что взращенное им чудовище поглотило и его самого. Спустя долгие годы после начала моего заточения, я перестал ощущать последнего могучего Жреца.
– Подожди, но как же так? – Уцепился я за одну нестыковку. – Ты ведь говорил, что такие как мы не можем умереть?
– Слушай внимательнее, Адепт, а заодно старайся и понимать! Я не сказал, что Жрецы вымерли или были убиты. Я сказал, что перестал ощущать их. На деле это означает, что большинство, подобно мне, оказались заперты в узилищах, где попросту сошли с ума. Вероятно, они до сих пор лежат скованные ржавыми цепями, потеряв всякий разум, и даже не понимают, кто они и где находятся. Морта отобрала у них свое благословение, и теперь они обречены на вечное прозябание во тьме и мраке без надежды на освобождение.
От озвученной судьбы неизвестных мне некромантов стало как-то не по себе. Отчего-то сразу представилось, как я медленно теряю рассудок, сгнивая вместе с сотнями окружающих меня трупов, и моя твердая уверенность провести вечность в могиле сразу как-то сильно пошатнулась.
– Помни, Адепт, что я тебе рассказал, и без разговоров убивай любого встреченного тобой христианина, ведь только так ты сумеешь сберечься.
Я не стал объяснять, что за прошедшие сотни лет вся мировая религия претерпела значительные изменения и уже не занимала столько места в жизнях людей, сколько ей отводилось во времена Древнего. Во-первых, это было наверняка бесполезно. А во-вторых, после услышанных откровений мне вообще не хотелось говорить. Даже краткий пересказ тех давних событий почему-то вверг меня в подавленность и меланхолию. Возможно, общий негативный характер рассказа каким-то образом наложился на мои собственные переживания, и теперь мне вообще стало казаться, что мир целиком состоит и тьмы и грязи. Пожалуй, прав был царь Соломон – во многих знаниях многие печали. Так пусть же история и дальше хранит свои порочные секреты, нечего в них лезть…
– Я запомню это. Но, думаю, пришло время сказать, зачем вообще весь этот разговор был нужен? Ты ведь не просто так явился мне, Жрец? Тебе что-то от меня нужно.
Последняя часть моей реплики была сказана уже утвердительно. Я не спрашивал, я твердо знал, что так оно и есть. Теперь осталось только разузнать подробности.
– Да, Адепт, ты нужен чтобы вызволить меня из узилища, где я коротаю свой век. Приди ко мне, разбей мои цепи, поделись каплей Дара Морты, и когда я восстану, награда затмит любые твои самые смелые чаяния.
Я в ответ только хмыкнул, удивившись тому, как все, оказывается, просто и приземленно.
– Что такое?! – Тут же отреагировал на это древний лич. – Тебе что-то показалось смешным в моих словах?!
– Вовсе нет, только ты не учел одного момента. Я и сам сейчас лежу под землей, придавленный многотонной плитой. Даже если бы я захотел тебе помочь, то не смог.
– Это ты кое-что не учитываешь, Адепт. Я лежу в глухих горах, где перестали летать даже птицы, а ты находишься среди тысяч трупов… да-да, я ощущаю их страх рядом с тобой! А помимо этого, в тебе все еще достаточно энергии. Я бы даже сказал, что ее слишком много для простого Адепта! Кто бы ни занимался твоим погребением, сделал он это очень небрежно. Ты вполне в состоянии выбраться из своей могилы!
– Зачем?
– Что за глупые вопросы?! Ты что, все-таки тронулся умом?! Прекрати городить эту нелепицу и слушай. Сейчас я расскажу тебе, как использовать Дар Морты более рационально, чтобы он исцелил твое тело быстрее и точнее. Пока что он у тебя подобен неумелому плотнику, который вместо того, чтобы заделать дырку в стене, сносит весь дом и строит его заново…
– Я не собираюсь тебе помогать, Древний, не трать слова.
– ЧТО-О-О?! Да как ты… – некромант задохнулся от возмущения, но потом быстро взял себя в руки, успокоился и сменил тактику. – Почему ты не хочешь вызволить своего собрата? Нас ведь и так осталось совсем мало.
Теперь его голос звучал вкрадчиво и почти жалобно. Если бы во мне были силы, я б удивился такому талантливому лицедейству.
– Таких как мы вообще не должно остаться на земле… – убито ответил я, неволей вспоминая все те чудовищные вещи, что успел натворить. – А кроме этого, я уже встречал других Адептов, и знаю, как мой собственный дар реагирует на них. Думаю, тебе захочется просто меня уничтожить, а не отблагодарить.
Я ждал от властолюбивого некроманта любой реакции, но только не смеха…
– Ха-ха! Ты просто смешон! Не оскорбляй меня сравнением с собой, потому что я над своим Даром Морты работал сотни лет, ограняя и усмиряя его. А вот твой похож сейчас на капризное и избалованное дитя, которое не умеет себя контролировать! Но не бойся, если дело только в этом, я научу тебя, как укротить свое второе Я.
– Нет. Я останусь здесь.
Я понял, что аргументами ничего не добьюсь, поэтому не стал даже и пытаться объяснить свое решение. Вряд ли древнее отродье сможет разделить и понять мои терзания. Судя по тому, что людей называет исключительно «смертными» и «людишками», у него точно такой же комплекс высшего существа, который совсем недавно был и у меня. Скорее всего, при убийстве человека он испытывал эмоций не больше, чем лесоруб, срубающий дерево. Так что у меня не может быть никаких общих целей с ним. О чем бы он мне не рассказывал, чему бы ни учил, это все будет просто тратой времени.
– Глупец! Ты хоть представляешь,
Мне показалось, что некромант немного изменил тон, словно мой отказ заставил его изрядно понервничать. Хотя, если принять во внимание, что во всем мире осталось только два человека… или как там нас можно назвать, способных помочь Древнему, то его переживания вполне оправданы. А уж если тот второй даром и не пользуется вовсе, как сказал лич, то я вообще его единственный шанс.
– Не выйдет, – все еще спокойно ответил я, – я не могу управлять Силой, дар меня не слушается.
– Это временно, Адепт. Немного придется потерпеть, пока твое тело достаточно восстановится. Я не сомневаюсь, что к тому времени, когда снова овладеешь Тьмой, ты и сам будешь молить всех богов, лишь бы они помогли тебе выбраться. Не спорь! – Повелительно воскликнул Древний, едва я успел подумать о том, чтобы возразить. – Просто доверься моему опыту. Если ты столь упрям, я ничего тебе сейчас не расскажу. Пусть те муки, что ты испытаешь, будут тебе первым уроком от меня. И помни, Адепт, я жду тебя. Спеши ко мне, как только высвободишься из сырой земли! Следуй на