Генри Каттнер. Захватчики
«В конце концов, может быть, что те, кто творят фантазии – настоящие реалисты.»
– ОХ, это вы, – сказал Хейворд. – Вы получили мою телеграмму?
Свет из дверного проёма коттеджа очертил высокую, худую фигуру Хейворда, превратив его тень в длинное, чёрное пятно посреди узкой полосы сияния на песке, где пробивалась зелёная трава.
Из темноты донёсся пронзительный, жуткий крик морской птицы, и я увидел, как силуэт Хейворда странно дёрнулся.
– Входите, – быстро сказал он, отступая в прихожую.
Мы с Мейсоном последовали за ним в коттедж.
Майкл Хейворд был писателем, уникальным писателем. Очень немногие могли создать необычную атмосферу сверхъестественного ужаса, которую Хейворд вкладывал в свои фантастические рассказы о таинственных вещах. У него были подражатели, как и у всех великих писателей, но никто не смог превратить иллюзии в такой абсолютный и ужасный реализм, какой Хейворд живописал в своих шокирующих фантазиях. Он вышел далеко за пределы человеческого опыта и привычного суеверия, проникая в сверхъестественные области неземного. Вампирические элементалы Блэквуда, омерзительные нежити М. Р. Джеймса, даже чёрный ужас Мопассановской «Орли» и «Проклятой Твари» Бирса бледнели в сравнении с работами Хейворда.
Но обывателей пугали не аномальные существа, о которых Хейворд тоже много писал, пугало мастерское ощущение реальности, которое ему удавалось создать в воображении читателя, – ужасную идею о том, что он ничего не выдумывал, а просто излагал на бумаге суровую, дьявольскую истину. Неудивительно, что пресытившаяся публика горячо приветствовала каждую новую историю, которую он выдавал.
Билл Мейсон позвонил мне в тот день в «Журнал», где я работал, и зачитал мне срочную телеграмму от Хейворда, просившего, на самом деле, умоляющего нас немедленно приехать в его одиноко стоящий коттедж на пляже к северу от Санта-Барбары. Теперь, видя Хейворда, я удивлялся такой срочности.
Он не казался больным, хотя его худое лицо было более измождённым, чем обычно, а его глаза были неестественно яркими. В его поведении замечалось нервное напряжение, и у меня возникло странное впечатление, что он внимательно прислушивался к чему-то, ожидая какого-то звука снаружи коттеджа. Когда он взял наши пальто и жестом пригласил нас сесть в кресла, Мейсон встревоженно посмотрел на меня.
Что-то было не так. Мейсон почувствовал это, и я тоже. Хейворд наполнил табаком свою трубку и прикурил; дым окутал его жёсткие чёрные волосы. На его виски легли сизые тени.
– Что случилось, старина? – отважился спросить я. – Мы не поняли ни начала, ни конца твоей телеграммы.
Хейворд покраснел.
– Наверное, я немного торопился, когда писал это. Видишь ли, Джин... ах... что пользы... что-то неправильно, очень неправильно. Сначала я подумал, что причина в моих нервах, но это не так.
СНАРУЖИ коттеджа раздался пронзительный крик чайки, и Хейворд повернулся лицом к окну. Его глаза уставились в одну точку, и я видел, как он подавлял дрожь в теле. Затем он, казалось, взял себя в руки. Он повернулся лицом к нам, сжав губы.
– Скажи мне, Джин, и ты, Билл, вы заметили что-нибудь... странное... по пути сюда?
– Хм, нет, – ответил я.
– Ничего? Ты уверен? Это могло показаться вам неважным, я имею в виду какие-нибудь звуки.
– Были чайки, – сказал Мейсон, нахмурившись. – Помнишь, Джин, я говорил тебе о чайках?
Хейворд резко схватил Мейсона.
– Чайки?!
– Да, – сказал я. – То есть, птицы какие-то, их крик не был похож на чаек. Мы не могли их видеть, но они продолжали следовать за машиной, призывая друг друга. Мы могли их слышать. Но кроме птиц...
Я замешкался, изумлённо глядя на лицо Хейворда, выражавшее почти полное отчаяние. Он сказал:
– Нет... вот оно, Джин. Но они не были птицами. Они нечто такое... вы не поверите, – прошептал он, и в его глазах появился испуг. – Пока вы их не увидите... и тогда будет слишком поздно.
– Майк, – сказал я. – Ты перетрудился. У тебя...
– Нет, – перебил меня Хейворд. – Я не теряю хватки. Эти мои мистические рассказы... они не свели меня с ума, если это то, о чём вы думаете. Я такой же нормальный, как и вы. Правда в том, – проговорил он очень медленно, осторожно подбирая слова, – что на меня охотятся.
Я внутренне застонал. Бред преследования – признак безумия. Действительно ли Хейворд повредился умом? Почему, задавался я вопросом, его глаза были настолько неестественно яркими, а худое лицо так покраснело? И почему он продолжал украдкой бросать быстрые взгляды на окно?
Я тоже повернулся туда. Я начал что-то говорить и замер на полуслове.
Я увидел виноградную лозу. То есть, нечто, больше всего напоминающее толстую лозу, но я никогда не видел ни одного похожего на верёвку растения, подобного тому, что разлеглось на откосе за стеклом. Я открыл окно, чтобы лучше рассмотреть лозу.
ОНА БЫЛА такой же толщины, как и моё предплечье, и очень бледно-жёлтая, как слоновая кость. Растение обладало странной блестящей текстурой, которая делала его полупрозрачным, и оно заканчивалось грубым пнём, который оброс жёсткими волосками, похожими на реснички. Кончик лозы почему-то заставил меня подумать о хоботе слона, хотя никакого сходства не имелось. Другой её конец свисал с окна и скрывался в темноте у лицевой стороны дома. И почему-то мне не понравилась эта картина.
– Что это такое? – спросил Мейсон, вставший за моей спиной.
Я поднял... это... чем бы оно ни было. Затем я испытал сильный шок, потому что растение стало проскальзывать сквозь мою руку! Его словно тянули прочь от меня, и пока я смотрел в недоумении, кончик лозы проскользнул сквозь мои пальцы и юркнул в темноту. Я поспешил высунуться в окно.
– Там кто-то снаружи! – крикнул я через плечо. – Я видел...
Затем я почувствовал, как чья-то рука схватила меня и оттащила в сторону.
– Закрой окно, – выдохнул Хейворд. Он захлопнул его сам и щёлкнул шпингалетом. А я услышал задыхающийся нечленораздельный крик Мейсона.
Он стоял в открытом дверном проёме, глядя наружу. Его лицо менялось, приобретая выражение изумления и отвращения.
Снаружи двери раздался пронзительный, мяукающий крик, а затем – сильный порыв ветра. Песок закружился возле порога. Я увидел, как Мейсон отшатнулся, выставив руку перед своими глазами.
Хейворд прыгнул к двери и закрыл её. Я помог дрожащему теперь Мейсону сесть в кресло. Было ужасно видеть, как этот обычно невозмутимый человек находится в тисках того, что можно было бы назвать паникой. Он опустился на сиденье, глядя на меня опухшими глазами. Я дал ему свою фляжку с виски; побелевшими пальцами он схватил её и сделал торопливый глоток. Его дыхание было быстрым и неровным.
Хейворд подошел ко мне и встал, глядя на Мейсона с выражением жалости на своём лице.
– Что за чертовщина тут происходит? – воскликнул я. Но Мейсон проигнорировал меня, его глаза смотрели только на Хейворда.
– Бог на небесах, – прошептал он. – Разве я сошёл с ума, Хейворд?
Хейворд медленно покачал головой.
– Я тоже их видел.
– Билл, – резко сказал я. – Что там? Что ты видел?
Мейсон только резко покачал головой, пытаясь подавить сильные приступы дрожи, от которых его всего трясло.
Я развернулся, подошёл к двери и открыл её. Не знаю, кого я ожидал увидеть – какое-нибудь животное, может быть, горного льва или даже огромную змею. Но там никого не было – всего лишь пустынный белый пляж.
Правда, поблизости имелся участок потревоженного песка в форме круга, но с этим я ничего не мог поделать. Я слышал, как Хейворд кричал на меня, требуя закрыть дверь.
Я закрыл.
– Там ничего нет, – сказал я.
– Оно, должно быть, ушло, – выдавил из себя Мейсон. – Не дашь мне ещё выпить?
Я вручил ему свою фляжку.
Хейворд суетился возле своего стола.
– Послушайте, – сказал он через мгновение, вернувшись с клочком жёлтой бумаги. Он сунул его Мейсону, и Билл выдохнул что-то бессвязное.
– Это оно, – сказал он, совладав с голосом. – Это то, что я видел!
Я посмотрел через его плечо, внимательно изучая бумажку. Это был карандашный набросок чего-то, что выглядело так, словно оно появилось из кошмара натуралиста. На первый взгляд у меня сложилось впечатление, что это шар, странно сплющенный сверху и снизу, покрытый тем, что мне сначала показалось редко растущими, очень длинными и толстыми волосами. Затем я увидел, что это придатки, тонкие щупальца. На складчатой верхней поверхности этого существа располагался большой фасеточный глаз, а под ним – сморщенное отверстие, которое, вероятно, служило ртом. Хейворд не был художником, но в спешке сделанный им набросок, тем не менее, был очень впечатляющим и отвратительным.
– Это – то самое существо, – сказал Мейсон. – Убери его! Оно всё сияло. И оно издавало тот... тот звук.
– Куда оно ушло? – спросил Хейворд.
– Я... не знаю. Оно не укатилось... и не ушло в океан. В этом я уверен. Всё, что я слышал, было тем порывом ветра, и песок бросило мне в глаза. Тогда... ну, оно исчезло.
Я ПОЁЖИЛСЯ.
– Холодно, – сказал Хейворд, наблюдая за мной. – Когда они приходят, становится холодно.
Молча он стал разжигать камин.
– Но таких тварей не может существовать! – воскликнул Мейсон в неожиданном протесте. Затем в тоне отчаяния: – Но я видел его, я видел его!
– Возьми себя в руки, Билл, – огрызнулся я.
– Мне наплевать на то, что ты думаешь, Джин, – воскликнул он. – Я видел там что-то такое... ну, я всегда смеялся над такими вещами – легендами, снами... но, Боже! когда видишь это... ох, я не пытаюсь обмануть тебя, Джин. Вероятно, вскоре ты сам увидишь это существо.
Он закончил говорить со странной нотой ужаса в голосе.
Я понял, что он не лжёт. Тем не менее задал Мейсону вопрос:
– Ты уверен, что это был не мираж? Водяная пыль, возможно, оптическая иллюзия?
Вмешался Хейворд:
– Нет, Джин. – Он стоял лицом к нам, его губы угрюмо скривились. – Это не иллюзия. Это суровая, отвратительная правда. Даже сейчас я иногда пытаюсь заставить себя поверить, что мне снится какой-то фантастический, невероятный кошмар, от которого я, в конце концов, проснусь. Но нет. Я... я не мог это выносить дальше... в одиночестве. Эти твари находятся здесь уже два дня. Их несколько – пять или шесть, возможно, больше. Вот почему я отправил вам телеграмму.
– Пять или шесть кого? – требовательно спросил я, но Мейсон быстро прервал меня.
– Разве мы не можем выйти? Моя машина чуть дальше по дороге.
– Думаешь, я не пробовал? – воскликнул Хейворд. – Боюсь, что нет. У меня тоже есть машина. На самом деле, я приехал в Санта-Барбару прошлой ночью. Думал, что смогу уйти под покровом темноты. Но шумы – те звуки, которые они издают, становились всё громче и громче, и у меня возникло ощущение, что они собираются напасть на меня. Я заметил одного человека и заплатил ему, чтобы он отправил вам телеграмму.
– Но что они такое? – выпалил Мейсон. – У тебя нет никаких идей на этот счёт? Такие существа просто так не появляются. Некоторая гибридная форма жизни из моря, возможно... какая-то неизвестная форма жизни...
Хейворд кивнул.
– Точно. Неизвестная форма жизни. Но совершенно чуждая, незнакомая человечеству. Не из моря, Билл, не из моря. Из другого измерения – ещё одной плоскости существования.
Это было слишком для меня.
– Да брось, Хейворд, – сказал я. – Какие ещё другие измерения? Это против всякой логики.
– Ты не видел его, – сказал Мейсон, глядя на меня. – Если бы ты, подобно мне, увидел ту ужасную, грязную тварь...
– Слушайте, – резко прервал нас Хейворд. – Я... я не должен был втягивать вас в это. Видя, что произошло с Биллом, я понял, что вы всё ещё свободны, знаете ли. Возможно, было бы лучше...
Я тряхнул головой. Я не собирался бежать от крика в ночи, лозы странного вида и оптической иллюзии. Кроме того, я знал, сколько усилий стоило Хейворду поделиться с нами своими проблемами. Но прежде, чем я успел заговорить, снаружи дома раздался странный, пронзительный крик. Хейворд быстро посмотрел в окно. Затем опустил шторы. Его лицо было серьёзным.
– Я передумал, – сказал он. – Вы не должны покидать дом сегодня вечером. Завтра, может быть...
Он повернулся к своему столу, взял маленькую коробочку. Ничего не говоря, он бросил несколько круглых чёрных пилюль в ладонь и протянул нам.
Я взял одну пилюлю и с любопытством понюхал. Я почувствовал странное щекотание в ноздрях и внезапно, безо всякой видимой причины, вспомнил один случай из детства, давно забытый, – ничего важного, просто тайное посещение яблоневого сада с двумя молодыми приятелями. Мы наполнили яблоками два джутовых мешка...